Buch lesen: «Сопки Маньчжурии»

В оформлении обложки использован фрагмент картины художника Н.С. Самокиш «На сопке после штурма», написанной в качестве иллюстрации к книге «Война 1904-1905. Из дневника художника», вышедшей в печать в 1908 году.

⁂

05 декабря (22 ноября) 1904 год Р.Х., день первый, 05:35. окрестности Порт-Артура, гора Высокая (она же по-японски «высота 203»).

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Стоя на вершине «высоты 203» в полной темноте¹, я магическим зрением обозревал окрестности и мысленно матерился как последний извозчик. При нормальном подходе к делу эту ключевую, господствующую над местностью высоту можно было превратить в укрепленный район повышенной недоступности, у подножия которого грудами трупов легла бы вся японская армия при минимальных потерях обороняющихся. Если все делать «самым настоящим образом», то на этой высоте должны иметь место изломанные линии траншей и ходов сообщения, заглубленные в землю доты и дзоты, вооруженные пулеметами, простреливающими склоны фланкирующим огнем, сплошная путаница проволочных заграждений. При этом на самой вершине необходимо устроить надежные бункера с толстыми бетонными перекрытиями, вмещающие в себя командный пункт, лазарет и казарму, где гарнизон мог бы отсиживаться во время тяжелых артиллерийских обстрелов.

А что мы видим? Вместо траншей – стенку из камней, высотой едва ли не по пояс. Никакой защиты при артиллерийском или даже ружейно-пулеметном обстреле она не дает. Вместо дотов – вообще ничего. Вместо колючей проволоки (изобретенной, кстати, за четверть века до сего момента) – частокол и эскарп как во времена Батыева нашествия, а вместо бункера на вершине – открытый всем шрапнелям форт, с такой же открыто расположенной артиллерией, сейчас уже приведенной вражескими обстрелами в полную негодность. Собственные батареи противник прячет в складках местности, корректируя огонь с наблюдательных пунктов, и смеется над глупыми длинноносыми варварами, выставившими свои пушки на прямую наводку.

Едва я об этом подумал, как энергооболочка бога войны шепнула мне на ухо: «Автор проекта сухопутной крепости Порт-Артур – генерал-майор корпуса военных инженеров Константин Иванович Величко… Шо маемо, то маемо…»

Что касается вражеской пехоты, то она, в отличие от русских солдат, открытых всем обстрелам, сидит в глубоких траншеях полного профиля, буквально выдолбленных киркомотыгами в каменистом грунте. Поэтому и соотношение потерь при штурмах столь неприличное: японцы потеряли семь с половиной тысяч человек, а русские – целых четыре с половиной тысячи солдат. Причина японских потерь – крутые открытые склоны, вверх по которым надо упорно карабкаться под огнем противника, зачастую вставая на четвереньки. У русских же фактически отсутствуют реальные укрытия, из-за чего вражеский артиллерийский обстрел и ружейный огонь наносит защитникам высоты столь большой урон. Русские своих убитых уже вынесли и похоронили, из-за чего вершина горы кажется «чистенькой». То тут, то там лежат только отдельные японские солдаты, сумевшие вскарабкаться на эскарп к линии обороны и убитые уже здесь. Поначалу таких сбрасывали вниз, на бесполезные колья, и только потом, когда русских осталось мало, их стали оставлять там, где их и застала смерть. Остальные японцы погибли внизу: крутые склоны устилал сплошной ковер мертвых тел. Если бы не температура воздуха, которая на два-пять градусов скачет вокруг нуля, все вокруг уже давно благоухало бы отборным скотомогильником. Но Отец Небесный миловал. Вся японская мертвечина сохраняется в ожидании похорон как в холодильнике морга.

Но так жить нельзя; на всей высоте разведчики капитана Коломийцева нашли не более сотни русских солдат: две трети из них были ранены, многие тяжело. Так и лежали, кое-как перевязанные, на земле, сжимая в руках винтовки, в ожидании момента, когда рассветет и япошка пойдет в свою последнюю атаку. Тогда эти герои выпустят в наступающие цепи последние оставшиеся патроны и умрут с чувством исполненного перед страной долга.

Я же от таких зрелищ местной русской действительности начинаю сатанеть… Наверное, в эти минуты Фок, Стессель и другие деятели местного артурского бомонда беспокойно заворочались в своих мягких постелях, чувствуя сквозь сон, как к заднице на толщину трусов приближается осиновый кол. Но этот гнев – дело вторичное, никуда эта публика от меня не уйдет; сейчас надо исправлять положение и готовиться с рассветом отбивать японскую атаку. Для начала необходимо собрать всех русских раненых, кто еще жив, и отправить их в наш госпиталь в Тридесятом царстве. Я ощущаю этих людей как «своих» – а значит, они должны жить. После необходимо ввести на эту гору уже побывавший в похожем деле 1-й пехотный легион милейшего Велизария. Но прежде необходимо правильно оборудовать позиции, а не то мои люди начнут гибнуть с той же дурацкой скоростью, как и подчиненные генерала Фока. А это не есть хорошо.

Но для того чтобы отрыть в скалистом грунте траншеи и построить блиндажи обычным способом, потребуется месяц работы механизированного саперного батальона. Этого месяца у нас нет, как и саперных частей соответствующей численности и оснащенности. Остается Магия Земли, которую мы уже применяли, укрепляясь на вершине Сапун-горы в мире Крымской войны. И как раз на этот случай в составе передового отряда, помимо меня самого, присутствует вся наша магическая пятерка. Сейчас, безлунной ночью, это совсем безопасно, даже для женщин и детей. В полной тьме в это время никто не воюет, только откуда-то с северо-восточного направления глухо бухают беспокоящим огнем осадные одиннадцатидюймовые «осакские» гаубицы. Но этими «малышками» с весом качающейся части в двадцать пять тонн мы займемся позже – сюда, на «высоту 203» их снаряды все равно не долетают.

Коллегам по магической пятерке мне не надо ничего объяснять. И Кобра, и Анастасия, и Колдун, и даже Птица – все чувствуют то же, что и я. Вот капитан Коломийцев сообщает, что все раненые вынесены через портал в Тридесятое Царство, а немногочисленные здоровые отправлены на территории редута на вершине высоты, где я ничего не планирую менять. Пусть в ходе боя японская артиллерия лупит в него по старой привычке, тратит снаряды и думает, что делает важное дело. Собравшиеся там два десятка русских солдат ничего не понимают, но люди, что хозяйничают на вершине высоты, разговаривают по-русски, а у самого старшего из них на плечах погоны штабс-капитана. Для рядового солдата местной русской армии, по службе обычно общающегося исключительно с унтерами и фельдфебелями, это большое начальство.

Наша «пятерка» мысленно берется за руки, после чего цепь замыкается. Моя энергооболочка бога войны чертит зигзагообразные линии траншей и ходов сообщения, намечает места для пулеметных гнезд и дотов литого камня. Новый УР «высоты 203» не совпадает с тем, что тут напланировал небезызвестный капитан Лиллье. На обратном скате главного гребня «высоты 203» намечены орудийные дворики для шести 120-мм минометов, и углом к ним на внутреннем склоне юго-западного отрога запланированы глубокие капониры для шести самоходных гаубиц и машины управления одной артиллерийской батареи, которая должна работать в основном в северо-восточном направлении. Еще две батареи дивизиона пока в резерве. И самое главное – сравнять этот дурацкий эскарп. Ни к чему нам мертвые зоны при ружейно-пулеметном обстреле. И заодно необходимо защемить, сделать непроходимыми японские зигзагообразные осадные траншеи, ведущие наверх, прямо к русским укреплениям. Надо заставить вражеских солдат как можно дольше бежать под нашим огнем вверх по склону по открытой местности. К тому же вражеские стрелки, укрепившиеся в двухстах метрах от наших траншей, будут представлять серьезную угрозу для наших пехотинцев, которые отнюдь не бессмертны. Чем ближе расположены наблюдатели противника, тем хуже работает заклинание маскировки.

И вот все готово. Сейчас линии разметки неосязаемы и видны только магическим зрением, но это пока только проект. Тем временем Дмитрий Колдун в соответствии намеченной мною схемой плетет паутину заклинания. Кобра готовится работать магическим аккумулятором, чтобы подать по энергоканалам на исполняющие контуры необходимое количество энергии. Анастасия следит за тем, чтобы при исполнении не было нежелательных световых и звуковых эффектов, а Птица наблюдает за нашим психическим состоянием. Тоже немаловажная задача, ибо работа предстоит не из легких. Колдун мысленно сообщает, что ткань заклинания готова, и я также мысленно поворачиваю ключ. Земля дрожит и медленно-медленно начинает двигаться. Это все равно что лепить из пластилина, – только это очень тугой пластилин, и действовать надо не торопясь. Миллиметр за миллиметром с утробным скрипом скалистый грунт ползет в стороны и вдавливается вглубь.

Наконец все готово. Не глянув на часы, мне сложно сказать, сколько прошло времени: час или два. С субъективной точки зрения так и вообще целая вечность. На Сапун-горе было гораздо проще. Тамошние укрепления не должны были противостоять огню современной артиллерии, да и до позиций противника было четыре-пять километров, а отнюдь не шестьсот-семьсот метров. Но в первом приближении дело все-таки сделано, поэтому я разрываю связи и распускаю «пятерку». Теперь сюда можно вводить Велизария с его башибузуками, пусть занимают оборону. К рассвету все должны уже сидеть на позициях и не отсвечивать. Применение Магии Земли для создания оборонительных рубежей хорошо еще тем, что работа идет без нарушения поверхностного слоя почвы, травяного, покрова и прочих мелких деталей, так что все созданное нами выглядит как естественные складки местности – разумеется, ровно до той поры, пока эти бугорки и ямки не плюнут в приближающегося врага ружейно-пулеметным огнем.

И вот из темного зева портала (там у нас тоже ночь), манипула за манипулой на вершину высоты вступает легион Велизария. Рослые тени в полной темноте движутся почти бесшумно, лишь тихо позвякивает амуниция, да негромко переговариваются многоязыкие голоса. Бойцовые лилитки, древние славяне-артанцы, куда менее древние рязанские вои, освобожденные мною в Крыму мира Смуты польские паны и германские наемники, понимающие языки друг друга благодаря транслирующим амулетам. А ведь это все Профессор, который, будучи глухим к магии как медведь к оперному пению, тем не менее сумел подсказать способ дублирования одного заклинания на множество фабрично изготовленных материальных носителей. Иметь амулет – это намного проще и практичнее, чем вешать такое же заклинание на ауру. Помимо трансляторов, каждый боец снабжен амулетами Истинного Взгляда, позволяющими им не спотыкаться в темноте и амулетами регенерации, способными самостоятельно заживить легкую рану и сохранить солдату жизнь при тяжелом ранении.

А вот и сам Велизарий…

– Задание для твоих людей, как обычно, господин мой Велизарий, – говорю я ему, – вцепиться в эту высоту как в свое и держаться до тех пор, пока противнику не надоест складывать штабеля из трупов своих солдат у подножия этой горы. Только учти, что здесь тебе придется иметь дело уже не с такими технически отсталыми дикарями, как в предыдущем мире. Оружие врага будет таким же дальнобойным и почти таким же скорострельным, как и у твоих солдат. Но, несмотря на свое отличное вооружение, они не более чем варвары-федераты, дикие и необузданные, которых одна заморская империя решила поставить себе на службу. Эти люди больше полагаются на ярость и отвагу, чем на хитрую тактику. Так что не удивляйся, если твою позицию попробуют просто завалить трупами.

– Я понял тебя, господин мой Сергий, – мрачно сказал Велизарий, обозрев окрестности Истинным Взглядом, – и можешь быть уверен, что я и мои люди тебя не подведем. Мы уже били множество разных варваров, и эти тоже не будут исключением.

– Таких варваров ты еще не видел, – сказал я, – технически развитые – так что они не уступают самым продвинутым народам этого мира, – в душе эти люди настолько дики, что даже не гнушаются людоедством. А еще у них в чести абсолютно бессмысленные убийства безоружных; впрочем, я не думаю, что ты сменишь стезю, отложишь оружие и пойдешь проповедовать дикарям мир.

– Да, господин мой Сергий, – покачал головой Велизарий, – мое искусство – это война, а мир и веру в Христа пусть проповедует известный плут Прокопий Кесарийский. С твоего позволения я пойду, мне еще нужно осмотреть позиции и выработать в уме план боя.

Едва Велизарий, ловко спрыгнув в ход сообщения, удалился, ко мне подошел капитан Коломийцев.

– Сергей Сергеевич, – сказал он, – тут к тебе на аудиенцию просится единственный офицер среди местных и временный комендант этого укрепления. Он ранен осколком в ногу, но со всем пылом своей юной души отказался покидать позицию, пока не переговорит с тобой. Сдается, что в данном случае мы имеем классический вариант самопроизвольно сработавшего Призыва. Я подумал, что было бы крайне неудобно уносить отсюда раненого предка под аккомпанемент его протестующих криков…

– Правильно сделал, Виктор Александрович, – ответил я. – А я-то думаю – кто это тут скребется под дверью и просит его впустить? Манкировать такими вещами ни в коем случае нельзя. Идем, покажешь мне этого героя…

Тогда же и там же. Младший инженер-механик Михаил Николаевич Лосев.

Еще совсем недавно я был уверен, что не переживу следующего дня. Вчера после последней атаки в живых на укреплениях горы Высокой оставалось не более сотни нижних чинов (в большинстве своем сильно израненных), да единственный офицер в моем лице. Иногда задумываюсь: а что делаю тут я, младший инженер-механик² с броненосца «Ретвизан»? Но позвало сердце – и одним из первых я сошел с корабля, чтобы воевать с японцами на сухопутном фронте, отметившись множеством разных дел. Сначала меня назначили субалтерн-офицером³ в стрелковой роте, а потом я командовал охотничьей командой, производящей диверсии у форта № 3, за что и был награжден Анной Третьей степени.

А пять дней назад, возглавив десантную роту с «Севастополя», я контратакой отбивал у неприятеля эту самую гору Высокая. Выполнив задачу, севастопольцы ушли в тыл, а я остался со сменившими их стрелками. Мы насмерть дрались за эту гору, совершенно не приспособленную к обороне, отражая одну атаку противника за другой. Вражеский огонь косил нас, не имеющих никакого прикрытия, пули и осколки не разбирали между офицерами и нижними чинами, а подход резервов делался все скуднее. А вчера стало ясно, что более не придет никто. Резервов в крепости не осталось. Но если падет Высокая, то японцы поставят на ее вершине своих артиллерийских корректировщиков – и тогда вся крепость окажется у них как на ладони. Такие вещи я, хоть и не являюсь артиллерийским офицером, понимаю прекрасно. Так что когда настала ночь, я страдал не столько от раны в ноге, сколько от острого осознания невозможности предотвратить неизбежное падение Порт-Артура. Я мечтал о чуде. Я молился Господу, чтобы он помог нам… Но при этом я с тоской осознавал, что это конец, что мы проиграли. Я не боялся умирать, но мне не хотелось уходить из жизни, видя наше поражение.

А потом… потом послышались тихие крадущиеся шаги… и я даже подумал, что это у меня начинается бред. Но нет… все это происходило наяву. Сознание мое оставалось ясным – и я отчетливо слышал тихие голоса, вроде как говорящие на русском языке… однако при этом не было видно ни малейшего огонька. Как странно… Ведь сейчас, в новолуние, в полночь, под плотными осенними облаками, темень такая, что, вытянув руку, не увидишь кончиков собственных пальцев. В полуразрушенном редуте, где мы укрылись от пронизывающего ветра, горела лампа «летучая мышь» в корпусе из красной меди, но за пределом светового круга, который она отбрасывает, не было видно ни зги.

Набравшись храбрости, я расстегнул кобуру и крикнул:

– Эй, кто там ходит? А ну-ка покажись!

Голос мой, вероятно, звучал не так грозно, как мне бы хотелось, но в этой наполненной мраком тишине он показался мне самому достаточно громким и уверенным.

– Мы тут ходим, – на чистом русском языке довольно нагло отозвалась темнота, – бойцы разведбатальона армии Великого князя Артанского…

Конечно же, ничего подобного я не ожидал и даже на мгновение замешкался. Я не знал что и думать. Едва я собрался спросить, что это за такой Великий князь Артанский, откуда он взялся и насколько велика его армия, как из темноты в наш круг света вышли три фигуры, больше похожие на ожившие копны сена.

– Ну что, господин прапорщик, – спросила средняя фигура, – посмотрел?

Мне показалось, что зрачки глаз этого человека на мгновение сверкнули бело-голубым огнем⁴… Кроме того, все лицо этого человека – свят-свят-свят! – было размалевано устрашающими черными диагональными полосами, да так, что нельзя было разглядеть его черт; а в руках он с привычной небрежностью сжимал короткий ладный карабин, чем-то смахивающий на уменьшенную копию винтовки Мадсена, перевернутую вверх ногами. Еще я обратил внимание на хорошие кожаные перчатки с обрезанными пальцами и чистое литературное произношение собеседника, свойственное образованному человеку. Даже если мой собеседник не офицер, он как минимум унтер из вольноопределяющихся, поскольку для обычного нижнего чина он больно дерзок.

– Господин незнакомец, – стараясь скрыть замешательство и сдержать возмущение, сказал я, – потрудитесь представиться по всей форме и сообщить, с какой целью вы тут находитесь!

Видимо, разговаривал я достаточно громко, потому что после этих слов их темноты вынырнула еще одна подобная фигура, а трое солдат, отступив назад, растаяли во мраке.

– Капитан Коломийцев Виктор Александрович, – сказал новый визитер, – командир разведывательного батальона армии Великого князя Артанского Сергея Сергеевича Серегина. По приказу нашего Командующего мы прибыли на помощь гарнизону Порт-Артура…

– Михаил Николаевич Лосев, – сказал я, внимательно вглядываясь в фигуру говорившего, – младший инженер-механик с броненосца «Ретвизан», в настоящий момент, как последний оставшийся в живых офицер, исправляю обязанности начальника гарнизона горы Высокой.

– Ну вот и ладушки, Михаил Николаевич, – бодро сказал этот самый капитан Коломийцев, – мы вас сменяем. Ваших раненых наш командующий приказал отправить в госпиталь, а здоровые могут отойти к вашим основным позициям либо же остаться здесь и составить наш резерв. Утро обещает быть жарким.

– Но я ничего не понимаю, Виктор Александрович! – чуть не плача сказал я, теряясь в мучительных догадках. – Что это за такая Великая Артания? Никогда не слышал о таком государстве… И почему вы приходите к нам на помощь? В конце концов, куда будут отправлены на излечение мои люди, и кто вы такие вообще?

– Мы – русские люди, – сказал капитан Коломийцев, встав на одно колено и склонившись ко мне, – и Великий князь Артанский – русский человек в первую очередь. А настоящие русские люди не будут валяться лежнем на печи, пока других русских людей обижают всяческие злодеи. Поэтому мы и пришли к вам. Сказать честно, если бы японский микадо сейчас узнал, что его существование замечено моим командиром, то лучше бы он пошел и вскрыл себе живот ножом-кусунгобу, совершив обряд сеппуку. Так бы у него было меньше хлопот… – на этом слове мой собеседник замолчал, словно к чему-то прислушиваясь, а потом произнес: – О, Михаил Николаевич, слышишь? Началось…

– Что началось, Виктор Александрович? – машинально переспросил я, и вдруг услышал, точнее, почувствовал, как земля подо мной мелко затряслась, а потом застонала от давящей на нее невыносимой тяжести.

В этот момент я подумал, что, скорее всего, Артанское войско в полной темноте незамеченным сумело высадиться с кораблей в Голубиной бухте и проникнуть к нам на Высокую. Как такое было возможно осуществить, я не понимал, но это было единственное рациональное объяснение, которое приходило мне в голову. И вдруг, под эти ритмичные содрогания земли, меня неожиданно охватило чувство надежды на то, что теперь кончатся наши страдания. Неужели Господь услышал мои молитвы? Неужели он Он и вправду явил чудо? Вот – пришел настоящий командующий, который воодушевит робких, поддержит храбрых и разгромит осаждающую Порт-Артур армию генерала Ноги. А то в последнее время слишком много стало ходить разговоров о том, что любая осажденная крепость в истории была обречена на капитуляцию. Если этот Артанский князь такое могущественное лицо, раз уж его должен опасаться сам микадо, к тому ж самовластный монарх, который пришел на помощь погибающему Порт-Артуру – то, быть может, он сумеет объяснить государю Николаю Александровичу, что у нас здесь творится самая неприкрытая измена… Крепость готовят к сдаче, и только командующий сухопутной обороной Роман Исидорович Кондратенко является препятствием для этих замыслов. Пока он жив, Порт-Артур будет сражаться, но если его убьют, катастрофа неминуема.

– Виктор Александрович, голубчик! – сказал я, разволновавшись, – мне непременно необходимо поговорить с вашим князем! Ведь его светлость совершенно не представляет себе, что творится сейчас в Артуре…

– А вы, значит, Михаил Николаевич, хотите его просветить? – полувопросительно, полуутвердительно произнес капитан Коломийцев. – Знаете ли, титул самовластного Великого Артанского князя у Сергея Сергеевича далеко не самый главный. Я бы даже сказал, что он им несколько тяготится, воспитывая в своем окружении одного способного юношу, чтобы впоследствии возложить эту ношу на его плечи. Не думаю, что вы откроете ему что-то новое… Уверяю вас, что осведомлен о происходящем в гораздо большей степени, чем вы думаете. Впрочем, не могу вам сейчас сказать ни да, ни нет. Сергей Сергеевич в настоящий момент очень занят, и было бы совершенно неправильным ему мешать.

– Тогда я попрошу вас не отправлять меня в госпиталь немедля, а, если это возможно, только после разговора с его Светлостью, – сказал я, глядя на то, как артанские санитары, одетые в такие мохнатые накидки, укладывают на носилки постанывающих раненых нижних чинов.

– Хорошо, Михаил Николаевич, мы выполним вашу просьбу, – сказал капитан Коломийцев, вставая на ноги, и обернувшись назад, добавил: – Зинаида, окажи, пожалуйста, этому раненому экстренную помощь…

Тут я опять машинально подумал, что «Зинаидой» должна быть рябая широколицая баба совершенно рязанского вида, и испытал мгновенную досаду от того, что опять не угадал. Из темноты на зов своего командира ко мне выступила не баба, а, скорее, девица, и ее смуглое лицо с высокими скулами и удлиненными глазами, несмотря на уродующие его черные полосы, было прелестно какой-то особенной дикой красотой.

Присев рядом на одно колено, Зинаида посмотрела на меня пристальным «цыганским» взглядом; при этом ее зрачки ярко засветились как у кошки, отчего у меня по коже пробежали откормленные мурашки. Да что за чертовщина? Впрочем, выводы о том, чертовщина это или в самом деле Божий промысел, я делать поостерегся.

Зинаида прикоснулась сухими и неожиданно теплыми кончиками пальцев ко лбу и тому месту, где на шее бьется жилка, провела ладонью над раной, замотанной набухшими от крови бинтами, и, обернувшись к господину Коломийцеву, сказала со странным акцентом, но на вполне чистом русском языке:

– Ранение серьезное, мой командир, но существованию этого богоравного героя оно не угрожает. Как маг жизни низшей ступени я могу только снять ему боль и направить в руки госпожи Лилии. Только она за пару дней сможет поставить его на ноги, чтобы он продолжил совершать свои подвиги.

– Хорошо, – кивнул капитан Коломийцев, – делай.

Я едва успел мысленно покраснеть, подумав: «это я-то – богоравный герой?» и совсем не успел осознать смысл слов: «маг жизни», как Зиночка еще раз прикоснулась указательным пальцем к точке на моем лбу между бровями. От этого касания меня сначала прострелило чувство невыносимого наслаждения, а потом закачало как на теплых морских волнах, и я погрузился в светлый счастливый сон. В этом сне мы уже победили в войне, враг был разбит, а по дорогам прочь от Артура уныло брели длинные колонны японских пленных, конвоируемых всадниками в мохнатых папахах.

Когда я снова открыл глаза, посвежевший и действительно избавившийся от боли, передо мной стояли трое: уже известный мне капитан Коломийцев в своем мешковатом мундире охотника, а также еще две особы, мужчина и женщина, в мундирах, чрезвычайно похожих на те, что носят в русской армии, но буро-болотного цвета. Женщина была эмансипирована, коротко, по-мужски, стрижена, а на ее бедре в потертых ножнах висел массивный меч явно старинной работы. Так могла выглядеть воинствующая варварская принцесса или даже королева, которая пошла на службу в современную армию, если бы это было возможно. Мужчина на фоне этой экзотической дамы выглядел почти обыкновенно; даже висящий на бедре такой же старинный меч не бросался в глаза, но стоило ему посмотреть на меня своим внимательным взглядом, как все мое естество пронзил приступ безграничной преданности.

– Ну, здравствуйте, Михаил, – сказал мне этот человек, опускаясь рядом на одно колено, – я и есть тот Великий Артанский князь Серегин Сергей Сергеевич, которого вы так хотели видеть. Ну-с, не томите, поведайте же наконец все то, что хотели рассказать.

– Ваша светлость… – начал было я.

Но господин Серегин меня сразу же оборвал.

– Послушайте, Михаил, и зарубите на своем носу. Мы с вами на поле боя, а не на светском приеме. И к тому же вы такой же воин, защитник матушки-России, как и я. Сражались вы храбро, были ранены, но с поля боя не ушли, намереваясь, если потребуется, отдать за Отчизну жизнь. Поэтому в неофициальной обстановке дозволяю вам звать меня просто Сергеем Сергеевичем. А «светлости» от меня никуда не уйдут, но только ими я буду перебрасываться совершенно с другими людьми, не здесь и не сейчас…

Я чуть не расплакался от счастья. Ведь я не делал ничего особенного, воевал как мог за Россию, только мне везло больше чем иным моим товарищам, которые погибли, а я все еще жив. И такой человек сам ставит меня на одну доску с собой и говорит, что если я защищал Россию, то достоин чести обращаться к нему по имени-отчеству…

– Измена, Сергей Сергеевич, в Артуре всюду измена, – сказал я, – крепость хотят сдать, и главный изменник – это генерал Стессель, командующий Квантунским укрепленным районом.

Великий князь Артанский с некоторой ленцой произнес:

– А я думал, что генерал Стессель – это карьерист без капли военного таланта, чин которого перерос его самого уже на три головы. Таким человеком, юноша, весьма легко управлять, ведь он не понимает, какое решение будет во благо, а какое нет – чем и пользуются люди из его окружения, друзья и приятели. О нет – настоящий предатель, отдающий пораженческие и деморализующие приказы, носит другую фамилию… Впрочем, мы этим займемся немного позже, на втором этапе. А сейчас, Михаил, вы ничего не хотите мне сказать?

Его пристальный взгляд, казалось, проник в самую мою душу. И вот тут я почувствовал, что внутри меня взывает нечто мощное, побуждающее присоединиться ко всем тем, кого объединил под своим началом этот человек, этот князь неведомой Артании. Но было препятствие – и оно держало меня точно цепями, не позволяя сделать то, к чему неудержимо стремилось все мое существо. Это было так странно, и мучительно, и неожиданно…

Волнуясь, с трудом подбирая слова, я вымолвил:

– Да, Сергей Сергеевич, очень хочу! Я слышу какой-то зов… Этот зов наполняет меня неподвластным мне желанием стать одним из ваших воинов. Но… но я уже принес воинскую присягу государю-императору Николаю Александровичу, и вот… совсем не знаю, как мне быть с этим обстоятельством… сказать по правде, я в замешательстве.

– Да уж, юноша, – ответил тот, – при вступлении в Единство необходимо не только искреннее желание, но и отсутствие сомнений.

– Единство? – переспросил я.

– Именно так – единство, – сказал господин Серегин, – так называется воинское братство людей, мужчин и женщин, решивших разделить со мной тяжесть миссий в путешествии между мирами.

– Между мирами? – растерянно переспросил я, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Простите… а как такое вообще возможно?

– А вы, Михаил, наверное, думали, что Великое княжество Артанское спрятано где-нибудь в джунглях Африки и обозначает парочку весьма продуктивных алмазных шахт? – хмыкнул Артанский князь. – Неужели я похож на ушлого промышленника-гешефтмахера, который нагреб денег лопатой и нанял себе маленькую личную армию из отставных офицеров и разного рода искателей приключений, которые знают, что нужно делать по обе стороны от мушки?

Я подумал и покачал головой.

– Нет, Сергей Сергеевич, на такого человека вы не похожи. Но ведь всем известно, что других миров не бывает. Вот тут давеча господин Коломийцев сказал, что титул самовластного Великого Артанского князя у вас не самый главный. И я до сих пор нахожусь в сомнениях и по тому, и по этому поводу…

– Великая Артания – это не только «где», но и «когда», – ответил господин Серегин. – Ее столица Китеж-град расположена в конце шестого века в излучине Днепра, прямо у самых порогов – примерно там же, где в твое время находится город Александровск. Основой для создания первого в том мире государства славян стал племенной союз славян-антов, иначе еще именуемых артанами. В те бесхитростные времена для того, чтобы считаться князем, нужно иметь за душой настоящее княжество.

– Но все равно, Сергей Сергеевич, я не понимаю… – проговорил я, морща лоб и мотая головой от усилий переварить полученные сведения, – не понимаю, как вообще возможно существование различных миров… И даже если по воле Творца такие миры все же существуют, как возможно, чтобы простые смертные могли ходить между ними будто из комнаты в комнату? И, кроме того, даже если ваше княжество находится в шестом веке, я же вижу, что вы сами и многие из ваших людей ничуть не менее цивилизованны и образованны, чем люди нашей эпохи. Мне, человеку с инженерным образованием, такие вещи гораздо более заметны, чем, к примеру, обычному офицеру-армеуту.

Я думал, что господин Серегин обидится на эту мою непонятливость, но он в ответ только хмыкнул и сказал:

– Вы, Михаил, правильно заметили, что все в этом мире делается по воле всемогущего Творца. Я вместе с войском иду через миры по Его поручению, по пути исправляя все, что подлежит исправлению. Больше всего мне нравится отражать вражеские вторжения, как сейчас, но также по приказу Отца мне приходилось смирять Смуту в людских умах и утрясать династические коллизии. Можете считать меня младшим архангелом, земным заместителем Святого Михаила – ибо тот парит в небесах, а я обнажаю свой меч против зла на земле. Вот смотри…