– Ага, а ночь я считай с открытыми дверями. Заходи, кто хочет, бери, что хочешь, делай, что хочешь.
– И зачем я сейчас столько распиналась?
– Давай объясни мне еще раз.
– И объясню, – она постучала указательным пальцем мне по лбу. – Сама подумай. Люди готовились, следили за тобой. Послали огромную корзину с цветами. Все это средства. Зачем? Чтобы потом тупо вломиться к тебе домой и пытать или еще что? А забыла, может еще и дубликаты ключей сделали. Или ловкие домушники. Кто их знает. У тебя ключи не пропадали?
– Нет, вроде. Ничего такого.
– А могло быть такое, что у тебя их вытащили, сделали дубликаты быстренько и положили на место. Да так, чтобы ты не заметила ничего?
– Не знаю. Если по твоей версии я этого не заметила, то откуда мне знать?
– Где ты без присмотра надолго оставляешь сумку?
– На работе. Но там вечно ошивается куча разного народа. За всеми не уследишь. Да и некогда мне этим заниматься.
– Может кто из твоих коллег?
– Да, конечно. Это же всемирный заговор против бедного агента британской разведки.
И тут у нее зазвонил телефон. Мелодия была не слишком хорошо слышна. Мы начали оглядываться.
– Сумка на кухне.
Понеслись туда. Пошарив в недрах объемной сумки Любаня, выловила, заливающийся милой мелодией, аппарат, посмотрела на экранчик.
– Это Валя. Е-мое, уже почти двенадцать.
И торопливо нажала кнопку.
– Да. Прости, прости… Да. Засиделись, заболтались… Ага, я поняла. Жду тебя.
Голос нежный, звонкий, переливчатый, как маленький горный ручеек. И такой же безмятежный, с большой долей растерянности и осознания своей вины. Идеально.
– Актриса.
– Все женщины актрисы. Надо просто развивать талант.
Она уже перестроила свои мысли на дом и семью. И теперь озиралась по сторонам, высматривая, не оставила ли чего.
– Так. Значит, завтра Валя придет и поменяет замок. Мало ли, лучше перестраховаться. Ну, и гляди в оба. Скоро события должны повалить. Не зря же они с корзиной возились? Проявят себя. Может, ты у нас поживешь?
– Не говори чепухи. Ты же сама говорила, что ничего серьезного они мне сделают. Если бы собирались, то уже бы…
– Это не чепуха. Может все мои теории ничего не стоят. А может и в самую точку. Что тогда? Мне хоть спокойнее, когда ты на глазах всегда.
– И на работу с тобой ходить что ли?
– Нет. От этого пока воздержимся. Но говорю, недоброе что-то намечается. И даже непонятно толком что? И куда кидаться с этим?
– Может в милицию? Все-таки незаконное проникновение в жилище.
– И что? Они только посмеются и у виска повертят. Бабе сюрприз сделали, а она недовольна. Спросят тебя, а есть ли у вас мысли по поводу того, кто мог вам подобный подарочек сварганить. А ты такая и ответишь, что, возможно, это мой любовник. А они тебе вполне так резонно заметят, что это не их дело.
– Так мы с тобой решили, что это не он.
– Это мы так решили. И что? Но факт не доказан. И все выглядит вполне невинно и обыденно.
– Блин! Все, хватит. У меня мозг от твоих теорий кипит уже.
– Ты же журналист? Сама должна заковыристые истории и сочинять и распутывать. Без моего участия.
– Не успеваю за тобой.
Тут опять зазвонил телефон.
– Подъехал? Хорошо, выхожу.
Мы обнялись, поцеловались. Осмотрев меня долгим взглядом, будто благословляя, Любаня нахмурилась.
– И еще. Завтра в течение дня шли мне сообщения, как ты жива, здорова, все ли спокойно на линии фронта.
– Есть, мой генерал!
– Давай без твоих шуточек. Я серьезно, а то волноваться буду. Если вдруг, какие вести, сразу звони. Поняла?
– Поняла. Что ты, как малому ребенку объясняешь. Беги, а то ждет ведь тебя.
– Подождет.
И еще раз поцеловав, вышла.
Захлопнув за ней дверь и закрыв ее на все замки, подумала и накинула цепочку. Хотя никогда этого не делала, просто было лень.
Потом повернулась и, привалившись спиной к двери, кинула взгляд вглубь коридора. Везде горел свет, но ощущение звенящей пустоты и одиночества вдруг накатило огромной волной, заставляя поежиться. Обычно такое состояние у меня не часто. К этому горькому коктейлю сейчас примешивался еще и страх, добавляя свою особенную нотку.
Пройдясь по комнатам, выключила везде свет, оставив гореть только лампочку на кухне. Может, стоило согласиться на Любино предложение и пожить у них? Нет. Что за детская трусость? Тем более даже толком не зная, что происходит.
Зачем послали этот букет? Зачем от имени Голландца? Чего ждут от меня? Каких действий? Или, наоборот, подготавливают к дальнейшему развитию сценария? Возможно, и то и другое. Работают на удачу. Ожидают, что сама наведу их на след или способ связи с Германом.
Или… Он сам следит за мной, так же, как и они. И я просто подсадная утка, приманка, для обеих сторон. Маленькая белая пешка, которая даже и не осознает, что участвует в чужой, опасной игре. Ход, снова ход. Думаешь, что сама их сделала, а на самом деле кто-то уже все рассчитал заранее. И лишь ожидал, в каком направлении я двинусь, наблюдают результаты.
Кажется, все эти теории слишком взбудоражили мой ум. Успокойся. Как говорит наш главный редактор: «У нас не желтые листки, девочка. Факты, только проверенные факты». Основываемся только на фактах.
Несколько версий.
Это Олег. Бред изначально. Можно сразу отмести данную версию. Какой бы заманчивой и простой она не казалась.
Это Летучий Голландец. Тогда по логике вещей в ближайшие дни он должен объявиться. Подождем.
И это кто-то еще, мне совершенно неизвестный. Страшновато? Немного. Пока не знаешь чего бояться, лучше не придумывать лишнего.
Подойдя в темноте к окну в гостиной, отдернула занавеску. Сначала невидящим взором обвела двор с детской площадкой. Дверца на балкон была открыта, повеяло ночной прохладой, что немного отрезвило. С улицы доносились обычные звуки: редко проезжающих по шоссе машин, где-то далеко веселые голоса, загулявшейся компании, одинокие шаги, шелест листвы, что не слышен днем.
И вот спустя пару минут я заметила под деревьями в глубине двора огонек. Маленький оранжевый огонек еле видный от зажженной сигареты. Вот он переместился в одну сторону, другую, пропал – видимо пепел стряхивали – и вернулся. Человека, выкурившего свою ночную сигаретку, надежно скрывала тень деревьев.
Внутри все похолодело, ноги приросли к полу. Надо бы пойти спать, а не стоять и смотреть, как неизвестный ночью курит во дворе. Ничего необычного в этом нет. Кто-то из жильцов. Бессонница. Просто прохожий. Или поздно из гостей возвращается, и решили скоротать время в ожидании машины. Миллион вариантов.
И один из них, что он стоит и наблюдает за моими окнами. Сна все равно ни в одном глазу, просто подожду. Это обычное женское любопытство.
Не знаю, сколько прошло времени, пока мы так стояли каждый на своем месте. Огонек мелькал, исчезал, потом появлялся вновь. Странно, что не видно пламени зажигалки. Видимо закуривает, укрывшись за деревом. Так курить рак легких можно заработать. Чтоб тебя черти слопали! Сгинешь ты сегодня или нет!
Наконец, огонек мелькнул, сделав дугу к земле. Я не видела никого, кто прошел бы к выходу со двора. Но вариантов отхода с того места под деревьями несколько, а обзор из моего окна ограниченный. Можно выйти на балкон, посмотреть, но тогда выдам себя, если он еще поблизости. Или мою физиономию и так было видно? Нет, не должно.
Постояла еще, напрягая глаза и пытаясь выловить хоть какое-нибудь движение в темноте. Сна все так же ни в одном глазу. Успокойся – факты, только факты. Какого же лешего он там стоял? Кажется, я загоняю себя в состояние истерики этими мыслями. Надо постараться уснуть и завтра обдумать все на свежую голову. Но поднятые с самого дна страхи не могли успокоиться так просто. Темное время суток, глупые теории почти ни на чем не основанные, незнакомец, курящий под деревьями и этот идиотский букет, все закрутилось внутри в тугой узел. А с фактами то скудно, скудно.
«Скудно, девочка скудно». Так говорит главный редактор и смотрит на тебя, как на убогую. Если ему рассказать подобную историю, то вообще рассмеется и прочитает лекцию о неуемном женском воображении и способности из ничего сделать кое-что.
Хоть это и были уговоры, но они были нужны. Иначе не уснуть. Вернулась на кухню. На столе одиноко приютилась бутылка коньяка, забытая Любаней, и парочка бутербродов на краешке огромного блюда. Решительно сполоснула рюмку, налила себе, выпила, закусила хлебушком. Выключила свет и в темноте двинулась к спальне. Каждый шорох и звук подъезда, доносящийся из-за входной двери, вызывали мурашки по телу.
Забралась под простыню, коньяк действовал, глаза начинали слипаться. Но еще успела подумать, что к черту всех этих идиотов с их тайнами и Голландца к черту. Хотят играть в шарады и шпионские игры – пожалуйста! Но тогда, извините, свою роль и слова я немного подкорректирую. Вот так!
И на этой бравой ноте провалилась в сон.
Почему-то я опять дома у родителей. Сижу на кухне за столом. Локти на клеенке и кулачками подпираю подбородок. Смотрю в окно и мечтаю. Это простое упражнение, наверное, и спасло меня от помутнения рассудка.
Нет, родители мои хорошие. Но, как и все родители, думают, что знают лучше о том, что делать в этой жизни и как прожить ее.
Странно, такая клеенка на столе лежала давным-давно. Мама что-то готовит, одновременно читает пламенную речь.
Я не слушаю, в голове у меня пролетают совсем другие картинки. Я далеко. Представляю, что сижу на ступеньках рыбацкой лачуги и смотрю вдаль на безмятежную морскую гладь. На волны, что поднимаются одна над одной вверх.
– Ты опять не слышишь меня, Света? Очнись же!
Вырываюсь из околдовавших сознание картинок и оглядываюсь на нее в недоумении. Лицо сурово, брови нахмурены. Она яростно мешает содержимое сковороды. Потом вместе с ней поворачивается полностью ко мне и почти швыряет на стол прямо мне под нос. Горячий, раскаленный, шипящий жир забрызгивает мне руки и лицо. Страшная боль. Я визжу…
Визжу, а точнее тихонько поскуливаю и просыпаюсь. Давно у меня не было таких снов.
Пока в голове прояснялось, что я в своей квартире и с руками и лицом все в порядке. Ничего не болит и никакого шипящего, как шкварки, жира нет. В дверь позвонили.
Сев прямее, пригладила волосы. Опять звонок. Нашарила тапки ногами. Кому что надо? Натянула футболку, прыгая на одной ноге, поскакала в прихожую, застегивая на ходу джинсы. Нельзя же открывать посторонним, пребывая в одних трусах.
Это оказался сосед с первого этажа, любящий занимать деньги без возврата.
– Доброе утро, Виктор Валерьянович!
– Да уж белый день, Светик. Почти двенадцать.
– Да?
Тогда совсем странное явление. Он стоял, вполне трезв и даже вроде как вменяем. Точно похмеляться нечем.
– Все равно. Зачем пожаловал? Денег не дам.
Витя махнул худой, жилистой рукой и сделал скорбное лицо. От него несло немного перегаром, видимо, просветление наступило для него недавно.
– Я не затем. Покаяться пришел…
– Ой, это не ко мне, Валерьяныч. Это к священнику. Убил кого по пьяной лавочке?
Он перекрестился и забормотал:
– Бог с тобой… Не совсем же я… Свят, свят…
– Нет, значит. Ограбил?
– Да перестань сбивать с мысли.
– Валерьяныч, говорю это к священнику или к участковому. Выбирай сам.
– Не хотелось бы к участковому. А у священника я не помню когда и был в последний раз. Слышь, Свет? Я ведь и не видел ничего.
– Чего ты не видел?
Остатки сна слетели и в голове начало проясняться.
– Витя, не томи, говори уже. Пока я сама не напридумывала хуже.
И сурово поглядела на него. Сосед виновато потупил глаза и заговорил:
– Мы позавчера с моим одним дружком отмечали…
– Плевала я, что вы там отмечали. Ближе к делу!
– Дык, говорю уже! Сама же перебиваешь. Вот. И не хватило нам. Я решил к Марье сходить, что этажом выше тебя живет. Денег значит занять. Голова-то уже не очень хорошо соображала. Поднимаюсь на твою площадку и вижу, какой-то мужик рядом с твоей дверью возится. А у ног его корзина огроменная с цветами. Я таких отродясь не видел. Я подумал хахаль твой, подарочек притащил. Прошел мимо, к Марье поднялся. Вот. Мы с ней накатили, и я ей рассказал про корзину то. Говорю, вот какой мужик у Светки подарки дорогущие делает. А она мне и отвечает, после недолгого раздумья, что странно это. Ведь ты с ним на курорт укатила. А потом покумекали. Мало ли у тебя не один ухажер, а несколько. Сейчас протрезвел малость и иду проверить, не случилось ли чего. Может, и нужно было участковому нашему сигнализировать про мужика этого? А, Свет? Ты только скажи.
– Нет. Не нужно, Виктор Валерьяныч. Ты мне лучше вот, что скажи. Как он выглядел? Мужик этот?
Он свел брови, собрал лоб морщинистыми складками, но бесполезно.
– Блин, почти ничего не помню. Я, уже изрядно подвыпивши, был. Да и он был в спортивной кофте с этим. Как его…
– Капюшоном?
– Ага. С капюшоном. Не обернулся на меня. Не очень высок, крепенький, весь в темном. Ничего больше не помню. Значит, не идти в милицию?
– Ни к чему. У меня все нормально. Спасибо, Валерьяныч. Но, вдруг еще чего подозрительного заметишь, увидишь, то заходи, говори.
– Конечно, Светик, – улыбнулся освобожденной улыбкой.
– Бывай.
Целая гора окурков.
Великая находка! И что мне с нее?
Я стояла во дворе под деревьями и внимательно оглядывала эту самую кучку бычков уже пару минут. Ну, что вы скажите, Шерлок? Какие выводы сделали, узрев данные улики? Может и не улику вовсе. Очень может быть.
Человек курит дешевые сигареты. Сама не курю, но один мой коллега однажды обратил на это внимание, когда мы брали интервью у одного депутата. Мол, человек большой, а сигареты поганые курит. Мне по барабану было, хоть кубинские сигары. А сейчас пригодилось. И так. Дымил много. Наверное, волновался. Или просто время убивал.
Сев на качельку, немного раскачалась, разглядывая голубое небо. Сланец с одной ноги слетел. Я немного приостановилась, подцепила его и начала раскачиваться сильнее. Скрип стоял неимоверный, настоящая пытка для ушей и нервов. Неудивительно, что не видно детишек желающих порезвиться на ней.
Чистый простор, редкие белые облачка, пара птичек пролетела, через два дня на работу. Что ж делать то?
Ответа однозначного и четкого не поступило. Тогда понаблюдаю еще сегодня за развитием событий.
Засмеялась, когда в голове возникла картинка. Все участники данного действа – возможно, что и Голландец в том числе – сидят сейчас и думаю одну мысль одновременно: «А понаблюдаю-ка я сегодня и завтра решу, что делать». Вот смех!
Раскачиваясь все сильнее, уже не замечала, как качели ходили ходуном, жалобно скуля и с ноги, опять спал сланец. Разворошим это осиное гнездо. Или нет, не осиное гнездо. Не совсем правильное сравнение. Попортим им малину. Как бы выразиться, чтобы самой понять, что хочу сделать?
Я так долго играла именно так, как от меня хотели, ожидали. Единственное в чем не повиновалась это личная жизнь. Достаточно того, что замужем была. Дальше, как хочу, так и живу. Школа, институт, работа. Все, как хотели родители. Не задалось сразу с работой, не моя вина.
Хочется сотворить что-то… Что?
Хочется самой себя зауважать. Пришла, стукнула кулаком по столу! Дала всем шороху! Наверное, именно так.
Голова кипела, качели скрипели все натужнее и жалобнее. Вперед-назад, мах ногами, вперед-назад. Солнце припекало правую щеку. Энергия, накопленная под ярким южным небом, рвалась наружу.
Значит, надо будет выклянчить еще парочку выходных, притворюсь больной. И мне понадобится помощь. На Любашу всегда можно рассчитывать. Но мне нужен совет знающего человека. Чтобы немного прояснить для себя ситуацию. Я потихоньку останавливалась, уже медленно раскачиваясь туда-сюда. Нашарила сланец и поплелась домой, не выходя из задумчивого состояния. Посмотрела в почтовый ящик – счета, газеты, реклама – ничего нового. Но мало ли?
Через два часа я сидела и осматривала плоды своих трудов. Неизвестно наблюдают за мной весь день или нет. Но засвечивать человека, с которым мне надо встретиться, не очень хотелось. Поэтому из темных глубин шкафа был извлечен парик.
Мне когда-то втемяшилось в голову стать брюнеткой. Бывает у женщин. Но так и не решилась на столь радикальный шаг и приобрела парик. Натуральные волосы, выглядел он прекрасно и на мне ничего. Потом откапала летний костюм, что не носила лет пять. Немного потрескавшиеся сабо и плетеную сумку для пляжа. Все вместе в сочетании с морковной помадой, смотрелось несуразно и странновато и на мой обычный образ совсем непохоже. То, что нужно.
Мой натуральный цвет – русый с таким пепельным оттенком. Я часто переживала по поводу этого мышиного оттенка. Но единственное на что решилась это меллирование и не очень частое, боялась волосы испортить. Так немного прядок, чтобы разбавить пейзаж.
А когда в восемнадцать лет приехала сюда, в большой город, поступать в институт, была коса до пояса. Натуральная, русая, тяжеленная. Простенькие платьица, юбочки и одна нарядная блузочка на все времена в чемодане и потрепанная мамина сумка. На первом курсе было довольно много таких же «иногородних» девчушек со старенькими чемоданчиками или рюкзаками и длинными косами. Но уже к началу второго наши ряды заметно уменьшились. Белые кудри были в почете, а еще джинсы, пластмассовые украшения.
На перемены я не шла и, в конце концов, оставили попытки переубедить. И между собой шушукались, что «она странная. Не обращай внимания».
Волосы стали причиной знакомства с моим мужем. Он всегда говорил, что первым делом увидел мою косу. Потом уже милое личико с огромными, наивными глазищами. Которые – как он клятвенно утверждал – поразили в самое сердце. Еще была замечена миловидная фигурка.
На той дискотеке я и впрямь выглядела белой вороной со своей косой, старыми обтрепанными ботиночками, целомудренной юбочкой в клетку, ниже колена. Единственное, что выглядело по тем временам прилично и приемлемо – это свитер, что одолжила подружка.
Она уже давно танцевала в самой гуще, лихо, отплясывая, стреляя глазами направо и налево и адресуя зазывную улыбку любому мало-мальски симпатичному парню. Джинсовая юбочка обтягивает попку, кудряшки подскакивают в такт. Я приплясывала с самого краю, на галерке, среди таких же средних личностей. Не особо, правда, переживая по этому поводу. Просто всегда любила танцевать.
В праздничные дни у нас в поселке всегда устраивали сначала концерт, а вечером танцы. Грузовая машина становилась поперек главной улицы. Ребята из местного ансамбля выставляли колонки и пели вживую. Народ с удовольствием плясал почти до утра, забыв про дела, проблемы, ссоры. Около меня всегда собирались дети помладше, и я по очереди с каждым танцевала. Это было просто, оживленно, весело. И всем плевать, во что ты одет.
На танцплощадке, где сейчас мои ноги притоптывали в такт мелодии, такой раскрепощенности и легкости не было. Одни стеснялись. Другие действовали, наоборот, с большим напором, пытаясь обратить на себя внимание. Поэтому я чувствовала себя очень некомфортно, даже не пыталась танцевать, как могла бы.
Вдруг в зале наметилось волнение. Группа молодых людей спортивного телосложения проложила себе дорогу к барной стойке. На шеях цепочки, наглый взгляд, коротко стриженые головы. И просто впечатляющее пренебрежение к другим людям, находившимся в зале. Бармен суетился и обливался потом от усердия, обслуживая их.
Будучи неосведомленной о новых, интересных порядках в нашем обществе, то на их триумфальное шествие особого внимания не обратила. Конечно, о существовании бандитов слышала. Но не до конца осознавала, кто они такие и чем занимаются. Есть вроде, существуют, но сталкиваться не приходилось.
Зато отреагировали девушки на танцполе. Пошло более энергичное потряхивание кудрями и не только. Глаза загорели в стократ ярче.
Я проследила за намеренно скучающими лицами молодых людей, изображающих, что им это совсем неинтересно. Пантомима эта была очень смешная. Наблюдая тихонько за действом, подняла глаза. Один из них в упор смотрел на меня. Чуть смутившись, что меня застали за подглядыванием, отвернулась, но чувствовала – его внимание не ослабевает. Страх пополз вверх по позвоночнику одновременно с возбуждением. Непонятная смесь на тот момент для меня.
Протиснувшись к подружке, прокричала ей на ухо, что ухожу. Она махнула рукой немного огорченно и обреченно, что вроде с меня взять, и продолжила танец. Возвращаться в общежитие одной не хотелось, но и оставаться здесь было не в моготу.
Была осень, и я зябко куталась в свое тоненькое пальтишко. Берет одевать не стала, так как все пошли без головных уборов. Покрепче вцепившись в ремешок сумочки, зашагала быстрее по улице. И вдруг услышала шаги сзади. Сердце бешено забилось. Оборачиваться было страшно и не знать, кто идет за мной еще страшнее. Ускорила шаг.
– Подожди ты. Не беги. Не бойся.
Я обернулась и увидела молодого человека, что разглядывал меня на дискотеке. Он премило улыбался и был в паре шагов.
– Подожди, не обижу я тебя. Просто хочу проводить. Мало ли что.
Смущение лезло из всех щелей. И, если бы не было темно, было бы видно, как алеют мои щеки.
– Хорошо, – и уцепилась второй рукой за ремешок сумки, будто это могло как-то помочь.
– Меня Дима зовут. А тебя?
– Света.
– Красивое имя.
– Спасибо.
Мы прошлись, немного молча, подстраиваясь, под шаги друг друга.
– Ты не очень любишь танцевать? Больно рано ушла.
Я пожала плечами.
– Люблю. Но здесь чувствую себя некомфортно.
– Я тебя понимаю.
– А ты? Танцуешь?
– Я не особо умею. Хожу в основном посмотреть на других. На девушек. На красивых девушек. Таких, как ты.
– Спасибо.
Я автоматически двигалась в нужном направлении. Внутри бушевал ураган. Осторожно посмотрела на него, а не перед собой. Он был невысокий, коренастенький, довольно симпатичное лицо с широкими скулами, чуть раскосыми глазами и довольно пухлыми губами.
– У тебя красивые волосы. Хотел бы посмотреть на них, когда они распущены.
– Я редко их распускаю.
– Очень жаль. Значит никаких шансов?
– Почему же… Просто это неудобно. Они за все зацепляются.
– Ясно. Ты учишься или работаешь?
– Учусь. На втором курсе института. А ты?
– Я? Работаю.
– Правда. А кем?
– Хм… Охранником в кафе.
– А-а-а.
– Ты завтра вечером, что делаешь?
Мы уже подошли к общаге и стояли у входа. Я растерялась, не знала, что сказать.
– У тебя есть парень?
– Нет.
– Тогда давай сходим в кино?
«Будь, что будет!» – подумала тогда и согласилась.
Медленно возвращаясь из страны воспоминаний, посмотрела на женщину в зеркале. Кривовато улыбнулась и стала еще больше похожа на товарку с рынка. Нацепила темные очки.
Перед тем, как выйти из квартиры, осмотрела площадку через глазок. Никого, середина дня. Соседи либо на работе, либо в садах, либо на природе. Пока погодка стояла отличная, стоило урвать свой кусочек витамина Д, что в нашей климатической зоне, где солнце лишь три месяца с перерывами, совсем не лишним будет. Осторожно открыла дверь, прошлась по лестнице вверх. Никого. Не знаю, конечно, чтобы я стала делать, если бы увидела кого-то постороннего.
Щелкнул замок, и я понеслась по ступенькам вниз. На середине вспомнила, что в образе, который играю, нет ни грамма этой игривой легкости. Наоборот тяжеловесность в общении, немного покровительственное и пренебрежительное отношение к другим, постоянная небольшая раздражительность.
Припомнила одну весовщицу на складе, где работала некоторое время. Сейчас этот профиль, запечатленный в памяти, очень пригодился. Всплыли быстрые кадры о ее походке и всегда кислом выражении лица. Вышло неплохо, а главное, совсем на меня непохоже. Соседка с нижнего этажа смерила таким взглядом, словно сфотографировала и приподняла бровь.
Ободренная ее реакцией, двинулась дальше. Внимательно обшарила двор, вроде никого постороннего, подозрительно. Ладно.
Я прошла остановку, соображая, куда и как мне нужно добраться и какой транспорт теперь туда ходит. Город за тринадцать лет разросся, и район оказался зажатым между двумя новостройками. Это были старые двух- и трехэтажные желтые здания, с деревянными перекрытиями, маленькими комнатами и вечным запахом затхлости и сырости.
В таком доме мне довелось пожить во время замужества. Но тогда все виделось совсем в другом свете.
Заплатив кондукторше положенную сумму, повернулась к окну. Видимо время пришло для перезагрузки. Последние тринадцать лет пролетели мимо, как скоростной поезд. И, все что происходило – все горестные, судьбоносные события – оседали внутри, как ил в реке. Я старалась, не вспоминать о них и тревожить душу, чтобы не замутить воду настоящего. Но и сделать вид, что ничего никогда не происходило, тоже невозможно. Не зря же все так сошлось. И воспоминания начали тревожить все чаще и чаще, резко и неожиданно вторгаясь в мысли. И хочется опять что-то поменять, изменить. И события внешнего мира – таинственный букет. Словно туго закрученная спираль.
С мужем мы жили с самого начала не очень складно. Да и жили то недолго. Чуть больше года или меньше. Уже не помню. Все произошло быстро. Через два месяца настойчивых ухаживаний он предложил пожениться. Я робко заметила, что мы еще мало знаем друг друга. Но Дима проявил настойчивость, увещевал каждый день, и заявление было подано.
Мне он нравился. В первый раз, когда провожал после дискотеки, не пытался ко мне приставать, не наглел. В кино тоже не лез. Был спокоен, незамысловат в общении. Простой парень, не хватающий звезд с неба, не ждущий милости от судьбы и методично добивающийся того, чего хочет. Букеты, подарочки, конфеты, где-то помочь, если надо. Со всеми вежлив. На хихиканье моих соседок по комнате никогда не обращал внимание.
Девушки, кстати, завидовали, что у такой тихони, недотроги и безынициативной девицы появился перспективный кавалер. Слово «перспективный» произносилось со значением и придыханием. Я не до конца понимала, о чем они, но кивала на всякий случай. Ведь он просто охранник. Потом мне объяснили, сколько стоят серьги, подаренные мужем на свадьбу. Конечно, такая сумма показалась на тот момент заоблачной.
Когда я, обратилась к нему с еще круглыми от удивления глазами, что не буду их носить. Просто боюсь. А вдруг потеряю или украдут? У меня же инфаркт будет. Дима слушал, смеялся сначала, потом замолк, уставился на свои руки, пока я кудахтала. Недолго. Резко обрушил кулак на кухонный стол. Испуганно подавившись последними словами, вжала голову в плечи.
– Свет, тебя не касается, откуда и что берется. Это моя забота, как мужчины. Это мой подарок, значит, ты его носишь. В нашем районе все равно не найдется придурка, что решится тебя ограбить или просто подойти. Можешь не бояться. Твое дело домашнее хозяйство и учеба. Поняла? И не задавай мне глупых вопросов больше.
Наш содержательный разговор состоялся через месяц после свадьбы. Он ушел и вернулся через сутки. Ничего не объясняя. Был хмур, суров, напряжен. Костяшки пальцев сбиты.
Хотя мне и было велено не задавать больше вопросов. Но я все-таки спросила, где пропадал и откуда ссадины. В ответ получила тяжелый, убийственный взгляд.
– Это тебя не касается. Ужин готов?
Под этим девизом и прошла вся наша семейная жизнь. Любые расспросы просто игнорировались. Я училась, занималась домом. И никогда не знала, придет муж домой вечером или нет. На сколько дней пропадет в очередной раз. Откуда синяки, ссадины и переломы это еще можно понять. Работа охранником подразумевала травмы. А все остальное оставалось без ответа.
Жили мы вроде вместе, а вроде, как два соседа по коммуналке. Вежливы, соблюдаем нейтралитет и правила общежития, но не более того. Все месяцы супружества я провела в напряжении. Точнее в напряженном ожидании его прихода.
Какая-то злая закономерность. Всю жизнь в ожидании чьего-то прихода.
Только, в отличие от Голландца, приход мужа перестал радовать где-то через три месяца совместной жизни. В каком будет настроении? Готовиться к урагану или тихому вечеру в семейном кругу? Пыталась говорить с ним, объяснить свои чувства, эмоции. Надеялась, что разговор по душам нам поможет лучше понять друг друга. Я бы поняла из-за чего его напряжение и постаралась бы помочь в меру сил своих. Ведь жена же!
Бесполезно.
– Мы нормально живем. Не знаю, что тебя не устраивает. Да, я простой парень. Нет во мне романтики. Или чего тебе еще не хватает? Не все рассказываю? Но моя работа не твоего ума дело. Деньги приношу? Приношу. Чего тебе еще?
Мы никуда не выходили почти. А, если и посещали рестораны или бары, то с его друзьями. Теми самыми молодыми людьми спортивными, с короткими стрижками. И их женами или подругами, которые напоминали мне девушек с дискотеки. Те же манерные повадки, ярко накрашенные лица, модные тряпки, украшения. Я совсем не вписывалась в их компанию и всегда чувствовала себя белой вороной. Разговоры за столом не клеились, было муторно и скучно. Да они особо и не старались наладить со мной отношения.
Попытки с моей стороны закончились, после того, как случайно услышала занятный разговор. Я возвращалась из туалета, а рядом в коридоре курили две девушки.
– Ты видела, в чем сегодня пришла Димкина жена?
– Видела. За одним столом же сидим как-никак. Ужас просто.
– Где он ее откопал? На какой ферме?
– Деревенщина. Одно слово.
– И что он в ней нашел?
– Не знаю. Надюха до сих пор по нему сохнет. Бросил девку ни с того, ни с сего и за этой курицей начал ухаживать. Ни рожи, ни кожи. Святошу только из себя корчит.
– Ну, Надюха сама виновата. Попридержалась бы немного и захомутала бы парня. А она?
– Знаю я все. Подумаешь с этим Вовкой придурком путаться начала. С кем не бывает. Дал бы тому в глаз и вся недолга. Можно понять, простить. С Димкой же они больше года вместе были.
– Ага. Только Димочка у нас гордый. Сама знаешь. Вот видимо и решил, что с такой серой мышью счастье свое устроит. Но не по нему она совсем. Сразу же видно.
– Это точно. Сам поймет со временем. Пошли.
Я стояла за углом, прижавшись лбом к холодной стене. По щекам струились слезы. Было ощущение, что меня оплевали с головы до ног. Вся иллюзия, что мы семья, рассыпалась. Тогда еще хоть какая-то уверенность в этом была. В том, что существуем «мы». Что все наладится и нужно лишь время, усилия, желание, податливость, понимание и любовь с моей стороны. Плакала долго. Дима пошел меня искать и нашел сидящей на полу, около двери в туалет. Все лицо в слезах и соплях. Хорошо хоть косметикой не пользовалась тогда. Обошлось без черных подтеков от туши.
– Что случилось? Чего ты рыдаешь?
Резко поднял меня и потащил к раковинам. Открыв кран с холодной водой, плеснул в лицо.
– Ничего…
Вода текла с носа, подбородка, трудно было говорить.
– Достала ты меня честное слово. Даже в люди невозможно выйти.
– Так давай разведемся. Не будем мучить друг друга.