Buch lesen: «Волчий отрок. Ослеплённый светом»

Пролог

Жужанна стояла посреди спальни, раскинув руки в стороны, будто её собирались распять. Вокруг неё крутилась служанка матери, которая то и дело прицокивала и охала, рассматривая её платье. Жужанна не снимала его десять дней, поэтому оно хранило запахи пота, крови, слёз, гноя, гнили и страданий. Конечно, теперь она точно могла сказать, что у страданий был запах, как бы глупо это ни звучало. Страдания пахли кислой невысказанной обидой, тошнотворной проглоченной злостью и горьким беспросветным отчаянием, которое выжигает в сердце последнюю надежду. Жужанна была уверена, этот запах с ней навсегда.

Старшая служанка – вроде бы Маришка, Жужанне всегда прислуживали девчонки-ровесницы, поэтому она плохо знала взрослых слуг – подбоченилась и щёлкнула языком, оглядывая её с ног до головы и что-то бубня под нос, явно поминая Босору. Видимо, даже у личной служанки матери не было слов для её жалкого вида.

Руки заломило, Жужанна из последних сил держала их на весу, но тянущая боль уже разливалась по мышцам. Сдавшись, Жужанна опустила руки, и тут же получила удар тонким прутиком по спине. Агата, стоявшая за спиной, следила, чтобы наказание исполнялось. Ещё одно наказание. Будто мало было ей жить в грязи как замарашке.

– Госпожа велела, чтобы мы проследили за вашей осанкой, юная госпожа. – У Агаты был писклявый голос, который скорее подходил для старухи, а не девицы семнадцати лет. Она прислуживала Жужанне многие годы, выполняя исподтишка приказы матери третировать собственную дочь втайне от отца. Отца, который при всей любви к дочери никогда не прислушивался к её словам. – Это же для вашей пользы.

Жужанне не нужно было видеть глаза Агаты, чтобы знать, они горели издевательской весёлостью, граничащей с безумием.

– Разве вы здесь не для того, чтобы сменить платье и подготовить меня к приёму? – бесцветно спросила Жужанна.

Позади раздался возмущённый вздох, Жужанна с лёгкостью могла представить, с какой злостью раздуваются ноздри Агаты, которая не получила от неё реакции на свою проделку. Агата совсем не повзрослела в отличие от Жужанны.

– Так-то это так, юная госпожа, – отозвалась Маришка. – Вы хоть раз меняли платье после, – она запнулась, Жужанна видела, как сложно ей подобрать слова, – происшествия?

– Так вот как это называет госпожа? Происшествие? – Жужанна грустно усмехнулась. – Она не велела снимать платье, а все зеркала убрали…

– Но вы же прикасались к ране? – Маришка сглотнула, в её словах не было ни капли уверенности. – Обрабатывали ожоги?

– Мать не велела, – Жужанна выплюнула слова, наполняя их всей злобой и обидой, что сковывали сердце. – Кто я такая, чтобы перечить ей?

Агата не сдержалась и засмеялась в голос. Маришка бросила на неё гневный взгляд, и та сразу же заткнулась закашлявшись.

– Как бы сделать так, чтобы вам не было больно, юная госпожа? – промямлила Маришка и опустила взгляд.

– Никак, – жёстко отрезала Жужанна.

Маришка подняла на неё глаза, наполненные болью. Неужели она искренне переживала, боясь навредить ей больше? Но никто не навредит ей сильнее, чем собственная мать. Жужанна смягчилась под пристальным взглядом:

– Чем скорее расправимся с этим, тем быстрее рана начнёт заживать, и мне станет легче. Правда. – Жужанна выдавила жалкую улыбку.

– Правильно, юная госпожа говорит, – Маришка, воодушевившись, хлопнула в ладоши, – чем скорее начнём, тем быстрее дело сделается.

Она закатала рукава белой льняной рубахи.

– Я помогу, – отозвалась Агата, встав перед Жужанной.

На ней был новый вышитый бисером пояс – слишком дорогой подарок для простой служанки. За какие заслуги она его получила? Весь её наряд, начиная от искусной рубахи и широкой коричневой юбки, с вышитыми маками по подолу, заканчивая красными сапогами со шпорами, кричал, что она не просто служанка в замке. Зайди сейчас в комнату тот, кто не знает юную госпожу, то точно решил бы, что это Агата. Даже чёрные волосы – цвета вороного крыла, как любила приговаривать Агата – повторяли цвет волос матери Жужанны. Очередная ирония её существования.

– Поможешь? Ой ли, – возмутилась Маришка. – Вон твоя юная госпожа совсем неухоженная! Ты хоть появлялась в её комнате в эти дни? Заботилась о ней?

– Госпожа Эржебет не велела, – огрызнулась Агата. – Я расскажу ей, как ты со мной обращаешься.

– Ишь, что удумала! Может, мне ещё кланяться начать тебе, Агата? – Маришка подлетела к ней, схватила за шиворот и принялась трясти. – Я тебе напомню, что мы простые слуги, а юная госпожа – дочь госпожи Эржебет. Единственная дочь.

– Это её единственное достижение, – не унималась Агата, пытаясь выпутаться из хватки.

Маришка потянула её за волосы, и Агата пронзительно закричала. Жужанна поморщилась, крик острой болью отозвался в её голове. Опять головная боль. После ритуала она не покидала её.

Устав наблюдать, как Маришка учит уму-разуму Агату, Жужанна подошла к письменному столу, где лежали ножницы, которыми она подравнивала отросшие концы, крепко сжала их и бросила взгляд на свою грудь, впервые за несколько дней. Тяжёлая чёрная тафта, плотно облегавшая шею и грудь, насквозь пропиталась кровью и жидкостью от лопнувших волдырей и прилипла к коже, став частью тела. Жужанна прикусила нижнюю губу, представляя, как будет отдирать её, как вместе с кусками ткани, впившимися в плоть, она будет отрывать кожу и, вероятно, мясо, как свежая кровь будет сочиться из ран. Мать неспроста не позволила никому обработать ожоги, так она наказывала её за то, что Жужанна стала якорем, а не жертвой в ритуале. Удивительно, что за десять дней, несмотря на нагноения ран, она не ощущала, что больна. Нет, боль от ран ощущалась каждое мгновение, и Жужанне казалось, что грудь продолжает гореть, но не было ни лихорадки, ни слабости. Ничего. Словно лидерец госпожи, создавший связь между ними, подпитывал, не давая ранам убить её.

Жужанна оттянула ткань горловины – вспышка боли пронеслась по всему телу, – и закричала.

– Юная госпожа, что вы творите? – спросила Маришка, когда Агата вырвалась из хватки. – Что удумали? – Она подбежала к Жужанне.

– Хочу вырезать… это, – ответила она, махнув на злосчастную грудь.

– Вот так? Сама и без подготовки? Умом вы повредились, юная госпожа, – запричитала Маришка.

– Да что там резать-то, – вмешалась Агата, поправляя волосы. – Давайте просто стянем с юной госпожи платье. Раз – и всё! – В глазах Агаты заблестели огоньки от предвкушения, она облизнула губы.

– Я тебе сейчас сделаю раз, и всё! – Маришка хмыкнула. – Мы цуйку принесли, для начала смочим ткань ей, а потом и вырежем. Тащи, Агата! Да поживее.

Агата фыркнула, но приказ выполнила сразу же. Маришка ловким движением руки откупорила бутылку, схватила ветошь, которую ей протянула Агата, пропитала её цуйкой и подошла к Жужанне.

– Я ещё на платье полью, – добавила Маришка, кивнув самой себе.

Жужанна отстранённо наблюдала. От цуйки, пролившейся на платье, рана защипала, чем глубже она проникала, тем больнее было. Маришка провела несколько раз ветошью, её прикосновения были аккуратными, но всё равно отзывались острой болью – перед глазами у Жужанны появились чёрные точки, и она пошатнулась.

– Потерпите, юная госпожа, – повторяла под нос Маришка. – После легче будет.

– Хотелось бы верить, – сквозь зубы процедила Жужанна.

Её взгляд встретился со взглядом Агаты, которая с упоением наблюдала, как она кривится и корчится. Как чужая боль может доставлять такое удовольствие? Жужанна усмехнулась, вспомнив мать.

Клацнули ножницы. Маришка принялась вырезать горловину. Жужанна отвела глаза, чтобы не смотреть, как ножницы ловко орудуют у её шеи. Внутри всё сжалось, она не смела пошевелиться, в мыслях то и дело всплывала картина, как её мать прижимала острые ножницы поочерёдно к щекам, обещая, что порежет, если она не будет послушной. Что входило в её понятие о послушании, она никогда не говорила.

– Я закончила, – резко выдохнув, сказала Маришка. – Теперь надо отодрать ткань. Агата, иди сюда.

Агата подлетела, радостно сияя от предвкушения. Жужанна закрыла глаза.

– Наконец-то, – выпалила Агата. – Я обязательно помогу.

Жужанна стиснула челюсть и начала считать про себя. Раз. Маришка схватила один край. Два. Агата – другой. Три. Острая боль. Агата намеренно задела кожу. Четыре. Раздался приказ Маришки тянуть. Пять. Ткань оторвалась от тела. Жужанна резко распахнула глаза, но подавила крик, рвущийся наружу. Взгляд встретился с Агатой – та с упоением наблюдала за её корчами и улыбалась. Шесть. Цуйка полилась на открытую рану, обжигая.

– Вот и всё, юная госпожа, – сказала Маришка, протирая рану ветошью. – Сейчас положим мазь и перевяжем. И будет всё у вас заживать. А там и полегче будет.

Жужанне хотелось в это верить, но что-то подсказывало, что легче не станет.

Дальнейшие сборы прошли без происшествий. Разве можно считать происшествием, что Агата расчёсывала ей волосы с особым рвением, ткнула несколько раз гребнем и чересчур сильно затянула корсет? Всё это было частью обычной рутины Жужанны, на которую она предпочитала не обращать внимания.

– Ну, какая вы красивая, юная госпожа, – сложив ладони вместе на груди, сказала Маришка. – Вылитая марежуд Залесья.

– Бледновата она. Да и тощая, – заметила Агата. Маришка грозно посмотрела на неё. – Так госпожа говорит. А ей лучше знать! – Она скрестила руки на груди и фыркнула. – Да и к чему этот вырез на платье? Зачем показывать все эти уродливые раны?

Маришка закатила глаза. Жужанна прикоснулась к груди, боль вновь разлилась по телу. Она одёрнула руку, пальцы приятно пахли жирной травяной мазью. Жужанна попыталась представить, как выглядит со стороны, но, кроме слов Агаты про уродство, в голову ничего не шло. Платье отправила ей мать, значит, хотела, чтобы все на приёме видели, на какую жестокость она способна. Если она не щадит собственную дочь, то не пощадит никого.

– Если мы закончили, то я пойду, – сказала Жужанна, потирая висок. Головная боль усилилась.

– Конечно, юная госпожа. За дверью вас ждёт Марчел. Он сопроводит вас в обеденный зал.

– Верный пёс уже на месте, – добавила Агата и многозначительно хмыкнула.

– Агата! – Маришка влепила ей подзатыльник. – Ступайте, юная госпожа, а мы пока приберёмся.

Агата, потирая место удара, поклонилась. Маришка победно усмехнулась и тоже отвесила поклон.

Жужанна кивнула, подобрала подол и вышла из комнаты.

Марчел стоял, прислонившись к стене, и смотрел под ноги. Его рука покоилась на эфесе меча, будто он был готов воспользоваться им в любой момент. Услышав её шаги, он резко отстранился от стены и сразу же упал на одно колено перед ней, не смея поднять глаза.

– Я же просила не делать этого, – устало сказала Жужанна, потирая виски. – Ты смущаешь меня, Марчел.

– Но вы же моя хозяйка, – воодушевлённо сказал он, поднимаясь и нависая над ней.

Марчел был младше на три года, недавно ему исполнилось четырнадцать, но он уже превосходил её в росте – и явно ещё вытянется, – хоть Жужанна и была высокой для девушки – вся в отца, как любили поговаривать на приёмах, которые её мать устраивала несмотря на войну. Марчел смотрел на неё открыто и дружелюбно, зелёные глаза ловили каждый жест, улавливали любое изменение в лице и настроении. Кто-то мог бы назвать это влюблённостью, но Жужанна была уверена, что это была не она. Как говорила её мать, «никто не полюбит такую, как ты». Пора бы с этим смириться.

– Я твоя юная госпожа. Так правильнее меня называть, – сказала Жужанна, подхватывая подол и отправляясь вперёд.

Марчел последовал за ней тенью. Высокой, угловатой и немного несуразной. Глядя на него, с трудом можно было поверить, как этот нескладный юноша, ещё не успевший привыкнуть к вытянувшемуся телу, победил в рыцарском турнире. Но он это сделал, победил последних рыцарей, что оставались в Залесье. Тогда оставались. После поражения мальчишке отец сослал всех участников на войну, в которой им было не суждено победить.

– Ваш отец приказал мне звать вас хозяйкой и беречь, – нарушил затянувшееся молчание Марчел. Его голос ломался, поэтому последнюю фразу он произнёс слишком высоко. – Я не могу нарушить волю покойного.

– Почему же? – Жужанна резко остановилась и развернулась.

Марчел застыл, ухитрившись не налететь на неё. Их взгляды встретились: он нахмурился и смешно насупил брови. Всё ещё мальчишка, который желает казаться старше.

– Потому что я всегда держу слово, хозяйка. Я не нарушу клятвы, – с особой горячностью сказал он, его щёки заалели.

– Вот как, – вздохнула Жужанна. – Тогда не буду спорить, это утомляет. Пойдём.

Она развернулась.

– Да, хозяйка, – наклонившись к её уху, прошептал Марчел. Слишком по-взрослому, слишком по-мужски. Его дыхание обдало кожу.

Жужанна сглотнула и поспешила. Ей не хотелось, чтобы Марчел увидел, как она густо покраснела.

***

Церемония подписания мирного договора проходила в большом зале Верчице. Её мать восседала во главе длинного стола, ломившегося от угощений, в своём лучшем платье из кроваво-красного бархата, которое представляло её во всей красе. Обязанность чтить траур по усопшему отцу она благополучно забыла, за неё это сделает драгоценная дочь в привычном чёрном платье. Жужанна внимательно посмотрела на мать, после ритуала та сильно изменилась: лидерец, что поселился в ней, омолодил. Он словно унёс все её заботы и тревоги, подарив красоту, что притягивала взоры, – кожа сияла белизной, глаза и волосы блестели, а морщины испарились. Не мать, а старшая сестра. Старше года на два, не больше. Но для Жужанны эта красота была отравлена воспоминаниями, что она воскрешала. Мать напоминала ей женщину, что будила по ночам, заставляя стоять на горохе, или била тонким прутиком по рукам и спине, пока отец не видел. Чудовище. Красивое чудовище, что с детства внушало ей страх. Но теперь Жужанна могла поклясться, что страх исходил от матери плотной аурой. Она источала его, пока все были очарованы.

Жужанна спокойно осматривалась, её посадили в самый конец стола, словно она и не дочь марежуда. Слова Агаты больно отозвались в памяти, она покачала головой, отгоняя их. Что бы кто ни говорил, она дочь своей матери и своего отца. Этого у неё не отнять. Но было ли что отнимать? Жужанна пригубила разведённое водой вино и тяжело вздохнула. Это не скрылось от юноши, сидящего напротив.

– Что ты, юная госпожа, приуныла? – спросил он, вперившись в неё карими… медовыми глазами.

Жужанна никогда не видела такого цвета глаз, они отливали солнечным светом и приторным густым мёдом. Она украдкой посмотрела на него, не хватало, чтобы кто-то сказал, что она пялилась на заморского гостя. Он был смуглым, как все девлетцы, бронзовую кожу подчёркивали серебряные короткие волосы, непослушные пряди которых ниспадали на лоб. Слегка раскосые глаза были густо подведены, придавая его облику хищные черты, что противоречило печальному и глубокому взгляду.

– Вы знаете, кто я? – спросила она. Более взволнованно, чем ей бы хотелось.

– Нетрудно догадаться, что ты дочь госпожи Эржебет. Вряд ли бы она позволила ещё каким-то дамам присутствовать здесь. – Он окинул быстрым взглядом стол, золотая серьга с висячим камнем покачнулась в такт его движению. – Ты единственная женщина, кроме неё.

– Верно. – Она быстро отпила из бокала. – Вы из девлетской делегации?

– Что же меня выдало? Цвет кожи? Или выговор? – Он засмеялся.

– Нет… Да. Но я не хотела вас оскорбить. – Жужанна опустила взгляд, пытаясь скрыть, что покраснела. Какая же она дура. – Простите меня.

– Не извиняйся, юная госпожа. Это я должен извиняться.

Она подняла на него взгляд, смущаясь. Он мягко смотрел и тепло улыбался.

– Я Кемаль, второй сын Селима, внук султана Мехмеда. Да будет его правление благословенно Талтом.

При упоминании девлетского бога Жужанна поёжилась. Когда-то у них была общая религия, но после она сильно изменилась. В Залесье почитали Босору, а в Девлете – Талта. В Залесье прокляли Талта, связавшегося с окаянной, в Девлете – Босору, что убежала к окаянному. И только в Империи они вместе противостояли окаянному. В последнее время Жужанна часто задумывалась, почему так вообще произошло. И почему остальные так заблуждаются. Но ответов она не находила, как бы ни старалась.

– Я Жужанна, дочь марежуда Эржебет, – представилась она в ответ.

– Вот теперь нам явно будет проще, – сказал Кемаль, тепло улыбаясь, словно солнце озаряло всё вокруг. – Не стесняйся и поешь. Ты не прикоснулась к еде.

Жужанна вновь опустила взгляд, уткнувшись в пустую тарелку. Она не могла есть на людях – мать с детства ругала её за каждый съеденный кусок, – поэтому она предпочитала есть украдкой в своей комнате, стащив ночью что-то с кухни. Под взглядом Кемаля Жужанна потянулась к миске с пирожками. Они были с хрустящей корочкой и лоснились от сливочного масла, но не вызывали у неё аппетита. Скучающе Жужанна положила пирожок на тарелку и выдавила глупую улыбку.

– Так-то лучше, – заметил Кемаль, нахмурив брови.

Он хотел что-то добавить, но его прервал громкий голос матери, возвестивший начало переговоров.

– Приветствую, господа, – томно и с придыханием сказала она; её голос звучал слишком низко, ещё одно изменение после ритуала. – Сегодня мы подпишем мирный договор, который положит конец распрям между нашими странами, – мать улыбнулась, белоснежные зубы походили на оскал хищника. Хоть с лидерцом, хоть без – она всегда была хищницей.

– Это вопрос уже решённый, – заметил жуд Влад Залесский, который приходился Жужанне дедом по отцовской линии. – Осталось только подписать бумаги.

– Я бы так не сказал, – отозвался, видимо, посланник султана.

– Селим, – перебил его жуд Влад, – неужели ты снова будешь говорить про Священные озёра?

Селим. Видимо, отец Кемаля. Жужанна бросила на него взгляд и заметила, как Кемаль насторожился, не сводя взгляда с отца. Он снова показался ей грозным и пугающим, она отвернулась в поисках Марчела. Тот стоял у дальней колонны и наблюдал за ней. Их взгляды встретились, и Жужанна вновь увидела горячность и желание её защитить, чего бы это ни стоило ему. Это и пугало, и волновало.

– Да, буду! – Селим ударил по столу. – Если мы не установим трёхстороннее владение, то вы точно погубите не только себя, но и весь мир. – Он вскинул руки. – Ради Талта и всего сущего давайте поговорим.

– Вы в Девлете слишком упиваетесь идеей о конце света, – вмешалась в разговор мать. – Священные озёра – святое место, но эту святость им принесли люди.

– Эржебет, – Селим поднялся и строго посмотрел на неё, – ты не понимаешь. Священные озёра – это барьер, который охраняет наш мир от мира окаянного. Ты уже впустила в мир лидерца, пошатнув завесу.

– Священные озёра испокон веков находятся на залесской земле, мы не позволим никому другому владеть ими. Тем более тем, кто не разделяет нашу веру, – отчеканила мать. – Это должно быть понятно.

– Храм Усуры стоит на Священных озёрах. Это храм всех трёх религий, – настаивал Селим.

– Верно, но это глупый пережиток.

– Селим, вообще-то, прав, – сказал представитель Империи, Жужанна не знала его имени. – Озёра важны для нас всех…

– Так давайте, – вмешался Влад, двоюродный брат Жужанны, – установим правила прохода к Озёрам. Паломники смогут приезжать, платить налог и беспрепятственно прикасаться к святыням. А Империя и Девлет будут отправлять своих наблюдателей.

– Но ведь тогда не избежать крови! – Селим ударил по столу.

– Оружие будет только у залесской стороны. – Влад хищно улыбнулся.

Он был похож на деда, но в отличие от него младший Влад обладал повадками лисы. После того как расторгли их помолвку, он перестал любезничать с Жужанной и затаил обиду. Она ему не доверяла и побаивалась. Влад всегда внимательно наблюдал за ней, подмечая любые изменения. Жужанне казалось, что он выжидал. Но чего или кого? Она не могла представить.

– Мой внук прав, так вы все, – жуд Влад обвёл быстрым взглядом присутствующих, кивая и девлетцам, и имперцам, – получите доступ к Озёрам.

– Но если мы увидим то, что вредит Озёрам? – спросил Селим, скрестив руки на груди.

– Проведём переговоры ещё раз, – огрызнулась мать. – Думаю, это мы обсудили.

– Вы не до конца понимаете всей ценности Озёр. – Карие глаза Селима вперились в неё. – То, что они охраняют!

– Мы будем следить за всем. С почтением. – Она поморщилась. – Здесь не о чем говорить.

– А что с Седмиградьем? Вы не собираетесь возвращать остальные жудецы?

– Зачем? – Мать схватила кубок и отпила из него, не сводя взгляда с мужчин.

– Потому что ты марежуд, Эржебет. Марежуд без семи жудецов…

– Это все причины?

– Но там же наши люди, – вмешался жуд Влад. – Спасение Седмиградья – твоя обязанность.

– Неужели, дорогой отец, хочет вернуть себе Залесье? – Мать зло усмехнулась. – Эти люди бросили Ференца, что дрался ради их спасения. Стоило ему получить рану в бою, как жуды стали готовить бунт, – голос матери резал как холодная сталь, резко, безжалостно. – Они недостойны спасения…

– В тебе говорит обида и горечь потери, – продолжил жуд Влад.

– Со временем они угаснут, – вмешался Селим. – И что тогда?

– Проведём переговоры. – Мать осушила кубок. – Не надо смотреть на меня так, словно я нападу на Седмиградье завтра.

– Лидерец на многое способен, – протянул Селим.

– Я управляю им. Для этого у меня есть мой якорь. Жужа, поднимись и подойди. Сейчас я вам покажу.

Взгляд Жужанны встретился со взглядом матери: на её лице застыла маска любезности, за которой, как хорошо знала Жужанна, пряталась решительность и жестокость. Представление не сулило ничего хорошего, но она подчинилась. Как обычно. Она встала и, подбирая подол, пошла вдоль стола. Мужчины внимательно рассматривали её, будто только увидели, когда взгляды падали на её изувеченную грудь, они менялись в лицах. Уродство пугало, но заставляло смотреть. Как они воспринимали это? Как предупреждение? Намёк, что лучше слушаться её мать? Жужанна не хотела думать об этом. Какая разница, если она просто для всех вещь, приносящая пользу.

– Можно и побыстрее, Жужа. – Мать, не выдержав, встала, подошла к ней и больно схватила за запястье. – Вечно тебя подгонять нужно.

Острые ногти впились в кожу, но Жужанна не почувствовала боли. К такому она привыкла.

– Что мне нужно сделать, маменька, – шёпотом произнесла она.

На мгновение мать замерла, уставившись на неё. Её глаза налились кровью, а лицо побледнело, ноздри раздулись. Казалось, она лопнет от гнева и напряжения. Жужанна сглотнула и попятилась, но вырваться ей не удалось – мать крепче сжала руку.

– Не смей называть меня маменькой. Никогда, – зло процедила мать. – Я твоя госпожа, а не мать. – Она занесла руку, чтобы ударить. – Ты потеряла это право, когда Ференц умер.

Жужанна зажмурилась и прикрылась, надеясь, что мать не ударит по груди, не попытается расковырять ещё не зажившие раны. В это мгновение весь её мир сжался в одном крохотном желании получить как можно меньше боли.

Но удара не последовало.

Ничего не произошло.

Жужанна распахнула глаза. Марчел держал руку госпожи, не давая ей ударить. Госпожа оскалилась, схватила Марчела под грудки и швырнула в стену. С грохотом он ударился и сполз на пол. Жужанна сжалась, надеясь, что он ничего не повредил.

– Как ты, пёс, смеешь мне перечить, – процедила мать… госпожа. – Ты – мой слуга, а я – твоя госпожа. Твоя жизнь – в моих руках.

С каждым словом голос матери менялся: становился ниже и опаснее. Словно лидерец брал контроль над ней. Она надвигалась на Марчела, но он не пытался уползти, чтобы спрятаться. Он, упрямо и гордо подняв голову, смотрел, как госпожа надвигается на него. Казалось, что он не боится того, что произойдёт. Мать остановилась напротив него и схватила за подбородок. Марчел лишь усмехнулся. Какой глупец.

– Я преподам тебе урок послушания, – сказала она и резко ослабила хватку, по подбородку потекла кровь.

Лидерец завладел госпожой. Жужанна поняла это, так как тёмная форта сгустилась вокруг неё и перебросилась на Марчела. Форта окутывала его, причиняя боль. Марчел закричал, но продолжал сопротивляться. Такой юный, такой сильный. Мать… госпожа с удовольствием сломит его.

– Ты будешь ещё перечить своей госпоже?

Ответа не последовало.

Форта сгустилась ещё сильнее.

Жужанна быстро огляделась, мужчины застыли, наблюдая. Никто не сдвинулся с места, чтобы помочь. Она бросилась к госпоже и упала перед ней на колени.

– Госпожа, – слово прозвучало чужеродно, но заставило мать остановиться. Жужанна продолжила: – Госпожа, оставьте Марчела. Вы хотели показать, как управляетесь с лидерцом. Госпожа, давайте сделаем это. Покажите, что вы управляете, а не он управляет вами. – Жужанна причитала, из глаз текли слёзы.

Чем чаще она повторяла «госпожа», тем проще и естественнее оно звучало. Как будто она вырвала заросшую занозу из раны. Первый раз было больно, но дальше пришло лишь облегчение.

Госпожа посмотрела на неё, глаза вместо голубых стали чёрными – она всё ещё была в гневе, но он хотя бы утих и затаился. Пока она держала себя в руках. Значит, Жужанне удалось достучаться до неё.

Госпожа хмыкнула, Марчел повалился на пол, распластавшись и не смея подняться. Это позабавило госпожу, и она наступила ему на руку. Марчел подавил крик боли, но Жужанна заметила это, его зелёные глаза горели болью и гневом. Правильно, Марчел, чем быстрее научишься прятать свои чувства, тем легче будет. Ведь госпоже становится скучно, если она не видит бурной реакции на свои действия. В детстве это помогало Жужанне.

– Как видите, – госпожа усмехнулась, – я могу управлять лидерцом. Иначе как бы я остановилась?

Никто из присутствующих не произнёс ни слова, все пялились на Марчела, который переводил дыхание.

– Госпожа Эржебет, – нарушил молчание имперец, – я считаю, что ваш якорь нужно обучить обузданию лидерца. В Империи Орден Талта научился подчинять форту. Мы освоили таинство девлетских талтошей.

– Зачем мне поводок от якоря? – Она подбоченилась. – Я показала, что моя воля сильнее лидерца, и остановилась. Что ещё вам нужно?

– Гарантии. Что же ещё?

– Какие гарантии? Я ваша гарантия. Ваши глаза вас не обманут. Вы всё видели – я управляю лидерцом.

– Сложно назвать это управлением, – вмешался жуд Влад. – Ты успокоилась, когда моя внучка упала к твоим ногам и умоляла. Нужно что-то более весомое.

– Волчий отрок, – перебил Влад, усмехаясь. Жужанна подняла на него глаза, у него был шальной взгляд, одурманенный поволокой алкоголя. Когда он успел так напиться? Влад продолжил: – Волчий отрок будет явно сильнее лидерца.

– Что за вздор! Ты пьян, племянник. – Госпожа покачала головой и вернулась к месту во главе стола.

Жужанна попыталась встать.

– Твоё место, Жужа, на полу. Вот там и сиди, пока я не позволю подняться. – Она схватила кубок и осушила его. После ритуала госпожа пила вино вместо воды, могла ли она так залечивать раны в кровоточащем сердце? Или она ничего не чувствовала? – Волчий отрок – это всего лишь детская присказка.

– Не сказал бы, – протянул Влад. – Но пророчество существует.

– Это пророчество о конце света, – вмешался Селим. – «Талт, спаси нас от жнеца!» Вы хотите, чтобы отрок уничтожил всех?

– Вы его боитесь? – спросила госпожа. – Вас страшит волчий отрок?

– Он должен пугать всех! – воскликнул Селим. – Все в нашей семье…

– Так, простое пророчество вводит вас в ужас, – задумчиво протянула госпожа. Её глаза стали синими, она смотрела вдаль, не обращая внимания ни на кого. – Помнится, много веков назад марежудам Седмиградья разрешили искать волчьего отрока.

– И это была самая большая глупость! Я считаю, что мы должны запретить это. – Селим ударил по столу. – Никто не может обладать такой силой. Одного лидерца должно быть достаточно.

– Вот как? – её голос стал вкрадчивым. Жужанна хорошо знала его. Этот голос говорил, что госпожа всё решила и сделает, как задумала. – Тогда мне начать вторжение в Седмиградье?

– Ты будешь шантажировать нас этим? – Селим не сдерживался, перешёл на крик. – Мы все вместе должны пообещать, что не будем искать отрока. Вот что велит нам Талт…

Госпожа звонко засмеялась, но искреннего веселья не было в её смехе. Мужчины побледнели, а Жужанна сильнее сжалась. Она почувствовала руку на своём плече, Марчел подполз к ней. Он был бледен, но улыбался, даря ей облегчение. Но разве оно может когда-нибудь прийти?

– Я слуга Босоры. Мне нет дела до проклятого Талта, – жёлчно сказала госпожа. – Соглашайтесь, что вы не будете оспаривать моё право на волчьего отрока.

– Его ещё надо найти, – отрезал Селим.

– Тогда и переживать не о чем. Не так ли? – Губы госпожи расползлись в ядовитой улыбке.

– Ты погубишь и себя, и Залесье, и Седмиградье, и всех нас.

– Предлагаю насладиться едой и вином. Переговоры окончены.

Госпожа подняла бокал, присутствующие повторили.

– За мир! Да будем мы все процветать!

Дружный вздох облегчения. Напряжение, царившее в зале, лопнуло, испарилось, сменившись натужным весельем и звоном бокалов. Сегодня Залесье будет праздновать. Жужанна окинула быстрым взглядом присутствующих. Он зацепился за Влада. Двоюродный брат улыбался ей, но было в этом что-то тревожное и пугающее. Она опустила глаза и вздохнула. Нет. Она просто придумала себе это. Разве мог Влад что-то задумать?

***

Празднество продлилось до поздней ночи. После подписания бумаг к торжеству присоединились делегации со всех трёх сторон и дворяне Залесья. Вино и цуйка лились рекой, люди отдавались празднику с одержимым остервенением, которое граничило с помешательством. Никто не верил, что долгая война закончилась.

Жужанна весь вечер провела на коленях в зале переговоров. К ней и Марчелу приставили Агату, которая следила, чтобы они сидели ровно и не пытались менять позу. За каждую попытку они получали крепкий удар плетью. Попытки Марчела отвлечь Агату, не увенчались успехом. Она продолжала следить за ними, словно коршун. А после того как госпожа похвалила её рвение, она с двойным усердием приступила к исполнению наказания. Никто не осмеливался к ним подойти: гости предпочитали делать вид, что ни Марчела, ни Жужанны просто не существовало. Так было всем спокойнее.

Далеко за полночь госпожа отпустила Жужанну и Марчела с праздника. Её ноги затекли от постоянного сидения на коленях, а спина болела – Агата точно оставила на ней новые раны. Марчел помог подняться Жужанне, а после всю дорогу поддерживал её под локоть, чтобы она не упала. Настоящий прекрасный рыцарь из легенд, который волновал сердце. Почему-то его лёгкое прикосновение будоражило всё внутри Жужанны, заставляя забыть холодность матери и очередное избиение плетью. Всё это меркло от одной мысли, что Марчел рядом с ней и всегда поддержит. Любой ценой. Это радовало и пугало. Ведь к своим семнадцати годам Жужанна уже отлично понимала, что нет ничего хорошего в слепой вере и одержимости другим человеком.