Buch lesen: «Умри со мной»

СТΛТИКΛ
––1–

Темнота и шум обволакивают меня. Я закрываю глаза и запрокидываю голову назад. Алкоголь маленькими шажками бежит по венам, поражая сначала сердце, а затем мозг. Я больше не чувствую хроническую боль, я больше не слышу свои мысли, составляющие мне постоянную компанию. Открываю глаза, поднимаю потяжелевшую голову и смотрю на мир сквозь туман.

Люди.

Кого-то из них я знаю. Кого-то видела несколько раз. Кого-то впервые.

Но никто никогда не видит меня.

Со скрипом сухожилий поворачиваю голову вправо. Рядом со мной на диване сидит парочка, чьи лица расплавились в горячем поцелуе, слившись в одно целое. Слева в облаке дыма и горечи рыжеволосый парень затягивает косяк.

Я ныряю в красный пластиковый стаканчик, который держу в руках, и купаюсь в тёмной жидкости, предвкушая жжение на языке. Медленно выдыхаю воздух из лёгких и делаю глоток, осушая пластиковые берега. Морщусь, борясь с отвращением к терпкому вкусу и самой себе.

Обычно я не пью так много.

Обычно я наблюдаю за теми, кто пьёт. За своими ровесниками, которые беззаботно вычёркивают из своих жизней пятничный вечер, превращая часы в вечность, длящуюся лишь до рассвета.

И я была частью этого.

Посещение вечеринок стало своего рода моим хобби. Побегом от гнетущей реальности и в то же время иллюзией причастности к ней. Занимая место где-нибудь в тёмном уголке, я могла быть одна и со всеми одновременно.

– Будешь? – Хриплый голос пронзает дым и добирается до моих ушей.

Я лениво поворачиваю голову на звук. Рыжеволосый парень протягивает мне тлеющую самокрутку. Я отказываюсь, понимая, что на сегодня с меня достаточно, и встаю с дивана. Надо найти Кэтрин. Мир на секунду переворачивается с ног на голову, и я едва не теряю равновесие. Но резкая боль в коленке, словно удар током, заставляет сократиться все мышцы, удерживая меня в вертикальном положении. Я смотрю вниз на свою левую ногу. В дыре порванных колготок блестит липкая и тёплая жидкость. Ирония в том, что я упала до того, как успела напиться.

Я делаю шаг, боль почти не чувствуется. К ней я привыкла. Ещё один шаг, и я оказываюсь среди извивающихся тел. Вечеринки Брайана Купера всегда были грандиозными. Алкоголь, травка и огромное количество людей превращали это место в эпицентр развратного веселья. Страшно представить, сколько десятиклассниц лишилось девственности в одной из комнат на втором этаже.

Меня бросает из стороны в сторону, когда я наталкиваюсь на двигающихся под музыку людей. Стоять на ногах становится всё сложнее. Вокруг моего запястья смыкается кольцо из чьих-то горячих и мягких пальцев. Они прилипают к моей коже словно пластилин. Я чувствую резкий рывок и в следующую секунду вижу перед собой довольно высокого парня. Вообще-то с моим ростом мне все кажутся высокими. Приходится поднять глаза и дождаться, когда линии приобретут чёткость и образуют лицо. Лицо самого Брайана Купера – короля импровизированного ада. Его губы расплываются в улыбке, а я расплываюсь в его руке и утекаю сквозь пальцы.

– Привет, – кажется, говорит он.

– Привет, – кажется, отвечаю я.

Он наклоняется ближе, чтобы я могла его слышать.

– Ты ведь пришла сюда с Кэтрин, верно? – Его слова покалывают где-то в области моей грудной клетки. Он третий за сегодня, кто спрашивает меня о ней. – Не знаешь, где она?

Разве могла быть другая причина, почему ко мне подошёл один из самых популярных парней школы?

Нет.

Я глотаю лёгкий осадок разочарования и стараюсь прозвучать беззаботно.

– Нет, – перекрикиваю музыку. – Если увидишь Кэтрин раньше меня, скажи, что её ищет Мэднесс.

– Как? – переспрашивает Брайан, не глядя на меня. Его взгляд уже блуждает по лицам в поисках девушки.

– Неважно, – бормочу я и оставляю Брайана на растерзание толпе. Ненавижу называть своё имя. Каждый раз одна и та же реакция. Но я их не виню. Как только я начала понимать значения слов, я первым делом спросила у своей мамы, почему у меня такое странное имя. Она оправдала эту оплошность тем, что решила назвать меня в честь бабушек. Обеих сразу. Мэдисон и Ванесса. Ни одну из них я ни разу не видела.

Я с трудом добираюсь до кухни, где относительно тише и светлее. Обычно надолго здесь не задерживаются, приходя лишь за очередной порцией спиртного. Кэтрин тут не оказалось, а меня начало мутить – последние два стаканчика виски были лишними. Кухня пляшет перед глазами, и мне хочется лечь на пол и свернуться в клубочек, чтобы остановить эту беспощадную карусель. Мне кажется, я почти это делаю, как вдруг кто-то окликает меня.

– Эй. – Звук, небрежный и густой, касается моего затылка.

Я оборачиваюсь, кухня вращается вместе со мной. В какой-то момент пейзаж из стен сменяется портретом. Я поднимаю голову наверх и смотрю на главный акцент этой картины. Пара синих/глубоких/уставших глаз наблюдает за мной из-под густых пшеничных бровей. Такого же цвета волосы неаккуратно перекинуты набок, а несколько непослушных прядей падают на лицо, почти доставая до его острого подбородка. Эта длина резко контрастирует с практически выбритыми висками, придавая парню небрежный вид. Он хорош. Может, немного не в моём вкусе, но чертовски хорош. А это означает, что существует лишь одна причина, почему он заговорил со мной.

Пухлые губы парня медленно размыкаются, и прежде чем он успевает что-то сказать, я опережаю его:

– Я не знаю, где Кэтрин.

– Что? – Его брови сдвигаются к переносице, а лицо принимает ещё более недовольный вид. – С тобой всё в порядке? – спрашивает он, ощупывая меня беглым взглядом. Среди слов закрадывается лёгкий, едва уловимый британский акцент.

Нет, не в порядке.

Уже долгое время я пребываю в стабильно тяжёлом состоянии, которое стало настолько привычным, что я считала его нормой.

– Да, – произношу я, всё ещё находясь в плену его синих глаз. Только они удерживают меня от того, чтобы не сдаться гравитации.

– Тогда будь добра, отойди от холодильника.

Я моргаю пару раз, в попытке понять смысл его слов. Парень нетерпеливо вздыхает, хватает меня за плечо и резко дёргает в сторону. Внутренности встряхиваются, и я едва не выплёвываю их наружу. Парень открывает холодильник, достаёт оттуда бутылку пива и возвращает своё внимание мне. Он делает глоток из горлышка, наблюдая за мной, а я наблюдаю за его кадыком, который подскакивает на его красивой длинной жилистой шее. Изучив меня, всё, что вызывает у парня интерес, это мои ноги. Если быть точной, одна из них.

– Ты упала? – спрашивает он, кивком указывая на мою коленку.

– Да. – Язык тяжёлый и неповоротливый.

Блондин хмурится, продолжая смотреть на остывшую кровь.

– Как давно?

Мне становится неуютно от того, с какой заинтересованностью он смотрит на то, что другие посчитали бы уродством. Я ёжусь, кутаясь в джинсовку, которая велика мне на два размера, но даже она не помогает мне скрыть колени.

– Тебе точное время назвать? – язвлю я, тем самым заставляя парня взглянуть на себя. И тут же жалею об этом. О том, что он снова смотрит. Слишком долго и слишком… подозрительно.

– В идеале, – жёстко произносит он, буквально выстреливая в меня своим взглядом. Свинец попадает в лёгкие и разрывается внутри. Я не дышу.

Это не похоже на шутку. Либо он жутко пьян, либо псих. Ни с тем, ни с другим вести беседу желания нет.

– В двадцать два часа тридцать минут и девятнадцать секунд по местному времени, – я нанизываю случайные цифры на нить событий. Или почти случайные. Это действительно случилось примерно в десять вечера перед началом вечеринки. Я споткнулась о бордюр и приземлилась на асфальт. Не на газон возле дома, как могло бы быть.

Парень продолжает смотреть на меня как на диковинную вещь. Его глаза сужаются, встречаясь с моим взглядом. У меня чувство, будто я что-то ему сделала, невзирая на то, что видела впервые.

Нервно облизываю свои губы, пробуя на вкус красную помаду. Я немного наклоняю голову вниз, позволяя длинным волосам, словно чёрным занавесам, скрыть моё лицо.

– Как тебя зовут? – спрашивает блондин, словно я на допросе в суде.

Даже если бы я хотела ответить – а я не хотела – я бы не смогла. Я моргаю, но глаза больше не открываются. Меня затягивает темнота, усталость разливается по моим мышцам, я ощущаю полёт и отдаюсь невесомости, как вдруг резко на что-то натыкаюсь. На что-то твёрдое, но такое тёплое и приятное. Оно обволакивает меня, будто чьи-то объятья, и мне больше не хочется просыпаться.

Никогда.

А потом я просыпаюсь.

В моих глазах пепел и тушь. Во рту пустыня. Губы завяли. С трудом размыкаю их, чтобы сделать глоток кислорода. В комнате тишина, висит застойный воздух. Я не дома, но и не в эпицентре вечеринки, где себя помнила последний раз. Осторожно встаю с кровати. Двуспальной кровати. Но я одета. Смею надеяться, что меня никто не изнасиловал.

Я спускаюсь на первый этаж. Раннее утро пролило свет на ночную идеальность, обнажая безобразную суть. От безрассудного веселья остались лишь мусор и бессознательные тела. Что почти одно и то же. Я буквально перешагиваю через них, пробираясь к выходу, и только смертельное желание оказаться в горячей ванне и мягкой постели помогает мне добраться до дома.

ПРИЗРΛКИ
––2–

Суббота? Не помню, была ли она. День растворился в тумане, пока я растворялась во сне, тщетно пытаясь предаться забвению. Организм восстанавливал свои силы, пока я мечтала пролежать без движения остаток жизни.

Зато воскресное утро я ощутила остро. Желание завтракать мгновенно испарилось, когда я в очередной раз заметила оставленную мамой записку. Я снова перечитываю слова, написанные крупным и аккуратным почерком на клочке бумаги, прикреплённом к холодильнику магнитом.

«Мэдди,

Я морщусь.

Это решение далось мне нелегко, но у меня нет другого выбора. Это не тот случай, когда я могу рассказать тебе всё лично или позвонить по телефону. Я отключила его. Мне нужно уйти. Почему и куда сказать не могу. Не сейчас.

Просто знай, что со мной всё в порядке. Я вернусь, когда придёт время. А пока умоляю, будь осторожна.

Люблю,

мама.

Буквы складываются в слова, а слова в вырванные из драматического фильма фразы. Это не моя жизнь. Это не моя мама.

Я продолжала делать вид, будто верю, что с ней всё хорошо. Топила дурные мысли в алкоголе и посещала случайные вечеринки.

Но каждое утро трезвая ясность наносила очередной удар.

P.S.: Я оставила тебе деньги на первое время. Еда в холодильнике. Только пообещай, что будешь есть, ты очень худая».

Я закатываю глаза. Теперь я узнаю свою маму, которая пытается накормить меня при любых обстоятельствах. Но сейчас мне кусок в горло не лезет.

Я делаю себе чашку чёрного кофе и поднимаюсь в свою комнату. В свой крохотный мир, где одиночество не ощущается так остро.

Наш дом не большой, но теперь, когда я осталась в нём одна, воздух ложится на плечи холодным и тяжёлым покрывалом. Пустое пространство угнетает и давит на грудную клетку.

Я заползаю в кровать с ноутбуком на коленях и проверяю свой блог. Два новых заказа на портрет. Это означает, что на какое-то время у моих действий появится смысл, а счёт на карте пополнится на несколько долларов.

Я беру альбом с прикроватной тумбочки, выдвигаю ящик и вылавливаю простой карандаш из разноцветного моря, на дне которого покоится ластик.

Рисование – мой побег. Пока я рисую, меня не существует. Есть только белый лист, на котором расползаются серые мысли. Штрихи сплетаются в линии, а линии в лица. Чужие/печальные/заблудшие. Я никогда не знаю, что рисую. За исключением заказов, которые на время заставляют меня поверить, что моё занятие не бесполезно.

Я просто рисую. Рисую. Рисую.

Но это не помогает. Делать вид, что всё нормально, не помогает. Мама ушла. И мир будто замер в ожидании неё. Я замерла вместе с ним.

Мы не были с ней подружками. Мы редко виделись, потому что работа шеф-поваром в ресторане Олимпии вынуждала её покидать дом рано утром и возвращаться поздно вечером. И меня это устраивало. Я просто знала, что она у меня есть. А теперь? Теперь у меня нет никого.

Прошло восемьдесят четыре часа в заточении собственного разума, и мне уже начинало казаться, что я наслаждаюсь этим состоянием. Ощущение изощрённой свободы медленно и безболезненно убивало все чувства и эмоции.

Так легко.

У одиночества вкус кофе. Приятная горечь на языке и на сердце.

Мама ушла. Это ведь был её осознанный шаг, её выбор, верно? Уверена, есть что-то, что заставило её это сделать. Но она в порядке. Значит, буду и я.

В дверь на первом этаже раздаётся стук. Мощный и настойчивый. Я вздрагиваю и теряю баланс между отчаянием и полным безразличием, падая в пропасть страха. Кто это может быть?

Я на цыпочках спускаюсь на первый этаж. Снова раздаётся стук в дверь, а стук моего сердца на мгновение прекращается. Воскресенье. День. Воры не будут услужливо стучать, прежде чем войти. А убийцы, скорее всего, дождутся ночи.

Я приоткрываю входную дверь, выглядывая в небольшую щель. На крыльце стоят двое высоких мужчин в возрасте около сорока. На них классические костюмы под старомодными длинными плащами, а на лицах непроницаемые маски.

– Вы что, ребята, из ФБР? – удивляюсь я. – Не думала, что уже за мысли об убийстве сажают, – шучу я.

Мужчина в сером костюме издаёт сухой смешок, который больше похож на выдох, а его полноватые губы искривляются в вымученной ухмылке.

– Здесь проживает Сьюзен Уоррен? – спрашивает он, игнорируя мою колкость.

Тело немеет, и я чувствую отторжение собственного разума. Тошнота подступает к горлу.

– Она умерла? Она кого-то убила? – снова отшучиваюсь, пуская пыль в глаза не только этим типам, но и самой себе. Я отказывалась верить, что с ней могло что-то случиться.

– Так вы её знаете? – Второй мужчина – тот, что пониже и коренастей, – делает нетерпеливый шаг вперёд. Блондин в сером останавливает его, кладя руку ему на грудь.

– Во-первых, расслабься, мы не из ФБР, – терпеливо объясняет он, и я узнаю в нём дипломата. Того, что сможет убедить любого в своей правоте спокойным и авторитетным тоном. Который, сохраняя хладнокровие, заставит оппонента утопить самого себя. – Во-вторых, нам бы хотелось бы поговорить со Сьюзен Уоррен.

Мне не нравятся люди. Незнакомые люди мне не нравятся ещё больше. Эти двое не вызывают никакого доверия.

– Её нет. Могу я ей что-то передать?

– Где она? – В разговор вновь вступает нетерпеливый мужчина. Второй смеряет его многозначительным взглядом, однако ничего не говорит. Вопрос висит в воздухе, и я понимаю, что должна ответить.

– Она в отъезде, – уклоняюсь я. Рука нервно сжимает ручку. Я готова закрыть дверь в любой момент. – Как вас представить?

Оба не слишком довольны моим ответом. Как последующим и вопросом.

– Когда она вернётся?

Я щурю глаза, с недовольством глядя на шатена. Заметив это, мужчина в сером вновь берёт инициативу на себя.

– Ты её дочь, верно? – уточняет он, оглядывая меня с ног до головы. – Мы старые знакомые твоей мамы. – Он неестественно улыбается. – Можно узнать, когда она вернётся?

– Я не знаю.

Блондин испепеляет меня взглядом, ведя немую борьбу. Его сдержанный тон полностью противоречит напору в его выцветших голубых глазах.

– Куда она уехала?

– Не знаю, – повторяю я, не сводя с него глаз. Он продолжает удерживать мой взгляд, словно подозревая, что я что-то скрываю. Повисшая тишина звенит в ушах, воздух накаляется, напряжение нарастает. Бум.

Сильный порыв ветра поднял в воздух пыль и листья. Деревья вокруг дома зашептались.

– Что ж, ладно, – нехотя сдаётся он. – Приносим свои извинения за беспокойство.

Оба мужчины разворачиваются, и я какое-то время наблюдаю за их удаляющимися спинами. Они мельком оглядываются по сторонам, после чего садятся в машину бизнес-класса и уезжают вверх по улице.

Это было странно.

Напоследок я смотрю на небо. Со стороны океана движется тяжёлая туча. Я набираю воздуха в лёгкие, предвкушая дождь, и скрываюсь в доме.

Остаток дня проходит в обществе лучшего друга человека – телевизора. Фоном вещая бессмысленную информацию, он не даёт мне возвращаться к тревожным мыслям и прислушиваться к тишине, заполнившей словно густой туман дом за пределами моей комнаты.

Всю ночь капли дождя насмерть разбивались об окно и медленно стекали вниз, оставляя прозрачный след на стекле.

Дом будто ожил и задышал.

Я долго лежала с открытыми глазами, пугаясь каждого шороха и скрипа, пока сон наконец не проявил милосердие и не забрал меня в блаженную пустоту.

ПΛЛΛЧ
––3–

Каждую осень маленький городок Шелтон в «Вечнозелёном штате» скрывается под покровом облаков. Ночью шёл дождь. Утром он превратился в туман, проглотив мой дом и лишив всякой видимости. Я почти не вижу своей машины, пока пробираюсь сквозь влажный воздух. Открываю на ощупь дверцу и ныряю в салон, закидывая рюкзак на пассажирское сидение. Пахнет холодом и сыростью. Я поворачиваю ключ зажигания, возвращая «тойоту» к жизни, и включаю радио.

«…доброе утро всем, кто только что к нам присоединился!..» – До тошноты радостный голос вырывается из колонок.

– Да пошёл ты, – бормочу я себе поднос и меняю станцию на лаунж-волну. Ранним утром натянутый за уши позитив выводит меня из себя. Вообще-то он всегда выводит меня из себя, но сегодня, когда я смогла уснуть лишь под утро, особенно.

Мой путь до школы лежит через «Старбакс», что занимает в два раза больше времени, но сокращает шансы на то, что я усну на уроке. Спустя двадцать минут я уже иду по школьному коридору со стаканчиком капучино в руке и притворяюсь, что существую. Со мной пару раз здороваются, на что я отвечаю сдержанным кивком, потому что понятия не имею, кто эти люди. Наверняка они видели меня на вечеринке в пятницу и думают, раз уж меня впустил в дом сам Брайан Купер, я достойна того, чтобы со мной поздороваться.

В шкафчике я беру книгу «Убить пересмешника» и отправлюсь в класс. Помещение кишит звуками голосов и мобильных телефонов. Я прохожу вдоль рядов и сажусь за последнюю парту. Ко мне тут же поворачивается Кэтрин. Она как всегда выглядит свежей и отдохнувшей. Здоровый, достаточно смуглый для человека, проживающего на западе Вашингтона, цвет кожи, сияет идеальностью. Румяные щёки. Горящие глаза цвета миндаля. От неё всегда веет энергией. Рядом с ней я чувствую себя ещё более мёртвой. Как внутренне, так и внешне. Бледная кожа в обрамлении тёмно-русых волос, достающих почти до пояса, бледные серые глаза и единственное яркое пятно – красная помада, под слоями которой скрываются бледные потрескавшиеся губы.

– Куда ты подевалась в пятницу? – спрашивает Кэтрин тоном мамаши, потерявшей своего ребёнка в супермаркете. – Я тебя обыскалась.

– Ох, правда? – Такого заявления я от неё не ожидала. На той вечеринке она пользовалась слишком большим спросом, чтобы помнить обо мне. – Может, тогда тебе стоило поискать меня на втором этаже, тогда бы ты нашла меня в отключке в одной из комнат.

Глаза Кэтрин округляются, и она подносит руку ко рту.

– Ты с кем-то переспала? – спрашивает она, перейдя на шёпот и окидывая взглядом класс, в попытке вычислить, кто это мог быть. На одну долю секунды её глаза на ком-то задерживаются, и она призрачно улыбается.

– Не знаю, – отвечаю я, привлекая внимание подруги обратно. – По крайней мере, мне об этом неизвестно. – Когда лицо Кэтрин начинает бледнеть, я добавляю: – Шутка. Никто бы не стал со мной спать. Я ни с кем не спала.

– Тогда что ты там делала?

– Как я и сказала, валялась в отключке, – скучающе говорю я, неосознанно рисуя в тетради. – Мне стало плохо на кухне, какой-то парень отнёс меня наверх. Это всё, что я знаю.

– Мне жаль, что так вышло. – Кэтрин действительно об этом сожалеет. Она немного ветреная и капризная, но не стервозная. А это была первая вечеринка у Купера в этом учебном году. Впервые за всё лето собралась действительно внушительная компания. Потеряться было просто, особенно если нужно уделить внимание всем, как это обычно бывает с Кэтрин.

Но меня это не волнует. И я не держу на неё зла. Мы никогда не были лучшими подругами. С лучшими друзьями я завязала. Я не ждала от неё самопожертвования и не давала ничего взамен. У нас всего лишь несколько общих предметов, и мы сидим рядом. Ей нравится, что я хороший слушатель, а мне… А мне всё равно.

– Примерно в час ночи я уже собиралась пойти домой и начала тебя искать. Но вместо этого я познакомилась с супер-горячим парнем!

– Ты познакомилась ещё не со всеми супер-горячими парнями в городе? – бормочу я, продолжая изрисовывать лист.

– Он новенький! – восторгается Кэтрин, подтверждая моё высказывание.

Это слово режет слух, заставляя меня поднять взгляд на девушку. В этом городе «новенький» употребляют только относительно автомобиля или блендера, купленного по ужасно выгодной цене в теле-магазине.

– Новенький? В Шелтоне? – уточняю я, словно пропустила половину разговора, и осматриваю класс. – Это не тот город, в который переезжают. Из него бегут, – заключаю, звуча слегка мрачновато.

В этот момент звенит второй звонок, и учитель вплывает в класс, с ходу командуя нам открыть пятидесятую страницу.

Кэтрин беспомощно пожимает плечами. Очевидно, причина переезда её мало интересовала на момент знакомства.

– Самое удивительное, что он переехал со своим другом, – шепчет напоследок Кэтрин и, прежде чем отвернуться к доске, подмигивает. Я закатываю глаза, но она этого уже не видит.

Во время ланча в кафетерии я сижу одна. Это немая договорённость между мной и Кэтрин. Она предпочитает сидеть в шумной компании своих подруг-по-интересам (если помешанность на парнях и глупых сериалах можно назвать интересами), а я… Раньше у меня тоже был друг. Но теперь мне легче сидеть одной, чем изображать заинтересованность в их беседе. Таким образом, двадцать минут на обед мне кажутся слишком долгими. Обычно я управляюсь за десять и не спеша бреду на следующий урок. Сегодняшний день не стал исключением. Пустые школьные коридоры держат в напряжении. Я словно нарушаю закон, проникаю на частную территорию. Стены отторгают меня. Тишина кричит.

Школа не место для одного.

Внезапно на моих губах оказывается чья-то рука, а потом по пустому коридору разносится железное лязганье шкафчиков. Я чувствую боль в затылке и понимаю, что являюсь причиной звука. Высокий парень в капюшоне прижимает меня спиной к шкафчикам, продолжая зажимать ладонью мой рот. Из тени на меня смотрят синие глаза, полные жестокости.

– Без паники, девочка. – Из капюшона доносится его низкий голос. – Я всего лишь хочу кое в чём убедиться.

В следующую секунду он берёт мою руку и заводит её за спину. Я почти слышу, как суставы возмущаются от боли. Непроизвольный крик срывается с моих губ и падает на пол, разбиваясь вдребезги. Осколки со звоном отскакивают от стен. Парень позади меня чертыхается и ослабляет хватку.

– Тихо. – Его рука снова закрывает мне рот, а второй он прижимает меня спиной к себе. Мы оказываемся в достаточно интимной позе, если не принимать во внимание, что он делает мне больно.

– Да кто ты такой? – Я пытаюсь успеть разглядеть его лицо, пока он снова не нанёс мне вред. Парень кажется знакомым, но я не помню его среди одноклассников.

– Твой убийца.

Затолкнув эти слова в моё сознание, он резко отпускает меня и молча уходит. Мне остаётся растерянно наблюдать за фигурой, удаляющейся по коридору. Что только что произошло?

Кэтрин его имела в виду, когда сказала, что у нас новенький? Если да, ей можно только посочувствовать.