Buch lesen: «Лицо со шрамом»
Пролог
ПЛЕЙЛИСТ:
The National – "I Need My Girl"
Jessie Ware – "Egoista"
Hozier – "No Plan"
Solomon Burke – "Cry to Me"
Eric Carmen – "I Wanna Hear It From Your Lips"
Mando Diao – "Dance With Somebody"
Donna Missal – "Nothing's Gonna Hurt You Baby"
Lana Del Ray – "Cherry"
Johnny Cash – "Hurt"
Пролог
Чикаго, Маленькая Италия
Я сидел на крыльце, как обычно скучая из-за того, что мои братья в очередной раз продинамили меня. Они не считали нужным брать с собой хвост. И хотя мне уже достаточно лет, чтобы быть самостоятельным, мой социальный статус сопляка не изменился. Я для них – тормозной механизм, которому нужно подтирать сопли.
Солнце припекало и без того загорелую кожу, но я не спешил прятаться в дом. Жизнь в этой стране казалась странной: дома – бездушные коробки не манили укрыться в тени их стен, как было дома в Италии. Вспомнив родную улицу, где росли апельсины и пахло свежей пастой, я снова загрустил. Единственным напоминанием о доме был певучий итальянский, звучавший из каждого уголка этого квартала. Сеньор Томмази возился с перцами в своем ухоженном саду, подвязывая тяжелые гроздья, набирающие цвет закатного солнца, тихо напевая какую-то итальянскую песню середины века. Наша улочка маленькая, и мне сразу бросилась в глаза эта девчонка.
– Strega, – шепнул я, заметив в очередной раз гостью с рыжими волосами.
Чужаки здесь редкость, она же просто шла по тротуару, не замечая никого вокруг, как яркое пятно из-за копны волос, но такая бледная и худая. На фоне смуглых итальянцев, поцелованных солнцем, эта девочка напоминала призрака. У нее были длинные волосы, такие же длинные руки и ноги, с которыми она еле справлялась.
Сеньор Томмази выглянул из зарослей своего сада, следя за девчонкой.
– Чует мое сердце неладное, – произнес он, кивнув в мою сторону, – сынок, ты бы узнал, может, ей нужна помощь?
– Почему я? – я недоверчиво сложил руки на груди, отворачиваясь в другую сторону.
– Ты ребенок, она тоже, тебе будет проще найти с ней общий язык.
– Не хочу я общего языка, мне и своего хватает!
Сеньор Томмази рассмеялся, но настаивать перестал. Он обтер руки о круглый живот, потянулся так, что я услышал хруст его позвонков, а затем скрылся в грядках.
Пару дней я ее не видел, хотя сосед говорил, что девчонка шастает по нашей улице так же часто, как солнце встает по утрам – то есть каждый день! Мне стало интересно, что она забыла в Маленькой Италии, ведь на итальянку она совсем не походила. Я занял место на крыльце, откуда открывался вид на всю улицу, подойдя к делу ответственно: в корзинке рядом со мной было два сэндвича из домашней чиабатты с ветчиной и моцареллой, свежий лимонад и еще один сэндвич для девчонки, но без сыра. Жариться на солнце пришлось долго; я слопал все свои припасы и собирался добраться до запасного бутерброда, когда увидел ее.
Несмотря на пекущее солнце, она была в кофте с длинными рукавами, а еще она так быстро шла, что я сорвался на бег, таща за собой дурацкую корзинку.
– Стой! – мне пришлось крикнуть, когда она свернула за угол, корзину бросать не хотелось.
Когда я нагнал ее, то на секунду пожалел, что решил ввязаться в эту авантюру. Но сеньор Томмази был прав: ей требовалась помощь. Первое, что я заметил, – это ее глаза. Она плакала, не сейчас, недавно. Они были опухшими и красными, как и ее нос. Мы стояли посреди улицы, пялясь друг на друга: я с интересом, она – с нескрываемой злобой. Чужачка схватилась за кулон, нервно теребя его пальцами. Под ними, на бледной коже, была небольшая россыпь из пяти родинок, напоминающая букву W. Я вспомнил книжку про звезды: так выглядело созвездие Кассиопеи.
– Чего тебе? – брякнула она, ее голос звучал красиво со странным акцентом.
Я думал предложить ей сэндвич, но решил, что слопаю сам! Глупо топчась на месте, я переложил корзинку в другую руку, набираясь смелости заговорить снова. Она пугала меня до чертиков, хотя была не не так уж старше меня – хотя кто разберет этих девчонок!
– Ты выглядишь как вредное приведение, – выпалил я. На самом деле, я хотел сказать не это, но она напоминала ведьму из сказок! Там, откуда я приехал, девчонки обычно отличались несносным характером избалованных кукол и скверным нравом, но она… она была другой. Ее взгляд был суров. Strega выглядела так, будто ненавидела меня, весь мир и еще половину Чикаго за компанию.
Она была высокой, хотя я был чуть выше, ее длинные руки спрятаны в карманах джинсов, а ноги неуклюже топтались в дорожной пыли, готовясь к побегу в любой момент! Девчонка сжалась, ей не нравилось мое внимание, мне стало неловко, но я не отвел взгляда. Ее глаза наполнились слезами и стали еще ярче, а румянец залил ее бледную кожу делая веснушки заметнее.
– Отвали, – грубо ответила она, упрямо увернувшись в попытке обойти меня.
Мне стало обидно: я хотел помочь, как просил сосед Томмазито, но что-то пошло не по плану. ВЕРНЕЕ, ВСЕ ПОШЛО НЕ ПО ПЛАНУ!
– Ты что, спишь в гробу и пьешь кровь, Strega?
Мне нравилось называть ее ведьмой, во мне возникло нестерпимое желание растормошить, оживить эту бледную девчонку. Какой черт дернул меня за язык? Но на этом глупости не закончились: я схватил ее за руку и резко потянул на себя. На секунду она опешила, замерла, как олень в свете фар с неподдельным ужасом в глазах, а потом сделала то, чего я совсем не ожидал.
Ее жесткий, как камень кулак врезался в мой нос с ужасным хрустом – как гравий под ногами. Разница была в том, что хрустнули мои кости, а потом кровь закапала на футболку. У нее был удар, как у чертового Артуро Гатти.
Корзинка выпала из рук на пыльную дорогу, а я следом. Было больно, ужасно больно! Мне хотелось заплакать, от души и горько, но тогда бы я подтвердил статус сопляка. Собравшись с силами, я кое как сел, держась за нос из которого хлестала кровь.
Девчонка не убежала, она стояла рядом то и дело стряхивая ушибленный кулак, а с ее губ слетали бранные слова.
– Мать твою! – рявкнула она, – кажется, я палец сломала!
– И мой нос! – проорал я, случайно глотнув крови, попавшей в рот.
Так началась наша странная дружба длиной в одно лето: со сломанного носа и отменного удара справа.
***
Как-то я спросил у Лиззи, так звали девчонку расквасившую мой нос, где она научилась бить как боец? Она долго молчала, даже слегка приуныла, но в итоге призналась, что этому ее научил отец. Лиззи произнесла это с явной неохотой, стягивая рукава пониже, словно пыталась скрыть свои руки от моего взгляда. Меня это немного смутило, но за месяц, что мы провели вместе, я привык к ее скрытности.
– Он боксер, – коротко добавила она, поежившись.
В голове зрели вопросы, но я боялся спугнуть нового друга. Мы днями бродили по улицам без особой цели, избегая неприятностей – ни ей, ни мне они не были нужны.
В день, когда мой нос сломался о кулак Лиззи, нам пришлось идти ко мне домой. Следует отдать ей должное: она не бросила меня и даже хотела признаться в том, что в поломке моего носа виноват ее хук справа, но я возразил. Признаться перед тетей в истинных причинах травмы было равносильно подаче официального заявления на первые полосы газет. Если бы мои браться узнали правду, я никогда бы не отмылся от позора, умудрившись наткнуться на девичий кулак.
Мы соврали. Я и Лиззи придумали версию, которая всех устроила, так мы стали партнерами по преступлению. Признаться честно, я не спал всю ночь. Во-первых, болел не только нос, но и голова, а еще мне казалось, что мы согрешили. В ту ночь я решил, что мы непременно должны сходить в церковь и вымолить прощение.
До церкви мы так и не дошли.
В один из солнечных дней мы стащили яблоки с лужайки перед домом какого-то неприветливого типа. Он всегда ходил недовольным, его сальные волосы спадали на глаза, а пузо свисало через ремень. Яблоки валялись на траве, но заметив нас, тип выбежал на улицу, схватив Лиззи за ее вытянутый рукав. Он угрожал оторвать ей уши и отвезти к родителям, чтобы они как следует ее выпороли. Но в Лиззи словно вселился дьявол: она брыкалась и упиралась, как дикая кошка. Я уж испугался не пустит ли она в ход свой коронный удар!
Тогда я размахнулся и со всей силы пульнул надкушенным яблоком в его голову, попав прямо в глаз! Секунды, когда он ослабил хватку, хватило чтобы Лиззи дала деру, а я следом за ней.
– Сróga! – сказала она мне, когда мы оказались в безопасности.
Это слово казалось мне совершенно незнакомым – оно звучало странно, как будто она набрала в рот воду и старалась ее не пролить.
– Что это значит? – заинтересовался я, пихнув Лиззи в бок. – Ты меня обозвала?
Она лишь улыбнулась.
– Это на ирландском, дубина!
А потом Лиззи пропала. Я ждал ее на нашем месте, на крыльце у моего дома, но она так и не пришла, и на следующий день тоже. Я не знал, где она живет, вообще не знал ничего, кроме ее имени, цвета волос и созвездия родинок на ее на коже. Ее не было пять дней, а на шестой, когда я уже совсем отчаялся, она вернулась. Лиззи выглядела потухшей, хотя я все лето пытался ее оживить. На ее скуле красовался блеклый синяк, который она пыталась скрыть за волосами. Девчонка была как иголках, постоянно оглядывалась на дорогу.
– Я на минуту, Сróga. – неожиданно обняла меня Лиззи, крепко сжимая в кольце рук. – Это было хорошее лето! – пробубнила она мне в шею, уткнувшись носом.
Хоть я и был мелким, мое сердце почуяло неладное. Я не хотел отпускать ее, но она обещала, что придет на следующий день.
Я ждал.
Она не пришла. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.
Лиззи исчезла, словно никогда и не существовала в этом мире.
Глава 1: Задание
Аномальная жара, накрывшая Чикаго в последние две недели, плавила все, включая клавиатуру, по которой тарабанили мои пальцы. Клавиши липли к коже, не говоря об одежде требующей отжима. Я набирала текст о скидках недели в местном торговом центре, проклиная зной. Замерзнуть от холода в Чикаго – плевое дело, но чтобы умереть от жары!…
Я хлебнула теплый кофе, морщась от горечи и неприятного ощущения духоты. Волосы приклеились к изгибу затекшей шеи. Кажется, я не отрывала задницу с кресла с самого утра. Паршивая работа в издании, не хватающего звезд с неба, давала призрачную надежду на карьеру журналистки в будущем. Да, старт с самых низов в газете, возможно служившей наполнителем кошачьего лотка – не предел мечтаний, но я верила, что это ненадолго. Меня почти не расстраивал тот факт, что это "ненадолго" затянулось на пять гребаных лет.
Наш офис находился на задворках Саут Сайда – в мрачном квартале, напоминающем аппендикс. Добраться сюда целой и невредимой было сродни лотерее и, кажется, мне пока везло. Перестрелки, погони – ежедневный фоновый шум, к которому быстро привыкаешь. Сейчас Чикаго ничем не отличался от времен Аль Капоне. Разве что мексиканцев стало больше, и наркоманы в бессознательном состоянии заполонили тротуары. Но я всегда держала ухо востро и, в отличие от женщин двадцатых годов, хранила в сумочке Глок с полной обоймой.
Я мечтала засунуть голову в морозильник. Прогноз погоды был неутешительным. Если Ад на земле реален, то сейчас я находилась в самом горячем котле преисподней. Допотопный телефон нарушил тишину неприятной трелью. Я схватила трубку, не отвлекаясь от печати.
– Буду через минуту.
Мысленно отсыпая тысячу проклятий на голову главного редактора, я отлипла от кресла, шлепая трубкой по аппарату в надежде, что он наконец-таки развалится. Мистер Бланк знал, что этот телефон бесил весь офис, и продолжал изводить сотрудников, вместо того чтобы заменить аппарат на современный. Я нехотя двинулась в кабинет начальника: он отгорожен перегородкой, и внутри жарко, как в сауне, даже если на улице минус пятьдесят. Наш главред, мистер Бланк – типичный представитель социальной прослойки, застрявшей в категории между любимым маменькиным сынком и ненавистным мужем третьей по счету жены. Он встретил меня в традиционной позе – короткими ногами кверху, они закинуты на стол. В зубах сигарета, круглое пузо обтянуто застиранной рубашкой с пятном кетчупа недельной давности.
– Для тебя новое задание. Оставь все свои дела на потом. Считай, это твой лотерейный билет, – сказал он.
В лотереи я не верила, и единственное, что удерживало меня от бегства из этой дыры – студенческий заём. Как только расплачусь, свалю на все четыре стороны обивать пороги приличных изданий. Работа здесь имела один значительный плюс: при всей сомнительной составляющей платили вовремя, хотя я не представляла, откуда в этой газетенке финансирование, наверняка нас покупали из жалости.
– Что-то с трудом верится, – пробормотала я, плюхнувшись на шаткий стул, держа на весу карандаш и блокнот для записи.
Все задания Бланка сводились к бесполезным статьям о трендах в Тик Токе, скидкам и прочей информации, не имеющей ценности.
– У тебя есть приличное платье? – Бланк затянулся, выпуская дымное облако вверх. – Ну, такое, чтобы и на похороны, и на свадьбу? Хотя твоё смазливое личико отвлечет внимание от любого наряда.
– Есть, – замешкавшись, подтвердила я, представив, как отвесила для него смачный подзатыльник и с трудом сдержала хохот. Ведь в моем воображении Бланк грохнулся со стула, подавившись сигаретой. Во мне редактор видел лишь приятную картинку, но не мозг, который всячески игнорировал.
– И как это связано с предстоящим заданием?
– В эти выходные свадьба Лукрецци.
От веселья не осталось и следа. Глаза мои удивленно округлились. Сначала от новости, хотя о событии трубили все кому не лень, но я отсеяла ее с меткой «неинтересно», затем от попытки понять, каким боком я относилась к этой свадьбе?
– Тех самых Лукрецци? – вопрос был неуместным, в Чикаго были только одни Лукрецци, и я прекрасно знала об этом. – Навели же они смуты в прошлом.
– Прошлое на то и прошлое. Они давно вышли из Синдиката. – Бланк поерзал в кресле, удерживая свою потную тушу в том же положении, в котором я застала его ранее. – Мы не из полиции, чтобы давать оценку их поступкам.
Под Синдикатом подразумевалась сеть организованной преступной деятельности или пресловутая мафия. Та самая чикагская с давними и глубокими корнями до самой Преисподней, и их не выкорчевать. Менялись условия игры и способы достижения целей, но она крепко проникла во все сферы общества, имея неопровержимое влияние. И это лишь вершина айсберга. Лукрецци, кажется, открестились от криминального прошлого или сделали вид, развернув бизнес в легальное русло. Но за ними тянется кровавый след из смертей и насилия, который будет преследовать их потомков на поколения вперед.
– Ну и причем здесь мы? – задавая вопрос, я старалась успокоиться. Внутри, где-то под желудком, зашевелился комок страха. Прошлая жизнь замаячила перед глазами оборванными воспоминаниями, ведь в моих венах вместе с кровью текла слишком мрачная история, о которой я предпочитала не вспоминать.
– Газету пригласили в качестве обозревателя, кроме тебя некого отправить.
– У них дурной вкус на прессу. – Я не удержалась от колкости и озвучила неприглядную правду, но Бланк даже не думал обижаться.
– Не обольщайся, – редактор перестал дымить, затушив сигарету в пепельнице. – Говорят, что приглашения получили все издания города. Эти ублюдки настолько тщеславны, что ждут упоминания о себе из любой конуры, даже такой вшивой, как наша!
Тщеславие – неискоренимый порок, передающийся по наследству. Еще с тех времен, когда Аль Капоне* властвовал на улицах Чикаго, позируя перед камерами, с высокомерием, побрякивая у себя в кармане яйцами всех политиков и полицейских. А Сэм Джанкана в прямом эфире издевался над Робертом Ф. Кеннеди перед собранием Конгресса и водил дружбу с самим Фрэнком Синатра. Они даже умирали с пафосом и под блеском фотовспышек.
– Что ж, увижу настоящих журналистов, – пошутила я, поглядывая на босса. Внутри меня затряслись поджилки, но я решила не показывать свой страх.
За годы вокруг мафии сложился ошибочный флер романтики – виной тому были книги, фильмы и голливудские красавчики в главных ролях. Но все это ширма, а за ней кровь невинных, смерть и нескончаемая бойня за власть. Этот мир был знаком мне не только из рассказов и хроник: несмотря на то что я была ребенком, то время оставило на мне глубокую печать разрушения, и я не стремилась окунаться в это вновь, но теперь умудрилась вляпаться в то, отчего сбежала целую вечность назад, наивно полагая, что оставила прошлое позади.
Мне казалось, что я надежно скрылась от всего этого, но теперь сижу перед боссом, мыслено решая в голове дилемму: выбрать платье или свалить в Канаду?
– И что именно я должна делать? О чем писать? – переключиться на работу было не просто.
– Твоя главная задача – не умереть. – Бланк сделал короткую паузу, ожидая реакции на шутку. Не дождавшись, он продолжил, – от великолепия, конечно же, а с заметкой как пойдет. Найди то, что разорвет заголовки!
Редактор взвизгнул от удовольствия, будто бы мы уже получили Пулитцеровскую премию за вклад в журналистику, и довольно потер свое пузо.
Я с горечью улыбнулась: однажды мне уже приходилось играть со смертью, и к счастью, тогда я выжила.
– Мне повезет, если на этой свадьбе будут раздавать поздравления, а не пули.
Если бы он знал, что его шутка окажется пророческой, то никогда бы не отправил меня на эту свадьбу.
Глава 2: Троица, китайская ваза и угрозы.
В животе урчало. Я мечтала о жареных дамплингах с креветками, пока носилась по комнате, швыряя невзрачные вещи из гардероба. Уже завтра свадьба Лукрецци, а я по-прежнему без понятия, где взять то самое платье и почему я еще не в Канаде! В приступе паники я написала слезное сообщение подруге Хелене. Она обещала помочь. Во-первых, мне пришел номер заказа из любимого китайского ресторанчика, а это означало, что быть пельмешкам. Во-вторых, было второе сообщение с командой брить ноги. И чтобы это не значило, я решила повиноваться. Хелена была из тех людей, которая могла перевернуть мир ради своих друзей, даже если ее собственная вселенная полыхала. Словно ураган, она влетела в мои тридцать квадратов, и нам сразу стало тесно. В одной руке болтался бумажный пакет с едой, в другой – чехол с платьем.
Мы ели так торопливо, что все дамплинги попали в мой желудок практически целиком. Подруге не терпелось показать находку. Она координировала выпускные проекты студентов Чикагского института искусств на факультете дизайна одежды и имела доступ к настоящим сокровищам. И одно из них находилось прямо в этом чехле.
– День, когда ты написала гневный комментарий в газету на мою статью, определенно лучший в моей жизни! – довольно промурлыкала я, расстегивая верхнюю пуговицу джинсов. Дышать стало легче!
Хелена коварно улыбнулась, припоминая словесную перепалку, перетекшую в самую искреннюю дружбу. Она держала чехол, практически подпрыгивая на диване от нетерпения.
– Благодарности – это, конечно, хорошо, но давай уже примерь это чертово платье! – подруга буквально впихнула его в мои руки. – Живо!
Длиннющая молния не хотела поддаваться. Когда чехол соскользнул вниз, я открыла рот в немом изумлении. Подруга разразилась хохотом.
– Боже мой, это что?
Щеки вспыхнули от волнения.
– Это платье, а не тот чехол для мебели, который ты хотела напялить на себя, собираясь на самую громкую вечеринку века!
– Посмотри, – возразила я, тыкая пальцем в вырез. – Кажется, портной потерял пару метров ткани!
Черт возьми, да у меня почка отсохнет, если я не признаю тот факт, что платье сногсшибательное! Оно выглядело как дизайнерский коктейль из образов Киры Найтли в «Искуплении» и Мишель Пфайффер в «Лицо со шрамом». Зеленое с глубоким декольте, открытой спиной: его подол стремился в пол, а головокружительный вырез от самого бедра намекал на то, что брить придется не только ноги.
– Господь, вразуми эту зануду! – Хелена подскочила с дивана. – Считай выход в нем за помощь в продвижении юного дизайнера. Это же свадьба Лукрецци, дьявол тебя раздери!
– Нет, это слишком. Я буду на работе!
Шелк с прохладцей струился по коже. В такую жару это было приятным бонусом, но я в панике отпихнула платье в сторону Хелены, боясь соблазниться ее доводами. На самом деле я думала о своем лучшем брючном костюме и плевать на то, что он похож на форму официантки.
– Иисусе! Это твой шанс выстрелить, наконец-то найти себе принца и свалить с этой конуры. – Она толкнула платье обратно. – Хватит быть занудой!
– Я не ищу принца!
– Тогда выбери чудовище! – Хелена не выносила мои отмашки и всегда находила способ заткнуть меня. У подруги был черный пояс по борьбе с занудством.
– Тебе не кажется, что стрелять там, где соберутся все гангстеры Северного и Южного побережья, а может быть той и другой стороны Атлантики, так себе идея? Как и искать среди них чудовищных принцев? – Я все равно продолжала гнуть свою линию, хоть и понимала, что мне ни за что не одержать победу в этом бессмысленном споре.
– Ничуть! – Хелена была непреклонна, и мне пришлось капитулировать.
Остаток дня мы потратили на пустую болтовню под соджу. Наш смех был настолько громким, что сосед снизу едва не пробил шваброй потолок, долбя ей в надежде утихомирить наш пыл. Вредный старикашка мистер Альтман давно не получал радости от жизни, поэтому активно мешал другим, неся свое старческое брюзжание как знамя. Образумить нас ему не удалось, но из-за желания Хелены быстрее свалить к своему коту вечеринку пришлось свернуть. Мы распрощались, долго не разрывая объятий, на пороге моей квартирки.
После ее ухода я погрузилась в меланхолию. Роль сыграло соджу и признание того, что кроме Хелены у меня не было близких людей. Чувство одиночества мучило меня, грызло изнутри. Я не могла заснуть. Жара изводила меня, как и неуемная тревога. Я увидела фотографию бабушки и дедушки на прикроватной тумбочке. Снимок сделали в роще из вавилонских ив, на лицах стариков улыбки, а за спиной виднелся дом. Там мы были счастливы, но жизнь – штука непредсказуемая. Иногда она выставляет счета, плата за которые не подъёмно высока.
Мрачные тени воспоминаний выпустили щупальца из самой дальней коробки сознания, пытаясь вновь захватить меня. Мне удалось захлопнуть крышку и взять мысли под контроль, хотя это было лишь временным облегчением. Прежде чем провалиться в тревожный сон, я убедилась, что заряженный Глок лежал на обычном месте.
Я любила возвращаться домой, спеша туда сломя голову! Распахнув дверь, я столкнулась с непривычной звенящей тишиной, от которой в ушах гулял стук собственного сердца. Абсолютное холодное безмолвие давило на меня, было слышно, как кровь несется по венам.
– Есть кто? – позвала я, но ответа не последовало.
Наш дом никогда не смолкал. Здесь кипела жизнь: мы ссорились и мирились, бурно читали утренние газеты и спорили о любых мелочах на свете. Даже когда нас не было внутри, жизнь в нем не утихала, тая запахи, шорохи и скрипы старых перекрытий. Но сейчас я чувствовала пугающую до мурашек пустоту.
Проходя через холл к лестнице, всем своим нутром, я ощущала что-то не так. Тишина продолжала давить, казалось, воображение играет со мной злую шутку. Внезапно раздался громкий хлопок. Я закричала от ужаса, потому что видела кровь, всюду, куда хватало взгляда. Она текла так, словно кто-то забыл закрыть кран: капало с потолка, окон, из-под дверей. Я почувствовала тяжесть в правой руке и увидела пистолет, из которого только что выстрелили. Ужасный крик, что даже мертвого разбудить смог бы, вырвался из моего горла.
Только мертвые так и не проснулись.
Я пробудилась в липком поту. Этот сон преследовал меня уже пятнадцать лет, кошмарным эхом напоминая о том, что я совершила.
После выпитого соджу утро прошло в каком-то тумане. Голова трещала, в глазах темнело. Меня все еще трясло после ночного кошмара. И эта проклятая свадьба, и задание Бланка! Казалось, что я застряла в тупике, где столкнулись мое прошлое и настоящее, и все грозило обернуться прахом.
Я суетилась и ломала голову над простой, на первый взгляд, задачей: не умереть от жары и не умереть в принципе. Я проклинала рыжеватые россыпи локонов, которые не хотели укладываться в элегантный низкий пучок. Совладав с волосами, я вдела в уши жемчужные гвоздики, доставшиеся мне от бабушки. На макияж я решила не тратить время, после такой ночи мне не поможет и пересадка нового лица. К тому же моя бледная кожа не принимала никакой косметики, и честно говоря, я была без ума от своих веснушек. Они, как и, сережки достались мне от ирландской бабушки Мэри и, это то немногое, что осталось у меня.
Как назло, такси приехало без кондиционера с водителем индусом, который пах так насыщенно, что даже целый мешок специй не смог сравниться с его ароматом. Поездка в отель превратилась в настоящее испытание на выносливость, словно меня отправили на экскурсию в Ад, где каждая мука была приправлена карри и корицей. Всю дорогу я строчила Хелене сообщения о том, что платье провоняло чёрт-те чем, и теперь я выгляжу живой рекламой индийской забегаловки, а не молодого дизайнера.
Приехав вовремя, в буквальном смысле маринованная и измотанная поездкой, я почувствовала, что настроение скатилось в тартарары. Лишь настоящая сенсация могла окупить все мои страдания! Даже захватывающий дух отель «Амбассадор» с бесплатным баром не приносил особой радости. Он находился в районе старого города и за столетнюю историю пропустил через себя немало звезд золотого Голливуда и столько же гангстеров. Неудивительно, что именно его выбрали для торжества.
С момента соглашения между итальянцами и ирландцами во времена бутлегеров* прошло сто лет и свадьба между Лукрецци и Алтери должна была раз и навсегда положить конец извечной распри за господство в городе. Бизнес мафии был сродни корпоративному: самое могущественное влияние имели те, кто мог вовремя объединиться, при этом не перестреляв друг друга. С последним пунктом, как правило, бывали обоюдные трудности.
До церемонии оставалось чуть более двух часов, и я устроилась в уютном баре. Место казалось уединенным и тихим. Для самой громкой свадьбы Чикаго здесь слишком скромно и негде размахнуться. Я подозвала бармена, заказала мохито, умоляя добавить льда больше чем рома. Поскольку я была единственной посетительницей в патио бара, нам удалось переброситься несколькими фразами, пока он мешал коктейль. Оказывается, приватное торжество планировалось на крыше, но попали туда лишь избранные гости из ближнего круга семей молодоженов. Пресса могла ошиваться свободно по всему отелю, но без доступа к церемонии, отчего многие издания решили проигнорировать приглашение Лукрецци.
– Вам не кажется это странным… так пусто вокруг?
– Учитывая тот факт, что большая часть приглашенных – ирландцы, то не особо, – бармен подмигнул мне, но я не оценила его подката. Он смутился. – Ну, знаете, шутка про ирландское время. Вы вечно опаздываете!
– Глупый стереотип!
Меня испугал тот факт, с какой легкостью парень признал во мне ирландку. Пришлось уткнуться в прохладный бокал с коктейлем. Я обрадовалась еще одной национальной особенности – бессмертной до поры до времени печени и иммунитету к малым дозам алкоголя. В конце-то концов всех моих родственников сразила пуля, а не виски.
– Повторить? – Бармен все еще крутился рядом.
Он был привлекательным, образцово глянцевым красавчиком, но его внешность не заставила мое сердце биться быстрее, или что оно там обычно делает у нормальных людей? Последнее время я не искала отношений, особенно после того эгоистичного мудака, с которым я умудрилась связаться в колледже. Для удовлетворения своих потребностей мне хватало горячего душа и любимой игрушки с хорошим аккумулятором.
– Нет, спасибо. Я на работе. – Сделав пару глотков, я спорхнула с высокого барного стула, ругая неудобные туфли. Из-за боли и дискомфорта, казалось, что мелкий садист-лепрекон сдирает кожу с моих ног.
Мысли о неудобстве исчезли, когда передо мной появилась вооруженная свита, сопровождающая какую-то важную шишку. Журналисты, с остервенением щелкали камерами. Решив не отставать, я поспешила вперед, надеясь урвать что-то интересное. Потихоньку прибывали гости, итальянцев легко узнать по праздничному черному дресс-коду. Ирландцев выдавали спутницы в нелепых шляпках.
Рядом со мной затесался репортер не первой свежести, от которого воняло как из помойки, вероятно, он из газеты хуже нашей. Его красное лицо напоминало мятый помидор, и мужчина пытался заснять кого-то на свой телефон. Я даже не заметила, как собралась толпа.
– Да что там такое? – меня сложно назвать миниатюрной с ростом 5 футов и 10 дюймов, но эти проклятые телохранители закрыли весь обзор. – Будто там сам Господь, а не какой-то гость!
– Не Господь, а Святая Троица.
Их называли «Святой Троицей», но даже идиоту понятно, что никакой святости не было. Разве только той, откуда торчали рога и копыта. Троица – дьявольское изобретение для самых мрачных дел. Они воплощали в себе библейские грехи, опасность и красоту.
Франческо предпочитал, чтобы его звали Фрэнки на простой добродушный манер, но это пыль в глаза при нечестной драке. Фрэнки Борджиа по свирепости не уступал боевому быку Ислеро, в честь которого окрестили его раритетную Ламборгини. Второго шанса у парня не допросишься – скорее мешок на голову и пулю в лоб. Тела его врагов часто всплывали в озере Мичиган, но полиции было сложно предъявить обвинения из-за различных обстоятельств. Всегда находился убийца без заказчика или свидетели пропадали, как по щелчку пальцев.
Джованни или Джонни Борджиа – средний брат. Его пронзительные глаза заглядывали не только в душу, но и прямиком в мысли оппонента. Обмануть его сложно, чутье и интуиция были вторым именем Джонни. Он управлял легальным бизнесом семьи днем, а ночами стоял за спиной Фрэнки, пока тот устранял врагов.
Фрэнки и Джонни, возглавлявшие семью, были надежной опорой для Чезаре. Вместо участия в криминальных делах он предпочитал светское общество и правовое поле. Мир семей, живущих по законам крови и силы, был ему знаком косвенно. В прессе его прозвали Цезарем, но в отличие от знатного императора, он вел юридические баталии, не забывая о громких интрижках. На свадьбу Лукрецци и Алтери, «Троица» заявилась во всем своем великолепии. Журналисты старались преградить путь братьям, лишь бы получить ценные комментарии и сделать снимки. Мимо моего уха пронеслась информация о покупке убыточного казино в Вегасе.
Я накидала быстрые заметки в блокноте, еле поспевая за толпой. Внезапно передо мной возникла огромная ваза, похожая на экспонат вымершей китайской династии. Её грохот и моих костей заглушили всю суету вокруг. Вот так просто я украла лучи славы у «Троицы». Кувыркнувшись вперед, я услышала, как ваза покатилась назад. Готовясь встретиться с мраморным полом, я мысленно прощалась с идеей удачного вечера, когда вдруг ощутила крепкие руки, подхватившие меня. По вспышкам вокруг я поняла, что приземлилась прямиком в мафиозные объятия. Что ж, Хелена обрадуется – это отличная реклама для ее платья!
