Kostenlos

Вдох-выдох

Text
4
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Часть 18

Среда

В торте мерцают двадцать семь свечей. Время подводить итоги, но подсчитывать нечего, потому что у меня нет ничего. Ни семьи, ни мужа, ни квартиры, ни машины, ни денег, ни работы, ни успешной карьеры, ни перспектив. И теперь я живу в маленькой станице, а не в большом городе.

У меня нет ничего. Только новая черная дыра в груди с именем «Костя». Только маленькая черное-белая фотография мальчика, которого мы с Костиком потеряли. Мальчика, которого я не могу забыть, но которого так легко заменил Костя. Его ребенок родится в конце сентября. Через два года после того, как был зачат наш с ним погибший малыш.

У меня нет ничего, только надежда и вера в то, что я все делаю верно. У меня есть твердая вера в то, что я вернулась на истинный путь, с которого свернула давным-давно. И у меня есть Даша, которая не дает темноте утащить меня к себе.

Впереди у меня много работы. Мне нужно найти работу, обустроить быт, обосноваться в новом месте, найти новых друзей. Но самое главное – мне нужно найти себя. Вспомнить, кто я такая на самом деле. Вспомнить, что я люблю и что доставляет мне радость. Вспомнить, что я люблю себя. А еще надо бы себе ответить на главный вопрос:

– Что ты хочешь, девочка?

Ответ приходит молниеносно.

Я иду в магазин и покупаю краски, холсты и мольберт.

Суббота

Несколько недель я безостановочно рисую картины. А этим вечером захочу ВКонтакт и завожу страничку, посвященную своему творчеству. Теперь я буду не только рисовать, но и снова продавать картины.

Я рассылаю всем друзья приглашения в мою творческую группу и тут вижу его аватарку. Понимая, что я вообще ничего не теряю, открываю его страничку и пишу:

«Привет! Как дела?»

Четверг

Я иду на вечернюю прогулку с новой подругой – соседкой Машей. Каждый вечер мы с ней гуляем по району, и я радуюсь, что переехала именно сюда, в чудесное место, где прошли самые лучшие годы моего детства. В эту станичку, которая дает мне простор и свободу, в то время как стены городской квартиры, напоминающей обо всем, что я потеряла, меня душили. А здесь мне хорошо. И здесь я думаю не о том, как много потеряла, а о том, как много у меня осталось и о том, что самые чудесные вещи достались мне вообще бесплатно, как например, вот этот волшебный закат, что украшает сейчас небо. Таких я не видела ни в том городе, где жила с родителями, ни в городе, где жила с Костей. Только здесь. Из мыслей о красоте природы меня вырывает телефон, оповещающий о входящем сообщение. Уверенная в том, что это Даша спешит узнать о том, как у меня дела, я открываю сообщение и сбиваюсь с шага.

Он ответил. Ответил!

Сердце пропускает удар.

Маша видит, что меня в очередной раз накрывает.

– Все хорошо, Ника! Дыши, просто дыши. Вот так. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мы здесь. Мы с тобой. Идем по улице. Впереди вот красивые деревья. Посчитай их. Посмотри, какие они зеленые. А понюхай, как пахнут вот эти цветы.

Маша возвращает меня в реальность. Вместе с Дашей она помогала мне переживать панические атаки, накрывающие с еще большей силой после того, как я узнала о ребенке Кости. Ребенке, которым он заменил нашего. Моего. Моего мальчика. Вместе с подругами я стараюсь победить приступы, но иногда, в такие вот моменты большой тревоги или волнения, меня накрывает.

– Ника, все хорошо?

– Все хорошо, Маш. Просто мне пришло сообщение от давнего друга, вот я и разволновалась.

Маша смотрит на меня уже удивленно.

– Бывшая любовь что ли? – интересуется она.

– Да. – признаюсь я. – Но я не знаю, о чем с ним общаться. Написала в порыве, а сейчас уже и сожалению, что ему поддалась. Глупо это все было и не надо было ему писать.

– Написала и написала, что тут такого. Обычное дело. И общаться можно обо всем на свете, хоть о картинах, но о курсах котировок и биржевых индексах. А если общаться расхотелось – проигнорь сообщение и все. Ты имеешь полное право передумать.

– Хорошо. – отвечаю я подруге, но решаю все же ответить, ведь сама же его и втянула в эту историю.

Мы переписываемся всю прогулку, и я узнаю, что он, как и я, теперь живет в другом городе.

Он уточняет:

«А ты почему переехала? Тоже работа?»

«Просто новый этап жизни.» – отвечаю я.

«Надеюсь приятный?»

«Ну… как сказать…»

«Да как есть»

«Я развелась»

«Ого!»

Среда

После этой переписки он пропадает. Я тоже не пишу, тем более уже устроила эффектный трюк с возвращением, даже похлеще его, но я же училась у лучших. А еще я понимаю, что ему нужно время переварить информацию, если он захочет, то напишет сам.

Ну а у меня полно дел. Мне предстоит починить себя как внутри, так и снаружи. Заодно подумать, а стоит ли мне ему отвечать, если он все же напишет мне снова.

Пятница

Я удивлена. Ему понадобился всего месяц и один из последних октябрьских дней дарит мне то самое, такое привычное «Привет! Как дела?», на которое я тут же отвечаю и после вступаю с ним в длинную переписку.

Суббота

Сегодня еду в ненавистный город. У Даши день рождения, и я не могу пропустить праздник лучшей подруги, потому весь вечер борюсь с тревогой, а она в последнее время накрывает меня сразу же, как выхожу из дома. Еще и телефон не ловит сеть, и я не могу загрузить любимую успокаивающую медитацию. Но Даша уверяет меня, что Костю на праздник не пригласили, даже несмотря на то, что они все еще друзья и кумовья. Я ей благодарна. Знаю, как не просто им сейчас с Сережей, ведь они продолжают дружить и с Костей, но я их не виню, если только чуть-чуть. Не будет сегодня на празднике и Дашиных детей. Они остались с бабушкой и дедушкой, и я думаю, что это также сделали для меня, чтобы я не видела крошечного малыша. Но сегодня я стараюсь не о том, что потеряла, а о том, что у меня осталось, и буду наслаждаться праздником.

– Для тебя тоже есть подарок. – Даша протягивает мне пакетик.

– Спасибо. – обнимаю я лучшую подругу. – Но не стоило. Праздник у тебя, а не у меня.

– А это и не от меня. – объясняет она.

– А от кого? – настораживаюсь я.

– Пообещай, что не будешь злиться и не выкинешь подарок. – сразу просит Даша.

И тут я внимательно смотрю на то, что лежит внутри пакета. Изумрудная коробочка, перетянутая фиолетовой лентой.

– Это от Костика, да? – быстро понимаю я, только он вот так упаковывает для меня подарки. – Ничего не хочу о нем слышать. Вместо того, чтобы подарочки мне передавать, лучше бы ребенком своим новым занимался и женой. – я начинаю выходить из себя.

– Но он не…

– Никаких «но»! Ничего не хочу о нем слышать! Тем более в такой чудесный праздник, как твой день рождения. И вообще я теперь снова с Пашей…

– ЧТО? – глаза Даши округляются. – Вы вместе?

– Ну… не прямо вместе, но снова общаемся. Уже месяц. Пока только переписываемся, но и это огромный шаг.

– Так он до сих пор не женился, что ли или в разводе?

– Не женился.

– Интересно почему… Ему же, как и Сереже с Костей, скоро тридцать, а он даже не женат и детей нет.

– Ну да, зато Костик у нас уже женат дважды, и детишки у него есть.

– Да не… – пытается защитить моего бывшего мужа подруга.

– Даша, честное слово, не хочу я говорить сегодня о Косте и тем более ссориться из-за него. Еще и с тобой. Давай это просто будет еще один подарок тебе ко дню рождения.

– Так не возьмешь? – уточняет Даша. – Я-то знаю, что там, а вот тебе будет очень интересно и полезно открыть его.

– Нет. – твердо отвечаю я. – Можешь ему обратно отдать. Мне его подачки не нужны.

– Ненавидишь его, да?

– Нет. Как бы сильно мне бы хотелось его ненавидеть, у меня не получается. Хотя я бесконечно зла на него и не прочь отрихтовать его лицо так, чтобы и моя бывшая свекровь его не узнала.

– Не ненавидишь, значит. Ну ладно. Тогда почему не хочешь принять подарок и узнать о том, что сейчас происходит в его жизни?

– Хотела бы, сама бы у тебя спросила, или бы соцсети его и его пассии мониторила, правда сначала пришлось бы узнать, как ее зовут. Но не хочу я ничего о нем знать. И подарков его больше не хочу. Хватит! Я была готова его простить за тот единственный случай, но нет же. Я его люблю, а вот он меня нет и потому у него новая семья и сын, а я ненужный груз, который выбросили за борт, потому что он больше не может делать детей. Но я нужна Паше. И он пишет мне почти каждый день, так что в этот раз все у нас будет хорошо.

– Ну что ж… будем надеяться, что так и правда будет. Может он курс у психолога прошел, голову подлечил и хотя бы в раз у вас что-то действительно получится.

– Будем. А сейчас пошли торт есть. Я только ради него три часа в электричке тряслась.

Даша убирает подарок от Кости к остальным подаркам, и мы отправляемся есть праздничный торт. И как бы сильно мне не хотелось посмотреть, что такого передал мне Костик, я не позволяю себе взять эту коробочку. Не сейчас, когда мое эмоционально состояние держится на одном лишь честном слове. Не сейчас, когда атака уже подбирается ко мне и жаждет снова утянуть во тьму.

Воскресенье

Вернулась я домой ближе к вечеру и наконец спокойно выдохнула, потому что все эти праздники, холодные электрички и наши с Костей общей знакомые меня очень сильно истощили. Держусь я из последних сил, и мечтаю о возращении в безопасный дом и теплом душе, пока любуюсь начинающимся снежком из окна. Мы почти у моего дома, как у меня звонит телефон. Это он. Паша. Удивительно, ведь до этого мы только переписывались. Я говорю, что перезвоню через пару минут, когда доеду до дома.

Оказавшись в безопасности родного дома и переобувшись в любимые комнатные тапочки, я набираю его.

Паша меня оповещает:

– А я сейчас проезжаю мимо твоей станички.

– Ух ты! Тебя ждать в гости?

– Уже нет! Я еду обратно. Приехал вчера, хотел сделать тебе сюрприз. Но весь день не мог дозвониться, смог вот только сейчас. А мне завтра к восьми надо быть на важном совещании, потому я уже еду обратно.

 

– О! Ты приехал повидаться со мной… а меня нет.

По голосу понятно, что я расстроена.

– Приезжай ты ко мне. Сегодня сядешь на поезд, а утром уже будешь у меня. Я тебе билеты куплю.

Я сомневаюсь и говорю:

– Слушай, это странно, мы не виделись сто лет, а тут появляюсь на пороге: «Здрасьте! Вот она я».

– Ника, все в порядке. Нам же не по семнадцать, чтобы преграды себе выдумывать. Скинь мне данные своего паспорта, я сейчас же куплю тебе билеты с телефона. А могу еще и на такой поезд, что ты приедешь чуть позже меня и я тебя на вокзале подожду.

– Паш, мне кажется, что это как-то не прилично. – говорю я ерунду лишь бы не признаваться в том, что длительную поездку на поезде, еще и к нему, я просто не вывезу. Паническая атака меня накроет еще в момент, когда я буду билет покупать. Я и свое затворничество покинула впервые только ради Даши и это мне дорого обошлось, потому что после праздника я не спала, а тряслась от атаки и обнималась с тазиком в отеле, потому что меня еще и полоскало всю ночь, из-за чего я не выспалась.

– Я-то наделся, что твоя упертость осталась в прошлом, но нет, она все также при тебе. Ну ладно, давай поступим иначе. У меня сейчас жаркая пора, но недельки через две я к тебе снова приеду. Ты только в этот раз не убегай и дождись меня.

Я обещаю.

Но что-то идет не так.

Пятница

Хатико. Именно его я в очередной вспоминаю, когда качаюсь на качелях, тем самых, на которых в детстве меня качала бабушка. Я качаюсь на качелях и думаю о том, что мне больше не хочется, чтобы наше общение напоминало качели, но пообещав приехать через две недели, Паша снова не сдержал слово. На дворе уже конец мая, а никак не декабрь, но я, как и милый песик из фильма, снова его Почему? Ну, во-первых, я пообещала, что в этот раз я его дождусь. А, во-вторых, я думаю, что… Во-вторых, я пока оставлю при себе.

Сначала он писал, потом пропал, затем снова вернулся. Последние пару месяцев мы переписывались уже регулярно и вот вчера он позвонил. А сегодня мы идем… куда? На свидание? Вряд ли. Встречу старых друзей? Тоже как-то странно звучит. Пусть будет так, мы идем пить кофе.

Он должен был заехать еще пятнадцать минут назад, но я понимаю, что он ехал ко мне из другого города уже больше десяти часов за рулем, а потом заселялся в единственную гостиницу, где сервис так себе, так что задержка объяснима. И она идет мне на пользу, я пытаюсь унять бешено стучащее сердце. Дело не только в том, что я сильно волнуюсь из-за встречи, мы же не виделись ровно десять лет. Просто меня снова накрывает атака. Так что я качаюсь на качелях, глубоко дышу, и слушаю пенье птичек, пытаюсь унять дрожь и бешенное сердцебиение – первые предвестники приступа.

Слышу, что он подъехал и выхожу со двора.

Я замираю у машины, но твердо пообещав себе, что сейчас не допущу никаких приступов, берусь за ручку, открываю дверь и собираюсь сесть на пассажирское место, но понимаю, что не могу этого сделать. Не могла с тех самых пор и не могу сейчас, потому я шучу, что серьезные бизнес-леди ездят только сзади и сажусь сзади. Паша делает вид, что не удивлен и подыгрывает мне, изображая моего водителя.

Мы добираемся до кафе, и я выхожу из машины после того, как он заботливо открывает мне дверь. Вот тут она наконец меня обнимает, целует в щечку и заявляет:

– Ты стала еще красивей.

Я совсем не уверена, что измучанная и исхудавшая девушка с синяками под глазами и паническими атаками – это красавица, но комплимент принимаю и благодарю:

– Спасибо!

А потом отстраняюсь и изучаю его. Да, он стал старше, но мне кажется, что совершенно не изменился. Все такой же потрясающий, но уже не парень, мужчина. И все также действует на меня как самый сильный афродизиак.

Мы наконец захотим в кафе, делаем заказ и ведем непринуждённую беседу. Он спрашивает меня про картины, я его про работу. Я делюсь с ним своим планами, и, как всегда, своими мечтами. Сейчас больше всего мечтаю о ремонте, потому в красках описываю Паше, каким я вижу свой дом. Он добавляет важные нюансы, о которых я, зацикленная на красоте и дизайне, ни за что бы не подумала. А потом, слушая его замысел идеального дома, понимаю, что наши мечты во многом совпадают.

Его кофе и мой чай (куда мне сейчас кофе) допиты и мне почему-то хочется показать ему одно из красивейших мест, которое всегда меня радует и куда я хожу писать картины. Не знаю почему, но мне кажется таким важным показать это место именно ему. Конечно же он соглашается, тем более я приглашаю его к себе в гости.

Мы выходим с моего заднего двора, спускаемся к воде и, стоя на берегу реки, любуемся закатом. Паша говорит, что понимает, почему я осталась здесь, в этой станице и в этом доме. Это же идеальный дом у реки. В таком месте можно и детей растить и старость встречать.

Паша констатирует:

– От такой красоты дух захватывает.

А потом у меня захватывает дух оттого, что он меня целует.

Я целую в ответ, потом обнимаю, и вдыхаю родной аромат.

– Ты пахнешь все-так же вкусно. – признаюсь я.

– А ты все такая же потрясающая. – признается он.

Момент испорчен тем, что мне становится нехорошо. Но я ни за что не поддамся атаке, не сейчас, не в такой момент, потому сильнее прижимаюсь к Паше, отвечая на его поцелуи, стараясь концентрироваться только на них. Это помогает. Атака чуть отступает.

Вместо нее в наступлении переходит Паша.

Вот мы стояли у воды, в конце моего двора, а вот уже целуемся у входной двери. Вот мы были в прихожей, а вот уже в спальне. Вот я была одета, а вот уже моя футболка и джинсы валяются у кровати. Вот он был одет, а вот его футболка и джинсы валяются рядом с моими. Вот мы стояли, а вот уже лежим на моей кровати. Вот мы были двое, а теперь уже одно целое, двигающее в едином ритме.

Я пытаюсь насладиться моментом, давно позабытым счастьем от близости с моим идеальным Пашей, но мне не удается этого сделать. Потому что нет уже той юной влюбленной Ники и нет того юного влюбленного Паши. И нет той страсти, которой они постоянно опаляли друг друга, тем самым отталкивая. Есть только две израненные души, которые пытаются вместе отогреться. Но и этого нам не удается, потому что возвращается она. Паническая атака. Даже не дав нам отдохнуть в объятиях друг друга. И теперь мое сердце сбивает с ритма и подскакивает пульс уже не от ласк Паши.

Он замечает это и с беспокойством в голосе уточняет:

– Ника, ты в порядке?

– Не очень. Атака пытается накрыть. – признаюсь я. – Давай выйдем во двор. Я сейчас подышу свежим воздухом и все пройдет.

Мы одеваемся, и Паша ведет меня во двор, где я делаю свои упражнения на концентрацию и немного прихожу в себя. А затем возвращаемся в дом, и он хозяйничает на моей кухне, заваривая мне травяной чай. Когда я успокаиваюсь, он осторожно спрашивает:

– Это как-то связано с тем, что ты теперь не ездишь на пассажирском сидении?

– И да, и нет. – мне не хочется окунаться в болезненные воспоминания, но я понимаю, что, если мне хочется строить с ним отношения, все равно придётся все рассказать.

– Если тебе не хочется, то не отвечай.

– Я отвечу. Только пообещай, что не будешь меня жалеть и перебивать, хорошо?

– Хорошо.

Я набираю полную грудь воздуха и выпаливаю:

– Я попала в аварию больше двух лет назад. За рулем был Костик. Мы возвращались от его родителей и пьяный водитель, выезжающий с прилегающей дороги, врезался в нашу машину. Прямо в пассажирское. Я плохо помню, что было дальше. Знаю только, что меня пришлось вырезать. Очнулась я уже в больнице, где мне сообщили, что я потеряла ребенка и других у меня больше не будет.

Я делаю паузу, потому что мне нужно перевести дыхание.

Паша, чье лицо выражает смесь эмоций от удивления до боли, как и обещал, молчит.

– После того, как я вернулась из больницы, вместо детской нашла пустую комнату, где был холст и краски. Не знаю, каких сил ему стоило выбросить все то море детских вещей, чтобы мы покупали для нашего сынишки. Но он смог. А потом принес для меня черные краски и холсты, зная, что они мне помогут, но в этот раз они не помогли. Не помог мне и Костя, после аварии наши отношения ухудшились, потому что он винил себя во всем произошедшем и начал пить. А потом наелся таблеток и собирался уйти из жизни, потому что считал, что без него мне станет легче. Я успела его спасти, но не помогло. Вернувшись домой из больницы, он продержался пару месяцев, а потом ушел.

Я делаю очередную пазу и выпиваю стакан воды, после чего могу снова продолжать.

– Вернулся месяца три спустя. Я очень старалась улучшить наши отношения. И он старался. Но мы оба изменились, и я понимала, что его что-то гложет. Тогда он и признался, что за пару недель до возращения ко мне, надравшись в очередной раз, вроде как переспал с какой-то девчонкой, что подцепил в баре, потому что проснулся у нее в квартире. Я поняла, что не могу все это вынести и уехала сюда. А через месяц написала ему, что мне трудно его простить и я, наверное, подам на развод. А он…

Я вытираю предательские слезы.

– Он даже не стал просить дать ему второй шанс, хотя я была готова. Была готова его просить. Я же вечно даю всем второй, третий, четвёртый шанс. Ты то лучше других знаешь. Но нет. Ему он не был нужен. А потом он добил меня тем, что та девушка беременна и скоро родит. И вот, у Костика новая семья и ребенок, а у меня только фотография с УЗИ так и не родившегося малыша, и панические атаки.

Паша, как и обещал, не жалеет меня. Он просто подходит ко мне и заключает в объятия. Он ничего не говорит, потому что нет таких слов, которые он бы мог использовать. Он лишь гладит меня по волосам и позволяет плакать на его груди до тех пор, пока не звонит его телефон. Коллега просит срочно прислать документы, а ноутбук остался в отеле и ему приходится уехать.

Но перед тем как уйти, Паша уверяет меня:

– Я обязательно вернусь к тебе, Ника.

А после нежно целует на прощание.

– Я буду ждать. – обещаю я его спине.

Вторник

Я жду уже пятую неделю, но Паша так и не приезжает. Да и особо не пишет. Он уже не Гудини, а какой-то Карлсон: «Он улетел, но обещал вернуться». А я снова Хатико. Жду и жду, в миллион раз, наверное. Чего только жду? Снова не понятно. А ждать я уже ненавижу. Не могу больше и не хочу. Мне надоела вся эта неопределённость, тем более мы уже не подростки, чтобы ходить вокруг да около, потому я пишу ему сообщение и уточняю, стоит ли мне вообще его ждать или пора начинать ходить на свидания с другими мужчинами (ясное дело, что никаких других нет).

Мне тут же приходит ответ:

«Не думаю, что тебе стоит отказываться»

Часть 19

Среда

Тут должна быть история о разбитом в сотый раз сердце и растоптанных глупых девичьих мечтах о вселенской любви с Пашей, которая смогла пройти через все. Должен быть вой самоедской лайки, которая винит себя в том, что она какая-то не такая, потому ее в очередной раз бросил Паша. Но его тоже не будет, он в груди застрял.

Меня сжирает чернота. Двойная. Одну зовут Паническая атака, а вторую Обида. Обида на Пашу. Обида на то, что, пообещав мне счастье и вознеся меня на небо, он в очередной раз подло столкнул меня на землю, где я переломала все кости и осталась искалеченной в одиночестве и тьме. «Осознанные» личности вещают, что обида – это яд, который сжирает только меня, потому ее нужно отпускать, но сейчас мне глубоко побоку вся эта осознанностью.

Хотя я тоже практикую техники на «О» – одиночество и обиды. И предпочитаю признать обманувшего меня человека охреневшей тварью, а потом уже переходить к осознанности и признавать, что он мой самый «главный учитель,» мое «зеркало» и прочее шизотерическое дерьмо, позволяющее отпустить на него обиду.

До осознанности и психологической мудрости я тоже дойду, но только после того, как перестану злиться на одного дятла, да и на себя тоже за то, что в очередной раз этому дятлу поверила. Ведь он известен именно тем, что каждый раз проворачивает со мной коронный фокус, а я каждый раз жду какого-то другого исхода, будто он умеет что-то кроме сваливания в закат, после того как налаживаются отношения.

Четверг

Сегодня мой двадцать восьмой день рождения. И первые часы своего праздника я встречаю с панической атакой. Эта ночь становится самой черной в моей жизни и, если бы не Маша, которая звала меня на свет, я бы не выбралась со дна темного колодца.

Поглощающая меня тьма настолько непроглядна, что я стала затворницей, потому что боюсь контактов с людьми, ведь они могу вызвать сильные эмоции и очередной приступ. Я редко выхожу из дома и отказываюсь от выставки, которую мне предлагали те же ребята, что делали первую. Я не готова к людям и контактам с ними. Мне вполне хватает Маши и разговоров с Дашей, а если кто-то вдруг заходит ко мне, я делаю вид, что меня нет дома. Сейчас мне нельзя волноваться, потому что любая несанкционированная эмоция порождает приступ. Например, воспоминания о Паше и том чертом сообщение, в котором он посоветовал мне ни в чем себе не отказывать и общаться с другими мужчинами.

 

И сегодня я решаю вычеркнуть из своей жизни не только Пашу и Костю, причинивших мне огромную боль и растерзавших мое сердце в клочья, но и всех остальных мужчин. Я понимаю, что я больше им не доверяю и не хочу с ними иметь ничего общего. По крайней мере до тех пор, пока в моей груди не затянутся уже три черные дыры…

Среда

Я стою посередине зала, в котором постепенно гаснет свет.

Я стою посредине зала, в окружении своих картин.

Я стою посредине зала, в окружении боли. Боли, которая выплескивается на мои картины. Вон та, справа, кричит о ребенке, которого у меня больше нет, рядом плачет еще одна о других, которых мне никогда не родить. Эта вот разрывается на части из-за панических атак, а соседняя трясется из-за страха вождения. Картина слева ревет из-за измены мужа, а соседняя из-за очередного предательства Паши. А вот эта, центральная, она обо всех моих разрушенных надеждах и мечтах.

Таких картин много. Для них выделили целый зал в местном станичном музее, где устроили целую выставку моих работ, которая пользовалась огромной популярностью всю эту неделю. Выставку, которой не было бы, если бы не Даша и Маша, только благодаря им все эти картины увидели свет. И только благодаря им мне стало легче. Ведь если боль разделить с кем-то, она жжётся уже не так сильно.

Я стою посередине зала, в котором постепенно гаснет свет.

Я стою посредине зала, в окружении своих картин.

Я стою посредине зала, в окружении боли. Боли, которая выплескивается на мои картины. Картины, на которых одни лишь черные всполохи, но они не просто кляксы, они – моя израненная вскрытая душа.

Я стою посередине зала, в котором постепенно гаснет свет. И даже не слышу, как сзади подходит директор музея. Он в очередной раз осматривает холсты и дает им очень точную характеристику:

– Ужасающе завораживающе и невыносимо прекрасно одновременно. У вас талант, Ника.

Я лишь отвечаю:

– Это не талант. Это моя жизнь.

А затем покидаю зал, который погрузился в темноту, чтобы выйти наконец на свет.

Четверг

Я полюбила осень. Раньше обожала лето, теперь приоритеты поменялись, потому что свободу подарил мне сентябрь. Именно в это месяце я впервые победила паническую атаку. Сама. А потом на помощь мне пришла книга про осознанность, которую я считаю своим благословением и благодарю за нее Дашу, которая помогает мне побороть атаки дистанционно. С помощью этой книги я учусь дыхательным практикам и легким медитациям по сканированию тела, которые использую для того, чтобы отслеживать предвестники приступа. Теперь я знаю врага в лицо, умею отслеживать его появление и даю отпор.

А еще осознаю, что мерзкий недуг истязает массу людей, которых садят на антидепрессанты, но он лечится самостоятельно. Здесь нет волшебной таблетки, и это работа по всем фронтам, непрерывная, но я ее веду. Обращаюсь к остеопату, чтобы он помог с телом, потому я перестаю терять вес. Налаживаю питание и постепенно возвращаю привычные формы. А еще постоянно хожу пешком. Ежедневые вечерние прогулки с соседкой Машей становятся ритуалом, без которого я не засыпаю.

Но самая сложная работа мне предстоит внутри. Я рассказываю правду. Правду обо всем, что происходило со мной в последние годы, а Даша и Маша слушают мои исповеди. Одна по телефону, вторая лично. Благодаря их поддержке, я достаю все новые и новые ядовитые шипы из своего тела, и с каждым днем мне становится все легче и легче дышать.

А сегодня мне вдруг пришла мысль о прощении. Прощении всех, кто делал мне больно. Видимо от стадии гнева я наконец добралась к принятию и поняла, что все обиды и невысказанные слова меня и правда уничтожают. И тогда я представила каждого человека, который делал мне больно, рассказала ему о том, чем он меня обидел, сказала, что прощаю его, забываю обиды и все отпускаю. А потом попросила простить и меня. Этот необычный процесс занял у меня много времени, но это реально помогло. Словно я сбросила огромный груз с плеч, благодаря чему даже дышать стало легче.

Я знаю, что меня ждет долгая работа и долгий путь из тьмы к свету, но не сдамся и вытащу себя из той ямы, в которую сама и зарывала много лет, предпочитая хоронить эмоции и выплескивать их только на холсты.

Вторник

Сижу на диване в своей гостиной и стараюсь дышать ровно. Напротив, сидит он. Паша. Даже не знаю, почему пустила его, когда его машина остановилась у моего дома, просто не смогла я сделать вид, что меня нет дома. Хотя может и стоило бы, как и предложила Даша, которой я позвонила сразу, как увидела его машину. Но нет, я его пустила не только во двор, но и в дом, а потом еще и чая налила и пирог мясной принесла. Не смогла не покормить того, кто проехал десяток часов, еще и по ноябрьскому холоду.

Так что он снова у меня в гостях и рассказывает о перипетиях на работе, а я чувствую, как подбирается она – атака, потому говорю, что мне нужно отойти и набросив куртку выхожу на улицу. Гуляю по двору и вдыхаю морозный воздух, чтобы успокоиться. Пары минут мне хватает, и я возвращаюсь сначала в дом, а потом и к нему.

Снова разговоры ни о чем.

А потом Паша вдруг задает странный вопрос:

– Ты сейчас в отношениях?

– Да, со своими картинами. – отвечаю я и задаю встречный вопрос: – А ты?

Он мнется и не дает ответа. Но и без слов понятно, что отношения у него есть, потому что уже час я чувствую себя как на смотринах и меня не покидает ощущение, что меня с кем-то сравнивают, но отчего-то результаты игры не вывешивают на табло. Какой вообще счет? Меня сделали в сухую или я что-то там отыграла? И с кем вообще соревнование? Мы играем в команде или каждый сам за себя?

Бросив взгляд на часы, он начинает собираться, и тогда я уточняю:

– Паш, ты зачем вообще приезжал?

Он снова мнется, потом начинает что-то мямлить про своих тараканов и то, что они со мной не связаны, а потом быстро удирает в прихожую, одевает куртку и сбегает.

Я же стою и думаю «Что вообще сейчас было?!» и «И зачем было десять часов ехать из другого города, чтобы посидеть и поболтать со мной ни о чем?». Затем иду на кухню, наливаю себе горячего чаю и, наслаждаясь его теплом, успокаиваюсь. Заодно решаю послушать Дашу, которая говорит, что Паше со своими тараканами нужно самому разбираться, и меня в это не втягивать. Тем более у меня и своих хватает, они паническими атаками называются и их к себе из-за очередного явления Паши пускать не стоит. Хватит. На сегодня приемные часы закончены.

Спустя минут пять я возвращаюсь в гостиную и вижу в окно, что его машина до сих пор стоит возле моего двора. В голове тут же появляется мысль, что Паша думает, то ли вернуться ко мне и честно обо всем поговорить, то ли уехать. Мне кажется, что он сидит там и никак не решит, выбрать меня или ту, с кем меня сравнивал.

Но через минуту он включает заднюю и отъезжает от моего дома.

Выбрал не меня.

А может и не было никакого сравнения? Был просто мужчина, вдруг решивший проехать десять часов по снежной трассе для того, чтобы просто попить чаю со старой знакомой…

Четверг

Два дня назад, во второй день нового года, умерла моя бабушка. Мне хочется выть от боли, но приходится быть сильной, потому что мне нельзя обратно к паническим атакам, я уже месяц продержалась без срывов.

На маме лица нет, а папа не понимает, как ей правильно помочь. Его мама, в доме, котором я сейчас и живу, умерла несколько лет назад, и он был с ней не так близок, как мама со своей. Мама плачет, а мне плакать нельзя, я не должна пускать к себе атаки. Два дня без слез продержалась, но сейчас уже не могу. Сдаюсь и тихонько плачу, закрывшись в своей спальне. Но даже здесь мне не побыть одной, потому что у меня, наверное, в сотый раз за лень, трезвонит телефон.

Я не хочу отвечать, но понимаю, что люди хотят высказать искренние соболезнования, потому, даже не смотря на номер, снимаю трубку и слышу голос, заставляющий сердце забиться сильнее. Это он. Паша. Звонит узнать, как у меня дела. Голос у него странный, словно подвыпивший, но это не важно. Важно, что он почувствовал, как сильно я нуждаюсь в помощи и поддержке. Я сквозь слезы рассказываю ему, что у меня умерла бабушка и говорит много хороших, добирающихся до сердца слов. Я перестаю реветь и даже начинаю улыбаться.