Buch lesen: «Ртуть»

Глава 1. Самый обычный день в Меркбурке.

Мистер Престон, вооружившись мелком, словно рыцарь своим копьем, впечатывал в доску очередной исторический факт. Сегодня, он вещал о тех допотопных временах, когда в моде были одни лишь мамонты, а гаджеты существовали разве что в воспаленном воображении фантастов. Да что там гаджеты – самих-то людей тогда было кот наплакал, одни пещерные жители, которые, честно говоря, и сами не знали, зачем их вообще выпустили в этот мир. Мой взгляд, уставший от этой исторической пыли, уныло пополз к окну и застрял на спине Гаррета. Этот бунтарь с медово-каштановыми волосами, казалось, нашел портал в другую реальность в своем телефоне, начисто игнорируя мистера Престона и его лекцию о том, как выживали без Wi-Fi. Джессика, сидящая рядом, толкнула меня в плечо.

– Грезишь о Гаррете? Да ладно, мы тут, а он там, на своей волне, – прошипела она, выуживая из своего бездонного пенала ручку, будто оружие ниндзя, – знаешь, иногда мне кажется, что он коллекционирует звание "самый странный парень школы". Ну серьёзно, наши тусовки для него как вид из космоса, вечеринки обходит стороной, как чумные бараки, а о девушках, кажется, и не задумывается. И, клянусь всеми мемами интернета, его нет ни в одной соцсети! Ему бы сейчас уши погреть, мистер Престон как раз смакует рассказ о его родителях-мамонтах.

– Да ты чего разошлась-то? – прошипела я, невольно залюбовавшись ее каштановыми кудряшками, которые, казалось, жили своей собственной, бурной жизнью. Джессика картинно закатила глаза.

– Да просто, Гаррет? Серьезно? Ну это же вообще не твой формат.

Я прикусила язык, погружаясь в раздумья. Гаррет? Да я о нем и не думала. Как и вообще о ком-либо, с кем можно было бы встречаться. Мой девиз: сначала подвиг, потом любовь. Ну, или хотя бы сдать эту чертову четверть без троек.

– Я смотрела в окно, – выпаливаю сухо, но краем глаза все равно ловлю каждое его движение. Джесс права, черт бы её подрал, парень как будто в коконе из собственной загадочности, но это не мешало ему пользоваться популярностью у девчонок. Высокий, со спортивной фигурой и карими глазами. Он цеплял своей внешностью много взглядов.

– Эшли Николсон? – мистер Престон навис надо мной, словно грозовая туча, отбивая барабанную дробь нетерпения пальцами по нашему жалкому столику. Звук этот резал слух, как скрежет мела по доске, и, казалось, вот-вот пробьет столешницу насквозь. – Я задал вам вопрос, – промурлыкал он, смакуя мое замешательство. В голосе сквозила ехидная радость, будто он поймал меня на месте преступления. И ведь он, гад, был в этом действительно прав. В моей голове гулял ветер, а на лице, наверное, красовалась надпись "Полный ноль в истории".

– Гаррет Уильямс? – преподаватель неожиданно обратился к брюнету, и я вздрогнула, опуская взгляд в раскрытый учебник, в тот момент, когда Гаррет обернулся в нашу сторону.

– Первое буквенное письмо датируется двухтысячным годом до нашей эры, для рабочих семитского происхождения в центральном Египте, – парень проговорил ответ без единой запинки, – фактически египтяне разработали набор из двадцати двух иероглифов для обозначения согласных звуков, которые они использовали в своем языке. Позже к ним был присоединен двадцать третий иероглиф, который вместо этого представлял начальную или конечную гласную в слове.

Мистер Престон довольно постучал ладонью по столику.

– Учитесь Эшли Николсон, такие ответы должны быть в вашей голове с одиннадцати лет. Сколько вам сейчас?

– Семнадцать, – буркнула я, сильнее утыкаясь в учебник. Волна раздражения прокатилась по моему телу, отчего я почувствовала себя глупой первоклашкой. Учитель не унимался, его голос звенел металлом насмешки:

– Полагаю, Эшли, ваши познания уступают яркости волос? Многие мудрецы науки считают аммиак врагом разума. Я бы посоветовал вам, – мистер Престон презрительно скривил губы, отворачиваясь, – тратить время не на украшение бренной оболочки, а на пищу для ума. И это касается каждого из вас! – он обвел взглядом класс, скрестив руки на груди, словно страж у врат познания. – Полгода – и вы на пороге взрослой жизни. Школьные годы – лишь миг, и наивно полагать, что университет простит вам вашу беспечность. А теперь, – тон его смягчился до будничной сухости, – откройте тетради, записываем тему…

– Ну и урод же! Какое ему вообще дело до цвета моих волос? – прошипела я сквозь зубы, вперившись взглядом в учебник. На случайно попавшейся на глаза картинке с изображением казни какого-то раба-бедолаги я представила мистера Престона на его месте. Злость клокотала в груди, растекаясь по венам обжигающим ядом.

– Эшли, у тебя розовые волосы, – прошептала Джесс, стараясь не привлекать внимания.

– И что с того?

– А еще они голубые на кончиках, – не унималась подруга, и я метнула в нее испепеляющий взгляд.

– Ты, наверное, используешь тонны аммиака…

Я сердито нахмурилась.

– Бред, Джессика, не слушай его. Если бы все, что говорит мистер Престон, было правдой, я бы уже давно превратилась в ходячего зомби. Это всего лишь краска, и всего лишь волосы. Ничего больше.

Подруга пожала плечами, наконец вынырнув из омута бредового разговора, вновь погрузившись в свою тетрадь. Я отвернулась, и мой взгляд неожиданно столкнулся с глазами Гаррета. Сидя вполоборота, он смотрел прямо на меня. В глубине его карих глаз вдруг вспыхнул странный, почти кислотный отблеск, отчего я невольно моргнула, слегка прищурившись. Но это было словно наваждение. Уже в следующее мгновение карие глаза вновь изучали меня с легкой усмешкой и каким-то невысказанным укором. Не выдержав этого пронзительного взгляда и гнетущей атмосферы в целом, я вопросительно кивнула. В ответ Гаррет, словно отстраненный, без малейшего выражения на лице, отвернулся, вновь обратив ко мне лишь свою непроницаемую спину. Прикусив нижнюю губу, я подперла щеку ладонью, отвернувшись к окну. Снаружи медленно плыли облака, напоминая призрачные корабли в безбрежном, сером небесном океане. Вечно пасмурный – Меркбурк, название которого с английского переводится как «Mercury – ртуть», дало свое начало благодаря постройке фабрики по изготовлению ртути в далёком 1932 году. Город прославился залежами горного угля, которому быстро нашли применение обосновавшиеся в то время бумеры. Но время – неумолимая река. Не успело и полвека пролететь, как поколение ветеранов, утомленное жизнью, передало бразды правления миллениалам, пустившим корни в этом городе. Те, недолго думая, прикрыли "завязший" в собственных ошибках бизнес, столкнув город в пропасть. И вот он, 2025 год. Население – меньше пяти тысяч душ. Будущего я не вижу. Ни для города, ни для себя.

Со второго этажа, из окна, словно на ладони, простирались крыши однообразных серых зданий, тесно прижавшихся друг к другу за школьным забором. Город утратил краски, словно растворившись в густом тумане и бесконечном, унылом дожде, который мог лить неделями, прерываясь лишь на один обманчивый солнечный день, чтобы затем обрушиться с новой силой. Вечерами, утопая в мягком свете настольной лампы, я любила сидеть на подоконнике и наблюдать, как город замирает в объятиях тишины. Редкие прохожие, словно тени, скользили по влажным улицам, пробираясь сквозь грязные лужи к теплым домашним очагам после долгого рабочего дня. Одиночество давно стало моим верным спутником. Родители, оба полицейские, вечно пропадали на службе, предоставив меня самой себе. Они списали мою жизнь на "генетику", полагая, что с пеленок во мне заложены спокойствие и рассудительность. И признаться, порой я с ними соглашалась. Я не искала приключений и никогда не пробовала алкоголь. Даже мысль о самоубийстве, столь распространенная среди подростков, никогда меня не посещала. Серьезная не по годам, я была обречена на вечное одиночество. Моя яркая внешность притягивала взгляды, но моя нелюдимость отталкивала всех, кто осмеливался заговорить. Всех, кроме Джессики. Мы знали друг друга с младенчества, но настоящая дружба между нами завязалась лишь семь лет назад. В тот роковой день, когда по пути домой из магазина на ее отца было совершено покушение. Нападавший вырвал у мистера Саймонса кошелек, предварительно оглушив его ударом тупого предмета в висок. От этой раны мистер Саймонс так и не очнулся, угас к утру в единственной клинике нашего богом забытого городка. Мама Джесс, вместе с дочкой, еще долгие месяцы наведывалась к моим родителям, вытягивая крохи информации о расследовании. И пока взрослые часами шептались на кухне, мы с Джессикой пропадали в моей комнате, пытаясь спрятаться от нависшей над всеми нами тени.

Воспоминания терпким привкусом вернули меня к колкому замечанию брюнетки: "Гаррет не мой формат?" Сейчас, отчётливо, я ощутила ту едва уловимую, трепетную нить, что тянулась ко мне от одноклассника. Отчужденный, как и я, от бурлящего жизнью класса, он вновь нырнул взглядом в экран телефона, словно в этом маленьком гаджете заключалась его целая вселенная, недоступная другим. Я усмехнулась про себя, и тут же встретилась с пронзительным, серьезным взглядом мистера Престона. От неожиданного смущения я все-таки вернулась к конспекту, делая вид, что с головой погружена в тему его "увлекательного" урока.

Что я вообще знаю о нем? Нет, не об этой нудной теме про древний мир, где люди грызлись за кусок мамонта, а о Гаррете Уильямсе. Этот брюнет появился в нашей школе в прошлом году и словно растворился в серой массе учеников. Хорошие оценки – да. Абсолютная отстраненность на уроках, которую преподаватели почему-то ему прощали – тоже факт. Он не был ни с кем в близких отношениях, но мог обменяться парой фраз с кем угодно, и при этом его не считали отшельником и не клеймили социопатом, в отличие от меня, "дикарки", как шептались за спиной. Мой взгляд вновь приковало к спине Гаррета. Сидя позади него, в соседнем ряду, я видела четкий изгиб его щеки и тонкую шею, где под кожей трепетали синие нити вен. Он что-то увлеченно выбивал на экране телефона, но вдруг, оторвавшись от мерцающего дисплея, неожиданно обернулся в пол оборота, и парировал мой вопросительный кивок. Мои глаза готовы были испепелить его на месте, но оглушительный звонок, словно освободительный набат, заставил весь класс шумно выдохнуть. В тот же миг мимо меня пронеслась лавина одноклассников, срывавшихся с мест в дикой спешке к спасительному выходу. Джессика, отвлеченная трелью телефона, бросила виноватый взгляд и упорхнула, оставив меня наедине с надвигающейся пустотой класса. Медленно поднявшись, я неспешно собрала учебники в сумку, украдкой бросив взгляд в сторону парты Гаррета. Там, где секунду назад он прожигал взглядом пространство, зияла лишь пустота. Почти все исчезли, словно их и не было. Лишь Берта Берроуз, вечно неуклюжая, поправляя свои огромные очки, цеплялась к мистеру Престону с очередным дотошным спором об исторических фактах. Что ж, учитель, так тебе и надо.

Растворяясь в бурлящем потоке учеников, я, наконец, вынырнула в коридор, словно из пучины, и поплыла к своему шкафчику. Нужно было сбросить непосильную ношу учебников и облачиться в спортивную форму. Спорт в конце дня – изощренная пытка. Кто вообще придумал это зверство – впихивать физкультуру в последние часы, когда сил хватает лишь на то, чтобы доползти до дома и не заснуть по дороге, чудом не прикорнув у самого почтового ящика на крыльце?

Мир, казалось, сговорился против меня. Бросив злобный взгляд в холл, я заметила у выхода двух церберов: темнокожая Миссис Берд, огромная, как дирижабль, с копной непокорных кудрей цвета воронова крыла, и мистер Кэмпбелл, тонкий, словно игла, – два школьных охранника, бдительно "патрулировали" врата свободы, словно боялись эпидемии побегов среди старшеклассников. Я шумно выдохнула, и мои кулаки сжались до боли. Выкрашенные в кислотном цвете ноготки, словно осколки битого стекла, впились в кожу ладоней, напоминая о тщетности бунта. Поняв, что сегодня мне не суждено сбежать с последнего урока и вкусить глоток воли, я с обреченным вздохом повернулась обратно, в сторону моего шкафчика. Волей злого рока, по соседству со мной возвышался шкаф Бритни, скорее напоминавший розовый взрыв на фабрике конфетти. Девчонка превратила его в подобие жертвенника китчу, увешав наклейками и безделушками, от которых, казалось, можно было ослепнуть. На самой дверце в центре, словно апофеоз безвкусицы, красовалась гигантская наклейка с изображением золотой короны, вопиющая о тщеславии и непомерном эго ее обладательницы. Бритни ошивалась рядом. Словно ювелир, девушка колдовала над замком, стараясь не сломать свои километровые, цвета жевательной резинки, ногти. Когда я приблизилась, она тряхнула копной золотых кудрей, и в воздухе тут же разлился густой, приторно-сладкий аромат ее духов.

– Эшли, – выдавила она натянутую улыбку, – помоги, замок не поддается.

Вскинув бровь, я шагнула к ней и молча протянула руку. С нескрываемым отвращением, словно опасаясь чумной заразы, она вложила ключ в мою ладонь. Хотя, я поспорю на сотню баксов, она даже не знает, что такое чума.

Ключ, словно повинуясь мановению волшебной палочки, легко вошел в скважину. Два поворота, и дверца шкафчика приоткрылась, изливая на меня ослепительный свет, словно из недр сокровищницы. Удовлетворенно улыбнувшись, блондинка с той же грацией извлекла ключ из моих пальцев и, скрестив руки на груди, окинула меня оценивающим взглядом.

– Тебя все еще что-то связывает с Давидом? – неожиданный вопрос заставил меня вновь поднять на нее глаза. Русые брови над переносицей сошлись в хищном изгибе, делая ее похожей на настороженную куницу. Ухмыльнувшись, я распахнула дверцу своего шкафа.

– Нет, – отрезаю сухо, лелея слабую надежду, что эта фурия оставит меня в покое. Но Бритни, словно пригвожденная, продолжала буравить взглядом.

– Врешь, дрянь мелкая! Давид сегодня на уроке обмолвился о тебе. Ты хоть представляешь, каково это слышать от своего парня имя такой… как ты? Что между вами?

Шкафчик с грохотом захлопнулся прямо перед моим носом. От неожиданности я вздрогнула, одаривая Бритни взглядом, способным испепелить.

– Повторяю для особо одаренных: между мной и Давидом – ничего. Никогда не было и, смею предположить, никогда не будет. Впрочем, между вами, похоже, тоже. Единственное общее что у вас есть, это земля под ногами.

Бросив на встревоженную куницу последний безразличный взгляд, я рывком подхватила спортивную сумку, и, ощущая ее тяжесть на плече, развернулась в сторону лестницы на второй этаж, которая вела прямиком в спортивный "муравейник".

Старшая школа Меркбурка – персональный рай для Бритни и преисподняя для таких, как я. Впрочем, думаю, подобное царство можно встретить в каждой школе, затерянной в просторах любого штата. Здесь властвует Ее Величество Популярность. Если природа одарила тебя шелковистыми волосами, ослепительной улыбкой и полным отсутствием серого вещества, ты – местный бог. Неоспоримый идол, за которым слепо следует толпа. А тех, кто осмелится отклониться от курса, безжалостно растопчет свита обожателей. Свита Бритни непоколебима. На нее молятся, ею восхищаются. Однако, я знаю, что Бритни не так проста, как хочет казаться в наших глазах. За этой нарочитой глупостью звезды чирлидинга скрывается нечто большее: ее отец – человек науки, а дед был одним из основателей ртутной фабрики, той самой, что когда-то дала жизнь и имя нашему городу. Бритни надела на себя маску легкомысленной блондинки, озабоченной лишь парнями и модной одеждой, но эта маска сидит настолько ненадежно, что сквозь нее отчетливо проступает фальшь. Впрочем, это меня совершенно не трогает. Куда больше досаждает навязчивое внимание Бритни, чьи попытки завязать разговор с каждым разом становятся все более невыносимыми. И все из-за Давида. Зачем он вообще упоминает меня в ее компании?

Нырнув в тесную раздевалку, я опрокинула содержимое сумки на ближайшую лавку и, приземлившись рядом, торопливо расстегнула джинсы. Сменив их на мягкие серые штаны, я скользнула в прохладную однотонную майку и небрежно стянула волосы в низкий хвост. Пара непокорных прядей вырвались на свободу, но, не желая тратить время на новую прическу, я просто заправила короткие локоны за уши. Джессика словно испарилась. Впрочем, чего еще ожидать от этой виртуозной лгуньи? Наверняка, она каким-то чудом улизнула из школы, миновав ненавистный спортзал. Порой, я с черной завистью смотрела на ее дар убеждения, на способность вложить в уста любое немыслимое утверждение и заставить мир в него поверить. Она могла бы с пеной у рта доказывать, что видела зомби, пирующих в кабинете плотью директора, и ей бы поверили. Ей бы поверил даже сам директор.

Закончив с преображением, я выпорхнула из тесной раздевалки в узкий лестничный тоннель, ведущий прямиком в жерло спортзала. Одолев скрипучую, будто израненную часть ступеней, я натолкнулась на внезапно возникший силуэт. Парень в спортивной форме, словно выросший из-под земли, неловко преградил мне путь. Застыв в проходе, он скрестил руки на груди и, склонив голову набок, изучал меня с пристальностью ценителя, словно я была не иначе как Джоконда, сошедшая с полотна да Винчи. Неловко обойдя парня стороной, я уже практически достигла спортзала, но его неожиданный голос, брошенный мне в спину, заставил замереть, судорожно вцепившись в холодные лестничные перила. Я обернулась.

– Не слушай его.

Фигура брюнета, облаченная в серый спортивный костюм, точь-в-точь как мой, создавала странное ощущение: будто мы не просто ученики старшей школы, а участники какой-то мрачной игры на выживание. Я вопросительно вскинула бровь, чувствуя, как к щекам подкрадывается предательский румянец.

– Кого, Давида? – пробормотала я, сгорая от смущения. "Неужели Бритни растрепала об этом всей школе?"

– Мистера Престона, он совершенно не разбирается в современной моде, а твои волосы… они произведение искусства, – прозвучало вкрадчиво. Уголок его губ тронула едва заметная улыбка, а по моему телу, от кончиков пальцев до самого сердца, резко разлилась обжигающая волна неловкой, но приятной застенчивости. Я шумно выдохнула, но тут же, стараясь скрыть секундное замешательство, расплылась в мягкой улыбке. Не хотелось выглядеть глупой девчонкой, не умеющей принимать комплименты. Гаррет усмехнулся. В его взгляде, обращенном на меня, словно застыл какой-то невысказанный вопрос. На миг мне показалось, что он способен читать мои мысли. Еще тогда, на уроке, его пристальный взгляд заставил меня почувствовать, будто в моей голове, без спроса, развернулся неистовый мозговой штурм. И вот, сейчас, это странное ощущение неловкости возвращалось вновь.

– Спасибо, – выдавливаю из себя, ощущая, как щеки вспыхивают предательским румянцем смущения, приправленным щепоткой необъяснимой паники. – …Увидимся, – бросаю напоследок, неловко кивнув в сторону спортзала. Не дождавшись от брюнета ни слова в ответ, я, словно нашкодившая девчонка, развернулась и спешно засеменила вниз по лестнице. Не успело пролететь и трех секунд, как я очутилась в огромном, давящем своими размерами помещении. Прислонившись к холодному, металлическому турнику, в отчаянной попытке восстановить дыхание, я тщетно пыталась понять, почему так испугалась простого разговора с Гарретом. Неужели дело в его неприступности? В том, что он словно не замечал никого вокруг? Этот молчаливый призрак ни разу не обронил в мою сторону ни слова с момента своего появления в школе, а тут вдруг – заговорил первым, и не просто заговорил, а сделал комплимент. Ощутив чье-то дыхание за спиной, я резко обернулась и тут же впечаталась в твердую стену груди Гаррета. Мои ладони скользнули по ткани его толстовки, но в тот же миг его руки крепко обхватили мою талию, спасая от неминуемого падения. Еще мгновение, и вместо объятий Гаррета меня ждала бы встреча с холодной сталью турника, а тренеру "Скале", далеко не Дуэйну Джонсону, пришлось бы собирать меня по частям с пола.

– Осторожно, здесь лучше не падать, – прозвучал кристально чистый голос брюнета, словно хрустальный колокольчик, сквозь шум одноклассников, гоняющих теннисный мячик вместо футбольного.

– Наверное, лучше не пугать людей, чтобы им не пришлось падать? И вообще, что ты задумал? Шлепнуть меня?

– Шлепнуть? – удивление вспыхнуло в его глазах и расцвело улыбкой на лице. – Не думаю, что ты из тех девчонок, которые оценили бы подобное. – нет, – произнес парень, наконец отпуская меня и плавно обходя стороной, – на самом деле, я хотел бы поговорить с твоими родителями.