– Для неё?
– Для подполковника Грин, сэр.
– Хорошо. Хорошо, Блад, я обещаю. – Ортиз медленно, не делая резких движений, протянул ладонь, чтобы скрепить договор рукопожатием.
Винтерсблад опустил револьвер, пожал председателю руку.
– А с этим что делать? – полковник кивнул на гэбэшника.
Не успел Ортиз ответить, как тот ловко вывернулся из рук Медины, ударив его под дых, и выхватил пистолет. Винтерсблад среагировал мгновенно, раздался выстрел, и начальник госбезопасности повалился на пол, так и не успев воспользоваться своим оружием.
– Прямо промеж глаз, Блад, чёрт тебя дери! – спустя секундную передышку взвился председатель. – Не мог просто выбить у него пистолет? Кого теперь будем допрашивать? Или ты знаешь, кто стоит за этим заговором?
– Вы думаете, он бы что-то вам рассказал? – спокойно отозвался Винтерсблад, убирая револьвер в кобуру.
– Господа! – с лёгкой паникой в голосе окликнул их Гест, единственный из присутствующих в гондоле управления, кто продолжал выполнять свои прямые обязанности и наблюдал за разворачивающимся боем. – Господа, кажется, у нас проблемы.
На исходе третьего часа сражения силы Распада были практически разбиты. В какой-то момент «Крысиное гнездо» попытался вмешаться в бой, но вновь вернулся в тыл, когда упал «Пряный дым» – цеппелин, на котором был распадский генерал. Ортиз остекленевшим взглядом наблюдал, как дирижабли Бресии и Тобриулы уничтожают его армию.
– Господин председатель, мы должны вернуться, – обратился к нему Винтерсблад. – Бой проигран. Они прорвут линию обороны и захватят нас, сэр.
– Куда вернуться, Блад? – обречённо спросил Ортиз. – Считай, Распад уничтожен. Меня найдут, это вопрос времени. Не лучше ли погибнуть в бою, как настоящим мужчинам?
– Пока вы живы, сэр, – робко вмешался стоящий за штурвалом Медина, – у ваших людей будет надежда.
– У тех немногих, которые переживут этот бой и дальнейшие зачистки?
– Простите, сэр, но разве они, их вера и их верность не стоят того, чтобы бороться до конца?
Ортиз оторвался от боя, перевёл взгляд на пилота.
– Вы слишком молоды, подполковник. Когда… если станете старше, поймёте: не всегда стоит идти до самого конца. Иногда лучше вовремя остановиться.
– И вы говорите это сейчас, – раздражённо вставил Винтерсблад, – после почти двадцати лет войны? Решили остановиться после того, как сотни ваших людей отдали сегодня жизни? Отличный момент, сэр! Пустить их на пушечное мясо и остановиться! Ради чего тогда это всё? Почему не остановились вчера, неделю, месяц назад, когда они были ещё живы?
– Не повышайте на меня голос, Блад. Разве вас надежда не оставляла?
– Оставляла, сэр. Но вы не имеете право на такую роскошь! От вас слишком многое зависит.
– И что я могу сделать, Блад? Пуститься в бега и слать вдохновляющие записки из подполья? Тайная полиция разберёт Распад по кирпичу, чтобы найти меня. И найдёт! Казнь на главной площади Сотлистона, по вашему, лучше смерти в бою?
– Господа, – окликнул их Медина, – на нас идёт «Слепой кочевник».
– По чью душу, как думаете? – едко осведомился Ортиз у Винтерсблада.
– Мы недалеко от Броадора, сэр, – подумав минуту, сказал полковник. – На его территории тайной полиции будет очень непросто найти вас. Подполковник Медина отличный пилот, вы это знаете. Он запросто долетит туда на планере и посадит его в Броадорских горах.
Медина удивлённо оглянулся на Винтерсблада.
– А мы с майором Гестом прикроем вас.
Ортиз посмотрел на преисполненного надеждой Медину, перевёл взгляд на вдохновлённого Геста, затем на штурмана и связиста, в чьих глазах читалась молчаливая мольба.
– Готовьте планер, подполковник, – кивнул он пилоту.
Винтерсблад придержал за локоть уже собиравшегося сесть в планер Медину.
– Найди в Броадоре офицера Асмунда. Его знают как капитана «Мерзкой детки», бывшего тобриульского дирижабля. Скажи, что от меня. Он поможет.
– Я вернусь, Блад.
– Не вздумай. Это приказ.
Медина улыбнулся.
– Последние пару лет я постоянно наблюдал, как один мой сослуживец игнорировал приказы. Глядишь, чему-нибудь да научился! – и он, хлопнув Винтерсблада по плечу, сел в планер.
– Понятия не имею, о ком ты! – хмыкнул ему вслед полковник.
***
– Подполковник Грин, примите управление! – скомандовал Аддерли, полоснув меня ледяным взглядом.
– Есть принять управление! – протискиваюсь между ним и штурвалом.
Мы настигаем «Крысиное гнездо».
– Я знаю, на что ты способна, Грин, – шепчет он мне на ухо с едва различимой угрозой в голосе, – если от кого-то они и не смогут уйти, так это от тебя. И я замечу, если ты вдруг попробуешь дать им фору.
Аддерли отходит, и я с трудом подавляю желание стереть тепло его дыхания со своей скулы. Посмотрим, заметишь ли! Подполковник Медина – отличный пилот. Однажды он уже обставил меня, возможно, окажется лучше и на этот раз. Я принимаю управление без страха: я практически уверена, что они уйдут от нас. Но распадский цеппелин ведёт себя странно. Его движения напоминают мне известную птичью хитрость, когда птаха притворяется раненой, уводя человека от своего гнезда. Вот и дредноут словно не уходит от погони, а отвлекает от чего-то более важного, загораживая нам обзор. У них на борту должно быть не меньше четырёх планеров. Позади них – Броадор. Либо «Крысиное гнездо» прикрывает отступление планеров, либо у него какая-то серьёзная поломка. Оглядываюсь на Аддерли и вторых пилотов. Кажется, никто больше не замечает этих странностей. И я молчу об этом, отчаянно надеясь, что им всё-таки удастся от нас увернуться, или к моменту абордажа Винтерсблада на борту уже не будет. Расстояние между нашими дирижаблями стремительно сокращается.
– Огонь не открывать, – командует Аддерли, – нам нужен их цеппелин. Заходите на абордаж, подполковник Грин.
Теперь понятно, почему он поставил за штурвал меня. «Крысиное гнездо» наверняка будет отстреливаться, и в этом их преимущество. Аддерли не столь ловок, чтобы зайти к их бортовому люку для абордажа и не схлопотать пару-тройку снарядов почти в упор.
Распадский дредноут делает предсказуемый и довольно неуклюжий манёвр, чтобы открыть по нам огонь, и это уже не похоже на птичьи трюки. Остаётся одно из двух: либо у них поломка, либо за штурвалом не Медина. Второе более вероятно. Хорошего пилота всегда можно узнать по почерку, и то, что выделывал сейчас «Крысиное гнездо», совсем не походило на изящные, дерзкие и неожиданные манёвры, характерные для его капитана. Если за штурвалом другой пилот, я не смогу упустить их незаметно для Джеймса.
Грохочут первые пушечные залпы. Я ухожу от прямого обстрела, нас цепляет по касательной, но снаряд лишь портит внешнюю обшивку. Ну же, пока я маневрирую, у вас есть шанс оторваться! Но пилот вражеского дирижабля, кто бы он ни был, напрасно теряет драгоценные секунды.
– Заходи на абордаж! – командует Аддерли, но я пытаюсь дать им ещё немного времени: закладываю совершенно ненужную петлю и случайно подставляю наш хвост под одно из их орудий.
В этот раз на «Гнезде» не зевают и поддают снарядом под зад «Слепому кочевнику». Резкий толчок валит меня с ног, и, падая, я будто нечаянно крутанула штурвал в обратную сторону. «Кочевник» развернулся на месте и замер в невозможном для абордажа положении. Кажется, взрыв повредил наши стабилизаторы, и теперь подойти к бортовому люку противника будет ещё сложнее.
– Грин, что ты творишь?! – вопит Аддерли совершенно несвойственным для него голосом. – Угробить нас решила?! – он едва ли не за шиворот оттаскивает меня от штурвала. – Принимаю управление, подполковник Грин! – рычит он.
По внутренней связи докладывают о пожаре в хвосте. Прежде чем отдать необходимые команды, Джеймс бросает на меня взбешённый взгляд: я должна чувствовать себя виноватой. Только никакое другое чувство в мою грудь уже не помещается: я переполнена исступлённой надеждой на то, что Винтерсблад успел покинуть дредноут. Но мой разум почему-то отказывается в это верить и лихорадочно продумывает план побега, если полковника возьмут живым. Всё ещё возможно, пока мы не пришвартовались в Сотлистоне.
После двух неудачных попыток зайти в удобное для абордажа положение, Аддерли разражается злой бранью и уводит «Кочевника» влево, тем самым подставляя наш бок под обстрел. Иначе не получается: ему мешают сильные порывы попутного ветра и вышедшие из строя стабилизаторы. Придётся сделать крюк, чтобы подцепить «Гнездо» «когтями».
Взрыв – и резкий толчок: в нас опять попали и, кажется, пробили один из баллонов с тридием. Но ударная волна, выбив стёкла по левому борту, развернула наш цеппелин в нужное положение.
– Выпустить «когти», три залпа! – командует Аддерли, пользуясь моментом. – Подтягивай!
«Крысиное гнездо» и «Слепой кочевник» одинаковы по своей конструкции, и, когда они соприкасаются боками, стянутыми абордажными тросами, я вижу, что происходит в их гондоле управления. За штурвалом – невысокий пилот с несуразными ушами, позади него – штурман и связист. Они не замечают меня, не обращают внимания, занятые каждый своим делом, а я не могу отвести от них глаз.
Приглушённые звуки выстрелов. Запах гари, долетевший до нас из хвоста. Холодный ветер на высоте шестнадцати тысяч футов…
Не знаю, сколько прошло времени: пара минут или целая вечность. В какой-то момент пилот «Крысиного гнезда» оборачивается в мою сторону, и наши взгляды встречаются. Обычный человек: неказистый, уставший, испуганный. Мы оба родились в одной стране. Оба служили ей. И не хотели никого убивать. Почему мы вдруг оказались врагами, – два незнакомых человека, которых связывает лишь общая страна и профессия?
Дверь в гондолу управления «Крысиного гнезда» слетает с петель под натиском наших пехотинцев, и мгновением позже на стекле, против которого стоял пилот, расцветает алая клякса.
В гондолу управления «Слепого кочевника» вошёл командир воздушной пехоты.
– Господин подполковник, разрешите доложить! – обратился он к Аддерли.
– Разрешаю, докладывайте.
– Вражеский цеппелин «Крысиное гнездо» взят, сэр, председателя совета на борту не обнаружено, начальник госбезопасности был мёртв ещё до нас, сэр. Из тех, кого приказано взять живыми, только Винтерсблад, сэр.
– Живой? – уточнил Аддерли.
– Так точно, сэр, живой и здоровый, заперт в клетке на нижней палубе «Крысиного гнезда». Мои ребята присмотрят за ним, сэр.
– Ну хоть что-то, – досадливо поморщился Аддерли. – Майор, лейтенант, примите управление захваченным цеппелином! – обратился он ко вторым пилотам, словно не замечая умоляющий взгляд Скади. – А ты думала, я позволю тебе оказаться на одном с ним дирижабле? – ядовито спросил он, когда второй состав покинул гондолу управления.
– Джеймс, прошу тебя! – прошептала Скади.
– Самое время наконец определиться, кто тебе важнее: он или император.
– Его побег никак не повлияет на благополучие императора! Распад пал, Джеймс.
– Вот как? А вдруг повлияет на моё благополучие? Я не пойду на это, Грин. Даже ради тебя. Тем более – для него. Ты разочаровала меня, Скади. Столько лет я восхищался тобой, любил тебя, – в его голосе отчётливо сквозила злая горечь, – а ты лгала мне. Более того, ты нарушила присягу императору ради какого-то оборванца, Скади! Это низко. И недостойно звания офицера. Я передам его императору, исполню свой долг. Сделаю то, что не смогла сделать ты. И пусть император решает его судьбу. – Аддерли отвернулся от Скади, злорадно усмехнулся себе под нос. – Хотя что-то мне подсказывает, что он давно уже всё решил.
Скади с минуту стояла, сверля взглядом точёный профиль Аддерли. Её лицо застыло, словно маска, и лишь в аквамариновых глазах вспыхнула безысходная ярость. Связист передал, что на «Гнезде» приняли управление.
– Рубите абордажные тросы! – скомандовал Аддерли по внутренней связи и краем глаза увидел, как Скади потянулась к револьверу на поясе.
Среагировал он быстро: наотмашь, с разворота, ударил её по лицу тыльной стороной ладони так сильно, что она не удержалась на ногах.
– Отставить! – гаркнул на штурмана Аттвуда, ринувшегося было к Грин. – Без вас разберёмся! – Он присел над Скади, схватил её за воротник и рывком приподнял к своему лицу. – Только попробуй, тварь, угрожать мне, – прошептал он ей на ухо, – и я сдам тебя вместе с ним! Как предателя! – Аддерли вытащил из кобуры револьвер Скади и раздражённо оттолкнул её от себя.
***
Утром следующего дня Эдвин Шерман, по своему обыкновению, вошёл в кабинет, чтобы в тишине насладиться утренним кофе. Он уже знал о вчерашнем разгроме Распада; и то, что всё вдруг пошло не по его плану, огорчило президента, но из колеи не выбило: его гибкий ум тут же начал разрабатывать новый план. Он знал, что оккупационные войска Бресии вошли в Распад, но известия о том, что на рассвете они подошли к границе Траолии, до него ещё не долетели.
За креслом президента, как обычно, стоял высокий седовласый псарь с кожаной повязкой, скрывавшей отсутствие левого глаза. На сворке – четыре добермана, и тут Шерман удивился: это были совсем молодые псы, не те старички, его любимчики, которые обычно всюду сопровождали президента.
– Почему другие собаки? – резко спросил он псаря. – Те здоровы?
– Здоровы, господин президент, – невозмутимо ответил псарь.
– Тогда почему без моего распоряжения вы притащили других собак?
– Потому что мы – императорские псари, – псарь выделил интонацией «императорские», и принялся неспеша отстёгивать сворку от собачьих ошейников, – ими были, ими и остались. Хоть господин президент и думает, что мы понимаем не больше его доберманов. Или так же ему верны. – Щёлкнул карабин на последнем ошейнике. – Ату его! – негромко скомандовал псарь, и четыре собаки, блестящие, гладкие, словно мурены, бросились на Шермана.
Президент не успел даже закричать, – лишь попытался заслониться рукой от белоснежных клыков, прежде чем они сомкнулись на его шее, лишив голоса. Кажется, он так до конца и не понял, что произошло. Умер раньше, чем осознал, что его большая любовь и гордость, его собаки, стали оружием против него же.
Доберманы работают парами: один хватает свою жертву за горло, другой рвёт живот. От двоих не убежать. От четырёх не спастись и подавно.
Пару минут псарь невозмутимо наблюдал, как собаки раздирают уже мёртвого президента, разбрызгивая его кровь по дорогому ковру, старинным креслам на изогнутых ножках и золочёным безделушкам, расставленным тут и там.
– Хватит, – наконец сказал он. – Как же всё-таки хрупок человек, правда, Профос? – опустил глаза на добермана у своих ног, с упоением грызущего оторванный от президента протез. – За мной! – скомандовал, оставив собак вольно, без сворки. Профос с неохотой отложил свою добычу и поплёлся за псарём.
– Можешь взять себе, – обронил тот, указывая на протез, – ему уже не понадобится, – и, переступив через окровавленные ошмётки, когда-то бывшие Шерманом, и вместе с доберманами покинул кабинет.
Именно в тот момент разнеслась новость о вторжении имперских войск в Траолию, и вся резиденция, ещё не знавшая о смерти президента, встала с ног на голову. Спокойным оставался лишь главный псарь, неспеша покидавший резиденцию сквозь тишину цветущего малого сада. Благоухали розы, щебетали птицы, и лишь зажатая в пасти Профоса искусственная нога скрежетала по белым камням дорожки, нарушая умиротворение ясного утра.
***
Скади вздрогнула и открыла глаза, не сразу сообразив, где находится. Небольшая полукруглая комната с несколькими стульями по одной из стен. Окно, выход в коридор и массивные двустворчатые двери под самый потолок: приёмная императора, в которой Скади сидит в ожидании аудиенции уже больше суток, с того момента, как они с «Крысиным гнездом» пришвартовались в Сотлистоне. Видимо, сама не заметила, как задремала.
Императора она не видела, и в кабинете его не было, но в аудиенции ей не отказали, что уже обнадёживало. Её проводили в приёмную и велели ждать. И она ждала, вновь и вновь мысленно составляя речь. Спустя несколько часов ожидания процесс подбора слов стал напоминать вдевание толстой шерстяной нитки с растрёпанным концом в узкое игольное ушко. Речь не составлялась. Голова тяжелела. Мысли еле ворочались. Ноющая под рёбрами безысходность завладевала всем её существом. В коридоре послышались шаги, и в приёмной появился Барратт.
– Грин? – удивился он. – Вы чего здесь?
– Жду императора, – осипшим голосом ответила Скади.
– У вас всё в порядке? – Барратт пристально вгляделся в её посеревшее лицо, и ответа не потребовалось. – Я только что от его императорского величества. Кажется, он пока свободен. Позвольте проводить вас и поинтересоваться, – может быть, примет?
Скади лишь благодарно кивнула, не в силах даже улыбнуться. Барратт достал из кармана платок и протянул ей, указав на свой уголок рта. Аддерли разбил ей губу, а кровь она так и не стёрла – забыла. Теперь та засохла чёрной коркой, придётся отмачивать.
– По пути будет уборная, – мягко намекнул Барратт.
Скади вошла в малый кабинет императора, в котором он обычно не принимал, а работал в уединении. Верхний свет был погашен, и лишь на рабочем столе, заваленном бумагами и картами, горела настольная лампа, мягко подсвечивая суровое лицо императора.
– Садитесь, подполковник Грин, – пригласил он, – я как раз хотел поговорить с вами. Но мне сказали, что вы ждёте аудиенции уже больше суток, поэтому сначала выслушаю вас.
Скади присела на краешек жёсткого стула подле императорского стола, и все заготовленные слова мигом вылетели из её уставшей головы.
– Итак, что вы хотели? – Густой, низкий голос императора звучал непривычно мягко.
Он тоже устал, наверняка третьи сутки не спал, как и они все, но это была приятная усталость победителя, которому предстоит ещё много дел, и их благополучный исход понятен уже сейчас. Поэтому император был доволен и даже благосклонен.
– Ваше величество, – начала Скади, – я пришла просить вас о помиловании офицера. О сохранении ему жизни. Под мою ответственность.
– Аддерли? – вскинул на неё глаза император, очень удивив Грин таким предположением.
С чего бы Джеймс нуждался в помиловании?
– Нет, ваше величество. Полковника Винтерсблада.
– Хм-м-м, – удивлённо протянул император. – Это очень странно: вы, имперский офицер с безупречной репутацией, просите за врага?
– Это личная просьба.
– То есть лично вам он не враг?
– Нет, ваше величество.
– Почему? Мне интересна причина, по которой ОНАРский полковник перестал быть врагом моему офицеру.
Пронзительный, требовательный взгляд императора, казалось, вот-вот прожжёт Скади насквозь. Она смутилась, пытаясь придумать ответ, но глаз не опустила.
– Я задал вам вопрос, сэр, – поторопил её император из полумрака на границе освещённого настольной лампой круга, – и жду ответа.
– Потому что я люблю его, ваше величество, – сдалась Грин.
Повисла пауза, ещё более душная, чем предыдущая.
– Больше своей страны? – с опасной вкрадчивой мягкостью, которая бывает перед вспышкой гнева, осведомился император.
– У нас одна страна, ваше величество. – Голос подвёл Скади, и слова прозвучали едва слышно, но твёрдо, словно тяжёлый том «Военной истории» упал в мягкую перину.
Император молчал, сверля Скади взглядом. Меж его бровей залегла тень: не то от гнева, не то от напряжённых размышлений.
– Верно, – наконец сказал он, – сейчас с этим уже не поспоришь. – Из голоса исчезли опасные вкрадчивые нотки. – Когда только и успели! – хмыкнул он себе под нос, оглаживая аккуратную бородку. – Давайте так, подполковник: вы в ближайшие три дня уничтожите очаги возможного сопротивления в Распаде, – император развернул на столе одну из карт, ткнул пальцем в обведённые красным карандашом точки, – здесь, здесь и здесь. А после я позволю вам просить, что захотите. И любить кого угодно. Три вылета. Три аккуратных бомбёжки, чтобы не пришлось после вас никого ловить и добивать. Чем лучше работа, тем выше награда. Согласны?
– Так точно, ваше величество! – отчеканила Скади, вскочив со стула.
Она никак не могла поверить, что всё обошлось настолько легко. Воистину, император великий и милостивый человек!
– Вылет завтра на рассвете. Необходимые бумаги получите у генерала Барратта. И выспитесь, Грин, вы уже на человека не похожи.
***
Среди ночи Скади разбудил какой-то грохот. Опустошённая, уставшая за эти дни до полусмерти, она заснула настолько крепко, что, вскочив с кровати, не сразу смогла вынырнуть из толщи сна. Ей понадобились несколько секунд, чтобы разлепить глаза, а потом сообразить, что странный грохот – это стук в дверь. Грин бросила взгляд на освещённый лунным светом циферблат: четыре утра. Кого в такой час могла принести нелёгкая?
На пороге стояли двое в длинных чёрных плащах с серебряными пуговицами, без знаков различия. Высокий, статный старик держал на сворке двух доберманов, застывших у его ног; второй, пониже ростом и лет на двадцать моложе, с плетью за поясом, стоял рядом.
– Подполковник Грин? – спросил первый, с кожаной повязкой, скрывающей левый глаз (или его отсутствие). Его голос был тих и мягок, но обладал каким-то парализующим, подчиняющим волю действием: перечить ему не хотелось.
– Так точно, – ответила Скади, переводя недоумевающий взгляд с одного гостя на другого.
– Император хочет, чтобы вы прошли с нами.
Воцарилась тревожная тишина. Этот визит явно не к добру, но и сопротивляться, если эти люди на самом деле посланы его величеством, опасно.
– Не беспокойтесь, – взгляд единственного глаза седовласого пришпилил Грин к крыльцу, словно булавка – живую ещё бабочку, – это не отнимет у вас много времени.
– Позвольте мне переодеться, – тон её больше походил на вопрос, а не на просьбу.
– Разумеется. – Старик качнулся в едва заметном учтивом поклоне. – Мы подождём вас здесь.
Когда Скади спустилась с крыльца, мужчина с доберманами занял место подле неё, а тот, что помоложе, последовал за ними на незначительном расстоянии. «Словно на расстрел повели» – мелькнуло в голове, и будто изморозью передёрнуло по плечам.
– Куда мы идём? – поинтересовалась она, но её спутник промолчал, будто не услышал. Лишь уголок гордого рта дрогнул в снисходительной полуулыбке. «Породистый, как и его доберманы, – подумала Грин, бросив взгляд на красивый профиль псаря, – и такой же непредсказуемо опасный».
Путь занял не более четверти часа. Недавно прошёл дождь, и воздух ночных улиц полнился прохладной свежестью. Скади и тот, что с плёткой, оскальзывались на мокрых камнях мостовой, доберманы тоже, но седовласый шёл размеренно и ровно. Даже не шёл, а словно плыл по воздуху, и у Скади волосы на затылке шевелились от непонятного мистического ужаса перед ним. Она сообразила, где они находятся, только когда псарь остановился у дома Аддерли. Второй сопровождающий громко постучал кулаком в дверь и отступил в сторону. Глухой звук разлетелся в тишине ночной улицы, словно далёкие выстрелы.
– Император хочет, чтобы вы понимали: ему известно о каждом предателе, – бархатным голосом обратился к ней седовласый, – и он пожелал, чтобы вы увидели, что происходит с теми, о чьей неверности не следует знать больше никому. Во благо страны. И её народа. – Он отстегнул собак от сворки.
Дверь отворилась, на пороге появился заспанный, встревоженный Джеймс в небрежно подхваченном поясом длинном халате, из-под которого виднелись пижамные брюки. Аддерли поёжился от ночной прохлады, поглубже запахивая на груди полы халата.
– Грин? – удивился он. – Что ты тут делаешь? А это ещё кто? – Он перевёл взгляд на псаря.
На него же посмотрела и Скади, всё ещё не догадываясь, зачем они здесь.
– Ату его, – мягко обронил тот, единственным своим глазом глядя в лицо Аддерли.
Доберманы сгустками тьмы метнулись вперёд, опрокинули Аддерли в коридор. Он не успел даже закричать, лишь слабо ахнул, а следом раздался хруст, треск рвущейся ткани и булькающий хрип. Скади дёрнулась, хотела отвернуться, не смотреть, не видеть того, что происходило на пороге дома Аддерли, с самим Аддерли – тем, что только что им было, но псарь железной хваткой держал её за плечи.
– Смотрите. Смотрите, подполковник Грин! Так заканчивают те, кто предал своего императора.
Волна тёплой вони нахлынула на Скади, вывернула её пустой желудок, но это нисколько не смутило псаря, он лишь легонько встряхнул её:
– Смотрите, ваше высокоблагородие! И запоминайте.
Когда Скади, дрожащая и насквозь мокрая от холодного пота, добралась до дома, уже светало. Случившееся походило на ночной кошмар, но проснуться от него она не могла, как ни старалась. То, что Аддерли предатель, в голове не укладывалось. Не укладывалось и то, какую казнь выбрал для него император. Он сомневается и в верности Скади, раз решил показать ей такое. Намекнуть, какие перспективы ждут её в случае неповиновения. Хотя она никогда бы не стала действовать вопреки императорским приказам. Но сейчас Скади вдруг стало страшно им следовать: тот седой мужчина, псарь, он тоже выполнял приказы его величества. Уж не эти ли приказы превратили его в равнодушного, безжалостного, как древнее божество, палача? А ведь она сейчас встанет за штурвал дирижабля и тоже отправится убивать по воле императора. Это будет не так страшно, как сегодняшней ночью, но не потому ли, что сама она будет далеко от умирающих, не услышит их криков, не увидит обезумевших, полных ужаса глаз? Но не сделай она этого, ей больше никогда не увидеть других глаз: серых, внимательных, насмешливых…
Скади тяжело поднялась со стула и поковыляла в ванную. Скоро вылет. Все они, так или иначе, псы императора. Беспощадные исполнители его воли, как те доберманы.
***
Три дня. Три вылета. Три возвращения. Три бомбардировки. Другой дирижабль, другая команда. Всё словно в каком-то тумане, будто не со мной, будто не на самом деле. Постоянно называю штурмана Юмансом, хотя это не он. Никак не могу запомнить фамилию нового. «Звёздный пастух», ставший мне почти домом, тоже летает на какие-то свои задания, уже без меня. На него назначен новый капитан. Говорят, что временно, но предчувствую, что я на его борт уже не вернусь. Вроде бы и нет причин для дурных предчувствий, но… Сейчас мой мир сжался до этих трёх дней и до дня четвёртого, решающего. Дня, на который назначена вторая аудиенция у императора.
И вот этот момент настаёт: я вхожу в императорский кабинет, и его величество, как мне кажется, встречает меня благосклонно.
– Я ознакомился с рапортами, подполковник Грин, вы блестяще выполнили задание, – начинает он многообещающим тоном. – Я не ошибся в вас, сэр.
– Благодарю, – едва выдавливаю я.
Похвала из уст самого императора – об этом только мечтать! Но сейчас мне до неё дела нет, мои мысли заняты другим вопросом. Выжидательно смотрю на императора. Он держит паузу, словно хочет пощекотать мне нервы.
– Что ж, – произносит наконец, – слушаю вас.
– Ваше величество, я прошу сохранить жизнь пленному полковнику Винтерсбладу. Готова отвечать за него головой. – Голос непослушный, виляет от хриплого шёпота до фальцета, и я не могу с ним справиться.
Император молчит. Жёлтый свет от лампы на его столе пульсирует перед глазами в такт моему сердцу, которое бьётся уже где-то в голове, а снизу, в горле, его подпирает желудок. То ли из-за мягкости ковра в кабинете, то ли ещё почему, ноги не чувствуют под собой пола. Где-то на окраине сознания мелькает желание упасть в обморок, лишь бы избавиться от этого мучительного, выворачивающего наружу нервы, ожидания.
– Нет, – наконец произносит император.
Первые несколько секунд мне кажется, что это не ответ, а выстрел в упор. Я даже растерянно ощупываю свой китель, но нигде не нахожу крови. И тут до меня доходит смысл его короткого ответа. Весь кабинет резко дёргается, словно тронувшийся вагон, и я дёргаюсь вслед за ним, чтобы удержать равновесие, хватаю ртом неожиданно иссякший воздух. Нет, что-то тут не так, так быть не должно!
– Но вы же обещали мне, ваше величество! – говорит кто-то за меня чужим металлическим голосом.
– Я обещал, что позволю вам просить, что захотите. И любить кого угодно. Первое я разрешил. А второго и не запрещал. Но, поскольку с заданием вы справились отлично, я не могу не вознаградить вас. Я распоряжусь не подвергать полковника Винтерсблада допросам с пристрастием. И в порядке исключения позволю вам попрощаться. Завтра, в четыре часа после полудня, вас устроит? Тогда приходите во второй корпус тайной полиции, вас проводят в его камеру.
Не видя перед собой дороги, на деревянных ногах Скади вышла из императорской резиденции и рухнула на ближайшую уличную скамью. Внутри стояла такая большая и страшная тишина, что казалось, ещё чуть-чуть – и она вырвется и поглотит весь мир. Не было ни отчаяния, ни боли, ни слёз. Только непроницаемая, докрасна раскалённая тишина.
Кто-то потряс Грин за плечо, – судя по силе и настойчивости, уже не в первый раз. Она моргнула, пытаясь сфокусироваться на стоящей перед ней невысокой фигурке.
– Закурить, спрашиваю, не найдётся ли, дорогуша? – как к глухой, обратилась к ней деловитая пожилая женщина.
Разлепив пересохшие губы, Скади пробормотала что-то неразборчивое, отрицательно помотав головой.
– А зря! – Старушка плюхнула на лавку свой объёмистый ридикюль, уселась рядом, раскурила трубку и протянула её Скади. – На-ка! – скомандовала полководческим тоном.
– Я не курю, – слабо возразила Скади.
– Пф, – с лёгки презрением фыркнула старушка и затянулась. – Меня зовут Роза Дельгадо. И у меня для вас, Шанталь Бладвинтерс, привет от моего внука Кирка.
– Что?! – Скади резко развернулась к старушке.
– Чайком, спрашиваю, не угостите ли, дорогуша? – чуть громче сказала та. – А то мне страсть как хочется пить!
***
– Да это же значительно облегчает дело! – воскликнула бабуля, удобно устроившись за столом на маленькой кухне Скади.
Мадам Дельгадо с важным видом помешивала серебряной ложечкой чай, и Скади непроизвольно наблюдала за неспешными круговыми движениями ложечки в чашке. Ей было любопытно, сможет ли раствориться в чае то количество сахара, которое туда бухнула её гостья, но в крепком до черноты напитке разглядеть было невозможно.
– Кирк, мой мальчик, придумал план и на случай, если тебе, дорогуша, не удалось бы добиться свидания, но с таким раскладом у нас уже половина работы сделана. – Роза похлопала по надутому боку свой ридикюль, который занимал у стола отдельный стул. – И теперь мы будем действовать по моему плану. Смекаешь? – лукаво подмигнула она Скади.
– Не совсем, – призналась Грин, и на лице старушки мелькнуло лёгкое разочарование. – Ну, то есть, я вполне допускаю, что Медине…
– Подполковнику Медине, – с нажимом поправила бабуля, вкусно прихлёбывая чай.
– …Подполковнику Медине удастся проскочить на старом тобриульском дирижабле, тем более гражданском, в самый центр Сотлистона. Это возможно, такие периодически к нам летают, и подозрений он вызвать не должен. Но как я смогу освободить Винтерсблада из камеры и подняться на крышу? Меня заставят сдать оружие и обыщут. Мало того, меня запрут вместе с ним за решёткой, а охранник останется снаружи следить за нами.