Очерки истории корейского кино (1903–2006)

По аннотации из базы данных корейских фильмов, «Поселки железных (сильных) парней» – это история соперничества жителей враждующих районов городка, влюбленных в дочь священника Марию (Maria). Главарь банды Нижней части города по кличке Кя Коги (Gae Go-gi), в переводе «собачье мясо», и главарь банды Верхней части города Гён Чхильсам (Gyeong Chil-sam) – заклятые враги. Но они оба ненавидят начальника угольных шахт Вона (Won). Всех троих пытался помирить местный священник – преподобный Со Чаун (Seo Jae-wun), но безуспешно.

К преподобному Со возвращается с архипелага Гавайи (Hawaii) его дочь Мария. Оба бандита и начальник шахт Вон влюбляются в девушку и пытаются завладеть ее вниманием. Начальник Вон старался обезвредить бандитов, а те договорились, стали примерными гражданами и решили ходить в вечернюю школу при церкви. Занятия в школе вела, конечно, очаровательная Мария. В финале двое бандитов и начальник Вон возглавили движение за новый образ жизни в городе^[215].

В 1931 году окончательно разоренный На Унгю был вынужден сниматься в прояпонском фильме режиссера До Чончана (Do Jeon-jang) «Мужа – в пограничники» \ «Муж отправляется в пограничный гарнизон» (A Husband Goes to the Border Garrison, Nampyeon-eun gyeongbidaelo, 1931)^[216].

По базе данных корейских фильмов в 1931 году режиссер На Унгю снял фильм «Кымганхан» (Geumganghan, Geumganghan, 1931) о сексуальном маньяке, соблазнившем наивную деревенскую девушку. Девушка родила от него ребенка и совершила самоубийство. Маньяка убивает его бывшая жена^[217].

В 1932 году На Унгю блестяще исполнил главную роль в знаменитом антияпонском шедевре немого кино «Лодка без хозяина» (A Ferry Boat that Has No Owner, Imja-eobsneun nalusbae, 1932) режиссера-дебютата Ли Гюхвана (Lee Gyu-hwan, 1904–1982). Подробнее о Лю Гюхване и его фильме в главе «Ли Гюхван и его фильм «Лодка без хозяина».

Как режиссер На Унгю снял фильм «Другая дверь Дворца Просвещения» (Gaehwadang Imun, Gaehwadang-imun, 1932) о знаменитом трехдневном перевороте Ким Окгюна (Kim Ok-gyun, 1851–1894) – прогрессивного корейского общественного деятеля эпохи Чосон.

Ким Окгюн активно выступал за вестернизацию Кореи. В декабре 1884 года придворные реформаторы во главе с Ким Окгюном произвели дворцовый переворот и захватили власть, но через два дня они были смещены совместными усилиями корейских и китайских военных^[218]. По Ким Хва, этот фильм режиссера На Унгю назывался «Странные слухи во Дворце Просвещения» (1932)^[219].

Но Ким Хва назвал еще один фильм, выпущенный На Унгю в те годы, «Король пещеры» (1932), вероятно, не имевший коммерческого успеха. Разочарованный своими неудачами в кино На Унгю уходит в театр и ставит музыкальные драмы^[220]. Возможно На Унгю – первый кинорежиссер, снявший театральную драму «Граф Монте Кристофер» (Count Monte Christopher, Amgul-wang, 1932) по мотивам знаменитого приключенческого романа «Граф Монте Кристо» (The Count of Monte Cristo) А.Дюма-отца (Alexandre Dumas père, 1802–1870). Киноверсия театральной драмы На Унгю была снята прямо во время представления^[221].

В 1934 году режиссер На Унгю снял фильм «Случай с 7-й бамбуковой флейтой» (Incident of the 7th Bamboo Flute, Chilbeontongsosageon, 1934) о девушке-бродяжке Хен Панран (Hyeon Bang-ran), проданной в притон курильщиков опиума. Ее спасает благородный бродяга и они вместе отправляются в странствия^[222].

В 1935 году режиссер На Унгю снял фильм «Смоковница» (A Fig Tree, Muhwagwa, 1935) о скрипаче, которого бросила его любовница-танцовщица. Скрипач впадает в депрессию. Танцовщица возвращается к скрипачу, но он превратился в «бесплодную смоковницу»^[223]. Ветреность и коварство любимой женщины опустошили героя.

Второй фильм, снятый режиссером На Унгю назывался «Тень» (Shadow, Geulimja, 1935). Это печальная история о молодом человеке, которого мачеха со своим сыном всячески унижает и ищет способы выгнать из дома. Герой проникает ночью в комнату спящей мачехи и мечтает о долгожданной мести^[224]. К сожалению, как закончился фильм о злоключениях героя – неизвестно.

Третий фильм На Унгю, выпущенный в прокат в 1935 году, был «Город за рекой» (The Town Across the River, Ganggeonneo ma-eul, 1935) о беспутном деревенском парне Чонтэке (Jeon-tek), укравшем у отца единственную корову, чтобы на вырученные деньги покутить в Сеуле. В финале Чонтэк возвращается домой, умоляет отца простить его и начинает новую жизнь^[225].

В 1935 году На Унгю снимает свой первый звуковой кинофильм – третью серию «Ариран». Фильм был выпущен в 1936 году^[226]. «Ариран. Часть третья» (Arirang (part 3), Alilang<3pyeon>, 1936) – продолжение о трагической судьбе Ёнчина (Yeong-jin). Он вернулся из тюрьмы и вел спокойный образ жизни. Но инженер-геодезист Чонтхэк (Jeon-tek) пытался изнасиловать Ёнхи (Yeong-hee) – младшую сестру Ёнчина. Узнав об этом, Ёнчин снова впадает в безумие и преследует инженера^[227].

В 1937 году На Унгю снял звуковую мелодраму «О Моннё» (Oh Mong-nyeo, Omongnyeo, 1937). Это экранизация рассказа корейского писателя Ли Тхэчина (Lee Tae-jun).

Содержание фильма. Девушку-сироту Моннё преследует похотливый приемный отец, к ней постоянно пристают местные хулиганы с нескромными предложениями. Моннё (Mong-nyeo) обручена с паромщиком Ким Ильха (Kim Il-hae). Однажды, когда Моннё пытались изнасиловать, она убежала, прыгнув в лодку к Ильха. Приемный отец и хулиганы бросились за ними в погоню. Но влюбленные навсегда покинули родную деревню^[228]. Фильм пользовался большим успехом. К сожалению, «О Моннё» был последним фильмом режиссера На Унгю.

Из воспоминаний Юн Бончхуна: «О Моннё» был снят в 1936 году, и это был последний фильм Унгю. Если подумать, его первый немой фильм «Ариран» был шедевром, и его последний звуковой фильм «О Моннё» тоже был шедевром»^[229].

После выхода в прокат фильма «О Моннё» в январе 1937 года режиссер, продюсер и актер На Унгю умер от туберкулеза в возрасте 36 лет.

По Ким Хва, в творческой биографии актера, режиссера и сценариста На Унгю 27 фильмов^[230]. По базе данных корейских фильмов актер, режиссер и сценарист На Унгю создал 23 фильма^[231].

В 1939 году Юн Бончхун написал о своем друге: «Говорят, гении умирают молодыми, а поскольку он тоже умер молодым, я назову его гением. Но он умер, не проявив свой гений. Можно назвать его гением в процессе становления? Меня это не касается, но я слышал, что для художников смерти не существует»^[232].

Несомненно, все творчество На Унгю (1902–1937) в период немого и в начале звукового кино – выдающийся вклад в развитие корейского киноискусства.

В 1966 году известный южнокорейский актер и режиссер Чхве Мурён (Choi Moo-ryong, 1928–1999) снял полнометражный художественный фильм «На Унгю» (Na Un-gyu, Naungyu Ilsaeng, 1966), посвященный жизни и творчеству корейского актера и режиссера На Унгю. Это была экранизация одноимённой повести Чхве Сынгю (Choe Seong-gyu), который был сценаристом фильма. Историческая драма «На Унгю» пользовалась успехом, его посмотрели сто тысяч зрителей^[233].

Юн Бончхун – начало карьеры

Актерский дебют Юн Бончхуна (Yun Bong-chun, 1902–1975) состоялся на киностудии «Чосон Кинема» (Chosun Kinema Production) в четвертом фильме На Унгю «Полевая мышь» (The Field Mouse, Deuljwi,1927). В фильме режиссер На Унгю доверил роль благородного разбойника по прозвищу Деревенская Крыса (Country Rat) своему другу юности – начинающему актеру Юн Бончхуну (Yun Bong-chun, 1902–1975).

Юн Бончхун прекрасно справился с ролью благородного разбойника. После удачного актерского дебюта в фильме «Полевая мышь» Юн Бончхун становится ближайшим соратником и коллегой своего друга юности На Унгю. В мелодраме «Золотая рыбка» (The Golden Fish, Geumbung-eo, 1927), последнем фильме На Унгю на киностудии «Чосон Кинема» Юн Бончхун сыграл Хынёля (Heung-yeol), друга главного героя Сон Чехуна (Song Jae-hun).

Вероятно, именно Юн Бончхун поддержал На Унгю в его нежелании принять предложения руководства киностудии «Чосон Кинема» и производить коммерчески успешные или откровенно прояпонские фильмы. На Унгю и Юн Бончхун были преданными друзьями. Несмотря на то, что из-за личной неприязни между Юн Бончхуном и Сумори Сюити разгорелся конфликт, На Унгю решительно поддержал своего друга. Когда владельцы киностудии поддержали японца Сюити, друзья-корейцы На и Юн покинули киностудию «Чосон Кинема».

На собственной киностудии «На Унгю продакшнз» (Na Woon-gyu Prodaktions) На Унгю снимает актера и друга Юн Бончхуна почти во всех своих фильмах: «За рекой Туманган» \ «В поисках любви – через реку Туманган» (Looking for Love – Going across River Doomankang, Salang-eul chaj-aseo, 1928), «Славные парни» / «Настоящий мужчина» \ «Мужик» (The Male, Sa-nai, 1928) и «Глухой Самрён» (A Deaf, Sam-ryong, Beong-eoli Samryong, 1929).

Возможно, по настоятельной рекомендации На Унгю режиссер Ли Гиён пригласил актера Юн Бончхуна в свой фильм «Послесловие к Ариран» (A Story of the Day after Arirang, Alilang geuhu i-yagi, 1930).

Помимо работы со своим другом На Унгю, актер Юн Бончхун самостоятельно строил свою творческую карьеру. В 1930 году он снялся в фильмах: «Время песен» (Season for Singing, Nolaehaneun sijeol, 1930) режиссера Ан Чонхва (Ahn Jong-hwa, 1902–1966)^[234], «Горестная песня в буддийском монастыре» (Sorrowful Song in the Buddhist Monastery, Seungbangbigog, 1930) режиссера Ли Гиёна, экранизации одноимённого рассказа корейского писателя Чхве Доксона (Choe Dok-gyeon, 1901–1970)^[235], «Песня утешения» (The Consolatory Song, Hoesimgog, 1930) режиссера Ван Доксона (Wang Deok-seong)^[236].

В том же 1930 году на киностудии «Тэдонфильм» (Dae Dong Film Co.) состоялся режиссерский дебют Юн Бончхуна – семейная мелодрама «Грабитель» (The Robber, Dojeognom, 1930).

По краткой аннотации из базы данных корейских фильмов. В фильме «Грабитель» взрослый сын умоляет отца отпустить его на учебу за границу. Но отец отказывает сыну. Тогда молодой человек пытается ограбить собственного отца. Когда отец узнает, что чуть не толкнул сына на преступление, он раскаивается в своей жадности и отправляет сына учиться за рубежом^[237].

В 1932 году режиссер Юн Бончхун снимает свой фильм «Большая могила» (The Big Grave, Keun mudeom, 1931). Вероятно, Юн вспомнил свою боевую юность, когда они с На Унгю выполняли задания секретной организации Корейской освободительной армии Допанбу (Dopanbu): в Корее распространяли газету «Независимость» («Тоннип симмун») и были арестованы, бежали в Маньчжурию \ Кандо-Цзяндао и взорвали туннель Мусаллён (Musallyeong Tunnel).

Сценарий фильма «Большая могила» был написан Хан У (Han U) на основе реальных событий, произошедших на фабрике в Инчхоне. Режиссер и исполнитель главной роли Юн Бончхун показал, как доведенные до отчаяния рабочие, замученные произволом владельца фабрики, устроили бунт. Их поддержал управляющий Пильсун (Pil-sun), хотя он был влюблен в дочку хозяина фабрики. После подавления стихийного восстания, Пильсун вынужден бежать в Маньчжурию, чтобы стать бойцом Корейской освободительной армии. Но японская армия уничтожила большинство борцов за независимость Кореи^[238].

Позже режиссер Ли Гуён пригласил Ли Бончхуна на главную роль в фильме «Суи́ль и Суна́» (Su-il and Sun-ae, Suilgwa sunae, 1931), ремейк мелодрамы Ли Гёнсона «Вечная любовь Ли Суиля и Сим Суна́» (Eternal Love of Su-il and Sun-ae, Jang-han-mong, 1926) по сценарию писателя Чо Ильчэ (Cho Ilje \ Jo Il-je, 1863–1944). Можно предположить, что Юн Бончхун убедительно исполнил роль покинутого влюбленного Суиля, который в финале великодушно прощает свою легкомысленную возлюбленную Суна́^[239].

Актер и режиссер Юн Бончхун снимался и в других фильмах на Унгю. В немых – «Другая дверь дворца просвещения» (Gaehwadang Imun, Gaehwadang-imun, 1932), «Смоковница» (A Fig Tree, Muhwagwa, 1935), «Тень» (Shadow, Geulimja, 1935), «Город за рекой» (The Town Across the River, Ganggeonneo ma-eul, 1935) и звуковых – «Ариран. Часть третья» (Arirang (part 3), Alilang<3pyeon>, 1936) и «О Моннё» (Oh Mong-nyeo, Omongnyeo, 1937).

Без сомнений, Юн Бончхун знал, что На Унгю серьезно болен. Знал и причины: тяжелые условия жизни в боевой юности, большие физические и психологические нагрузки во время работы в киноиндустрии, и постоянное безденежье, из-за которого у На Унгю не хватало средств и времени всерьез заняться лечением туберкулеза – болезни бедствующих горожан.

Вероятно, Юн Бончхун пытался уговорить На Унгю заняться своим здоровьем. По словам Юн Бончхуна, На Унгю «сказал, что… не будет играть и писать, а сосредоточится на режиссуре. Болезнь, скрывавшаяся в его теле, обострилась из-за того, что он слишком много работал, продюсируя «О Моннё» (1937). Его заболевание легких достигло третьей стадии. Его друг и врач Ли Сунвон (Lee Sun-won) приходил на съемочную площадку каждый день, предлагал отдохнуть и делал ему уколы»^[240].

В год смерти На Унгю у Юн Бончхуна родился сын Юн Самюк (Yoon Sam-Yook, 1937–2020), который стал известным сценаристом и режиссером Республики Корея. А сам режиссер Юн Бончхун был одним из самых авторитетных кинематографистов южнокорейского кино в 1950-1960-х годах.

Молодежь и национально-освободительное движение Кореи

Судя по героической юности На Унгю и Юн Бончхуна, политическая активность всего корейского народа в борьбе за свою независимость происходила во всех слоях общества. Представители всех сословий участвовали в борьбе против политики ассимиляции, которую проводили японцы. С начала XX века в Корее одним из самых активных движений за независимость (а позже в 1960-1980-х гг. за демократию) были выступления студентов и школьников. Начиная с Первомартовского движения 1919 г., молодежь была инициатором народных волнений в стране.

В год выхода фильма «Ариран» в Корее произошли события, позже названные «Движением 10 июня 1926 г». Во время траурных мероприятий по поводу смерти последнего короля династии Чосон – Сунчона (Sunjong, 1874–1926), студенты Сеульского университета организовали демонстрацию протеста. Японская полиция арестовала 200 человек, что вызвало студенческие забастовки по всей Корее. Молодежь выдвигала требования о восстановлении обучения на корейском языке, введении лекций по истории Кореи, привлечении корейских преподавателей и др.^[241] Выступления учащейся молодежи Кореи, самой активной части общества, поддержало все население.

Японский колониализм в Корее был многолик и разнообразен. В основном, японские власти вели себя в Корее так же как американцы и европейцы в своих азиатских колониях. Пропаганда и военное чиновничество воспитывалось в шовинистическом духе, с детства японцам внушали их безусловное превосходство над корейцами.

Немногочисленная часть образованных японцев относилась к корейцам дружелюбно, и всячески содействовала в освоении корейцами всех прогрессивных творческих направлений, косвенно оказывая культурное влияние на процесс модернизации Кореи. Все новые веяния и моды во всех областях культуры молодые корейцы узнавали от своих японских друзей и учителей.

Но в самой Корее взаимоотношения между корейцами и японскими колонизаторами складывались, чаще всего, в атмосфере страха и полного подчинения «аборигенов» новым «хозяевам». Особенно остро свое униженное положение переживали подростки и молодежь.

О жизни корейских подростков в те годы можно составить представление благодаря книге профессора С.О. Курбанова «Курс лекций по истории Кореи: с древности до конца XX в».^[242] Во времена «культурного правления» одним из самых популярных направлений молодежного национального движения за независимость были «читательские общества», которые поддерживали между собой постоянную связь, что позволяло быстро организовывать корейских учащихся на массовые акции. После подавления «Движения 10 июня 1926 г.» корейские студенты создали подпольные кружки, члены которых выступали за необходимость пересмотра учебных программ, коллективно не посещали занятия, которые вели японские преподаватели и т. п.

В октябре 1929 г. в поезде, выехавшем из города Кванчу (Gwangju), японские студенты оскорбили девушку-кореянку. Ее брат и товарищ вступились за нее и потребовали извинений. Если учесть, что высшее образование в Корее могли получить только вполне обеспеченные корейцы, то можно представить, что происходило с большей частью населения – крестьянами и бедными горожанами. Японские студенты заявили, что «корейцы не имеют права обижаться»^[243]. Конфликт перерос в неравную схватку. Японские полицейские, прибывшие к месту конфликта, арестовали корейских студентов. О случившемся узнали все жители Кванчу.

Новости о случившемся были тут же опубликованы в местной газете на японском языке. В этот же день в издательство газеты, в которой неверно был освещен конфликт, ворвались корейские старшеклассники и засыпали песком ротационную машину. Полицейские устроили облаву на корейских школьников. В ответ 3 ноября начались массовые выступления корейских школьников и студентов.

В память о событиях в ноябре 1929 г. в Кванчу (с 1953 г.) день 3 ноября считается в Южной Корее Днем студента^[244].

К 12 ноября 1929 г. корейские учащиеся практически всех учебных заведений города Кванчу потребовали освободить всех арестованных школьников и студентов, запретить свободный вход полицейских в учебные заведения, предоставить свободу слова и печати, передать систему образования в руки корейцев. Звучали призывы к восстановлению независимости Кореи. Выступления учащихся в Кванчу были подхвачены студентами и школьниками всей Кореи и продлились до начала 1930 г. В акциях протеста были задействованы 194 учебных заведения и более 54 тыс. учащихся. В ходе подавления выступлений японская полиция арестовала 1462 человека, 582 учащихся были исключены из школ.

Быстрое распространение Кванчуского движения студентов и школьников на всю страну произошло не без участия ряда подпольных корейских патриотических организаций. Существенную поддержку выступлениям студентов и школьников оказало Общество обновления (Синганхве) – организация социалистического толка, во главе Ли Санчэ, который в 1920-е был первым директором газеты «Чосон ильбо». Общество обновления было массовой общегосударственной организацией, построенной по типу общенациональной политической партии. К началу 1930-х гг. Общество обновления стало значимой политической силой, объединившей корейский народ в борьбе за возвращение национальной независимости. Но в мае 1931 года произошел неожиданный самороспуск этой организации^[245].

С 1931 г. на страницах газеты «Тона ильбо» началась кампания по повышению образовательного уровня простого народа, получившая название по корейской транскрипции русского словосочетания – «в народ». В 1933 г. газета опубликовала новые унифицированные правила корейского правописания, в 1936 г. освещала выступление корейских спортсменов на Берлинской олимпиаде. В августе 1940 г. издание газет «Тона ильбо» и «Чосон ильбо» было запрещено. Обе газеты возродились уже после освобождения Кореи.

Студенческие демонстрации протеста против японских колонизаторов в Кванчу в 1929 г. считаются вторым крупным национально-освободительным движением корейского народа после Первомартовских событий 1919 г. В память о тех событиях студенты Южной Кореи традиционно активно участвуют в политической жизни страны.

Тенденциозное и коммерческое кино

Корейская ассоциация пролетарских писателей объединила литераторов нового времени и провозгласила идею об искусстве, как социальном продукте – мощном идеологическом оружии в политической борьбе за независимость страны, не связанном ни с индивидуальностью создателей, ни с успехом у публики. Музыканты, драматурги, театральные деятели и кинематографисты вошли в «Корейскую федерацию пролетарского искусства» (KAPF \ Korea Artista Proleta Federatio \ Korean Artist Proletariat Federation)^[246], которая имела несколько отделений, больше всего в городах северной части Кореи – Кэсоне, Пхеньяне, Вонсане, и состояла из 200 активных членов^[247].

Массовые выступления учащейся молодежи в Кванчу вдохновили многих кинематографистов. Радикально настроенные пролеткультовцы признавали только «тенденциозное искусство», агитирующее и просвещающее зрителя. В 1930-е годы корейские кинематографисты продолжали учиться у своих японских коллег, которые также были увлечены «тенденциозным» направлением в искусстве. «Так, теория монтажа Эйзенштейна оказала сильное влияние на «тенденциозные фильмы» («кейко эйга») левой ориентации, популярные в 1930-х годах, и вылились в изощренный стиль монтажа… и документальные приемы уже были предметом эксперимента в японском кино 1930-х годов»^[248].

Все развлекательные фильмы в Корее и Японии разоблачались, как «продажное искусство». Но суровая реальность часто вынуждала режиссеров и актеров работать в обоих направлениях. Именно поэтому фильмы немого периода в корейском кино (1923–1934) условно можно разделить на две группы: тенденциозные и коммерческие.

Создание тенденциозных фильмов связано с возникновением в 1925 г. «Корейской федерации пролетарского искусства». В период с 1928–1931 гг. приверженцы тенденциозности рассматривали кино не как продукт индивидуального творчества, а как средство пропаганды и просвещения. В те годы идея коммунизма особенно привлекала корейскую интеллигенцию. Самыми яркими представителями «пролетарского искусства» были писатели Лим Хва (Lim Hwa \ Im Hwa) и Со Кванчэ (So Gwang-jae).

Информация о тенденциозных фильмах 1920-1930-х годов, в основном, получена из «Истории корейского кино» Ли Ёниля^[249] и «Популярной истории корейского кино» Ким Хва^[250].

Первым тенденциозным произведением стал обличительный фильм Ким Юёна (Kim Yu-yeong, 1907–1940) «Бродяжничество» (Vagabond, 1928) о противостоянии помещиков и крестьян, которые вынуждены были покинуть родные места в Корее и поселиться в Маньчжурии (Китай).

По сценарию Кан Хо (Gang Ho, 1908–1984) режиссер Намгун Ун \ Нам Гунун (Namgung Un \ Nam Gung-un, 1904–1949) снял фильм о бедственном положении корейцев «Суни, не сдавайся!» (Be a winner, Sun-i, Jijimala suni-ya, 1928 \1930)^[251], в котором рассказывается, как девочка решилась принять участие в соревнованиях по бегу, чтобы поддержать тяжело больного отца. Японская цензура не выпустила фильм в прокат^[252].

Тенденциозный фильм Кан Хо «Сумеречная улица» \ «Темная дорога» (The Dark Road, Amlo, 1929) о трех молодых людях, которые оказались на чужбине и приобщились к коммунистической идеологии, также был запрещен цензурой. Фильм «Сумеречная улица» или «Темная дорога» (в ролях: Кан Хо, Пак Гёнок (Park Gyeong-ok) и др.) после многочисленных купюр был выпущен в прокат, но не пользовался зрительским успехом «из-за вмешательства цензуры». Упорный пролеткультовец Кан Хо продолжил снимать тенденциозные фильмы^[253].

Фильм режиссера Ким Юёна «Венок» (Hwaryun, Hwalyun, 1931) рассказывал о жизни героя-патриота от тюрьмы до тюрьмы.

Тенденциозные фильмы из-за цензурного преследования и отсутствия зрелищности не пользовались такой популярностью, как развлекательные картины из-за рубежа – США и Японии^[254].

Независимые корейские киностудии были своеобразными исследовательскими лабораториями по освоению новых художественных приемов и стилей, и по изучению вкусов публики, что часто приводило их владельцев к полному разорению.

В Корее деятельность пролеткультовцев охватила всю национальную культуру. 1931 г. в «Корейской федерации пролетарского искусства» были образованы самостоятельные подразделения по видам искусства, каждое из которых имело свое периодическое издание.

Из-за преследований цензуры тенденциозные фильмы, созданные независимыми корейскими кинематографистами, не могли конкурировать с развлекательными и коммерчески успешными фильмами. Кроме того, среди деятелей тенденциозного кино начались серьезные разногласия о зрелищности тенденциозных фильмов. Активный член «Корейской федерации пролетарского искусства» (KAPF – Korea Artista Proleta Federatio) Ким Юён снимает мелодраму с элементами социальной критики «Песня горькой любви» (Song of Compassion, Aelyeonsong, 1939)^[255].

В 1935 г. под жестоким административным давлением японской колониальной администрации «Корейская федерация пролетарского искусства» прекратила свое существование^[256].

Как пишет Тадао Сато, и в Японии в поисках «новых средств выражения кино, восприимчивое как к интеллектуальным течениям, так и к настроениям толпы, рождало порой поветрия, истоки которых трудно было понять. Одним из примеров может служить увлечение в 1930–1931 годах так называемыми «тенденциозными фильмами». До тех пор марксистские идеи распространялись главным образом через книги, «тенденциозные фильмы» познакомили с ними широкую аудиторию. Это направление, наряду с другими левыми течениями, было полностью подавлено правительством»^[257].