Buch lesen: «Мир Эл. Клюква на снегу»

Пролог

Летнее знойное солнце никак не хотело уступать скупым вечерним сумеркам. Деревня Смердюки, опаляемая смертоносными лучами, притихла в трепетном ожидании ночной прохлады. Жуткая зловонная жижа за улицей с южной стороны деревни, именуемая целебным грязевым вулканом, на жаре издавала воистину неописуемый аромат. Вопреки заверениям знахарей в целебности данной грязи, подкрепить здоровье к грязевому болотцу ходили только деревенские свиньи. Смердючяне же специфическое целебное благоухание нарочито не замечали, в чем рьяно убеждали всех своих знакомых из соседних поселений, даже если они о том не спрашивали.

В одном из дворов двое крепких мужчин в самом расцвете сил, с выпирающими из-под рубах натруженными животами, царственно восседали на сосновом бревне, облокотившись на косой сарай. Вне всяких сомнений, односельчане держали совет, а судя по важным побагровевшим лицам и ополовиненной бутылке самогонки – дело было серьезное.

– Пять курок – бах и нема, одни перья по соломе. А какие были славницы – что не день, то каждая по яйцу! А то и по два! Вот веришь, Игнат, по два! А то и по три! – горе и досада захлестывала мужика как стакан самогона, который незамедлительно опрокинулся следом.

– Ты, Данко, так не убивайся. Главное, что сами живы и корова на месте, чай не пропадете, – Игнат ободряюще хлопнул соседа по плечу, но ладонь прошла по касательной, и он чуть было не рухнул в объятья собутыльника.

– Да я же тебе человеческим языком говорю, что Марушка не доится целый день, как сглазил кто! Видно падла та, что ку́рок истерзала, скотину до обморока напугала. Все – считай, нет коровы в хате. А какая корова была! Да я кожен день в морду её целовал. По три ведра молока в сутки давала, а то и по четыре! Холил и лелеял сил не жалея, баба моя в жизни столько ласки и добрых слов не видывала, как моя Марушка, – горькая скупая слеза покатилась по пухлой щеке Данко и упала на штанину.

Стоило ли говорить, что вся скотина в доме, в том числе пяток почивших курок, кроме отборной брани от Данко ничего не слышали и при его появлении готовы были бежать если не в темный лес за деревней, то в соседние дворы на растерзание кабыздохам – так точно.

– Ну, с одной стороны прибыло, с другой отбыло, – философски рассудил сосед. – Лошадь то ничейную на опушке нашел, чай неспроста! Считай, что компенсацию заранее получил!

– Ты мне, сосед, про гадину эту не напоминай! Бесы в ней живут, не иначе! Жрет как три борова, а в плуг али телегу под страхом смерти её не запряжёшь! С хлева только оседланная в свое седло, что на ней было, выходит. Так я его и не снимаю теперь.

– Дык рысак же это! Куда ей в плуг, ты кобылу эту лучше в город продай, она холеная, здоровая – на потеху сударям, что охотиться полюбляють и девок катать галопом, чтоб те покрепче к ним жались.

– Игнат! Соседушка, а ведь прав ты! Да за такую кобылу не меньше десяти тысяч золотых дадут. Можно всю зиму не бедствовать, корову на излечение к ведьмаку сводить, да еще десяток курок завести, – Данко растекся в довольной улыбке и чуть было не полез целовать ненаглядного соседа, как тут гулко скрипнула косая стена, и за сараем будто мешок с костями рухнул наземь.

Два соседа то ли с перепуга, то ли с перепоя начали синхронно икать.

Из-за угла показалась чья-то костлявая рука, за которой последовала седая голова. На мужиков уставились знакомые всей деревеньке отекшие блестящие глаза, а затем обдало молодецким духом недельной попойки.

– Глянь, Данко, ик! Родственничек твой…ик… пожаловал. Не иначе бутыль самогона учуял…ик… экстрасенс, мать его.

– Да какой он мне родствен….ик. Седьмая вода на киселе, – Данко отхлебнул из бутылки, и икоту как рукой сняло. Игнат последовал его примеру, а нежалованный гость сухо сглотнул. – Ты чего, дед Похмел, по дворам чужим ползаешь?

Пожилой мужчина с трудом нашел в себе силы встать с травы, подтянул рваные штаны и неуклюже поклонился:

– Вечер добрый, односельчане! Вот думаю, дай ка схожу узнаю, как у моего троюродного… эм брата али свата по линии жены моей покойной, чтоб ей там медом было помазано, дела. Люди брешут по селу, что курок задрали у Данко. Пособолезновать пришел…вот, – мужик окинул компанию мутным взором, но двадцатилетний стаж алкоголизма за чужой счет приносил свои плоды – дед Похмел был прирождённым психологом и вписывался в любую компанию, где наливали и где вовсе не хотели ему наливать.

Каждые похороны на селе сопровождались его горькими стенаниями и историями о покойном, которых никто, конечно, кроме него самого припомнить не мог. На каждой свадьбе и именинах он пел скверные частушки, под которые все смущенно хихикали. Бывало, что путал сценарии данных событий – за что неоднократно получал в глаз.

– Ты ступай отседова, Похмел, а то смеркается уже, потеряешься средь бурьяна, – начал было издалека намекать Игнат, но тут в диалог вступил уже разгорячённый Данко.

– Да видал я твои соболезнования, знаешь где?! Буд-то не вижу как ты слюной на бутылку изошёлся!

– Ты погоди, Данко, не разобравшись напраслину на человека наводить… – тихо и смиренно начал дед. – Али мы люди чужие? Я с ответами к тебе пришел, помочь и предостеречь по-родственному, а не за самогоном проклятым, – повисла полная недоумения тишина, лишь только начинавшие стрекотать сверчки её несмело нарушали.

Данко округлил глаза, с неведомо какой целью осмотрелся по сторонам и так же тихо спросил:

– Какими ответами? Зачем это… все нормально у меня, только курки вон.

– А не скажи, – дед без церемоний подвинул товарищей и присел на бревно. – Неужто не задавался ты вопросом, за какие-такие прегрешения тебе кара эта ниспослана? А то, что третий день солнце поля жарит, а на небе ни облачка? Того и гляди пожары начнутся, ни лесов со зверьем и ягодами, ни полей с зерном не останется… тьфу-тьфу, – мужики разом отплевались через левое плечо, постучав по сараю.

– Ну, крупица истины в этом, конечно, есть, – Игнат почесал затылок и уставился в темнеющий за околицей лес.

– Да погоди ты, Игнат, не перебивай! Продолжай, дед. Дык к чему это ты клонишь?

– Смотрю я, дела вам нет до бредней старика. Раз уж вы смирились с грядущей голодной зимой – то я пойду. Я свое уже пожил, – начал привставать с бревна Похмел, лукаво улыбаясь себе в усы. Тяжелая рука Данко опустила его за плечо на место и резво наполнила стакан самогоном. Дед не спеша, как бы делая одолжение, выпил и продолжил: – Вомпэр в селе завелся, не иначе, – звонко хлопнул рукой по ноге Похмел.

Мужики вздрогнули, в соседнем дворе протяжно закричал петух.

– Побойся Богов, дед! Откедова ему тут взяться? Новых людей на селе не видели еще с зимы… – отмахнулся Игнат.

Похмел, возмущенный таким неверием, тут же выдал:

– Да с чего же вы взяли, что вомпэр токмо человеком может быть?! Вот от необразованности люда деревенского и все беды. Вам любой знахарь али ведьмак скажет, что вомпэр телом любого зверя крупнее лесного кота овладеть может. Вот ты, Данко, кобыле своей новой под губу смотрел, клыки упрятанные не видел?

Мужик несмело покосился в сторону хлева на другом конце огорода.

– Да не успел я… ведь не дается гадина, чуть было палец не откусила, – Данко продемонстрировал толстый, но совершенно здоровый палец.

– А скажи ка мне, не тогда ли ты нашел и привел эту скотину к нам в процветающую деревню, – тут Похмел, конечно, преувеличил, – когда началась эта проклятая жара?

– Дык вся округа знает, что три дня назад, ближе к вечеру, а потом вот жара и началась… – Данко и вовсе побледнел, осознавая ужасную истину.

– Ясно. А на третью ночь лошадь курок твоих и пожрала, ведь никакой овес не утолит жажду крови! Гляди, скоро и корову высмокчет, а там и до людей недалече. Ты бы хоть задумался, Данко, откуда на опушке взяться оседланной кобыле? Как пить дать, хозяин сгинул в лесу. А обычную домашнюю лошадь уже давно бы волки сожрали, если только нечисть лесная не добралась до неё первой.

Всепоглощающий ужас заполонил души мужиков… потом подоспела пьяная злость, а за ней и необоснованное бесстрашие. Данко вскочил с места, расправил плечи и выдал речь, достойную полководца на поле брани:

– Да чтобы я, смердюковский мужик, ига темного убоялся? Вомпэра паршивого?! Да чтобы я отдал свою деревню родненькую твари поганой на растерзание? Нет места нечисти гадкой в сим славном месте, Богами поцелованном! – мужик схватил вилы у сарая, вторые вручил своему боевому товарищу, который видно тоже воодушевился на смертный бой.

И ринулись они за калитку созывать народ. Ибо вдвоем идти в хлев – верная гибель.

Дед Похмел хмыкнул, подобрал с травы забытую бутылку самогонки, сунул её за пазуху и пошел восвояси.

Глава 1

Тусклый свет пробивался ко мне сквозь мутную пелену нездорового сна. Свет пришел не один – за ним последовал отвратительный шум в ушах и нарастающая сдавливающая головная боль, которая сковала мои попытки приоткрыть глаза или сделать малейшее телодвижение. Пахло водой, грязью и травой, на которой, судя по всему, я лежала не первый час. Постепенно натужно приходя в себя, мой разум все более ясно улавливал доносящиеся голоса извне. Писклявые, будто детские, но с несвойственным детям тоном рассудительности.

– Если не мы, так другие такую ценную находку унесут себе в нору! Ты глянь, какая тушка свежая. Без шерсти, кожа белая тонкая…

– Да ты поближе понюхай. Чуешь, ненатурально как смердит? Отравой, не иначе! Зуб даю, что это шмарыги нам подкинули, абы потравить и болотце наше себе прибрать!

Смердит. Нет, ну вы слышали этих ценителей прекрасного? Это, между прочим, мои любимые духи. Я попыталась подать признаки жизни, вернее, высказать возмущение по поводу их парфюмерных вкусов, однако, всё что у меня получилось из себя выдавить – это вой полоумной старой собаки на смертном одре. С титаническими усилиями я открыла один глаз и, прежде чем снова погрузиться во мглу, лицезрела удирающие со всех ног две мохнатые кочки не более полуметра ростом, которые с надрывом визжали, как молочные поросята.

Как я оказалась в столь неоднозначной ситуации? Частично предположить я могла. Начнем с того, что я проклинаю это чудесное, но несвойственное моей натуре решение посмотреть красоты необъятной Родины. Жила бы себе как прежде и бед не знала. Нет ничего антисоциального в том, чтобы быть затворницей и черт с этой проходящей молодостью! Зато сейчас я бы не лежала одна без сознания в неизвестном диком месте за восемь тысяч километров от дома. Хорошо еще, что не зима, а то мой хладный труп уже давно украсил бы местные пейзажи. Нет, я не экстрималка и ехала сюда как приличная девушка туристической организованной группой на красочный и самобытный праздник Ивана-Купала. Широкие прозрачные реки и захватывающие дух заповедные леса. Молодежь в вышитых льняных рубахах и сарафанах, венки из местного разнотравья на головах… а к вечеру – вздымающиеся до самых звезд костры.

Сарафан я наотрез одевать отказалась – выглядела в нем как барыня, отъевшаяся на заморских пряниках, а вот венком не побрезговала. Наш костер возвышался на небольшом земляном пригорке над рекой. Сумасшедший темп хороводов и легкая медовуха, которую разливала какая-то дородная дама из своего термоса, подарили мне незначительное головокружение.

Отойдя в сторонку, я вдохновленно рассматривала тонувший в сумерках противоположный берег реки, когда моя нога подвернулась на невесть откуда взявшемся камне, который тут же улетел в воду. Прежде чем я успела что-либо сообразить, меня утянуло вниз по обрыву.

После утреннего дождя ехать мягким местом по грязи оказалось не так уж плохо. Обрыв был не более трех метров в высоту, так что в реку я свалилась довольно быстро и даже безболезненно, успела только подумать о телефоне, который был в рюкзаке на моих плечах. На этом воспоминания прерываются. Наиболее очевидный вывод – я ударилась головой о камень в реке, и меня неспешно унесло по течению. Чудо, что не захлебнулась, может, всплыла кверху брюхом как оглушенная рыба и смогла дышать? Кто бы знал… Интересно, ищут ли меня? Как быстро заметили, что кого-то не хватает?

Хлынувшая в лицо вода резко вырвала меня из полубессознательных рассуждений. Я приготовилась к ужасной головной боли, но её не последовало, лишь скверное недомогание затуманивало рассудок. Несколько секунд я лежала с открытыми глазами, привыкая к реальности и пытаясь собрать мысли воедино. Кроме травы и камышей ничего не видела, но четко понимала, что солнце клонится к закату, а это уже не хорошо.

Неуверенно опираясь руками, я села. Вновь послышался всплеск воды. Глянув на реку, которая оказалась буквально у моих ног, я увидела расходящиеся крупные круги, монотонно прибивающиеся к берегу небольшими волнами. Рыба плещется, крупная, не меньше полуметра в длину, рассудила я. Вокруг меня раскинулась небольшая тихая речная заводь, водная гладь рябила, отражая пробивающиеся сквозь ветви золотые солнечные лучи, от чего я постоянно щурилась.

Нужно выдвигаться, до ночи важно успеть найти цивилизацию. Но прежде – оценить повреждения и понять, смогу ли я вообще идти. Пальцами рук и ног я шевелю, суставами двигаю. Голова на месте – это главное, шишки и места самого удара я не нашла. Зато нащупала смачный ком грязи, засохший в волосах. Лицо тоже было в чем-то, очень надеялась, что не в крови. Я нерешительно подползла к реке и принялась умываться. На руках оставались серые разводы – грязь, мне определенно везет, если в данной ситуации уместно рассуждать о везении.

Святые мира сего! Мой рюкзак! На радостях я ловко вскочила на ноги и полезла вытаскивать находку из камышей. Телефон, быстрее, что с телефоном? На что я надеялась, конечно, не понятно. В нем воды было больше, чем во всей заводи. Ладно, тогда в путь.

Спустя некоторое время я все же усомнилась в своей женской интуиции. Туда ли я иду? Куда не глянь – места, где не ступала нога человека. И в здравом уме не ступит. Лес был, мягко говоря, малопроходимым. Сплошные ветки, палки, а то и целые трухлявые деревья под ногами, ямы, поросшие мхом булыжники. Если бы не плотные джинсы, ноги были бы исполосованы свежими ссадинами до самых бедер.

Я шла всё быстрее, словно в панической попытке опередить сгущающийся сумрак. Сейчас главное не задумываться о трагической смерти в пасти дикого голодного животного. Ну вот, и зачем я нагнетаю ситуацию?

Солнце село, и лес наполнился мистической какофонией: скрипы, крики сов, шуршание у самых ног. Все вокруг постепенно окрашивалось в безликие темные оттенки, деревья сливались между собой в непреодолимый частокол. Продолжать движение было небезопасно и бесполезно.

Я присела у внушительного камня и огородила себя целым ворохом сухих веток. Сомнительная защита от волчьей стаи, но будем надеяться, что им и без меня хватает пропитания. Я молчала и уговаривала себя не плакать, а еще больше – не слушать холодящие душу голоса ночных птиц и животных.

Сложно сказать, сколько прошло времени, я, кажется, даже задремала, как вдруг по моим прикрытым векам проскользнул отблеск света. Вокруг воцарилась такая тишина, что на мгновение почудилось, что я оглохла. Откуда-то справа донесся глухой барабанный ритм, будто несколько человек несмело, но очень ритмично били в бубны. Засмеялись дети, басом зареготал какой-то мужик. Зарево от того места постепенно нарастало, кажется, народ пустился в хоровод, хлопая при этом в ладоши в один ритм с музыкантами. Продолжение вчерашнего банкета? Стоп, там же люди, я спасена! Как-то не сразу до меня дошла эта прекрасная истина, но более медлить я не стала. Воодушевившись своим чудесным спасением, я пробиралась к тому месту не ведая преград. Мелкие лесные светлячки, потревоженные моими торопливыми шагами, взлетали в воздух и окружали меня сверкающим облаком. Но меня это никоем образом не тревожило, ведь счастье от скорого спасения застило мои глаза. Да что там – меня даже не смущало, что разливающийся по лесу свет, исходящий с места шумного гуляния, какой-то сизый, с радужными отблесками, что явно не могло быть заревом от костра. И что кто-то там хрюкал.

– А вот и я! – именно с этим возгласом и улыбкой до ушей я ворвалась на полянку полную чудищ. Секундное молчание, звук упавших на землю бубнов, моё нелепое: – Доброй ночи, товарищи…

Товарищи были еще те: обилие вытянутых ушек, пяточков, копытцев, вперемешку с вполне человеческими конечностями. Некоторые экземпляры напоминали моховые кочки, с когтистыми веточками вместо лап, другие милых барашек, пока не показывали свои пираньи зубы. Не меньше двадцати пар глаз уставились на меня одновременно: маленькие черные, красные, абсолютно белые и светящиеся, как у котов в темноте. Но всё это многообразие было лишь внешним кругом зловещего хоровода. Следующий круг образовывали бестелесные полупрозрачные субстанции, в которых, впрочем, угадывались девичьи тела с длинными волосами. Миловидные лица с приятными чертами начали меняться, иссыхать и превращаться в обтянутые кожей черепа. Вместо глаз сформировались темные провалы, откуда показывала свои короткие щупальца сама тьма.

Но все это меркло на фоне центральной фигуры данного шабаша. На широком плоском камне восседало искрящееся существо, оно буквально состояло из неисчисляемого количества мельчайших крупинок света, именно они издавали это приятное сизое свечение. Мускулистое атлетическое тело этого создания вполне могло бы сойти за мужское, если бы не копыта вместо ног. Человеческая форма головы переплеталась с оленьими чертами: вытянутые закругленные уши, олений нос, разве что немного более плоский, и невероятных размеров ветвистые рога, которые устремлялись куда-то ввысь, растворяясь в свете полной луны. По рогам пульсирующими волнами разливался радужный свет. Рогатая химера повернула голову и уставилась на меня своими человеческими и совершенно добрыми глазами.

Меня словно утянуло из этого существования куда-то на более высокий уровень сознания. Все, что я видела секунду назад – жуткий сон, которого больше нет. Вы когда-нибудь любили всей душой? Вас когда-нибудь любили всем своим естеством? Я, конечно, не специалист, но это именно то, что я почувствовала. Абсолютное душевное спокойствие переплелось с эйфорией. Больше не нужно никуда бежать… ты уже дома. Внутри меня был весь мир, мир полный гармонии и любви. Всепоглощающая нежность к каждой пылинке во вселенной овладела всеми мыслями. Хотелось припасть к траве под ногами и слиться с планетой воедино. Хотелось никогда больше не лишаться этого чувства. Тепло разливалось по всему телу, вызывая приятные мурашки, из глаз катились слезы. Ласковой поступью внутрь проникал живительный бальзам, исцеляющий самые забытые и самые ненавистные обиды.

Резко раздались пронзительные женские вопли, издаваемые девушками-призраками. Меня безжалостно вырвало из рая, добро пожаловать обратно. Доводилось ли вам слышать крик мифической банши? Мне тоже нет, но представлялось это именно так. Мелкие чудища бросились врассыпную, а те, что покрупнее, стали приближаться ко мне. Проклятые светлячки кружились надо мной как рой диких пчел, которым залезли в улей и слопали годовой запас меда. С деревьев вокруг поляны взметнулась ввысь стая неизвестных птиц. Внутреннее чутье кричало мне незамедлительно покинуть этот карнавал, вернее, просто дать деру, чьему совету я тотчас же последовала.

Началась погоня. За мной бежали рогатые боровы, неслись светящиеся жуки и орущие банши. Лучшей ситуации не стоит и представлять.

Еще в подростковом возрасте я смирилась, что никогда не научусь летать, тем не менее, я продолжала летать во сне. Думаю, именно под воздействием этих снов я отрастила себе не самую маленькую пятую точку. Но сейчас не об этом, а о том, что летать я, похоже, все же научилась. Иначе объяснить эту скорость бега в темном лесу просто невозможно. Шум позади придавал всё новые силы. Главное бежать и не задумываться, как я умудряюсь всё не переломать, это однозначно гены дикой лани… или, на худой конец, горной козы. Какой-то хряк начал меня догонять, протягивая свою косматую лапу – я резко метнулась в противоположную сторону и продолжила бежать, подбадривая себя сценами своего растерзанного тела.

Неожиданно земля под ногами закончилась. В теорию плоской земли я не верила, поэтому данный факт вызвал немалое удивление. По меньшей мере пару метров я бежала по воздуху, а потом покатилась куда-то вниз. Многочисленные папоротники слегка смягчали крутое пике, пока я не вписалась на полной скорости в громадный каменный валун. Здоровенных камней в этом лесу, похоже, было немало. Основной удар пришелся на левую ногу ниже колена. И почему я сразу не потеряла сознание? Боль была настолько сильной, что появившиеся в глазах вспышки света я чуть было не приняла за гадких светлячков. Зажав себе рот рукой, повалилась набок.

Я лежала в ущелье густо поросшим папоротником. Скорее всего, даже при свете дня было бы трудно меня заметить. Однако какой нюх у этих свиноподобных существ я не знала. Внизу было довольно влажно, даже мокро, мох был настолько пропитан влагой, что при малейшем давлении из него сочилась вода. Звуки погони приближались, я отрывала куски мха от земли и везде где могла, намазывала себя грязью. Одежду, волосы, грудь… После спринтерского бега это даже освежало. Я легла лицом вниз и замерла, представив, что меня просто не существует. Сейчас мне действительно очень хотелось не существовать в этом месте. Вой и тяжёлое хрюканье то приближались, то отдалялись, так продолжалось не менее получаса. Меня начинал бить озноб. То ли действительно стало холодно из-за того, что я вымокла, то ли воспалялась нога.

Когда все стихло, лес вновь зазвучал уже знакомой ночной мелодией. После пережитого она казалась родной и утешающей. Ночь тянулась долго. Пытаясь не шуметь, я сделала себе небольшой коврик из листьев папоротника. Усевшись на него, закуталась с головой в вязаный кардиган, стараясь дышать себе за шиворот, чтобы не тратить драгоценное тепло и хоть немного согреться.

Спустя несколько часов в лесу начало светать и в ущелье опустился предрассветный туман, от чего стало еще прохладнее. Нога нещадно ныла, а меня трясло так, что я то и дело пыталась остановить стучащие зубы не менее дрожащей рукой. Очень хотелось верить, что это от нервов или сырости, но я прекрасно понимала, что у меня поднялась температура из-за травмы. Лишь бы не перелом! Если это так – состояние будет только усугубляться, а в этих кустах меня никто и никогда не найдет. Нужно лезть наверх. Густое молоко тумана не давало оценить масштабы и глубину ущелья, поэтому пришлось подниматься по следу моего приземления.

Цепляясь за многострадальные кусты и стараясь держать ногу на весу, я вылезла наверх. Спорт – не мое второе имя, о чем я сейчас, как никогда прежде, жалела. Отдышавшись, похромала дальше. Туман, как оказалось, был везде. Он заволакивал сонный лес пушистым одеялом, но макушки самых высоких сосен уже подсвечивало алой зарей. Это помогло мне определить восток – туда я и пошла. Зачем? А просто так, надо же было куда-то идти.

Ленивые солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь верхушки деревьев, словно горящие стрелы, пронизывали и развеивали белое марево. Чирикали птички, все вокруг наполнялось красками. Деревья редели и если бы не мое посттравматическое состояние, я бы куда раньше заметила, что иду по кромке леса. Наконец! От этих девственных лесов уже тошнит, налюбовалась на всю жизнь.

Радость моя длилась недолго – вышла я к неглубокой реке шириной не более пяти метров. Судя по прозрачности воды, она брала свой исток высоко в горах. Берег, как и дно реки, были каменистыми и лишенными какой-либо растительности. На меня мгновенно снизошло осознание, что я очень хочу пить… и есть, но сначала пить. Подойдя к воде, зафиксировала боковым зрением какое-то движение. Я лениво повернула голову и в паре десятков шагов от себя увидела медведя. Точнее, крупную медведицу с толстеньким медвежонком. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, потом умное животное развернулось и ушло в лес, подгоняя мальца.

У меня даже не было сил подивиться такой удаче, видели бы вы сейчас меня. Наверное, именно с подачи таких экземпляров, рождались легенды про Етти. Облепленная грязью настолько, что трудно было понять, где заканчивалось лицо и начинались волосы, глазища воспаленные и кровожадные – это сказывался суточный голод. Я бы с собой дел иметь тоже не захотела. Припав к воде, я без остановки подносила ладони полные спасительной ледяной влаги. Напилась так, что даже позабыла про голод. Уселась на берег и решила оценить свои шансы. Меня нет уже более суток, но вертолётов над головой я ни разу не слышала. Несильно-то там бьют тревогу. Только сейчас я подумала, что, возможно, не стоило двигаться с места где я очнулась, целее была бы и морально и физически – это, как минимум.

Я сняла с плеч рюкзак и вытрясла свои пожитки на берег. Телефон признаков жизни не подавал, но грел душу, как последний оплот цивилизации. Еще кошелек: карточки и две тысячи рублей наличными, мелочь – рублей пятьдесят. Да уж, прям набор для выживания, чтоб его! В душевном порыве, мелочь я кинула в реку, потом вспомнила, что обычно так поступают, когда хотят вернуться. Ужаснулась такой перспективе, но доставать монеты не полезла. Косметичка! Единственное что не промокло изнутри. Повертев маленькое зеркальце в руках, я положила его обратно – нечего лишний раз расстраиваться. Расческа, тюбик увлажняющего крема, складной туристический ножик и на этом всё. Я снова полезла в рюкзак, нащупала какие-то бумажки, приставшие к внутренней подкладке, заглянула внутрь и мой облик озарила благодарность к самой себе. Шоколад! Полплитки с орехами, немного побитый жизнью, но по-прежнему съедобный. Я немедленно съела две трети и сильнейшим волевым решением оставила немного на потом.

Солнце уже поднялось над лесом и начало приятно греть, но меня по-прежнему одолевала дрожь. Памятуя свое восхитительное состояние во время пневмонии с температурой под сорок, понимала, что сейчас во мне ничуть не меньше градусов. Необходимо принимать меры. Я стянула с тебя грязную одежду и положила её в реку, придавив камнем – пусть отмокает. Как же не хотелось лезть в воду! Обжигающий холод превратил мое тело в сплошную судорогу. Однако я хотела жить. Прошлая ночь позволила всецело осознать свою жажду жизни.

Сев на каменистое дно речки, я ненадолго окунулась с головой, дабы подавить в себе крамольную мысль немедленно вырваться из ледяного плена. И чтобы отвлечься от рвущегося наружу сквернословия, решила помыться, рассудив, что даже если меня найдут, то при виде грязевого человека, незамедлительно дадут по голове, осенив себя крестным знамением, а уж потом будут разбираться что к чему.

С немалым трудом я вымыла волосы и выбралась на берег. Немного полежав на нагретых солнцем камнях, решила постирать. Вспомнив опыт предков, и взяв у леса полуметровую палку, принялась самозабвенно дубасить одежду, представляя, что это тот жуткий хряк, который чуть было не схватил меня во время погони.

Мой мозг совершенно без моего участия начал подкидывать сознанию логические объяснения произошедшего. Думаю, это вполне нормальная реакция, направленная на защиту хрупкой психики и это очень даже неплохо. Плохо осознавать, что это всего лишь фантазии разума. Самыми правдоподобными казались только два варианта. Первый – я получила сотрясение, и отек пришелся на часть мозга, отвечающую за галлюцинации, однако, признаков сотрясения, а уж тем более отека мозга я не замечала. Второй вариант, который определенно нравился мне больше – я просто в коме. Лежу сейчас себе в безопасном месте в больнице и вижу безумные сны. Если бы всё не казалось настолько реальным, особенно боль в ноге, я бы не задумываясь уверовала в кому.

Мне нередко снились осознанные сны. Когда ты можешь управлять происходящим, менять ландшафт, одним желанием воссоздавать знакомые тебе места. Можешь взмыть ввысь, ощущая непередаваемую легкость в теле и азарт свободного полета, как будто ты всегда знала это и умела. Можешь ощущать текстуру предметов, дуновение ветра, тепло солнечных лучей, но при этом, четко осознавая, что ты спишь и сама создаешь свою виртуальную реальность. Все, что происходило со мной сейчас, не тянуло даже на обычный сон, к тому же эта реальность никак не желала меняться под усилием моей воли. А жаль, сейчас бы взлетела над лесом и узнала, куда мне идти. Вариант залезть на высокое дерево и осмотреться был заманчивым, но не с моей впечатляющей фиолетовой гематомой под коленом.

Ноги в реке полоснуло подводным потоком, что-то стрелой пронеслось под водой, будто разрезая стихию. Ухватив покрепче палку, я оглянулась по сторонам – что-то вновь скользнуло с противоположной стороны. В кристально прозрачной воде не было ничего, даже рыбы, не говоря о водорослях, лягушках и прочей живности. Немедля допрыгав до берега, я вытащила из рюкзака складной нож, теперь-то меня будет не так просто истерзать, пусть ещё постараются, ироды! Судя по движению воды, ровно на том месте, где я только что стояла, образовывалась воронка – крайне необычный феномен для такой мелкой реки. Но когда вода внутри водоворота начала приподниматься в тоненький водяной смерч, я поняла, что это вовсе не природное явление, а очередная чертовщина. Подумалось тот час броситься в лес и спрятаться, пусть и в одних трусах, однако осуществить задумку я не успела – предо мной явилось оно. Прозрачное водяное существо, напоминавшее упитанного питона. Питон раскрыл пасть и русским словом молвил:

– Трепещи человеческая женщина, сам Айхар явил свой лик пред тобой и принял твои подношения!

Судя по желанию некоего Айхара вступить со мной в диалог, нападать он не собирался, по крайней мере, сразу. Видно, ждал от меня внятного ответа, и я поднапряглась.

– Ага, – наконец сказала я, не отрывая от него выпученных глаз.

В стрессовых ситуациях, мои извилины неумолимо распрямляются.

– Чего желаешь, Ага?

– Чтобы Вы меня не ели… и не убивали, – честно призналась я.

– Такого у меня за последние две сотни лет еще никто не просил. Зачем вызывать духа воды, чтобы просить его себя не убивать? – змея приблизила свою голову чуть ближе, пытаясь рассмотреть эту идиотку.

– Я?! Да быть того не может, я никого вызывать отродясь не умела, – неподдельно возмутилась я, – Вы перепутали, скорее всего Вам в соседнюю реку или ниже по течению.

– Духи никогда и ничего не путают, мы не люди неразумные. Подношение сделала? Нагой в реку заходила?!