– Я здесь! Я здесь. Всё хорошо.
Недавнее потрясение, которое пережила их семья, открыло для закалённой трудностями женщины давно забытые влечения к ласке. От стали в голосе и грубости в жестах уже не исцелиться никогда. Зато душевные волнения, ещё не схлынувшие после чудесного спасения доченьки, возвращали их отношения к детско-родительским. Как было раньше. В тотальной зависимости от главы семьи. Так гораздо удобнее управляться с двумя инвалидами.
– Мама!
– Что? Что такое? – сочились жалостью её вопросы.
– Она придёт, – роняла слёзы Аделина. – Она ходила за мной! Опять я увижу!
– Ну! Ничего не видишь, дурная! Успокойся. Спи.
В сердце матери вскипела злость. До сих пор терялась в догадках, почему дочь сбежала из дома. Оставила бабушку на волю судьбы и сама унеслась в тайгу. Добровольцы, может, и не нашли бы её в этих дебрях, если бы не крик из темноты. Мама ненавидела, потому что теперь никогда не узнает мотивов ребёнка. Сельский врач сказал, что лучше отдать девочку врачам. Что имеет место быть нездоровье не только лишь физическое.
«Не отдам ни в какой дурдом! Пропадёт без меня».
Злость быстро сменялась кристально чистым, подлым удовольствием. Тяжёлая доля привязанной к больным дарила женщине безграничную власть. Пускай оставлена всеми остальными, живущими на земле. Мир несправедлив, и чёрт бы с ним! Зато двое родных людей по-настоящему нуждались в ней. От неё одной напрямую зависела их жизнь. Не хотелось признавать, сколь проклятая и уставшая на самом деле счастлива. Особенно теперь, когда дочь, наконец, повзрослела и поняла, кто, на самом деле, ей ближе всех. Навсегда, до последнего вдоха.
Мама сделала шаг от кровати. Её схватили за руку. Аделина сбивчиво, на гране помешательства, зашептала:
– Нет, останься. Мне страшно. Пожалуйста.
С тяжёлым вздохом недовольства сиделка легла рядом. Ребёнок прижался к тёплому боку матери, как к спасательному кругу. Жмурился и дрожал. Та гладила по волосам, смотрела на разбегающиеся по потолку трещины и ни о чём не думала.