Очень нуарный детектив

Оглавление:

Часть 1. Латунный коктейль

Часть 2. Письмо, которого не было

Часть 3. Десять метров

Часть 4. Враг обитает в мелочах

Часть 5. Механический сон для Гранта Моррисона

Часть 6. Танго в темноте

Часть 7. Вжмачный блюмтус

Часть 8. Треугольник

Часть 9. Роковая встреча в «Неоновом зайце»

Часть 10. Под звездами

Часть 11. Ложь во спасение

Часть 12. Один лондонский мартини

Часть 13. Молли… что б тебя, Крошка

Часть 14. Последнее свидание

Часть 15. Эта битва будет

Часть 16. Свет изобличенного солнца

Часть 17. Ультрафиолет

Часть 18. Там, где поют сиреневые киты

Часть 19. Рандеву на Эскейп Стрит

Часть 20. Часы для новой жизни

Часть 21. И кто охотник?

Часть 22. Формалиновое шампанское…

Часть 23. Коробочка с двойным дном

Часть 24. Крысиные бега

Часть 25. Добро пожаловать в игру!

Часть 26. Запретный плод

Часть 27. Десять стальных ножей

Часть 28. Черное на красном

Часть 29. Разгневанная принцесса

Часть 30. Барабанная дробь… ле!

Часть 31. Шах красной королеве

Часть 32. Зеленые звезды в ультрамариновом небе

Часть 33. Где вечно пахнет корицей и шоколадом

Часть 34. Рассерженный принц

Часть 35. Еще минуточку… ген!

Часть 36. Ядерный взрыв мозга

Часть 37. Последние рубежи и сломанные границы

Часть 1. Латунный коктейль

Я вышел из дома в это мрачное утро, пока безмолвный город был окутан саваном сна. Закурив, я поднял лицо. Где-то в свинцовых нависающих небесах, в густой пелене стальных облаков, разглядел очертания дирижабля. Подобно огромному кораблю, рассекающему пену хмурых волн, он плыл над крышами домов, неся пассажиров, спешащих по своим важным неотложным делам.

Яркий красный луч прожектора, вырывающийся из круглого окна паровой махины, прорезал воздух до самой земли. Он будто ощупывал нависающие надо мной бетонные коробки домов и сгорбленные под снегом деревья. Изредка выхватывая из предрассветной темноты одиноких прохожих, похожих на пугливо прячущиеся во тьме тени, на мгновение озаряя их красным свечением.

Докурив, и выщелкнув заученным движением безымянного пальца ещё не потухший окурок, я поднял ворот пальто повыше, надел перчатки и пошёл вперёд, чувствуя, как морозный ветер бросает мне в лицо хлёсткие пощёчины. Это отрезвляло и успокаивало, помогая собраться и хоть на мгновение забыть о произошедшем ночью.

Дойдя до перекрестка, я остановился и снова закурил. Холод сковал пальцы лишь едва обождав, когда я стяну перчатку, чтобы зажечь спичку. Мимо, бесшумно крутя колесами и шестеренками, проехал робот-дворник. Паровая машина равнодушно продолжала делать свою грязную монотонную работу, счищая с мостовой остатки снега и льда. Остановившись неподалёку от меня, он замер.

Буквально через минуту подъехал чёрный полицейский автомобиль. Выкинув наполовину докуренную сигарету, я нырнул в ещё не прогретое, пропахшее крепким табаком и кожей, нутро машины. Там меня уже ожидал комиссар. Его покрасневшие глаза свидетельствовали об очередной бессонной ночи, в веренице бесконечного множества точно таких же. Печать, в виде темных мешков под нижними веками, легла на него так давно, что я не смог бы вспомнить Генри без них, даже если бы захотел.

Комиссар мрачно кивнул в знак приветствия и сочувственно похлопал по плечу, в скупом подбадривающем жесте.

Когда мы тронулись с места, мимо нас проехал тот самый робот-дворник, направляясь к еще дымящемуся бычку, который вот ещё несколько секунд назад был зажат между моими большим и средним пальцами. Механический уборщик мигнул голубым неоновым глазом, и я вспомнил, как впервые увидел Молли.

В тот вечер я был изрядно пьян и решил пройтись по всем барам города, лишь бы забыть дело о поджоге старой чулочной фабрики. Девять трупов, найденных под завалами искореженного металла и обугленного дерева, не предвещали ничего хорошего, и попахивали однозначным висяком.

В одном из баров, на сцене, под тягучую мелодию механического пианино, в паре с голограммой саксофониста, пела девушка. Песня была столь грустной и пронзительной, а голос таким бархатным, чарующим и сладким, как зов сирены, что я откликнулся на этот призыв, повернул голову и был поражён. Молли стояла в окружении неоновых огней. Чёрное платье с высоким разрезом, обнажающим гладкое худое колено и часть бедра, было столь длинным, что подол бархатным веером расстилался по начищенному паркету возле её ног.

Пальцы рук сладостно обхватывали микрофон, чувственно лаская его. Лицо было наклонено так низко, казалось, ещё вот-вот и она поцелует стальную поверхность своим ярко накрашенным ртом. Глаза были скрыты пенсне с затемненными стеклами. Густые тени очков, и длинные рыжие волосы закрывали большую часть бледного от неонового свечения лица.

Закончив петь, девушка подняла лицо, и я увидел за темнотой стекол большие подернутые блеклой прозрачной пленкой глаза. Глаза слепого от рождения человека, ни разу не видевшего света и всю жизнь прожившего во тьме. Вздрогнув, словно меня прошибло электрическим током, я понял, что моё сердце отныне больше никогда не узнает покоя.

Молли. Моя единственная любовь. Моя самая большая тайна. Валькирия, похитившая сердце. Сирена, утащившая в пучину на самое дно. Тайна, которую мне так и не удалось разгадать. Угасшая звезда, что навсегда останется недосягаемой.

Пока просыпающийся огнями город, проносился мимо окон автомобиля, я сидел в машине, полный сожалений и горечи. Больше всего сердце терзало и мучило, что я так и не решился поцеловать её. Возможно… однажды мы все же будем вместе, и она подарит мне самые лучшие поцелуи прекрасных ярко-алых губ, а я не буду терять ни единой минуты рядом с моей единственной. Только это будет уже совсем другая жизнь. Но если бы в этой я старался чуточку больше и хоть немного смог приблизиться к разгадке тайны её личности, она была бы жива, и мне не пришлось бы в это серое мрачное утро ехать на место преступления.

Часть 2. Письмо, которого не было

– Меня зовут Молли Прескотт, мне двадцать шесть лет, и я работаю певицей в клубе «Латунный коктейль» на Фиар стрит, одиннадцать… – бархатный голос девушки разносился в душном воздухе небольшой допросной

– Адрес проживания? – очередной вопрос вышел чересчур сухим и резким.

– Тот же, что и адрес работы, Фиар стрит одиннадцать, но десятью этажами выше. Квартира пятьдесят три. Только вас всё равно туда никто не пустит, детектив.

Молли сидела напротив, аккуратно сложив руки на обнажённых коленях. Короткая пышная юбка едва прикрывала алебастровые бедра. Маленький каблучок остроносых ботинок на заклёпках постукивал по гулкому паркету.

Лицо сидящей напротив девушки было спокойно и сосредоточенно. И лишь редкие, но ритмичные постукивания под столом выдавали нетерпение.

– Почему? – спросил я, придвинувшись вперёд и пытаясь понять, о чём она сейчас думает.

– Это частная собственность Джонатана Веллингтона, одного из самых уважаемых людей в городе, и ни один судья не даст вам разрешение на обыск! – произнесла она надменно, поправляя свою шляпку-цилиндр на уложенных в замысловатую причёску рыжих волосах.

– Это дом того самого криминального авторитета, известного, как Джонни Коробочка? – очередной раз угрюмо спросил я, записывая механическим карандашом её показания в протокол.

Грудь девушки, высоко приподнятая корсетом с многочисленными кожаными ремешками и стальными бонками, едва прикрытая тонким хлопком, нервно вздымалась. Большие белесые, не выражающие ничего глаза смотрели в пустоту, куда-то сквозь меня, за пределы комнаты, за зеркало, где стояла камера, записывающая все происходящее.

– Откуда мне знать, кто и как его называет? Я не принимаю участие в светской жизни и не читаю газет. Для меня он – Джонатан. Мой благодетель, обеспечивающий жильём и работой, а в благодарность я привлекаю в его бар новых посетителей своим пением.

– Вы спите с ним, мисс Прескотт?

– Я не обязана отвечать на подобные вопросы! – её голос внезапно стал выше от возмущения. – Вы оскорбляете меня подобным…

– Ах простите за оскорбления, – резко перебил я. – Позвольте тогда перефразировать вопрос. Итак, вы трахаетесь с ним?

Её аккуратный носик поморщился и, Молли брезгливо прошептала, опустив глаза:

– Это так грубо…

Бросив карандаш на стол, я громко стукнул кулаком по серой стальной поверхности стола, от чего девушка, сидящая напротив, вздрогнула и боязливо вжалась в деревянный стул.

– А я и не собираюсь нежничать с вами, мисс Прескотт! – вскочив на ноги, я навис над ней разъяренным коршуном и практически заорал ей в лицо. – Отвечайте на поставленный вопрос!

– Да! Я трахаюсь с ним! – закричала она в ответ, дерзко выдвинувшись вперед. Меня обдало жаром её дыхания и крепким ароматом мускуса с сандалом. – Мы делаем это везде, где только можем и при любом удобном случае! – она громко выдохнула и уже более спокойно добавила, убирая со лба выбившуюся из причёски рыжую прядь. – Вы это хотели услышать, детектив?

Она смотрела куда-то в сторону, мимо меня, с нескрываемой яростью и вызовом. Её лицо было достаточно близко, я впервые рассмотрел Молли настолько хорошо. Даже заприметил родинку в уголке правого глаза, и едва заметные редкие веснушки на носу и скулах.

– Простого «да» было бы вполне достаточно, – сухо ответил я спустя полминуты, отодвигаясь от неё и садясь на место. – Вы же уже догадываетесь, зачем мы вызвали вас?

– Не имею ни малейшего понятия, детектив, эм… простите, не знаю вашей фамилии.

– Рокстоун. Освальд Рокстоун.

– Так вы объясните мне, мистер Рокстоун, на каких основаниях меня задержали, обыскали и изъяли все личные вещи? – произнесла она, вновь откидываясь на спинку стула, укладывая ногу на ногу и обхватывая колено тонкими пальцами с длинными алыми ногтями. – Даже пенсне, скрывающее моё уродство, отобрали.

Молли казалась такой непринужденной и вызывающе дерзкой в тот момент. Её красные губы были сложены в едкую ухмылку. Она будто играла со мной, пытаясь соблазнить, и я как дурак, вёлся на эту игру.

– Мисс Прескотт, – начал я, когда пауза стала слегка затягиваться, как узел галстука на шее. Засунув палец под воротник, слегка ослабил его и почувствовал неимоверное облегчение. – В ночь поджога вас видели сидящей в машине мистера Веллингтона, припаркованной возле старой чулочной фабрики. Свидетель утверждает, что Джонатан выходил из здания, а спустя двадцать минут оно уже полыхало. Скажите, вы что-нибудь знаете об этом? И учтите, вы можете пойти как свидетель или как сообщник. Вы это понимаете?

– Мистер Рокстоун, перестаньте издеваться! – её лицо исказила гримаса отвращения. – Вы же и сами понимаете, что сообщник из меня так себе. Впрочем, как и свидетель. У меня есть самое надёжное алиби, которое можно придумать. Я ведь не совру, если скажу, что ничего не видела.

– Но слышать то вы должны были всё! Или хотя бы что-то. Не верю, что сидя в машине, в тридцати метрах от здания, вы не слышали ни одного звука, доносящегося извне. А если так, почему не пришли в полицию и не рассказали об этом?

С минуту длилось тягостное, будто тянущее на дно молчание. Было видно, как трудно ей придумать оправдание, способное утянуть в пучину, если будет подобрано не правильно.

– Ну… – протянула девушка после паузы. – Извините, детектив, я слушала музыку в ушных патефонах и не знала о происходящем вокруг!

Пожав плечами, нарочито равнодушно, она скрестила руки на груди и я готов поклясться, она посмотрела на меня! Своими подернутыми сероватой плёнкой глазами. Было в этом нечто пугающее и запредельно завораживающее.

Откинувшись на спинку кресла, я скопировал закрытую позу и пытался представить, о чём она думает.

– Когда живёшь в полной темноте, музыка единственное, что помогает держаться, и потому я слушаю её при любом удобном случае. Тот день не был исключением. – Молли улыбнулась так ехидно и в то же время игриво, что мысль о том, что она пыталась соблазнить меня, вновь мелькнула в голове. – Простите, но я ничем не могу вам помочь, мистер Рокстоун.

Острый железный нос её чёрного лакированного ботинка коснулся под столом моей ноги и прошёлся вверх по брючине. Не успев даже сообразить, что произошло, я инстинктивно отстранился, чуть отодвинув стул. И мысль о том, было ли оно случайностью или она сделала это намеренно, накинулись на мой разум, как обезумевшая от голода собака на телячью вырезку.

– Я же могу идти? – сделав вид, что ничего не случилось, спросила девушка. – Где получить назад свои вещи?

Тот момент принёс осознание, что битва мной проиграна. Это было так же очевидно, как и то, что я безумно влюбился в эту женщину.

– Вы можете быть свободны, мисс Прескотт, – произнес я, полный сожаления и разочарования. – Но у меня к вам остался один вопрос. Можете рассказать, о письме, от которого вы избавились, но по какой-то причине всё ещё носите с собой конверт, в котором оно лежало? Мы нашли его в вашей сумочке.

– Письмо? О чём вы? – вся её фигура будто подтянулась и напряглась.

Девушка поддалась чуть вперёд, выставляя полуголое плечо, и я увидел, как по ключице, в ложбинку между грудей, ползет тягучая капля пота. – Там никогда не было никакого письма. Этот конверт всегда был пуст. А ношу я его с собой, потому что он дорог мне, как память об одном человеке из прошлого.

Немного подумав, я сказал:

– Чутье подсказывает не доверять вам, мисс Прескотт. Я знаю, что письмо было. Об этом свидетельствуют микро-разрывы в верхних уголках конверта. Подобные разрывы возникают, когда из конверта достают листы бумаги. Потому я вновь повторю свой вопрос. Что такого было написано на тех листах, что вам пришлось избавиться от самого письма, но по какой-то причине сохранить конверт?

– Письма, – тихо произнесла девушка, опустив лицо и закрыв глаза, – не было.

Было видно, что Молли не желает продолжать разговор и ей почти физически больно говорить об этом. И я заранее ненавидел себя за то, что собирался сделать дальше, тем не менее, я не имел права останавливаться, зная, что людей проще расколоть, когда заходишь на их территорию боли.

Поддавшись вперед и хлопнув по столу кулаком с такой силой, что карандаш, лежащий на столе, подпрыгнул и тихо звякнул о металл столешницы, я закричал:

– Быстро говори, что было в письме!

– Ничего! – что было силы закричала она, вскинув подбородок. – Не было никакого письма! Там всегда было пусто! Это всего лишь обыкновенный конверт!

– Тогда зачем вы носите его с собой? – спросил я уже более мягко. – Судя по виду, конверт много раз трогали, открывали, теребили в руках. И если, как вы утверждаете, мисс Прескотт, там всегда было пусто, то может и человек, пославший его, тоже пустое место для вас?

Я откровенно провоцировал её, пытаясь вытащить информацию.

Пока я ждал ответ, Молли вдруг вскочила на ноги, схватила карандаш и, перегнувшись через стол, уже намеревалась всадить его мне прямо в шею. Только хорошая реакция помогла успеть перехватить её руку в полёте и, зажав крепко запястье, опрокинуть девушку на стол. Навалившись всем телом сверху, я купировал все попытки вырваться.

Она тяжело дышала и её грудь часто поднималась, упираясь мне прямо в солнечное сплетение. И я совру, если не скажу, какой чертовски соблазнительной она выглядела в тот момент. Больше всего на свете мне тогда хотелось поцеловать её, и я едва сдерживался, чтобы не сделать это.

Шляпка во время кратковременной борьбы отлетела в угол и теперь лежала там, словно перевернутый вверх ногами жук. С поднятыми и поломанными шестеренками, будто израненными механическими лапами.

– Это вы – пустое место… – зло сказала она, буквально выплевывая слова мне в лицо. – Детектив.

Слова оказались больнее хлыста, тяжелее гранита и отрезвляли лучше ведра ледяной воды, вылитой на голову в момент, пока снится очередной чёрно-белый сон.

– Мне плевать, что вы думаете обо мне, мисс, – заговорил голос моей уязвленной гордости. – Не знаю, что вы там о себе возомнили, но сейчас я просто хочу раскрыть преступление, совершённое два месяца назад. Там погибло девять людей. Девять ни в чем неповинных людей были аккуратно сложены в коробки. Им ещё живым выбили и выкрутили суставы так, чтобы можно было сложить тело и уместить в небольшой ящик. Ты же не думала, что твоего дружка Джонни просто так прозвали Коробочкой.

– Пожалуйста, замолчи, ты не знаешь…

Голос почти сорвался, нижняя губа задрожала и Молли лихорадочно закусила её, тем самым ещё больше доводя меня до умопомрачения.

– Только представь, как им выкручивали сустав за суставом и укладывали, как вещи, как сраные головоломки. Пока они ещё находились в сознании. Я не знаю, сможешь ли ты представить, каково это – когда тебя складывают в коробку и оставляют ещё живого. В бреду от боли. Запертого в темном узком пространстве, – лихорадочно тараторил я, еще больше нависая над ней. – А там таких было девять. Девять чёртовых ящиков, найденных на чулочной фабрике, под завалами. Говорящих о причастности Джонатана. Потому, Молли, пожалуйста, не молчи! И потому я ещё раз задам тебе вопрос. Что ты знаешь об этом?

– Простите, детектив, – с придыханием сказала девушка. – Ничем не могу вам помочь. Увы, я ничего не видела и не слышала.

– Тогда почему ты только что пыталась убить меня?

– Вам удалось оживить моих призраков, мистер детектив, – почти убедительно ответила Молли, – и им это очень не понравилось. Простите меня за это.

Глядя в её белесые глаза, я представлял, как тону в этом бесконечном сумрачном озере, погружаясь в него с головой, и не могу дышать.

– Как вы узнали, где лежит карандаш, и так точно рассчитали, куда нужно бить, хотя не видели, где находится моя шея? – неожиданно я снова перешел на «вы». Речь получилась сбивчивой, как и дыхание. То ли после борьбы, то ли от близости наших тел.

– Если я слепая, это не значит, что не вижу мир, – голосом, полным разочарования произнесла она и добавила, едва дыша от моего напора. – Где лежит карандаш, я поняла по звуку, когда вы ударили по столу кулаком. Место нахождения вашей шеи было не трудно определить по голосу и месту, откуда идёт самый сильный запах одеколона. Горького, как тысячи трав, и который так трудно спутать с каким-либо другим. К тому же запах пота, пропитавшего вашу рубашку, может учуять не только слепой.

Внезапно она замолчала и намеренно затягивала паузу, будто петлю на шее, словно пытаясь довести до точки отчаяния.

– Обещаю, больше не нападать на вас, мистер детектив, – игриво сказала девушка, приподнимая лицо и ещё больше приближаясь ко мне. – Если, конечно же, вы перестанете наваливаться на меня. Иначе я подумаю, что вам нравится быть сверху, и вы пытаетесь соблазнить меня.

Молли приподняла ногу, и потерлась ею о моё бедро. Испугавшись самого себя, и накатившего желания, я в одно мгновение разжал пальцы на хрупких запястьях и отошёл.

– Почему вы спросили меня о конверте? – задала вопрос девушка, пытаясь собрать разметавшиеся волосы и снова убрать их под шляпку, протянутую ей и отданную в руки.

– Хотел вывести на эмоции и посмотреть, поможет ли это вытянуть из вас правду! – глубоко вздохнув, я добавил, – видимо, не сработало, потому, мисс Прескотт, вы свободны.

– Поможете мне выйти отсюда? – она протянула вперёд руку и спросила со всей невинностью, когда закончила возиться с прической. – Подставите свой дружеский локоть?

Взяв её за руку, я придвинулся к ней, и аккуратно подхватив под тонкий белый локоток, повёл к двери. Нажав на кнопку «выход», я крикнул:

– Выпускайте!

Щёлкнул замок, тяжёлая дверь с пронзительным жалобным звуком открылась наружу.

– Не смею вас больше задерживать, мисс Прескотт. Но если вдруг вы вспомните хоть что-то, вы знаете, где меня найти.

Открыв дверь, я мягко убрал руку Молли, чтобы передать мальчику, помогающему ей передвигаться по городу. Развернувшись, я уже собирался вернуться к записям в протоколе и в этот момент её длинные пальцы схватили меня за левую руку чуть выше локтя. Молли развернула лицо в мою сторону и её губы чуть не воткнулись в мою шею.

– Пожалуйста, мистер Рокстоун, – торопливо произнесла девушка. – Освальд. Пожалуйста. Отступи от этого дела. И больше никогда не появляйся в моей жизни. Не приходи больше в «Латунный коктейль».

Пауза в одно мгновение показалась тогда целой вечностью и длилась бесконечно долго. Всё, что я мог чувствовать в тот момент – её теплые пальцы и острые ногти, больно впивающиеся в руку.

– И не делай вид, что ни разу не был там. Я знаю, что каждый вечер ты приходишь и садишься за столик справа от сцены. Тебя выдает горький запах одеколона и крепкого табака. Каждый день я жду приближения вечера, чтобы ещё хоть раз услышать его. Я не знаю, как смогу жить без него, но если я хоть чуточку тебе нравлюсь, пожалуйста, больше не приближайся ко мне. Сделай вид, что мы вовсе не встречались. Сотри из памяти, словно меня и не было. И никогда. Никогда не вспоминай обо мне и не продолжай это расследование. Джонни может убить меня. Он может убить тебя… – её пальцы с такой силой впились мне в руку, что казалось, ещё немного и Молли сломает кость. – Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. И поверь, это может быть пострашнее, чем мучения тех бедняг, что Джонни раскладывает по коробкам. Потому вычеркни меня из своей жизни, словно я в ней никогда и не появлялась.

После этого её пальцы скользнули вниз, пройдясь по всему моему торсу.

– И ещё… – прошептала она еще тише прежнего. – В ночь поджога мы останавливались на пару часов, судя по количеству прослушанных тогда песен, в десяти минутах езды от кондитерской «У Бернини», где вечно пахнет корицей и шоколадом. Это все, чем я могу помочь. Прощай, Освальд. Я буду скучать по твоему запаху. И знай… для меня ты не пустое место.

Затем Молли шагнула вперёд, подхваченная сопровождающим мальчиком и ушла, словно и не было этого шёпота в шею, этого предупреждения.

Я смотрел ей в след с сожалением, чувством обречённости и безмерной тоски. Это была наша первая встреча наедине. В этот день, в душной комнате с железным столом и чёрным непроницаемым зеркалом за спиной Молли запомнилась мне такой сильной, дерзкой и невероятно загадочной…

Часть 3. Десять метров

Вспоминая эту встречу, состоявшуюся почти три года назад, я ехал на место преступления и не мог поверить, что Молли больше нет.

Где-то в глубине души, в её самых темных подвалах тихо умирала надежда, что это не Молли сейчас лежит там, на снегу, огороженная чёрно-жёлтой лентой. Пока мимо окон автомобиля проносились безнадежно угрюмые городские пейзажи, я всё не мог отделаться от назойливого видения, где приехав на место, вздыхаю с облегчением, поняв, что там лежит совсем другая, пусть и похожая девушка.

Но все мои надежды окончательно оборвались с пронзительным звенящим в ушах звуком и понеслись в бездонную пропасть отчаяния, как только я вышел из машины.

Молли лежала в коротком меховом манто прямо на снегу, упираясь в небеса своими слепыми глазами, и свинцовые тучи, отражаясь в них, делали их еще более холодными и безжизненными, чем это вообще было возможно. Яркое пятно алого рта и разметанные рыжие волосы казались вызывающе неестественными и будто чужеродным на таком чистом, почти ослепляющем снежном фоне. Правая рука девушки была вывернута под неправильным углом и почти зарыта в снег. Порванный чулок на левом разодранном колене, выглядывающем из разреза белого, расшитого жемчугом платья, был запачкан кровью. Рядом с уже посиневшей ступней валялась туфля со сломанным каблуком. И несколько жемчужин, отлетевших от платья.

Наблюдая, как рушится весь мой мир и надежды, я стоял там, в десяти метрах от тела и не желал верить в происходящее. Всё вокруг казалось каким-то дешёвым фарсом, дурным сюром, глупым, не смешным розыгрышем и я всё ждал, когда кто-нибудь подойдёт, хлопнет по плечу и скажет:

– Расслабься, это всего лишь шутка.

Но никто так и не подошел, и я стоял, пригвождённый к земле грузом безысходности и скорби, не способный двинуться с места. Любовь к этой девушке стояла глухой, непроницаемой стеной между мной и её телом, не давая двигаться дальше и просто собраться силами, чтобы сделать первый шаг, не то, что подойти. Ноги отказывались подчиниться, как бы я себя не уговаривал это сделать.

Молча достав бронзовый портсигар, я непослушными дрожащими руками попытался вытащить оттуда сигарету. И словно замер, наблюдая со стороны за этими механическими движениями. Шурша чешуйчатым телом, в разум склизкой ядовитой змеей вползли воспоминания, как я потерял указательный палец.

Из-за неё. Конечно же из-за неё. Разве это могло быть как-то иначе…

Наблюдая, как на ладонь правой четырёхпалой руки ложатся холодные крупные снежинки я, глубоко затянувшись горьким обжигающим дымом, подумал: «Вот и всё, Крошка. Ты ушла, не оставив мне ничего. Только подарив полтора года назад эту дурацкую привычку курить, зажав сигарету между большим и средним пальцами».

Яркий луч очередного дирижабля пролил мне на голову порцию рубиново-красного света, на пару секунд озарив картину преступления. Ощущение нереальности происходящего усилилось и казалось, будто с небес полился кровавый дождь.

Пытаясь стряхнуть наваждение, и задрав голову вверх, я увидел, как огромная паровая махина, похожая на вздувшегося ламантина-мутанта, с легкостью плывет среди тяжелых, набухших снегом облаков.

Когда очередная порция смолистого дыма вновь наполнила лёгкие, а желание стоять на месте и ни за что не двигаться стало непреодолимым препятствием, ко мне подошел комиссар.

– Тебе нужно осмотреть место преступления, Освальд, – хрипло произнёс он и надрывно закашлялся. – Если ты хочешь найти того, кто это сделал, тебе нужно собраться и подойти к ней.

Эти слова помогли прийти в себя и, наконец, преодолеть невидимую стену между мной и Молли.

Сделав глубокий вдох, я шагнул в пропасть, разделяющую нас. В тот самый миг кто-то сунул мне в руку нечто маленькое. Повернув голову, я увидел только убегающего мальчишку в старом потертом пальто и огромных черных ботинках с клепками в виде шестеренок. Судя по виду, малец был беспризорником. Или одним из тех, кто работает на Джонни Коробочку.

Подняв ладонь, я увидел записку. Развернул клочок бумаги, исписанный мелким округлым подчерком, и прочитал: «Вам грозит смертельная опасность. Если хотите остаться в живых, приходите в мотель «Деспеар» сегодня в восемь вечера. У меня для вас есть важная информация про Молли. Спросите мистера Найтмора из тридцать первого номера».

Часть 4. Враг обитает в мелочах

Пока вечерний город загорался неоном и фонарями, я ехал на служебной машине, периодически поглядывая на записку, лежащую на панели. Слова, написанные там, не давали покоя и терзали мое раненое, измученное воображение.

Что же такого важного должна была передать мне Молли, но так и не успела сделать это лично? Эта и еще сотни мыслей крутились в голове, пока я мчался на встречу с загадочным мистером Найтмором. За этими тяжелыми думами я даже не заметил, как проехал через весь город, оставив за спиной неон и огни газовых фонарей, и оказался на окраине.

Улица, где располагался отель, была погружена во мрак и только слабый свет с вывеской «Свободные места», как маяк в тягучей тьме, говорил о том, что я прибыл на место.

Я вошел в неприветливый сумрачный холл и направился к стойке администратора. Девушка, сидящая по ту сторону, держала мундштук с тонкой дымящейся сигаретой на конце, и читала вечернюю газету. На первой полосе, была размещена крупным планом фотография убитой Молли, над которой размещался кричащий заголовок: «Джонатан Веллингтон обещал отомстить за смерть любимой!»

Поведя плечами от накатившей горечи, я подошел к стойке и поинтересовался:

– В каком номере остановился мистер Найтмор, мисс? У нас назначена встреча.

– Комната тридцать один, третий этаж, – произнесло юное создания, поднимая на меня свои фиолетовые глаза. Было видно, что это всего лишь голографические линзы, но этот цвет в сочетании с бледной кожей и черными кудрявыми волосами, смотрелся почти завораживающе. – Лифт прямо, в конце коридора, рядом с лестницей.

– Благодарю, – почти машинально произнес я и добавил. – Могу я попросить вас об одной услуге, мисс?

– Дайан, – подала голос девушка, краснея. – Буду рада помочь, если это в моих силах.

– Прошу прощения, – приложив руку к груди, я слегка поклонился. – Могу я попросить вашу газету… Дайан?

Администратор вздохнула словно с облегчением, свернула газету и протянула ее мне.

– Конечно, мистер! Тем более для меня там нет ничего интересного.

– Благодарю! – почти машинально ответил я и забрал шуршащие листы из рук девушки, почувствовав, как ее пальцы скользнули по моим.

Дайан улыбнулась мне, и я поспешил по едва освещенному гулкому коридору в сторону лифта, убирая газету в карман коричневого пиджака.

Галстук вдруг стал узок, а помещение таким жарким, что за воротом образовалась влага, когда я подошел к лифту. Я представил, как сажусь в эту удушающее узкую металлическую коробку и все органы внутри сжались, стоило воображению нарисовать, как сердце и легкие резко срываются вниз, когда кабина лифта начинает ехать вверх. Ладони резко вспотели, и я стоял в этом длинном узком коридоре, не решаясь нажать на круглую кнопку вызова подъемника.

Пересилив себя, я всё же сделал это, но пока скрипя и ворочая шестерёнками кабина ехала вниз, я понял, что не смогу войти туда. Только не в этот раз. И как только двери передо мной распахнулись, я увидел в зеркале напротив свое небритое испуганное лицо. Холодное безжизненное нутро бездушной подъёмной машины манило, но моё желание зайти туда стало совершенно ничтожным, и я решил воспользоваться лестницей.

Пока я поднимался по высоким грязным ступеням, борясь с приступом клаустрофобии, подаренной пустой коробкой лифта, мимо меня по ступеньке пробежал таракан. Моментально среагировав, я попытался раздавить его каблуком, но промахнулся. Насекомое юркнуло, и побежало вперёд по стене наверх с такой скоростью, будто за ним гнались все демоны ада.

Брезгливо поморщившись, я подумал, что попал в самую дыру этого мира, но признавался себе, что готов был зайти еще дальше, лишь бы разгадать тайну гибели Молли.

Трижды постучав в серую неприметную дверь с черными провалами цифр, я услышал по ту сторону шаги. Когда щёлкнул замок, а проход отворился, краем глаза увидел движение на стене и ещё одного таракана. Я ударил по нему ладонью, но вновь промахнулся и только смахнул его на пол. Прусак в одно мгновение юркнул в комнату и растворился в темноте.

Кто-то схватил меня за рукав и втащил внутрь.

– Прошу прощения за столь недружественный приём, мистер Рокстоун. – торопливо заговорил маленький коренастый мужчина, поправляя пенсне и словно спохватившись он добавил, – надеюсь, вы не привели за собой хвост?