– Мудреная у вас коммерция, Дина!
– Что ж? Какое кому дело дано, что кто умеет оправдать.
– И часто вас надувают в платежах таким образом?
– Да считайте, что из десяти клиентов три не платят.
– Однако! И все-таки выгодно торговать?
Дина уклончиво улыбнулась.
– Живу.
– Имеются у вас конкурентки? Много таких промышленниц в Петербурге?
– Да, есть… Порядочно много… Эльза Чухонка, Берта Егоровна, мадам Юдифь, Ольга Кривая…
– И все имеют свою булку с маслом?
– Не жалуются. Я-то, конечно, не чета им, в первый номер иду, в большие дома вхожа, репутацию имею. Но некоторые, – вот мадам Юдифь, например, – даже больше меня зарабатывают. Ну, только это потому, что их коммерция нечистая, приторговывают…
– То есть?
– Мой товар модный и галантерейный, а они и от живого товара не прочь. Свидания устраивают, сводничают. Юдифь – та прямо эту специальность имеет. Конечное дело, выгодно. Как не выгодно? Ну, это – кому в охоту, и совести если нет. Я вот не могу. Доходно, а руки не поднимаются. Видно, дурна ли я, хороша ли, а совести, кому она от рождения дана, не изживешь… Вон Ольга Кривая и краденое покупает, с воришками знается… Еще выгоднее. Стыдно, не умею… Помилуйте! У меня племянницы взрослые, с образованием девушки… Очень хорошие, честные, порядочные… Даю вам благородное слово…
Дина задумалась.
– Вообще, хотелось бы кончить все это. Пора. Двадцать лет бьюсь как пан Марек мычется по пеклу. Шутка сказать: мне пятьдесят лет, я старуха, мне бы внучат качать, чтобы бабушкой меня звали, а вот она – жизнь то моя, покой мой…
Дина выразительно поднесла руку к замалеванному синяку:
– Только и заслужила.
– Да, завидовать нечему…
– А, если бы вы знали, сколько других беспокойств!
Дина даже рукой махнула.
– Всякий то норовит отщипнуть у тебя кусок себе; со всяким то делись; от всякого то бойся доноса. Получишь дорогой, фартовый товар – думаешь: вот наживу сто на сто. Куда там! Не тут-то было! Как начнут рвать направо, налево подлипалы всякие, – благодари Бога, если останется в свою пользу двадцать процентов: остальное – так вот все само, в руках твоих, зримо и растает… Не будь у меня племянниц бедных, давно бы бросила. Племянницам хочется хорошее приданое дать… Вот, нет ли у вас женишка? – засмеялась она.
Я ответил ей в тон:
– Как не быть? У вас товар, у нас купец. Охотников взять красивую невесту с деньгами в Петербурге сколько угодно. По многу ли сулите?
– Да уж куда ни шло, по большой красненькой на каждую расшибусь.
– По десяти тысяч? Ого!
– А для хорошего человека, если с ручательством, что верный – не обидчик, пить не станет и девку не заведет, можно и прибавить…
– Дина, да ведь у вас их с руками оторвут: по нынешним временам ваши племянницы – клад…
– Да уж я, что касательно домашнего интереса, люблю так, чтобы все было по-хорошему… Да… Награжу всех, выдам, устрою – и забастую. Мне, старухе, много не надо. Сохраню себе малый кусок. Авось, буду сыта.
– По монастырям, поди, станете ездить? Грехи замаливать?
Дина сжала губы.
– Не очень то я, знаете… Не охотница… Нет, просто на покой хочу… Ну, буду у племянниц гостить, от одной к другой ездить… Ничего, они у меня добрые, любят меня, не поскучают…
Дина – контрабандистка настоящая. Но огромный спрос на всякого рода запретный товар породил в Петербурге особые промыслы контрабанды мнимой, притворной: таков уж наш цивилизованный век, что даже контрабанда – и та стала жертвой фальсификации.
Обедая у иных петербуржцев, вы часто замечаете на столе бутылки со странными ярлыками, непохожими на этикетки обычно ходовых фирм. Содержимое бутылок иногда оказывается никуда негодным месивом, а то вдруг случайно выпадает – нектар. В последнем случае, вы, конечно интересуетесь:
– Где вы достаете такую прелесть?
Хозяева улыбаются таинственно.
– Это секрет.
В настоящее время – уже секрет полишинеля, потому что он неоднократно обнаружен, уличен, выведен на свежую воду и даже, кажется, побывал под судом.
К вам является неопределенное существо женского пола, полудама, полубаба.
– Что вам?
Существо оглядывается с видом заговорщицы.
– Дельце к вам… В особенную поговорить хотелось бы…
– Лиза, выйдите… Ну-с?
– Наслышаны мы, что у вас бывает много гостей.
– Случается… Так что же?
– Стало быть, вина у вас много идет… В магазинах берете? Дорого оно в магазинах-то. Да и нехорошее. Чистого вина нонче днем с огнем не найдешь в магазинах. Либо надо платить бешеные деньги…
– Совершенно верно. Дальше?
– Хочу вам предложить: не пожелаете ли, чтобы я вам поставляла вина? Самых высших сортов, за чистоту и качество ручаюсь; если не понравится, хоть и денег не платите.
– А как дороги?
– По рублю бутылка огулом.
– Какие марки?
Баба-дама называет очень высокие заграничные вина: шамбертен, мутон-ротшильд…
– Ну, голубушка, – рекомендуете вы ей, – проваливайте, откуда пришли, и благодарите Бога, что я не зову полицию. По рублю за бутылку продавать мутон-ротшильд в состоянии только вор: очевидно, вина ваши краденые.
Баба-дама, ничуть не смутясь, возражает:
– Никак нет. Как можно, чтобы краденые? Мы только что без патента торгуем, а на каждую партию, которую будем доставлять, мы в полном своем праве.
– Как же так? Откуда вам достаются дорогие вина дешевле, чем они продаются на месте?
– А это вина, которые остаются из погребного отпуска на придворные обеды. Которые бутылки не поступают на столы, то экономия уже не возвращается обратно в погреба, но остается в подарок прислуге. Официанты делят вино между собой, а я у них скупаю и перепродаю. Вот-с и весь секрет, какое наше винцо выходит. И, стало быть, ничего в нем запретного нет, и совсем незачем вам беспокоить полицию.
– Если так…
Вы заинтересованы.
– Хорошо. Принесите на пробу несколько бутылок. Вино действительно превосходное…
– Благодетельница, волочите еще.
– С удовольствием. Но только, извините, могу доставить лишь большой партией. Бутылок этак в двести, не меньше.
– Ой, куда мне?
– Сударь, сами извольте рассуждать: по рублю за бутылку беру. По мелочам продавать – не стоит и мараться. На извозчиков, почитай, столько же проездишь, да на машину: ведь мы петергофские. А у вас винцо разойдется. Чего в доме не выпьют, с великой радостью разберут знакомые.
– И то правда. Хорошо. Доставьте двести бутылок.
Двести бутылок принесены. Они совершенно той же формы и с теми же этикетками, что пробные. Деньги заплачены. Продавщица исчезла. Вы хвалитесь приятелю:
– Вот попотчую тебя винцом. Слово даю: такого ты еще и не пробовал.
Приятель пьет и делает страшную гримасу.