Buch lesen: «Княжий человек»

Глава 1

Трудности судоходства

По серо-зелёным водам Ловати, разлившейся вширь от майских ручьёв, били вёсла сотен наскоро сделанных кораблей-однодеревок, уверенно плывших против течения. На большинстве из них стояли паруса – ветер благоприятствовал и гнал кораблики купцов, охотников и просто искателей приключений к волокам, через которые лежал путь на Юг, к стольным и богатым городам Киеву, Вышгороду, Чернигову… Однодеревки и сами по себе служили товаром – на далёком Юге их пустят на полезные постройки. А вот товары, что они несли на борту – богатства Севера: меха, воск, кость – сулили несметную прибыль тому, кто сумеет их доставить и продать на изобильных и шумных ярмарках Великого торгового пути «из варяг в греки».

Среди них плыли и полтора десятка кораблей видного купца Путяты Жирославовича, а на одном из принадлежавших ему судов работал вёслами Данила Молодцов, парень двадцати шести лет, кудрявый, светловолосый, с чуть темноватой бородкой, одетый в ту же одежду, что и прочие гребцы, но… чужой. Чуждый всему здешнему окружению и обычаям.

Год назад он вполне беззаботно собирался отмечать день рождения друга и по неведомой причине вдруг оказался в совершенно незнакомом мире далёкого прошлого, где ничего не умеющий чужак, по всем правилам и законам, должен был замёрзнуть где-нибудь в хлеву, закованный в колодки. Но Данила, неожиданно в первую очередь для себя, умудрился выжить. И более того – стать своим в компании смелых и отважных ребят. Его приняла в своё дружное братство ватага обережников – купеческих охранников под командованием неимоверно крутого батьки, варяга Воислава Игоревича.

Оглядываясь назад, в своё недавнее прошлое сразу после необъяснимого путешествия в мир средневековья, Данила понимал, что просто не мог выжить. То, что он сейчас сидит на лодке и гребёт, а в сундуке лежит упрятанный подальше от влаги меч – его меч! – не меньшее чудо, чем поразительное перемещение из века двадцать первого в век десятый.

Чудо, конечно, чудом и останется, но без новых друзей – Шибриды, Клека, Скорохвата и самого батьки Воислава, который во многом по доброте душевной на пристани Бродова взял лоха-неумеху в свою команду, – не вдыхал бы сейчас Молодцов дивный воздух русского северо-запада. И тем больнее было вспоминать тех обережников, с которыми он успел подружиться, но которые не пережили последний год.

– Слева! – раздался крик Шустрика.

Молодцов, не переставая работать, повернулся на звук.

М-да… Речка, конечно, не была так плотно заставлена судами, как автотрасса машинами в пробку, но лодок на ней тоже хватало. Данила в пределах видимости мог насчитать десятка три, не меньше. Иногда расстояние между ними сокращалось до одного-трёх корпусов, а это была уже опасная близость.

Он грёб на двухвёсельной однодеревке на пару с Клеком, у руля стоял опытный Шибрида (река в половодье бывает не менее опасна, чем волнующееся море), вперёд смотрящим был челядин Шустрик, а за ним, подобрав ножки под пёстрой рубахой, сидела Улада и вышивала.

Вереница кораблей Путяты растянулась километров на пять, первые уже скрылись за поворотом Ловати. Однодеревка Шибриды, как одного из самых опытных кормчих, замыкала колонну. Все лодки плыли, стараясь держаться ближе к берегу, где течение было послабее, но вот коллеги по бизнесу по левую сторону на своих трёх однодеревках вылезли на самый стрежень. То ли обогнать решили и прийти к волокам раньше всех, то ли просто пиво в голову ударило, но эти придурки нашли себе приключения – и на голову, и на другое место.

С течением они явно не справлялись, да ещё ветер подул такой противный, восточный, так что лодки торопливых купцов стало разворачивать – и прямо на суда обережников.

– Чего эти полудохлые тюлени телепаются? Поворачивать надо лодку и идти по течению. У, бескостные слизни, – выругался Шибрида.

– Может, в воронку попали? – предположил Клек, не переставая работать вёслами.

Оба двоюродных брата были похожи как два перста и выглядели чистыми скандинавами: выступающие брови, круглые скулы, мощные челюсти, рыжие густые волосы, голубые глаза. Судя по отчеству Сигаровичи, их отец был викингом по имени Сигар, что означало «воин победы», нурманом или свеем по крови. Данила один раз и вовсе слышал, как Вуефаст, второй воин после Воислава и главный кормчий команды, называл их необычными именами: Клак и Зигфрид. Выходило, что Шибрида и Клек – это переделанные на словенский манер скандинавские имена. Но братья считали себя не скандинавами или викингами, а варягами! Поэтому бороды они сбривали начисто и носили только длинные усы, доходившие до подбородка.

– Или водяной балует! – пискнул Шустрик.

– Никшни, – уронил Шибрида; но задумался.

Клек тоже молчал, он мог сказать только то, что его брат и так знал. На взгляд Данилы, вариантов было три.

Первый – бросать якорь и тормозить. Однако течение их тоже могло подхватить и выбросить на отмель. Сами они останутся невредимыми, но товар!.. Меха от воды испортятся, а это такие деньжищи! Данила в прошлой жизни пытался быть коммерсантом. Если сравнить цены прошлого и будущего, то в однодеревке они везли груз равный стоимостью если не танкеру с нефтью, то уж солидной барже, гружённой цветметом, точно.

Вторым вариантом было налечь на вёсла и постараться обогнать косоруких лоцманов. При таком ветре и течении задача была непростая, да и риск столкновения оставался, но уже на большой воде.

Третий вариант – поменять курс и попытаться уклониться от потерявших управление однодеревок, с тем же переменным риском, что и во втором варианте.

До вертевшихся на реке лодок оставалось уже меньше перестрела, метров примерно сто пятьдесят – Данила уже начал привыкать считать расстояния в древних мерах длины.

– Крепи! – закричал Шибрида, он принял решение.

Оба обережника упёрлись ногами в палубу, прижали рукояти вёсел, зафиксировав их в положении под водой. Набравшая скорость однодеревка начала замедляться – и практически сразу её стало разворачивать по течению.

– Правый – табань, левый – стой! – крикнули с кормы.

Данила поднял весло, а Клек, мгновенно повернувшись на скамье, стал быстро выгребать, отчего нос лодки тут же развернуло к середине реки.

– Оба, греби!

Клек вернулся в предыдущее положение, и они с Данилой слаженно вспенили вёслами воду Ловати. Течение и старания обережников быстро разогнали однодеревку до приличной скорости, теперь она быстро уходила с курса кружившихся на воде лодок. Но их всё равно несло за ней, будто привязанных. Шибриде тоже особо поманеврировать не удавалось, впереди из Новгорода по Ловати шли нескончаемым потоком десятки и десятки одинаковых однодеревок. Чуть зазеваешься – не миновать беды. Впрочем, кормчие на встречных лодках видели ситуацию и старались давать дорогу уходившим от столкновения.

Данила то и дело поглядывал на Уладу. Та, умница, подвернула подол, сапожки и другое имущество собрала в небольшую котомку, которую закинула за спину, – в общем, готовилась к худшему. Эх, не хотелось бы вот так, по-глупому, опрокинуться.

Тем временем одна из лодок успешно влетела на мель, да так, что часть экипажа вылетела в воду от резкой остановки. Вторую прибило к затопленному берегу, поросшему густым лесом. Около берега из воды шипами торчали ветки. Судя по тому, как шустро принялись гребцы забрасывать свёртки с мехами на голые кроны деревьев, никто серьёзно не пострадал.

Ну а третью лодку как раз несло на однодеревку обережников. По закону подлости именно в этот момент на стрежень на своих плавсредствах вылезла другая группа лоцманов-недоумков, так что Шибрида вынужден был отвернуть и потерять ещё в скорости.

Данила посмотрел на приближавшуюся посудину и понял, что столкновение неизбежно. До неё оставалось метров пять, было хорошо видно, что экипаж её занят бессмысленной суетой, а один из его членов с воем прижимает ладони к лицу.

– Даниил, за багор! – рыкнул Шибрида и командным боевым голосом крикнул тем, кто плыл на соседней лодке: – Правый – табань, левый – крепи! Правым – табань, левым – крепи, забери вас Хель!!!

Молодцов едва успел поднять багор, как сразу пришлось пустить его в ход. Они вместе с Клеком – тот вытащил весло из уключины – вогнали своё «оружие» в борт приближавшейся однодеревки, упёрлись ногами в днище судна, замерли в предельном напряжении, словно в строю. Обе однодеревки соединились, сцепились, будто намертво, – и стали закручиваться уже вдвоём.

Шибрида ногой открыл крышку сундука на банке, не отпуская кормило, вытащил оттуда меч. Воздел его к небу.

– Правый – крепи, левый – табань! – закричал он. – Перуном клянусь, если вы, безмозглые собаки, отрыжки дохлых коз, нас опрокинете, я каждому вскрою его гнилую требуху и заставлю сожрать! Молниерукий со мной!!!

От последнего крика варяга даже Даниле стало не по себе, а уж тем, к кому он был обращён, и подавно. Мотивирующая речь Шибриды возымела своё действие: на лодке зашевелились, забегали, сели на вёсла, и посудина стала замедлять вращение.

– Даниил, на скамью! Табань! Брат, держи весло.

Молодцов тут же выполнил команду, сел как положено и что есть сил стал выгребать. Среди всей этой кутерьмы ему в голову полезли глупые мысли о том, что теперь он может работать и смотреть на Уладу, которая вольготно устроилась на носу рядом с Шустриком. Заметив взгляд Данилы и словно угадав его мысли, она подмигнула. Молодцов улыбнулся в ответ.

Меж тем его усилия не пропали даром: однодеревки разошлись дальше чем на длину весла, Клек тут же уселся на скамью и стал вместе с Данилой разгонять лодку.

– Оба греби! – крикнул Шибрида, поворачивая кормило, когда расстояние между двумя судёнышками увеличилось метров до тридцати.

Данила не без сожаления развернулся на сто восемьдесят градусов. Их однодеревка ложилась на верный курс.

Глава 2

Улада

Лодка, ведомая уверенной рукой Шибриды, легко прошла кривую излучины и вышла на прямой участок реки. На оставшихся кораблях Путяты её заметили и поприветствовали радостными криками, экипаж однодеревки не остался в долгу – приятно, когда за тебя переживают, – но от работы не отвлёкся. Данила ритмично грёб вёслами в такт с Клеком, слушая плеск воды по бортам и то, как Улада тихо напевала что-то за спиной.

Отчаянно тяжёлой работы – гребли против течения, перетаскивания кораблей через волоки и прочего – предстояло ещё минимум дней десять. Даниле было нелегко, но за прошлый год он уже успел достаточно натренироваться. Тогда они плыли вверх по Днепру на главном корабле Путяты, семипарной «Лебёдушке», и ворочать приходилось настоящее корабельное весло. Молодцов и тогда справился, тем более работал он не один – вместе с ним на скамье грёб обережник Ждан. С ним Данила за несколько месяцев путешествия по-настоящему сдружился.

Ждан погиб этой зимой, во время стычки с нурманами, осадившими заимку охотника Завида, где остановились купцы со своей охраной. Страшная была битва. Эх… Ждан, Ждан, пусть тебе будет хорошо в Ирии, куда ты наверняка попал по праву. А Данила выжил.

И теперь, после ладьи, вёсла однодеревки ему казались всё равно что тростинки. Он вообще очень многому научился за прошлый год: варить на огне съедобную кашу без соли, штопать одежду и собственную шкуру при надобности, плотничать и ещё много чего другого делать. Это не считая основных навыков – строевого боя и умения фехтовать мечом.

Данилу не просто взяли в ватагу, а взялись обучать воинскому искусству. И всё благодаря просьбе кузнеца Вакулы, приходившегося близким другом Воиславу. Чем Вакула был обязан Молодцову – отдельная история.

Умение обращаться с холодным оружием и работа вообще с любым оружием, наука быть воином – вот что являло собой настоящее сокровище. Ради этого Данила был готов терпеть все трудности и неудобства своего нового дома. Жизнь воина меняла что-то важное внутри него, делала его по-настоящему сильнее, лучше. Неизвестно, правда, была ли это в большей степени заслуга самого новоиспечённого обережника, или за это надо было благодарить учителей: варягов Воислава, Клека, Шибриду, южанина Скорохвата, новгородца Будима, Жаворонка и других обережников, с которыми Данила уже бился в одном строю плечом к плечу.

Но не только из-за умения выпустить кишки ближнему своему, несмотря ни на что, Даниле приглянулся новый мир. Было в нём ещё кое-что – вполне явная, осязаемая настоящность… Настоящая природа, настоящее, подлинно важное дело, настоящее оружие, настоящие друзья. И даже настоящие враги – чтоб их! – вызывающие уважение. Каждый из купеческих охранников был готов, в случае надобности, встать горой за Молодцова, и Данила, ни секунды не медля, готов был ответить им тем же.

И кроме этого Данила узнал, что такое настоящие отношения… Нет, мерзкое слово. Пусть будет – настоящая близость. Он оглянулся на свою спутницу, пожелавшую отправиться с ним в далёкое путешествие. Словно почувствовав его взгляд, Улада оторвалась от вышивки, вопросительно посмотрела на него своими потрясающими карими глазами. Честными, доверчивыми и порочными одновременно. Руки девушки, как всегда, были заняты каким-то рукодельем. Данила ни разу не видел её бездельничающей. Тёмно-русые волосы были заплетены в толстую косу – причёска незамужней девушки, как уже знал Молодцов. Голову украшал замысловатый убор: широкая полоса ткани, щедро расшитая бисером и цветными нитками, украшенная стёклышками и бусами. К этой обвязке и к самим волосам на висках Улада умудрялась прикреплять затейливые кольца из серебра. Большие серьги её тоже были изготовлены отнюдь не из меди. В целом всё смотрелось очень красиво и гармонично. Даниле нравилось.

– Молодец, ритм! Дери тебя за гузно!

Улада тихо хихикнула и уткнулась в шитьё, Данила чертыхнулся и вновь заработал в одном темпе с Клеком.

Об Уладе следовало сказать особо. Познакомилась она с Молодцовым просто – в публичном доме Новгорода.

Тот заметил, что девушка слишком умная и непростая для обычной проститутки, явно способная на большее, чем раздвигать ноги перед боярами и варягами. И имел неосторожность высказать это предположение вслух – и попал точно в цель. И вроде бы сказал – и забыли, но потом закрутились такие обстоятельства, что Данила снова был вынужден встретиться с Уладой и в очередной раз оценить её необычность.

Новгородская куртизанка была непричастна к приключениям Молодцова, но и в самом деле оказалась гетерой – так древние римляне называли шпионок, которых засылали в лагеря к варварам в качестве дорогих подарков. Те там пакостили по-всякому: сведения выведывали, ссоры между вождями устраивали, иногда и самих вождей отправляли в Валхаллу. Только Улада проводила шпионскую деятельность не по приказам из Рима, а в угоду одного ушлого боярина.

После этой довольно странной истории с Данилой Улада очень сильно помогла всем обережникам – вовремя отправила весть о том, что один очень жадный и злопамятный нурман идёт по их следу. Молодцову не хотелось бы знать, как она это выведала. Не стал он спрашивать и когда принёс серебро для неё от всей ватаги, в благодарность за помощь. Улада серебро приняла, но попросила взять её с собой на Юг. Данила поговорил с Воиславом, и тот дал согласие.

Молодцов родился и вырос в благополучной семье, ему грех было жаловаться на жизнь. Когда ему было семь, мама развелась со своим первым мужем. И через год, с ребёнком на руках, вышла замуж за другого мужчину, которого Данила и считал своим папой. Она родила ему ещё одного сына, Мишку, любимца всей семьи.

Данила посещал приличную школу, позже поступил в солидный вуз, об армии даже разговора не было. И всё это время он занимался разными боевыми искусствами. Будто искал что-то стоящее, как и все остальные, впрочем. Один раз, ещё в детстве, ему довелось заниматься у очень крутого сэнсэя. Жаль, дальше с занятиями не срослось, руководитель секции куда-то пропал, как в воду канул – ни слуху ни духу.

Под конец учёбы в универе Данила перевёлся на заочное и стал крутить с друзьями свой бизнес. Бизнес, конечно, громко сказано. Скорее подработки то там, то здесь, плюс сомнительные, как выразился бы отец, махинации. Особо к деньгам и статусу Молодцов не рвался, старался не отягощать себя проблемами и зарабатывал ровно столько, чтобы хватало на любимые развлечения: занятие спортом, общение с девушками и на то, чтобы чувствовать себя в меру свободным.

Примерно в таком ключе Данила искал и спутниц: развлечься, поговорить, заняться сексом, а дальше – как пойдёт, лишь бы не связывать себя сильно. Понятно, ни о какой семье при таком отношении не могло быть и речи. Молодцов считал, что ему ещё рано.

И вот появилась Улада. Данила не знал, в каком качестве он взял её с собой. Местные традиции не запрещали брать в жёны или наложницы нескольких девушек. Сколько сможешь прокормить – столько и бери. Но вот кем приходилась ему Улада, Молодцов не мог сказать. Невеста, постельная девка, друг? Нужна ли ему умная предприимчивая шлюха из новгородского публичного дома? Да, красивая и рукодельная, в постели хороша, а вот чтобы испытывать что-то… В просьбе взять её с собой никаких нежных чувств не было: Улада искала перспективу, и она явно открывалась перед ней в более многолюдном и богатом Киеве. Оттуда и в Константинополь, Царьград по-здешнему, попасть можно. В общем, путешествие было ещё одной платой за помощь, оказанную зимой.

К удивлению Молодцова, Улада не только не была в походе обузой, а оказалась очень даже полезной. Она обшивала и обстирывала команду, чистила посуду – словом, занималась всякими хозяйственными делами и полностью взяла на себя руководство Шустриком. Также Улада по собственному почину вызвалась следить за баснословно дорогим товаром – мехами, что везли в лодке. Дорогие шкурки – товар капризный, воды абсолютно не переносивший. Тщательно упакованные свёртки тем не менее следовало периодически перекладывать и осматривать: не попала ли через щель речная вода на драгоценный груз.

Ещё Улада вкусно готовила из припасов на лодке, вовсе не поражавших разнообразием. Нет, братья-варяги тоже запросто могли сварить уху или гуляш, но готовили по-мужски: порезал, побросал в котёл, закипело – уже можно есть.

В итоге от присутствия Улады в лодке были одни плюсы. Но были ещё и остановки.

На второй день плавания караван Путяты нашёл подходящее место для ночёвки. Лодки вытащили на берег, уже изрядно заставленный плавсредствами других купцов, разожгли костры, разбили палатки. Данила, отправляясь ко сну, робел, как нецелованный перед первым разом с девушкой. Ведь по идее он должен решить и объявить всей команде, кто ему Улада: жена, наложница или никто. Тогда вполне закономерно, что ничего не помешает Уладе предлагать другим обережникам те же услуги, что она предоставляла в новгородском борделе. На глазах у Молодцова.

Они вдвоём устроились в дальнем конце палатки, у самой стенки. Данила реально не знал, что и делать, только приобнял девушку ласково. А вот его спутница знала. Не успел молодой человек опомниться, как девичьи пальчики развязали пояс, высвободили наружу его мужское достоинство, ласково, но уверенно привели в боевую готовность.

Долго упрашивать Данилу не пришлось, он пару недель не был с женщиной. Улада забралась на него сверху, приподняла подол рубахи, помогла себе рукой и соединилась с ним, не снимая одежды. Не потому, что стеснялась лежавших рядом мужчин (ещё чего, что они там нового бы увидели?), а потому, что холодно. Начало мая всё-таки.

Короткое воздержание сказалось на Даниле. Ощутив на себе жаркую женскую плоть, он вцепился в девичьи бёдра и почти сразу испытал оргазм. Только Уладу это ничуть не смутило, она продолжила на нём двигаться, плавно изгибаясь, стискивая интимными мышцами мужской орган.

Данила вновь ощутил прилив сил, руками задал девушке нужный ритм. Улада сама угадывала нужные движения, нужную скорость, будто знала каждое его желание. Иногда она подстраивалась под них, иногда шла наперекор. Это заводило ещё больше. Молодцов стиснул зубы от нараставшего удовольствия и вскоре кончил второй раз.

Улада освободила его от своих жарких объятий и как ни в чём не бывало забралась к нему под бочок. Ещё, правда, чмокнула в щёчку.

А Клек выдал шутку, что-то типа: спасибо, что нам воздух нагрели.

Данила слегка прифигел от такой непосредственности, но стараниями Улады его сильно клонило в сон и раздумывать о чём-либо было лень.

На следующий день Клек намекнул, что неплохо было бы, чтобы Улада погрела воздух не только Даниле, но и другим его товарищам. На что Молодцов, удивив себя, довольно резко ответил:

– Это моя женщина.

Всё! На этом разговор был исчерпан. Да, варяги во время плавания и на остановках отпускали шуточки про то, как Данила любит погреться, да про его жадность и неуважение к друзьям. Но не более. Никто не смел тронуть или обидеть Уладу или же напомнить о её предыдущей профессии.

И это Клек с Шибридой, которые в схватке один на один, за три вздоха, могут Даниле устроить ещё одну удивительную телепортацию, правда, уже в мир иной. Но они всё равно уважали Данилу и его честь. Потому что он был один из них – обережник. Потому что он сражался рядом с ними и проливал кровь. Потому что они понимали, что такое воинское братство. Настоящие друзья – такие дорогого стоят, а скорее, им и вовсе цены нет. Их можно только завоевать, как это сделал Молодцов.

И притом Данила помнил, что они уже помогли ему и Уладе, ведь боярин, который платил девушке за информацию, не захотел упускать такой ценный кадр.

* * *

По раскисшей от дождей дорожке, втиснутой между двумя высокими заборами, ехали трое всадников. Лошадки были маленькие, а ездоки, наоборот, дюжие, высокие, их ступни в отсутствие стремян почти касались раскисшей грязюки, по которой хлюпали копытами животные.

Внезапно путь им преградил вынырнувший из тени человек. По ножнам на бедре любому становилось понятно, что перед ними воин, причём достаточно умелый и богатый. Всадники сразу напряглись.

– Чего надо? – спросил старший, толстяк в промокшей шубе и шапке; заплывшее жиром лицо наполовину скрывала густая борода, круглый живот перетягивал изукрашенный пояс с широким ножом.

– Разговор есть.

Встречный выставил руки открытыми ладонями вперёд – в знак отсутствия злых намерений.

– О чём мне с тобой говорить?! – толстяк открыл рот, видимо, хотел добавить «холоп», но не решился.

А вот его охрана, два бугая с бычьими шеями, жест доброй воли проигнорировали. Подъехали вперёд так, что стиснули с боков лошадку хозяина. У обоих к седлу были принайтовлены дубины – местное оружие самообороны. Относиться к нему пренебрежительно не стоило: дубинка в умелых руках – страшное оружие, не хуже топора или кистеня.

– Есть нам о чём рядиться, Мирошка Водовик!

– Ты кто таков? Я тебя не знаю.

– Разве? Не признал, что ли? У Добрыни в детинце я тебя видел.

Данила стянул с головы мокрую шапку. Стали видны чуть курчавые соломенные волосы и такого же цвета борода.

– Ааа… Знаю тебя, ты Воислава обережник, что с Путятой порядился. Ну, чего надо?

Боярин маслено улыбнулся: знал, сука, по какому делу Данила в этот вечер под дождём мокнет и грязь месит.

– Затем. Отдай девку.

– Какую девку?

– Какую холоп твой не отпускает, по твоей указке.

– Мой Якунка мне верно служит и прибыток приносит, и он, как ты правильно сказал, мне холоп, а девка – челядина, так что пусть трудится, пока на лицо красна.

– Ой, брешешь ты, боярин, что пёс шелудивый.

Водовик на оскорбления отвечать не стал, а может, не посчитал это оскорблением, лишь прищурился и добродушно проговорил:

– Ты, видать, Молодец, решил: коль мёду в княжьем детинце пригубил, так, значит, тебе боги благоволят? А уж если меч где-то нашёл, то и вовсе сотником княжьим себя возомнил. Ну ничего, как есть окажу тебе услугу, поучу тебя маленько на будущее. Ребятки, а ну-ка стряхните с него спесь.

Ребятки только стали заворачивать рукава, как позади них дважды хлюпнуло. Клек и Шибрида. Чтобы оценить всё их мастерство, нужно было знать, что прятались они на чужих подворьях, которые по обычаю сторожили псы размером с телёнка, а то и вовсе медведи на цепи.

Но ни чуткий нос, ни глаза слуг варягов не заметили, а в нужный момент они лихо перепрыгнули частокол и оказались за спинами охранников Водовика, тут же приставив к их шеям отточенные ножи.

Боярин испуганно оглянулся и снова вздрогнул. Внезапно перед ним оказался Данила с уже обнажённым мечом в вытянутой руке, остриё клинка погрузилось в бороду, едва не коснувшись шеи.

Даниле даже самому понравилось, как он всё исполнил: резкий прыжок, быстрый выпад, всё как учил батька Воислав.

– Давай, боярин, – тихо и учтиво сказал он, – закричи, только закричи, дай повод.

Мирошка Водовик молчал, он был смелым человеком, но ещё и благоразумным.

– Так вот, давай тогда закончим разговор, – продолжил Данила. – Знаешь, боярин, чем твоё оружие смерда отличается от благородного меча?

– Ну и чем?

– А тем, что у тесака тупого одно лезвие, а у меча два, и режут они в обе стороны. Ну, понял?

Боярин молчал.

– Да что с ними болтать? Кровь пустить – и всех делов, – сказал Клек, на этот раз скандинавский акцент в его словах слышался отчётливее. Водовик заметно занервничал: репутация у нурманов, свеев, данов и прочих викингов была очень характерная.

– Он же вроде как человек Добрыни, нехорошо его убивать будет, – ответил Молодцов. – А тебе, бочка пустая, я растолкую. Девка, Улада, могла слухи тайные рассказывать не только о других, про тебя самого, кочета ощипанного, она тоже многое знает. Если слух пустить, скольким важным людям ты дорожку перешёл, тебе и всему роду твоему будет несдобровать. А теперь скажи, боярин, – меч Данилы чуть скользнул вперёд, остриё едва коснулось кадыка, – что мне помешает тебя прямо здесь убить, а голову твою в дар другим купцам отправить, они за неё немало серебра отсыпят?

– Не надо, – с трудом проговорил Водовик – меч мешал открывать рот, – забирайте девку, Морена с ней, только отпустите.

– А за неуважение виру кто платить будет? Ты, что ли? – Шибрида обратился к охраннику и чуть надавил ножом – алая струйка побежала по шее за шиворот.

– Я отдам. Сколько скажете, отдам.

– Конечно, отдашь, – посулил Клек.

Данила упёр меч в живот охраннику, которого до этого держал Шибрида, а сам варяг быстро сорвал с шеи боярина гривну – обруч из переплетённой серебряной проволоки, – стянул вместе с кошельком и ножнами пояс, не забыл стянуть увесистое кольцо с указательного пальца.

– А теперь пообещай, что не будешь искать мести нам или Уладе. Пообещай так, чтобы я поверил, – сурово произнёс Данила.

– Да пусть приходит, – с напускной бравадой заявил Клек, – один такой к нам приходил. Звали его Гуннар Скряга. Слышал о таком, боярин, слышал?

Варяг ткнул Водовика в бок рукоятью ножа. Тот живо отреагировал.

– Клянусь, Волохом клянусь, чтобы у меня скот и вся челядь перемерла, чтоб весь мой род пожелтел, не буду умышлять против вас никакого зла.

Данила вообще-то был крещёный, но упоминать о своём вероисповедании не стал. Слова о милосердном Христе могли дать язычнику обманчивую надежду, что Молодцов не сдержит своё обещание убить боярина. А Данила этого жирного борова мог прирезать, за Уладу, за эту девку, которую знал от силы пару месяцев, мог запросто.

– Ладно, верю тебе. А теперь езжайте до конца переулка, не оборачиваясь. Обернётесь – стрелу в спину получите.

Братья-варяги опять показали себя с лучшей стороны: протопали по слякоти как по бульвару, почти бесшумно. Данила за ними еле успевал. А весь следующий день у него болела рука – умудрился сухожилие потянуть, когда меч выхватывал, вроде ведь и тренировался уже довольно долго, а всё равно лопухнулся. Так-то, мечи – детям не игрушки.

Улада, когда обережники вели переговоры с боярином, давно со всеми вещичками сидела в однодеревке, которой предстояло отправиться в путь. А с рассветом весь караван купца Путяты снялся со швартовых.

Так и поплыли Данила и Улада вместе, разделяя тяготы и приятные моменты путешествия, поддерживая друг друга, чем могли. Забота о близком, совместный быт, секс… Может, это и есть любовь?

Глава 3

Деловые переговоры

К вечеру подул лёгкий северный ветерок. Шибрида велел поставить парус. Ветра было недостаточно, чтобы однодеревка могла преодолевать упрямое течение Ловати, но он немного облегчил работу. Обережники снизили темп гребли до прогулочного, тем более что они уже приближались к месту стоянки.

Вдоль берега тянулись огоньки костров. Немногочисленные удобные спуски к воде были забиты лодками, те, кому не хватило места, швартовались прямо за полузатопленные корневища или стволы деревьев. Вереница из одинаковых неказистых однодеревок протянулась вдоль берегов на многие километры, а лодки всё прибывали и прибывали. Если бы Молодцов с друзьями плыл в одиночку, им бы понадобилось очень много времени, чтобы найти место, где можно было бы выбраться на берег. Но индивидуальность тут не поощрялась. Всё решают старшие в роду, в цеху, в воинской дружине. Можно, конечно, и одному пожить, но это чревато последствиями вроде смерти или обращения в рабство.

Ещё до захода солнца обережники добрались до отмели, где остановились полтора десятка судов Путяты, все в целости и сохранности. Среди них было «забронировано» место для однодеревки Шибриды.

Обережники вытащили лодку на берег, Данила помог спуститься Уладе. Дальше каждый знал свои обязанности: Шустрик отправился собирать хворост, Данила и Клек занялись палаткой и разведением костра, Улада – готовкой. Шибрида ушёл к батьке Воиславу: узнать, как дела и нужно ли выставлять дозорных.

Купцы, пусть и не сговариваясь, всегда старались держаться вместе, большим караваном. Гуртом безопаснее – меньше вероятность, что нападут разбойники или какой-нибудь князь, возжелавший хапнуть лишнего. Владимир свои земли держал в узде крепко, но случиться может всякое, так что лучше быть настороже.

«Настоящий воин всегда внимателен и насторожён, хоть на бабе! – так говорил батька. – Если он нюхом, слухом и сердцем окрест вокруг всё не чувствует, значит, это не вой, а так – мишень, чучело, соломой набитое, по которому лучники учатся стрелять».

Даже в двадцать первом веке, откуда прибыл Молодцов, навыки, о которых говорил Воислав, могли бы оказываться полезными. Если бы вдруг Данила переместился обратно. Сам он пока не хотел возвращаться. В первую очередь он хотел выудить из батьки Воислава все его знания о фехтовании, стать настоящим воином, а потом… О дальнейшем можно будет подумать и позже. Зачем, спрашивается, в двадцать первом веке умение фехтовать мечом? Может быть, потому, что это круто? Может, оттого, что Данила, с каждым днём оттачивая фехтовальное мастерство, чувствовал себя сильнее? Или же это в нём говорила смесь упрямства с любопытством?