Buch lesen: «Неродной»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Последний раз я видела маму, когда мне было пять.

Однажды ночью проснулась от шума, и некоторое время лежала, прислушиваясь к тому, что происходило вне стен детской.

Мама и папа ругались.

До этого я никогда не бывала свидетелем их ссор, поэтому решила посмотреть, а заодно сообщить, что они мешают мне спать. Ну, может и зареветь, для пущего эффекта.

Выйдя из комнаты, я направилась на звук ругани, и оказалась возле лестницы, ведущей на первый этаж. Родители стояли возле нее, и отец орал на маму. Меня поразило слово, выкрикнутое им:

– Твой выблядок!

Что оно означает, я, конечно, тогда не знала.

Тут появилась моя няня, Даша, и увела обратно в кровать.

Утром плачущая няня сказала, что мама больше никогда не придет к нам – она улетела на небо, к ангелам.

Это сообщение тогда меня не тронуло – ну улетела мама и улетела – родители часто куда-то летали. Вернется!

Гораздо важнее было узнать, что значит слово, слышанное мной возле лестницы.

Даша перестала плакать, и сказала, что бы я никогда больше его не повторяла.

– Это плохое слово! – произнесла она.

А папу последний раз я видела на похоронах, где мне показали какую-то тетю, лежащую в гробу, и велели с ней попрощаться.

Все последующие годы я изредка лицезрела отца только по телевизору, или в интернете. Он даже по телефону со мной не общался. Хотя, на мою жизнь, учебу, и зарплату Даше деньги переводил. Ей.

А я все таки узнала, что означает слово "выблядок".

***

Я скучала по родителям, особенно по отцу, потому что любила его больше, чем маму, плакала, истерила, и приказывала Даше отвести меня к ним – лет до семи.

Потом пошла в школу, и посчитала себя достаточно взрослой, что бы смирится со смертью мамы.

А с тем, что отец меня бросил смирится не смогла. И моя любовь к нему сменилась ненавистью.

Даша, отчасти, способствовала этому. Она называла отца только Марком, даже в разговоре со мной. Не "Попрошу твоего папу прислать денег тебе на…", а "Надо попросить Марка прислать денег тебе на…"

И для меня он стал Марком – чужим богатым мужчиной, оплачивающим мою жизнь.

Лет в двенадцать я спросила у няни:

– Марк считает, что я не его дочка?

Даша нахмурилась, и сухо ответила:

– Откуда мне знать?

Я хотела, что бы отец ошибался…

Вспоминаю, как все было раньше – как он читал мне книжки, и рассказывал перед сном сказки…Как мы с ним вместе пели песни, как он носил меня на плечах… Как поднимал на руки, чмокал в щеку, и весело, горделиво говорил:

– Мой кукленок!

Тогда он гордился мной.

Марк даже не ошибается, а специально придумал, что бы был повод со мной не видеться!

Ну и пусть! Бросил меня, и ладно! Я тоже не стану считать его папой!

Даша, бывшая изначально няней, осталась со мной непонятно на какой роли. В общем, она стала моей семьей.

Не знаю, почему она осталась. Молодая деревенская девушка, симпатичная, хотя простоватая, не очень умная, и пухленькая, как колобок, посвятила свою жизнь чужому ребенку не из-за денег – Марк платил ей мало. И надо сказать, воспитывала меня в строгости, и без проявлений любви, так необходимых ребенку.

Жили мы вдвоем, в огромном доме, где я обитала с самого рождения, расположенном в элитном подмосковном поселке Малинки. В доме отца. И жизнь моя была, в общем неплохой. Даже в школе многие завидовали и хотели подружиться – я же дочка такого богатого и знаменитого человека! Мой отец – известный, очень популярный и модный писатель.

О том, что мы с Марком вообще не видимся, кроме няни не знал никто. Даже учителя, хотя на собрания, вместо него, ходила Даша.

"Ее отец занят!" – важно говорила она.

Никто не знал и о том, что денег на мое содержание Марк дает немного – еле еле хватало на жизнь и одежду. И это с Дашиной зарплатой, которую она вкладывала в общий котел. Именно няня общалась с Марком (по телефону), и требовала денег, когда он обо мне совсем забывал.

Даша умудрялась еще и копить нам на отдых. Лето мы проводили у ее матери в деревне, куда няня была вынуждена меня брать, но обязательно, на две недели, ездили на море, иногда даже в Турцию. Потом, осенью, я рассказывала подружкам, что все лето загорала на папиной вилле…

Лет в шестнадцать я спросила няню, от чего умерла моя мама.

– Автомобильная авария! – ответила женщина.

А я уверилась, что Марк маму убил, ибо помнила их последнюю ссору, и злые слова, что он ей бросал… И возненавидела этого мужчину еще больше. Что не мешало мне быть подписанной на его страницу с фейка, и смотреть его фотки и видосы.

Это мучительно, смотреть их. Белая вилла у моря… Яхта… Дорогие коллекционные авто… И женщины – жены, или просто любовницы, которые сменялись в жизни Марка очень часто.

Я задыхалась от обиды, ненависти, и зависти. Я никогда не бывала на этой роскошной вилле… Не каталась на яхте или коллекционном ройс роллсе… А ведь все это и мое, как его дочери!

Но самое горестное – Марк обнимает, на фоне красот, не меня, а левых телок…

В старших классах мои подружки, которые тоже видели эти фотки, говорили:

– Какой у тебя папа! Красивый… Ходячий секс! Вот бы с ним замутить! Познакомь, а?

Я загадочно улыбалась, не признаваясь, что сама мечтала познакомиться с Марком… Что бы дать ему в рожу. В довольно привлекательную ухоженную морду.

Иногда я смотрела в зеркало, и пыталась найти сходство с Марком. Не находила. Он кареглазый брюнет с хищным носом, я – обычная неяркая блондинка, с мягкими, "размытыми" чертами лица. Я похожа на маму.

Пришло время окончания школы. Даша передала мне слова Марка – я вольна поступать куда захочу, и куда смогу, он будет учебу оплачивать.

Понятное дело! Все как всегда.

Наконец, школа позади, экзамены сданы… Няня позвонила Марку, и спросила, не приедет ли он на вручение аттестата. Должен же отец, хоть раз за одиннадцать лет, появиться в школе!

Он отказался, о чем мне рассказала расстроенная Даша. И я тоже расстроилась… Все еще надеялась что папа, хоть на мгновенье появиться в моей жизни. Однако, Марк расщедрился, и прислал денег на расходы, связанные с выпускным, и на платье для него.

Платье мы заказали у известного кутюрье, и оно вышло шикарным, хотя выглядело довольно скромно – облегающее бледно сиреневое макси. И босоножки к нему, на плоской подошве, удерживающиеся на ногах с помощью нескольких тонких ремешков.

После официального выпускного мы решили сделать свой, с алкоголем, и без взрослых. И собраться у меня, благо в нашем распоряжении весь огромный дом. Даша очень удачно поехала к своей матери, оставив, ненадолго, меня одну. Я же уже взрослая, восемнадцать лет, и школу закончила. В нянях не нуждаюсь.

Мои одноклассники веселились на славу – бухали, как не в себя, веселились, танцевали, целовались… Мне хотелось, что бы они запомнили эту вечеринку на всю жизнь!

Правда, сама я не особо веселилась. Целоваться было не с кем, потому что парня у меня не было. За годы старшей школы находились мальчики, которые нравились мне, и которым нравилась я, но… Я хотела, что бы они были похожи на Марка, а они похожими не были… И все заканчивалось, даже не начавшись. Так что, свое восемнадцатилетие я встретила девственницей, и без парня.

Что же касается алкоголя, то не привычная к нему, я сразу захмелела, и бродила между веселящимися одноклассника, одетая в то самое выпускное платье, с одним желанием – отправиться спать.

Однако, девчонки затащили меня в игру "Правда или действие". Мы уселись на полу в гостиной, на ковре возле камина, который кто-то зажег, видимо, что б мы все окочурились от жары. Сквозь хмельную дрему замечаю, что дорогой светлый ковер уже облеван, и облит вином, или хз чем.

"Дашка будет ругаться!" – сонно подумала я. Но сейчас мне пофиг. Все равно, совершенно.

Находилась дремотном оцепенении, я не сразу заметила – что-то изменилось. Что-то произошло. А потом услышала мужской голос:

– А ну свалили все! Быстро! По домам, говорю!

И хотя я не видела и не слышала Марка тринадцать лет, его голос узнала сразу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Высокий мужчина с темными волосами "ежиком", в светлой рубашке, подчеркивающей красивый золотистый загар, стоит посреди гостиной, и ругается.

– Музыку вырубайте!

Но его не слышат. Не хотят слышать. Музыка орет, народ веселится. Даже девчонки как сидели, так и сидят.

– О-О! Кто пришел! – томным голосом восклицает одна из подруг.

Не смотря на шум, Марк слышит. Поворачивается, и смотрит злым колючим взглядом. Внимательно оглядывает каждую из нас, и озадаченно хмурится. Я вдруг понимаю, что он не знает, кто ЕГО ДОЧЬ. ОН НЕ ЗНАЕТ, КАК Я ВЫГЛЯЖУ.

Меня захлестывают противоречивые чувства – неистовая радость, что Марк приехал, что он тут; и паника, что он сейчас спросит, кто из девушек Полина, и опозорит меня перед девчонками! Для них мы обычная семья – отец, и дочка!

Не спрашивает. Достает из-за пояса пистолет, и стреляет в воздух. Вернее, в потолок!

Слышу вопли, в том числе и свой – тоже визжу. Девушки вскакивают и бегут к выходу. А моя лучшая подруга, раньше больше всех облизывающаяся на Марка, на ходу бросает:

– Больной придурок!

Я бы тоже сбежала, но от испуга не могу встать – и тело, и ноги не слушаются, а руки дрожат. Так и сижу, сжавшись в комок. Даже уже не ору – и голос пропал.

Однако, выстрел действует: и музыка смолкла, и гости разбежались – парни тоже утекли из моего дома, как ручейки.

Марк рассматривает меня – с интересом.

– Вот так! – наконец, произносит он, и сует пистолет за пояс.

Как только оружие исчезает из рук мужчины, страх меня отпускает, а на смену ему приходит беспокойство

– Полицию вызовут! – говорю я.

– Пускай вызывают! – все еще сердито произносит Марк, и показывает на оружие – Это игрушка, пугач! А это, – он обводит взглядом гостиную – мой дом!Что мне полиция?

Уф-ф! Игрушечный пистолет! Значит, Марк не сошел с ума.

– Здравствуй…те, Марк! – запоздало приветствую, заикаясь, ибо не знаю, как к нему обращаться на ты или на вы. И интересуюсь:

– Вы…Ты… зачем приехал?

– На вручение тебе аттестата! Дарья же просила!

– Это было неделю назад! – тихо говорю я.

Марк некоторое время молчит.

– Черт! – наконец произносит он – Перепутал даты! До Дарьи не дозвониться, не уточнить! Кстати, где она?

– В деревню поехала, мать навестить! – объясняю я.

Марк опять молчит, потом направляется к лестнице. Понятно зачем – его спальня… бывшая … на втором этаже.

– Там такой же бардак? По углам гостями нассано? – спрашивает отец, задрав голову, словно пытаясь рассмотреть бардак.

– Не знаю! – честно признаюсь я, и поднимаюсь – сижу как раз на пути Марка. Не хочется, что бы он через меня перешагивал.

Наверное, не встать раньше мне было не только от страха. А от алкоголя. Повело, я отступаю, спотыкаюсь о ступеньку…И падаю на Марка.

Он успевает меня подхватить, со словами – "Осторожно!", и я оказываюсь в его объятиях . На мгновенье, всего лишь на мгновенье, вздыхаю запах – горьковатый, с нотами полыни, моря, и зноя… И ощущаю ладонями крепкие, упругие мышцы на его груди.

И одновременно – Марк меня отпускает, а я от него отшатываюсь. Мы оттолкнулись, словно два противоположных заряда, словно обожглись. Опять молча глядим друг на друга.

– Как же ты напиталась! – усмехается Марк.

– Ничего подобного! – возражаю – Ногу отсидела!

– Понятно! – продолжая ехидно лыбиться, произносит он, и добавляет – Я это… Раз опоздал, то делать нечего! Убедился, что дом не разнесли и не сожгли, и на тебя посмотрел – пора, как говориться…

Меня охватывает отчаяние – только что появившийся Марк опять исчезнет! Не хочу! Не хочу, что бы снова меня бросил!

Дыхание перехватывает, и чувствую, как по по моим щекам потекли слезы. Слышу голос Марка:

– Что такое?

– Я … – произношу со всхлипами. Не знаю, что сказать, что бы он остался… Как сформулировать, что я чувствую!

Тоска и боль за все эти годы вырываются из меня с криком:

– Я никогда не была на твой вилле!

И рыдаю уже взахлеб, словно эта эта вилла единственное, что мне нужно в жизни. Сформулировала…

И от того, что я сказала глупость, от того, что не нашла слов, и все пропало, и Марк сейчас уедет, закрываю лицо руками, плюхаюсь на ступеньку, и тихонько плачу, тоненько подвывая.

Снова слышу тот самый полынный запах…И как вспышка воспоминание о том, что чувствовала несколько минут назад сильные мужские руки, и мускулистая грудь…

Ладони Марка осторожно, почти невесомо, берут меня за запястья, и отнимают их от моего лица.

Сквозь пелену слез нечетко вижу его лицо – близко-близко…Ласковые зеленые глаза с густыми черными ресницами, нос с легкой горбинкой, твердые губы, и четкую линию подбородка.

– Ты чего, Полина? – спрашивает он.

Всхлипываю в ответ.

– Прекрати! – снова говорит Марк – А то нос распухнет, и будешь похожа на поросенка!

Зря он это сказал…Эти слова мне знакомы – так говорил папа, когда я ревела в детстве… Словно игла в сердце кольнула.

Мое отчаяние сменяется злостью. Вырываю руки из ладоней Марка и вскрикиваю:

– Отвали!

Слезы высыхают, но теперь меня потряхивает.

– И вали! Да, вали! Приперся он, впервые за столько лет! Кули приперся, козел?

Я кричу это в ненавистное, уже ненавистное, опять ненавистное, красивое загорелое лицо…

Марк встает, и отходит на шаг назад.

– Хватит плеваться! – говорит он, вытирая щеку.

И это все? Все что он говорит в ответ на мои упреки?

– Ты бросил меня! Бросил! – ору я, чувствуя, как слезы вновь подступают к глазам

– У тебя есть загранпаспорт? – спрашивает Марк.

– Не твое дело!– вскрикиваю я, но добавляю, с вызовом – Есть!

– Ну и собирайся тогда! Полетим на белую виллу! Раз ты на нее хочешь!