Buch lesen: «Танец волка»
© Александр Мазин, 2014
* * *
Глава первая
Поле смерти
Пепелище. Если копнуть поглубже – угли еще теплые. В углях – обгоревшие кости. Животных и людей. Тела, живые или мертвые, сгорели вместе с усадьбой. С длинным домом, сараями, хлевом… Поле смерти. Здесь она сеяла и жала. Без меня. А я-то думал: мы с ней – накоротке. И в мой дом – никогда…
На берегу остались следы. Человеческие. И от киля драккара.
Набег.
Типичный набег на береговую усадьбу. На мою усадьбу. Викинги.
Здесь оставалась моя жена. Здесь жили мои люди. Теперь – никого. И я не знаю, кто из них жив, а кто – мертв. Будь у меня силы, я рылся бы в пепле, пока не узнал точно: костей моей Гудрун здесь нет. Или – есть.
Но я так слаб, что не могу и десятка шагов сделать, не опираясь на чужое плечо.
Я ничего не могу. Ничего.
Я – Ульф Черноголовый, которого когда-то звали Николаем Григорьевичем Переляком, еще недавно, всего лишь несколько дней назад, был совершенно счастливым человеком. Я был хёвдингом, вождем и предводителем небольшой, но славной дружины, у меня было два корабля, один из которых – настоящий драккар, не боящийся самых жестоких штормов. И я заплатил за него не серебром, а железом. Северный Змей. Я взял его в бою у тех, кто искал моей смерти, а нашел свою. Я бился в одном строю с лучшими воинами этого мира. Я дрался во Франции и в Англии и всегда побеждал. Я был сильным и удачливым. А главное – женатым на самой красивой, самой лучшей женщине в этом мире. Гудрун…
Теперь я сижу на пепелище и перебираю теплые угли левой рукой, потому что правая по локоть забинтована…
– Что будем делать, отец?
Это Вихорёк. Мой приемный сын. Он – из словен. Был рабом у франков, но я освободил его и усыновил. Ему не больше пятнадцати, но он уже неплохой воин. Единственный из моего хирда, кто остался на ногах.
– Что будем делать?
Поодаль топчется наемная команда. Десять парней, которым заплатили, чтобы они перегнали кнорр с ранеными из Сконе сюда, в мое поместье. Не считая Вихорька, нас осталось всего семеро. Мой побратим и шурин Свартхёвди Медвежонок, норег Гуннар Гагара, араб Юсуф, сёлундцы Стюрмир, Скиди и Хавур Младший. Все они ранены, и раны их тяжелы. Несколько дней назад эти раны не мешали им убивать врагов. Но то был бой. А теперь лишь Стюрмир да я можем ненадолго встать на ноги. Да и то с чужой помощью. На берег гребцы снесли нас на руках.
– Виги, – я называю Вихорька его скандинавским именем, – нам нужна помощь. Ты отправишься в усадьбу госпожи Рунгерд и приведешь ее. Если поторопишься, успеешь до темноты.
Я не хочу даже думать, что и там может быть такое же пепелище. У Рунгерд – большой одаль. Много сильных мужчин, среди которых несколько воинов. Там есть кому защищаться.
Защищаться… Вот что меня смущает. Я не вижу следов того, что усадьбу брали штурмом. Дом и постройки сгорели, но ворота – целехоньки. Конечно, через такой забор, как у меня, можно и перелезть, хотя теперь он повыше и покрепче, чем был, когда я покупал эту землю. И по-настоящему сильных бойцов в усадьбе не осталось, но и бонды, и трэли должны были знать: нападение возможно. И, уходя в поход на Сконе, я велел Гудрун, чтоб были начеку. Сторожить круглые сутки. Особенно – со стороны моря. Если закрыть ворота, то даже плохие бойцы могут какое-то время продержаться.
– Я никуда не побегу! – заявляет Вихорёк. – Я вас не оставлю!
– Побежишь, – устало говорю я. – Но сейчас вот что… Поищи-ка чужие стрелы…
– Ага! – Вихорёк решил, что я по стрелам хочу узнать, кто это сделал. Такое возможно…
Но не сегодня.
Через четверть часа паренек возвращается. Он очень удивлен. Осмотрел частокол снаружи, землю во дворе… И не нашел ни одной стрелы. Тогда умный мальчик решил поискать не чужие, а наши стрелы. Снаружи. И тоже ничего не нашел.
– Они как будто не оборонялись… Колдовство?
Скорее, предательство. Небось пообещали, что никого не тронут…
– Кому тут было обороняться… – басит Стюрмир. – Бабы да трэли…
– Здесь оставался отец Бернар… – напоминает Вихорёк.
Отец Бернар – монах. И великолепный лекарь. Я привез его из Франции. Он сам решил так. Мечтает обратить нас в христианство. Однако до того, как стать монахом, отец Бернар был воином. И я подозреваю, что не просто воином, а шевалье. Рыцарем… Но, приняв обет, больше не отнимает жизни, только спасает… Вот и спасал бы. С оружием в руках…
Вихорёк со Стюрмиром затевают спор… Который я прерываю:
– Всё, дренг! Бегом за Рунгерд. Со всех ног!
Вихорёк опять пытается протестовать, но я показываю на раненых и говорю: промедлишь, они умрут. И Вихорёк затыкается. Так и есть. Нам остро нужна медицинская помощь. Юсуф – при смерти, Скиди и Хавур – тоже совсем плохи. Я надеялся, что здесь нас встретит отец Бернар, но теперь вся надежда только на Рунгерд. Мать Гудрун – отличная лекарка. И не просто лекарка – знахарка и колдунья. Ее бабка была настоящей финской вёльвой, и Гудрун утверждает, что все бабкины знания и таланты достались матери.
Только бы Рунгерд не постигла та же беда… Надеюсь, что нет. Все же ее одаль не имеет удобного выхода к морю…
– Хёвдинг…
Старший команды сконских гребцов. Его зовут Барни. Барни Средний. Для него я всё еще хёвдинг.
– Хёвдинг, скажи, чем мы можем помочь?
«Помогите похоронить мертвых», – сказал бы я, но кости подождут. Может, попросить Барни побыть с нами, пока не вернется Вихорёк? Я бы попросил, если бы он не назвал меня хёвдингом. Вожди о таком не просят. Во всяком случае – бондов.
– Сделайте навес из запасного паруса и перенесите под него раненых, – сказал я. – А потом можете возвращаться домой.
Возвращаться они будут тоже морем. На парусной четырехвесельной лодке. Конечно, на такую ораву лодка маловата, но плыть недалеко. Заплатили им вперед. Это такой мир: чужого могут зарезать за пару серебрушек, но со своими все договоренности – это святое. Боги же слышат…
– Ага, – кивнул головой Барни. – Только мы, пожалуй, останемся здесь на ночь. Я видел следы волков. Волчья шкура мне бы не помешала.
Угу. Осенняя волчья шкура – это особенно ценно. Под ноги плешивый коврик подстелить. Очень тактично, однако. В моем нынешнем состоянии я всё еще могу убить волка, если тот полезет на меня. Но защитить товарищей – вряд ли.
– Оставайтесь.
Вихорёк бегает, как викинг. То есть примерно от шести до двенадцати километров в час. В зависимости от рельефа. До усадьбы Рунгерд километров двадцать пять, если по дороге, а если напрямик – то не больше пятнадцати. Но не факт, что так будет быстрее. Часа два, это наверняка. Потом еще час, чтобы собраться… И обратно они двинут уже конно. Это еще часа два. К этому времени уже стемнеет…
Барни меня разбудил раньше, чем стемнело.
– Кто-то едет, хёвдинг! – сообщил он напряженно.
Его люди сгрудились в кучу, блокируя ворота, выставили копья. Они, конечно, бонды. Но – скандинавы. Значит, вооружены и готовы пустить оружие в ход. Однако даже для трех-четырех настоящих воинов вся эта грозная ватага – на один зуб. Да что там… Одного меня хватило бы, будь я в форме.
А конных, судя по звуку, не меньше дюжины.
Пару минут спустя я их увидел. Поверх голов сконцев-гребцов. Увидел настоящую броню на первых двух всадниках и понял, что если это враги, то нам крышка.
– Отец!
Вихорёк вырвался вперед, обогнав передовых, спрыгнул с коня. Строй сконцев рассыпался. Я услышал облегченные выдохи. Эти парни тоже знали: окажись всадники врагами – никаких шансов.
Первый боец сдвинул на затылок шлем. Гнуп Три Пальца. А второй…
– Рунгерд!
– Свартхёвди?
Я показал.
Рунгерд опустилась на колени, прижалась ухом к груди сына…
– Хавчик!
– Мой господин!
– Хавчик, кто это сделал?
– Не знаю, господин! – На лице моего раба искреннее горе. – Мы увидели дым, но не поняли сразу, что горит. Думали – это смолокуры…
– А где был ты?
– Гудрун, мой господин, – Хавчик вздохнул сокрушенно. – Послала меня договориться с углежогами.
Вид у него был виноватый. Как будто мой мелкий раб мог бы что-то изменить.
– Я рад, что ты – жив.
Это хорошая новость. Хавчик – везунчик. Потому что его не было в усадьбе во время налета. Все остальные – были.
Еще одна хорошая новость: одаль1 Рунгерд и Свартхёвди не пострадал.
На этом хорошие новости заканчивались. И начиналась беда.
Рунгерд вряд ли было легче, чем мне, но она – сильная женщина и понимала, что скорбеть некогда. Надо спасать тех, кого можно спасти.
Через три часа высококвалифицированная, по местным меркам, медицинская помощь была оказана всем раненым. Включая меня.
Разбинтованная рука выглядела ужасно. Меня это не удивило. Болела она знатно. Но, к моему удивлению, Рунгерд больше обеспокоил порез на левом боку, хотя железо прошло неглубоко – до ребер. Да и болел бок, в сравнении с рукой, очень умеренно, и рана уже начала затягиваться. Вообще, все мои многочисленные ранения оказались поверхностными. И это было не столько везение, сколько – заслуга самых лучших доспехов этого времени. В чем мне действительно повезло, так это в отсутствии серьезных переломов. Когда тебе со всей дури зафигачат топором по тушке, доспех, может, и выдержит, а вот то, что под ним, – не факт. Значит – не зафигачивали. Целы мои косточки. В основном. Два пальца на руке сломаны, но это – мелочь.
В общем, моя рука Рунгерд не озаботила, а вот рану на боку она вскрыла, вычистила (я старался сохранить лицо, но время от времени кривился и порыкивал) и зашила по новой.
Кстати, мною Рунгерд занялась в последнюю очередь. По ее понятиям, я был самым «легким» из уцелевших. Так что, обрабатывая меня, Рунгерд параллельно выдавала прогноз по остальным пациентам.
Медвежонок – в тяжелом состоянии. Перелом двух ребер и левой руки, множественные травмы мягких тканей, серьезная кровопотеря… Которой не было бы, если бы его сразу перевязали. У берсерков в боевой фазе раны практически не кровоточат.
Однако Рунгерд уже знала, как было дело, потому не удивлялась. Сконцы ведь готовили нас не для полноценной жизни, а для мучительной смерти, так что медицинская помощь была минимальной. Но прогноз по своему сыну Свартхёвдиона выдала оптимистический. Побочный эффект «берсеркерства» – ускоренная регенерация. И, надо полагать, повышенный иммунитет, потому что раны у берсерков не загнивают, если их правильно обработать. Так сказала Рунгерд, и я ей верил. У нее был соответствующий опыт. Покойный муж был тоже из «воинов Одина».
Хуже обстояло дело с моим лучшим учеником Скиди. Многочисленные раны, причем две опасные: в спину пониже лопатки и в бедро. А еще одна – очень опасная: в брюшную полость. Та, к счастью, не воняет, так что есть шанс, что парень выкарабкается.
А вот здоровяк Стюрмир выздоровеет точно. И уже через месяц сможет встать в строй. Аналогично – Гуннар Гагара.
На этом оптимистические прогнозы иссякли. Рунгерд честно заявила: двое оставшихся, Хавур и Юсуф, скорее всего – покойники. За Хавура Рунгерд еще поборется – попросит богов, а вот за Юсуфа просить некого. Его бог остался далеко на юге.
– Но ты все же попытайся, – попросил я.
Рунгерд поцеловала меня в щеку и шепнула, что сделает всё, что сможет. Мне стало трудно дышать. Волосы Рунгерд пахли тем же благовонием, что и волосы Гудрун на нашей свадьбе…
Внучка финской вёльвы-колдуньи угадала мои мысли.
– Ты поправишься, – пообещала она. – И отомстишь!
Но что мне месть? Разве месть вернет мне любимую?
– Вели поискать в углях, – попросил я. – Если она умерла, я должен это знать!
– Гнуп уже ищет, – сказала Рунгерд. – Поешь. Ты должен снова стать сильным. Боги сохранили тебя для того, чтобы ты отомстил за мою дочь!
Для Рунгерд моя жена уже была мертва. И это было плохо, потому что Рунгерд – колдунья и может видеть то, что скрыто.
Но я хочу не мстить, я хочу вернуть Гудрун!
– Ты чувствуешь, что её нет в живых? – спросил я напрямик.
Рунгерд покачала головой.
– Убили или увезли, неважно. Она скорее убьет себя, чем станет рабыней-наложницей. Я не знаю, жива ли она, но я знаю свою дочь.
В этот момент Хавчик кормил меня с ложечки. И я чуть не подавился, когда Рунгерд это сказала. К сожалению, так и есть. Если моя жена еще жива, то ей осталось недолго. Она – из рода викингов, а из них – плохие рабы. Даже прикованные к веслу галеры, они всё равно остаются опасными. Потому что с легкостью обменяют свою жизнь на смерть врага.
Последнее, что я помнил: в темноте меня укладывали на телегу.
Глава вторая,
в которой Ульф принимает гейс и нежданного гостя
Очнулся я только через три дня. Рунгерд поила меня травками, чтобы я не просыпался.
– Тебе нужно было отдохнуть, – пояснила она.
– Как Свартхёвди?
– Спит. Он поправится.
– А остальные?
– Будут жить.
Она постарела, королева Рунгерд. Морщинки вокруг глаз, уголки рта опустились, глаза больше не сияют… Я знаю, что Медвежонок для нее много дороже Гудрун, но дочь она тоже любила…
– Все – выживут? Даже Юсуф?
– Все.
В голосе ни радости, ни гордости.
– Хочешь есть?
Я хотел. Рунгерд распорядилась, и мне принесли сваренную на бульоне кашку.
– Я приказала убрать твой кнорр в сарай, – сообщила Рунгерд.
– Спасибо!
До следующей весны я точно никуда не поплыву. Да и не с кем. У меня больше нет хирда. И нет никого, кого я мог бы попросить помочь. Мой хирд, мои соседи, которых я повел на Сконе… И которые почти все там остались.
Конечно, у меня были деньги. Уцелели даже те, что были прятаны в усадьбе. Злодеи их не нашли. Но это не радовало. О деньгах знала только Гудрун. То, что они – на месте, – косвенное доказательство того, что она мертва. У живой Гудрун враги сумели бы выпытать место схрона. Что-что, а это викинги умеют.
Деньги пригодятся. К весне я, скорее всего, уже поправлюсь и смогу действовать. Это значит – купить драккар, нанять или собрать команду и плыть… Мстить. Вот только куда? Со временем станет ясно. С началом судоходства начнется на побережье обмен информацией. Мои деньги, связи моих родичей… Может, и Рагнар поможет. Или Стенульф. Логика подсказывает: те, кто напал на мой гренд, были в курсе, что меня там нет. Ни меня, ни моих людей. Следовательно, это кто-то из наших врагов-сконцев. С большой долей вероятности. Если это так, то Каменный Волк вынюхает. Он ведь тоже, считай, наш родич.
– От Стенульфа – никаких вестей?
Рунгерд покачала головой.
Хотя это я тороплюсь… Рано еще. Гребцы только позавчера вернулись на Сконе. Допустим, Каменный Волк с ними повидался (а как же иначе?) и узнал о том, что случилось. Требуется время, чтобы выяснить, кто из сконцев набежал на мое поместье. Если, конечно, это были сконцы…
«Лежи и лечись», – приказал я себе.
Ну да, это было не то что правильным – единственно возможным решением.
Ждать весны. И ждать хоть каких-нибудь вестей. Если Гудрун жива… То до весны она вряд ли доживет. Ее мать права: такие, как моя жена, не умеют жить в рабстве. Мне остается только надеяться…
– Рунгерд, что говорят руны? – спросил я. – Ты спрашивала?
Конечно, спрашивала. Но результата я не узнал.
– Пей и спи, – заявила Рунгерд, глядя мне прямо в глаза. – Скоро тебе понадобятся силы.
Скоро – это вряд ли. До весны еще до-олго…
На следующий день я проснулся сам. И сам поел. И сам сходил на крылечко. Цепляясь за стены, но сам. Жить буду. Рука почти не болит, это наверняка снадобья Рунгерд. Природные анестетики плюс немного колдовства.
Как же так вышло, что я всё потерял? Гудрун, хирд, собственную силу… И во всем виноват сам. Какого хрена я поддался уговорам и поперся грабить Торкеля? Что мне стоило собрать своих, загрузиться на Северного Змея и вернуться домой? Молодожен, блин!
Сердце просто на части рвалось. Гудрун, моя Гудрун!.. Мог бы – в одиночку помчался бы в Роскилле, собрал новый хирд… Не могу. Слабость чертова… Еле-еле до крыльца дошел – отлить…
«Не смей впадать в уныние! – велел я себе. – Она – датчанка. Потомок многих поколений скандинавских воинов, главное достоинство которых – умение выживать. А ты, бывший хёвдинг, бери пример с Рунгерд. Посмотри, как она держится!»
Сам я продержался еще три дня.
Три дня и три ночи. Я думал о Гудрун. И наконец она мне приснилась. Она бежала ко мне и смеялась. А между нами был обрыв. Я кричал ей, хотел предупредить, но она не слышала… Я видел, как она падает. Слышал ее крик… А потом прыгнул вниз… И проснулся.
В тот день я дошел до ручки, заистерил, нарычал на Рунгерд…
А она – заплакала.
Только однажды я видел, как королева Рунгерд теряет самообладание. В тот день, когда стало ясно, что Медвежонок стал берсерком.
Этот раз был вторым.
И я понял, какая я дрянь. И услышал, как скрипят зубы. Мои.
Хватит! Я – воин, а не тряпка! Я не могу вернуть прошлое, но свое будущее я создаю сам. И я сделаю все, что от меня зависит. Железом и золотом. Огнем и кровью. Всё, что у меня есть, я вложу в это дело. В спасение, если это возможно. В месть, если спасать некого.
Я схватил Рунгерд за руку и потребовал:
– Дай мне меч и помоги встать.
Она послушалась. И плакать перестала. Вероятно, что-то такое было в моем голосе.
Минутой позже я поставил ногу на деревянную колоду, изображавшую стул, положил левую, здоровую руку на оголовье Вдоводела, возвращенного мне Каменным Волком:
– Я, Ульф Вогенсон, прозванный Черноголовым, даю эту клятву пред всеми, кто меня слышит, людьми и богами в том, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто напал на мой гренд и погубил моих людей. Не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с теми, кого они забрали, и не покараю совершивших беззаконие без жалости и пощады! Я клянусь, что у меня не будет других женщин, пока я не найду мою жену или не узнаю наверняка, что она мертва!
И будто током ударило. Причем не в левую руку, а в правую. Да так сильно, что я содрогнулся. И увидел моего Волка. Белый зверь оскалился яростно, угрожающе… И я понял: он сердится не на моих врагов – на меня. Моему неведомому мистическому покровителю не понравилась моя клятва.
Но дело было сделано, гейс принят, и обратно дороги не было.
И словно в подтверждение того, что клятва одобрена, в поместье приехал Ивар. Ивар Рагнарсон. Ивар Бескостный. Вот уж кого я меньше всего хотел бы сейчас видеть…
А зря.
Глава третья
Клятва Ивара Рагнарсона
Ивар приехал с дюжиной головорезов, но вошел в дом один.
Настоящий конунг. Серебряный с золотом панцирь, штаны ярчайшей синевы заправлены в красные, с серебряными узорами сапоги. Пояс так щедро украшен серебром, что кожи не видно. В оголовье меча – красный камень размером с голубиное яйцо. Цепь на шее – из червоного золота. Рукава бархатного плаща прихвачены браслетами. Тоже золотыми. Словом, вид истинно королевский. Разве что вместо короны – легкий шлем с выпуклым золотым львом.
– Я буду говорить с ним наедине, – не слишком вежливо объявил Рагнарсон. Но спорить с ним никто не стал. Даже хозяйка, Рунгерд.
Длинный дом вмиг опустел.
Остался Медвежонок, но он – не в счет. Его душа – не здесь. Витает в горних мирах после материнских настоек.
Старший сын Рагнара Лотброка пододвинул колоду, на которой я вчера принес клятву мести, уселся, расставив ноги:
– Что, Ульф-хёвдинг, иссякла твоя удача?
Я молчал. Что тут скажешь?
Впервые за всё время нашего знакомства я его не боялся. Что может отнять у меня дракон? Жизнь? Да забирай!
– Удивлен?
– Нет.
Так и есть. Меня теперь мало что удивит.
– А я подарок тебе привез.
Лицо у него совсем молодое. Ну да, ему же чуть больше двадцати. А глаза. Ну дракон и есть дракон. Ящер.
– Подарок. На свадьбу.
На скамью лег мешочек с серебром.
– Не ждал, Черноголовый?
– Ну почему же… – выдавил я.
– Я ведь и рассердиться могу, – напомнил Ивар. – Уж не думал ли ты, Ульф-хёвдинг, что слово Рагнарсона – горсть песка на ветру?
Я молчал. Наказать меня сейчас – проще простого. Один раз по голове тюкнуть. Хотя такой, как Ивар, мог бы без проблем убить меня и когда я был в полной силе. Я вообще не знаю никого, кто способен ему противостоять. Разве что его брат Бьёрн…
– Твоя доля выкупа от конунга англов, – сообщил Ивар. – Как обещал.
– Благодарю, – произнес я равнодушно. Деньги у меня и так есть. Но то, что мне надо, за деньги не купишь.
Ивар явно чего-то ждал от меня. Чего? Более пылкой благодарности? У меня не было настроения ни гадать, ни пресмыкаться. Так что он первым нарушил молчание:
– Я ведь тебе еще кое-что обещал, Ульф-хёвдинг. Не помнишь?
– Нет… Прости.
– Я обещал тебе, что со всяким, кто польстится на твою женщину, я обойдусь так же, как я обошелся с обидчиком моей Лив.
Да, было что-то такое после моей драки с Гримаром Скаммхальсом, который возомнил, что сможет стать мужем Гудрун, если меня прикончит. Ивар тогда захотел, чтобы я пошел с ним грабить англичан. И я не рискнул ему отказать. Особенно после того, как он объявил: всякий, кто посмеет в мое отсутствие покуситься на Гудрун, пожалеет о том, что родился на свет.
– …Так же, как я обошелся с обидчиком моей Лив.
Лив – одна из наложниц Ивара. Какой-то отморозок спьяну… польстился. Ивар его наказал. Да так, что даже папа Рагнар укорил сына за жестокость.
Я попытался вспомнить, как именно было сформулировано обещание Ивара. Это было важно. Скандинавы стараются выполнить клятву с юридической точностью. Буквально. Точность исполнения контролируется богами, и расправа с клятвопреступниками неотвратима, как приход зимы. Так они думают, и у них есть на то основания.
А что там было сказано? Если я поплыву с Иваром в Британию, то всякий, кто посмеет… И так далее. Без всяких оговорок и дополнительных условий. Кто-то посмел, и теперь Ивар пришел исполнить обязательства. И плевать, что я сам оставил Гудрун без защиты. Всякий, кто покусится…
Я вдруг почувствовал: где-то внутри моего измученного организма просыпается свирепая надежда. Где-то там, на поле проигранной битвы, вновь запела труба, сзывая рассеянное войско. Вчера я поклялся отомстить, не зная, как я это сделаю, но зная – должен. И вот теперь боги, или судьба, или… Да какая разница, кто… Дает мне шанс.
Не так. Не шанс – уверенность. Потому что Ивар Бескостный – это как заполучить всесокрушающий молот Тора.
У меня даже рука болеть перестала. Ивар Бескостный! Да у него свои люди во всей Дании. И любой здешний ярл, который лишь губы скривит, если я попрошу его о помощи, примчится со всех ног, если старший из Рагнарсонов просто пальцем поманит.
Только что у меня не было ничего, кроме моей клятвы. И меня самого, не способного самостоятельно подпоясаться. А теперь за моей спиной – самый страшный, нет, самый грозный конунг Дании. После Рагнара, конечно.
– Расскажи, как это случилось, – предложил Ивар. – Я должен знать.
Я рассказал. Всё как есть. Не так уж много. Учитывая, что о случившемся на Сконе он уже знал от отца.
Ивар выслушал меня очень внимательно и подвел итог:
– Ты поступил как должно, Ульф-хёвдинг, но тебе не повезло. И я знаю, почему так вышло.
Я спросил: почему?
– Один, – объяснил Рагнарсон. – Отец Воинов – не твой покровитель.
Я смотрел в неподвижные глаза Ивара и видел дракона. Дракон ухмылялся.
– Я не знаю, кто сжег твою усадьбу, – сказал Ивар, растягивая губы в улыбке. – Я не обещал беречь твое имущество. Но тот, кто покусился на твою жену, должен ответить. Неважно, жива она или мертва, сгорела или умерла позже. Я поклялся и сдержу клятву. Сам я не могу отправиться на поиски… – Тут Ивар сделал паузу: вдруг я буду настаивать на его личном участии?
Я не стал. Я понимал: клятва клятвой, но он – большой человек и у него большие дела. Будущее завоевание Англии, например. Да и как можно на чем-то настаивать, если говоришь с драконом? Кто может знать его мысли? А вот, если ты случайно окажешься у него под лапой, результат очевиден.
Ивар убедился, что я не собираюсь возражать, и продолжил:
– Ты дружен с моим хёвдингом: Красным Лисом из Скоген Лифер.
Скоген Лифер, Плотный Туман. Так скандинавы называли Ирландию.
– Да, это так, – подтвердил я.
Не то чтобы дружен… Но отношения у нас неплохие.
– Красный Лис и его люди займутся этим делом. Лиса же не зря называют Лисом. Он умен, хитер и неутомим. Почти как я, – Бескостный вновь улыбнулся. Так улыбается дракон, перед тем как выдохнуть пламя. – Он знает, что нужно делать, а если он ошибется, ты его поправишь. – Тут Рагнарсон окинул забинтованного меня изучающим взглядом и резюмировал: – Ты сможешь.
– Я не могу ни биться, ни грести, – предупредил я. – Даже застегнуть пояс сам не могу. Но конечно, я пойду с ним!
А как же иначе. Это мое дело и мой гейс.
– У Лиса хватает хирдманов, чтобы вращать весла и железо, – заявил Ивар. – Ему понадобятся твои глаза, твой ум и твой язык, а их, как я вижу, сконцы не тронули. Тот, кто напал на твой гренд, захватил кого-то из твоих людей.
– Или убил всех.
Ивар глянул на меня с сомнением. Сомнением в моем здравомыслии. Ну да, зачем уничтожать то, что можно продать. Бывают исключения. Например, когда весь навар жертвуется, скажем, Одину. Но тогда усадьбу не разграбили бы.
– Тот, кого мы ищем, захватил твоих людей, – терпеливо повторил Ивар, и я поспешно кивнул. – Возможно, он захочет кого-то продать, – продолжал Бескостный. – На его месте я сделал бы это где-то поблизости. Рабов бы продал, но задерживаться не стал. Пусть даже твой враг ничего не знает о моей клятве, но моему отцу не нравится, когда кто-то бесчинствует на Сёлунде. И об этом знают все.
«Особенно Мьёр-ярл, с помощью которого Рагнар и устроил провокацию, позволившую ему захватить здоровенный кусок Сконе», – подумал я.
Но мысль эту, естественно, не озвучил.
– Вы с Лисом побываете на всех крупных рынках рабов в Сконе, – сказал Ивар. – Ты наверняка сумеешь опознать своих людей или хотя бы описать их, чтобы знать, о ком следует предупредить, если их выставят на продажу.
Отличный план. Если всё получится, я смогу узнать имя своего врага. И, возможно, взять его след.
– Сегодня я и мои люди воспользуемся гостеприимством дочери Ормульфа Хальфдана, – сообщил старший сын Рагнара Лотброка, – а завтра отправимся в обратный путь. Ты поедешь с нами. И будет неплохо, если дочь Ормульфа погадает мне. Слыхал: Асы2 с ней накоротке. Один из них даже наградил ее сыном? Или то был ван3?
– Теперь это мой сын, – уточнил я на всякий случай.
Дракон поглядел на меня задумчиво. Но никак не откомментировал.
Встал, некоторое время глядел на спящего Медвежонка, потом изрек:
– Он – тоже.
– Что – тоже? – спросил я.
– Поедет с нами в Роскилле.
– Он – в беспамятстве. Не стоит его трогать.
– Завтра он очнется, – уверенно заявил Ивар. – Поедет с тобой на одном возу. И я передумал: мать его – тоже поедет. Мне потребуется ее помощь в одном деле.
И вышел. А через минуту вошла Рунгерд.
Очень напряженная, я бы даже сказал, испуганная. Немудрено. Ивара побаивались даже его собственные хольды.
Я передал наш разговор. Она выслушала и кивнула. Она наверняка знала об Иваре не меньше меня. Вполне достаточно, чтобы не спорить с драконом.
Понравилось ли ей распоряжение Рагнарсона? Не знаю. Выслушала, встала и занялась организацией расширенной трапезы. Гостей следовало накормить, и накормить качественно. Особенно таких гостей.
