Buch lesen: «Br.Dragonfly»
Предисловие
Приветствую, дорогой читатель! С каждым прожитым днём мы становимся на шаг ближе к новым неизведанным границам неизбежно надвигающегося будущего. Ещё каких-то 200 лет назад то, что являлось всего лишь фантазией художников, писателей или просто мечтателей – сегодня уже неотъемлемая часть бытия. Я думаю, что когда-нибудь наступит тот день, когда и время сдастся во власть человека. И пройдёт ещё немало веков, прежде чем мы изучим последний атом в нашей вселенной и заглянем в закрома пустоты. Изучение физического мира несёт смерть духовности, а власть двигает человека к познанию. Власть над числами, территорией, другими людьми, власть над первенством. Любой человек, теряя духовный мир, пытается заполнить недостающую его часть: алкогольной, наркотической, табачной или любой другой зависимостью. Но, любая зависимость – всего лишь иллюзия. Невольно вспомнилась притча о стакане, который до середины заполнен водой. Он наполовину пуст или наполовину полон? Я думаю, оба варианта неверны. Ведь, одна его часть заполнена водой, а другая – воздухом. Пустоты не существует точно так же, как темноты или холода. Любой сосуд всегда заполнен. Остаётся лишь понять, чем?.. Читая эту книгу, забудьте, кто вы есть, какой у вас пол, вес или рост. Забудьте вашу должность и количество денег на банковском счёте. Прошу, присаживайтесь поудобнее и окунитесь в таинственный мир, в котором время играет ключевую роль.
Бр. Драгонфлай
ВОСПОМИНАНИЯ
Ничто не приносит так много страданий, как большое количество удовольствия; ничто так сильно не связывает, как безграничная свобода.
Бенджамин Франклин
Время… Время – это необузданная часть бытия. Мы придумали его для создания точки отсчёта и для лучшего понимания устройства вселенной. А оно придумало нас…
Меня зовут Бруно Драгонфлай. Я родился и вырос в уютном городке с необычным названием – Мемфис. Мне всегда казалось, что этот город, поистине, уникален. Побывав здесь хоть однажды, вы навсегда сохраните в памяти неповторимую атмосферу его улочек, многообразие его всевозможных запахов и причудливых звуков. Архитектура Мемфиса покоряет своей удивительной неповторимостью – вереницы старинных одноэтажных построек выглядят микроскопическими на фоне гигантских бетонных небоскрёбов, упирающихся прямо в облака. Памятники, статуи, городские фонтаны, скверы, впрочем, как и самый захудалый уголок этого города, насквозь пропитаны своей историей.
Мой дом находился на краю города, расположившись у самого подножия холма. Со всех сторон он был окружён густым, почти непроглядным лесом. Вдали от городской суеты и бесконечных потоков несущихся автомобилей, стоя на островке тишины и безмятежности, он словно нашел своё единение с природой. Сквозь толщу зелёной листвы отчётливо проглядывались белоснежные стены строения с красивыми арками и резными колоннами. Внутри двора расположились два небольших фонтанчика, в виде танцующих фигур, которые изящно украсили парадный вход. Декоративная каменная тропинка, ведущая вдоль дома, прорезала насквозь идеально выстриженный газон и вела к небольшому лабиринту из кустарников роз, затем, плавно обогнув небольшой пруд, ограждённый живой изгородью, уходила прочь, в самую глубь соснового леса.
За домом стоял покосившийся сарай, где мои родители складировали своё старое барахло, которое там и уходило на покой, ржавело, гнило, или рассыпалось в труху, покрываясь плотным слоем вековой пыли. Иногда я заглядывал в этот сарайчик, с любопытством осматривал его бесчисленное содержимое и часами перебирал всевозможные штуковины. Мне казалось, там можно было найти всё, и даже немного больше, чем хватило бы моей фантазии. Старые лампы с потрескавшимися стёклами, огромные напольные деревянные часы, изъеденные термитами, автомобильные инструменты, которых было не сосчитать, и ещё несметное количество самых разнообразных вещей, на перечисление которых наверное не хватит и целого века.
Отец давно хотел перебрать содержимое и освободить место под что-нибудь более полезное, но решил переоборудовать под мою мастерскую. Мою личную, собственную мастерскую! Сказать, что я был безумно этому рад – значит, не сказать ничего. В тот же день мы приступили к разбору завалов. Я бы назвал это мероприятие «чисткой грандиозного масштаба», ведь, почти целую неделю, с раннего утра и до позднего вечера, мы с отцом занимались сортировкой, отделяя нужное от ненужного.
Дальше нам предстоял ремонт этого сарайчика, на что ушла вся оставшаяся часть лета. Отец помог мне заново обшить пол, утеплить стены и застелить крышу новой фанерой. Он сам уложил черепицу, а я в это время окрасил стены в светло-жёлтый цвет. Новые окна и дверь отец также установил самостоятельно. Мне оставалась лишь обустроить мастерскую самодельными шкафами, полками и лабораторным столом с мощной вытяжкой и всякой мелочёвкой.
С самого детства я любил физику и мечтал создать вечный двигатель. Мне кажется, что каждый человек, любящий физику, хоть раз, но пытался его создать, пусть и понимая где-то в глубине души, что идея заранее обречена на провал. Я знал, что нарушаю первый и второй законы термодинамики, но меня это не останавливало, из-за присущей человеческой черты, именуемой упёртостью. Я жаждал знаний и новых открытий, а теперь, когда у меня появилась собственная лаборатория, я, наконец, смогу проводить всевозможные опыты, не опасаясь спалить полдома из-за короткого замыкания.
Мне безумно нравилось проводить в своей новой мастерской научные эксперименты, ставить опыты с химическими веществами или создавать сложные механизмы. Например, индукционный нагреватель, который я смастерил из старой микроволновой печи, измеритель индуктивности, прибор ночного видения, дозиметр, терменвокс и ещё с пару десятков различных приборов. Конечно, вид их был далёк от заводских, но они были созданы собственными руками. Я бережно складировал их на полках, рядом с металлическим шкафом, наполненным инструментами. Всякий раз, заходя в мастерскую, я бросал взгляд на созданные приборы и очень ими гордился. В каждый из них я вкладывал частичку своей души, и, как только они попадались мне на глаза, я невольно вспоминал, сколько времени было потрачено на их создание.
Вершиной моих творений стал резонансный трансформатор Теслы. В нём было что-то особенное и загадочное. Иногда по вечерам я включал его, чтобы понаблюдать, как сотни маленьких фиолетовых молний, будто щупальца, снова и снова прощупывают различные металлические поверхности, создавая ошеломляющие эффекты с образованием всевозможных газовых разрядов. Этот прибор мне казался более впечатляющим, чем другие, несмотря на отсутствие функциональности. Генератор, индуктор и высоковольтный резонатор – вот и весь секрет. Зрелищность и ничего более!
Однажды, стоя у окна в своей комнате, я наблюдал за лениво покачивающимися деревьями. Яркое майское солнце ласково проливало своё тепло, изредка скрываясь за небольшими облаками. В приоткрытое окно врывался свежий весенний воздух, наполняя комнату сладковатым ароматом цветущего под окнами жасмина. Странный шум и внезапно хлопнувшая дверь резко отвлекли меня от размышлений. На первом этаже послышался раздражённый голос мамы, который с каждой минутой становился всё громче, пока и вовсе не превратился в крик. После этого вдруг неожиданно раздался пронзительный звук бьющейся о стену посуды, сменившийся всхлипыванием и новыми выкриками недовольства.
– Всю жизнь! Все наши совместно прожитые годы ты слышишь только себя! «Я! Я! Я!» И живёшь ты только для себя! Хоть раз ты спросил, чего я хочу?! Хотя бы единственный раз?!
– Да прекрати уже свои истерики! Ты же сама вечно всем недовольна! Что бы я ни сделал, в ответ…
– Что в ответ?! Что я должна давать в ответ, когда я целыми днями выполняю лишь роль прислуги в этом чёртовом доме, а ты даже не можешь нормально позаботиться о своей семье?!
– Я всё только для того и делаю, чтобы о ней позаботиться…
– Ха-хах! «Всё..!» Работаешь за гроши или настраиваешь связь с космосом, сидя в своей комнате – вот твоё «Всё». Спасибо, хоть сарай, наконец-то, разобрал! Тебе не понять, что я женщина! Я хочу любви и заботы, а не твоих дурацких шуточек про мою толстую задницу! – Ненадолго наступило затишье, но в скором времени всё возобновилось: слёзы, крики и битьё посуды.
Я никогда не любил ссоры родителей. В такие моменты я всегда уходил в свою комнату и плотно запирал за собой дверь на щеколду, а сам вылезал через окно. Спустившись по сливной трубе на улицу, я шёл к берегу ближайшего озера. Там я устраивался поудобнее на корнях старого дерева и, глядя на воду, невольно задумывался о природе мироздания, о научных открытиях и о том, как много ещё всего неизведанного хранит в себе вселенная.
Вода, поистине, обладает какими-то магическими способностями, ведь, она может смыть накопленный негатив и восстановить равновесие внутреннего мира. Это простое, на первый взгляд, вещество, хранит в себе множество необъяснимых тайн и загадок. Вот как научно объяснить, что у воды есть память? Как объяснить эксперименты с водой исследователя Масару Эмото, где вода меняет кристаллическую решётку при замерзании из-за слов, сказанных ей перед самой заморозкой?
Не знаю точно, что породило мою любовь к физике. Может быть, сыграли роль отцовские гены и его любознательность ко всему. Может, мне было предначертано звёздами сотворить в своей жизни что-то особое. А, возможно, всему причиной стала наша новая учительница физики – мисис Элизабет Вайнер – в которую я тайно влюблён по уши. А, может, и то, и другое…
Солнце скрылось за горизонтом. Вечер незаметно подошёл к концу, сменившись тихой звёздной ночью. Закинув рюкзак на спину, я решил как можно скорее убраться от надоедливых, монотонно пищащих комаров, которые только и жаждали, что отведать моей крови. Спасаясь от них бегством, я совсем не заметил, как очутился у своего дома. В гостиной, на первом этаже, горел свет, где на секунду в окне показался силуэт мамы и тут же исчез. Вскарабкавшись по сливной трубе наверх, я торопливо нырнул в проём открытого окна. Едва я успел дойти до середины комнаты, как за дверью послышались приближающиеся шаги, а уже через мгновение раздался тихий, прерывистый стук.
– Дорогой, ты не спишь?
– Нет, мам.
– Мне не нравится разговаривать с дверью, может, ты откроешь?
– Я хочу побыть один.
– Тогда, может быть, ты спустишься и присоединишься к ужину?
– Спасибо, но я не голоден.
– У тебя всё хорошо?
– Да, мам. Я, правда, не голоден, просто нет настроения.
– Как знаешь. Приятных снов, дорогой!
– Спасибо мам, и тебе приятных снов. – Шаркая тапочками, мама медленно удалилась, тихо напевая какую-то мелодию. Я не знаю почему, но мама каждый раз делает вид, будто ничего не произошло и никакого скандала вовсе и не было. Ещё каких-то пару часов назад, она была готова разнести весь дом в пух и прах, а теперь её голос звучал абсолютно спокойно. Выглядело так, словно прошла целая вечность с момента ссоры, и она уже напрочь забыла её причину.
Я никогда не обладал способностью быстро отходить от подобных событий. Завалившись на кровать, я понимал, что нет ничего хуже, чем безразличие друг к другу. Свернувшись клубочком, я почувствовал, как слёзы непроизвольно хлынули на моё лицо. Обида и грусть целиком охватили меня. Захотелось кричать изо всех сил, и я едва успел заглушить свой крик, плотно накрыв лицо пуховой подушкой. Я не хотел плакать, ещё больше я не хотел, чтобы кто-нибудь услышал мой крик, поэтому я стал усиленно пытаться сосредоточиться на своём дыхании. Уставившись в открытое окно, я наблюдал, как облака лениво проплывали по ночному небу, иногда скрывая полную луну под своим одеялом. Ночь пролетела незаметно, и монотонно звонящий будильник резко выдернул меня из сновидений.
– Ну нет… Я же совсем недавно уснул! – С трудом пересилив себя, я слегка приподнял голову. Искать будильник со слипшимися глазами было непросто. Я кое-как нащупал затёртую кнопку на часах и ткнул в неё пальцем, наконец, отключив надоедливое пиликанье. – Ещё пять минут. Всего лишь пять, и я встану. Обещаю… – Нервный стук в дверь не дал мне задремать.
– Дорогой, ты опять уснул? Быстро просыпайся и бегом умываться! Через двадцать минут прибудет школьный автобус! Если ты снова его пропустишь, то в этот раз тебе придётся добираться до школы самостоятельно!
В голове все мысли спутались. Я понимал, что совсем упустил момент, когда снова уснул. Когда сознание так незаметно выключается, время начинает идти по своему короткому маршруту. С моей точки зрения, это длилось мгновение, а, с точки зрения родителей, я проспал целых сорок минут с тех пор, как прозвенел будильник. Эта ситуация почему-то напомнила мне кота Шрёдингера, который и жив, и мёртв одновременно, в зависимости от того, с какой точки зрения на него посмотреть. Странная штука это время…
Я с трудом сполз с кровати и, одеваясь на ходу, неохотно поплёлся в ванную комнату. Плеснув в лицо холодной водой, я немного взбодрился. Вспомнив, что времени оставалось всё меньше и меньше, я наспех почистил зубы и выбежал на улицу. Школьный автобус уже поджидал на обочине дороги с готовностью двинуться в любую минуту. Стоило мне запрыгнуть внутрь, как дверь со скрипом захлопнулась, а недовольный водитель пристально уставился прямо на меня. Его редкие волосы были белее снега, а хмурые толстые брови на морщинистом, гладко выбритом лице выглядели более чем забавно. На вид я бы дал ему лет девяносто. Мне казалось, что когда-то он вот так же возил в школу моих родителей, а, может, и родителей моих родителей… Хотя, вряд ли это было на самом деле.
Автобус двинулся в путь, а я, усевшись на последнем ряду, попытался ещё немного вздремнуть. Или хотя бы сделать вид, что сплю. Езда в одном в автобусе с моими одноклассниками – то ещё развлечение. Им только дай повод, и проблем не миновать, а мне этого хотелось меньше всего.
– Эй, ты, придурок, на кого уставился?
– Ни… ни на кого… Я просто смотрел на дорогу. Правда!
– Ты кого обмануть собираешься, Гарри?
– Я Оливер. Прости, Мэт, больше не повторится. Обещаю!
По голосу я понял, что это был Мэтью Пилигрим. Мэтью – коренастый парень среднего роста, с мощным накачанным телом и с ужасно рыхлым лицом. Вся его физиономия была покрыта глубокими кратерами то ли от прыщей, то ли от бомбардировок ядерных ракет. Надеюсь, сегодня Оливер отделается лишь парой подзатыльников. Жаль, что он никак не догадается притвориться спящим, как это делаю я. В любой поездке он держит наготове бумажный пакет. Оливер говорит, что это – дорожная болезнь. Как морская, только дорожная.
Моя школа находится на самом краю города – не в самом удачном месте, окружённом бедными районами, где процветают лишь наркотики, насилие и убийства. Что уж говорить об учениках – практически, у каждого второго, хотя бы один из родителей или уже побывал в тюрьме, или до сих пор ещё отбывает свой срок. Соответственно, детям было с кого брать пример, и они с удовольствием несли в школу весь новый накопленный опыт.
Учителя зачастую терпели оскорбления, а, порой, и унижения от своих же учеников. Они закрывали глаза практически на всё, что творилось в школе, включая продажу лёгких наркотиков. О происходящем знали все, вплоть до самого директора, но, из раза в раз каждый учитель упорно делал вид, что ему об этом совсем ничего не известно. Кто ж захочет получить пулю в лоб от какого-нибудь укурённого подонка из-за обычного заявления в полицию. Тем более, что за последние пару лет по этой причине уже погибли двое учителей.
Самым жестоким среди учеников был Питер Коллинз. Высокий блондин с зачёсанными набок волосами, гордо приподнятой головой и вальяжной походкой. По школе он всегда ходил вместе со своей свитой. Иногда он избивал и унижал своих ровесников, а тем, кто помладше, раздавал подзатыльники для профилактики. Он был из тех, кому доставляло удовольствие задирать других. Видимо, так он поднимал свой авторитет среди сверстников. Меня он почему-то называл Гарри. Да и не только меня – все, кто ему не нравился, были Гарри. И совсем неважно, как на самом деле тебя зовут – Адам, Бруно, Томас, Джордж, Генри или ещё как-нибудь. Для Коллинза и его компашки мы все были Гарри. Имя Гарри стало нарицательным, скорее, означающим, что ты неудачник. Я искренне ненавидел всю его шайку и старался лишний раз не попадаться им на глаза, ведь встречи с ними никогда не заканчивались хорошим финалом.
В общем, школа была сущим адом. Единственным лучиком света в этой непроглядной тьме для меня была та самая миссис Элизабет Вайнер. Удивительно, но когда начинался урок физики, все одноклассники, словно по команде, замолкали. Наступала тишина, где звучал лишь её тонкий и завораживающий голос. Она с лёгкостью вносила интерес даже в самые скучные темы и часто показывала различные эксперименты. Мне это очень нравилось.
В редкие моменты, если в классе всё же назревал конфликт, она, не прилагая усилий, с поразительным достоинством могла в два счёта усмирить пыл самого яростного зачинщика. Её уважали и любили, причём, в первую очередь, как человека, а не как женщину.
Сама она была невысокого роста, с ярко выраженными, необычайно голубыми глазами, завораживающим голосом, доброй душой и харизмой, совсем не характерной для этих суровых мест.
Мой интерес к предмету с каждым днём рос, как росли и мои познания. Приходя домой, я всегда разбирал наперёд будущие темы, всё больше и больше увлекаясь наукой. Всё чаще экспериментируя в своей мастерской, я стал добиваться заметных результатов. В свою очередь, за это миссис Элизабет нередко выделяла меня из всего класса, что мне очень льстило. И, хотя я был в неё тайно влюблён, я так и не осмелился подойти и сказать ей о своих чувствах. Да и глупо было бы в таком возрасте признаваться в любви женщине, которая почти в два раза старше тебя. И её муж тоже был бы против. Хотя… Нет, нет… Точно был бы против.
***
Следующим моим шагом после окончания школы стало поступление в Стэнфордский университет. По статистике, из сорока тысяч заявок на поступление смогут пройти отбор лишь пять процентов. Шансы, конечно, маловаты, но всё же есть. От меня требовалось только основательно подготовиться.
Я знал, что будет нелегко, и первое, что выбивало меня из колеи, так это обстановка в собственном доме. Нарастающее напряжение между родителями стало следствием участившихся скандалов с криками и битой посудой. После нескольких походов к семейному психологу, родителям взбрело в голову, что необходимо сменить обстановку и разрядиться от накопившегося негатива, а для этого рекомендуется переехать в другое место. Я думаю, психолог имел в виду отдых, вдали от дома, например, поездку к одному из лазурных берегов Атлантического океана. Но родители всё поняли слишком буквально, и теперь их было не переубедить. Переезд значит переезд!
Родители не стали рассматривать множество вариантов, а остановили выбор на новом доме в небольшом посёлке пригорода Уиллистон, что находится на берегу реки Миссури. С виду он не особо отличался от других домов, стоявших неподалеку, поэтому отыскать его с первого раза было задачей не из лёгких.
После переезда родители продержались ровно две недели. Затем всё встало на круги своя. Тогда я осознал, что всё приходит к логическому завершению. Ещё через месяц родители подали на развод. Старый дом продали, а новый делить не стали и сошлись во мнении – так как я единственный ребенок в семье – что дом останется только мне. Ведь, мне уже восемнадцать, я совершеннолетний, а, значит, могу устраивать свою жизнь так, как посчитаю нужным.
Первой уехала мама и в суете забыла свой мобильник в комнате. Именно тогда я узнал из её переписок, что она встречается с каким-то человеком по имени Томас, и, по всей видимости, их роман длился уже целый год. Приблизительно год назад родители стали спать в разных комнатах и продолжали ссориться. Теперь мне стало ясно, что являлось истинной причиной. Отцу я побоялся об этом сказать, решил сохранить всё в тайне.
Мать, собрав вещи, уехала во Францию, а ещё через пару месяцев уехал и отец – за просветлением в Тибет. Как он мне твердил, «для поддержания духовной составляющей». Время от времени они присылали мне деньги, которых едва хватало на оплату счетов. У родителей теперь своя новая жизнь, а у меня – свой собственный дом.
Прожив тут год, я получил письмо от маминых родственников из Франции, в котором сообщалось, что она погибла в автомобильной аварии. Для меня это стало шокирующей новостью. В её смерти я виню только этого Томаса, ведь именно он увёл её из семьи и, возможно, был инициатором переезда в Париж. Осталась бы она здесь, и трагедии бы не произошло!
Второй удар я получил от известий об отце. Сначала он перестал выходить на связь и больше не присылал мне денег. А, как выяснилось потом, он, вместе с группой монахов, поднимался на одну из гор и просто исчез, так и не добравшись до места назначения. Теперь он считается пропавшим без вести. На его поиски неоднократно поднимали этих «просветителей», но никаких следов так и не было обнаружено.
Иногда по ночам я ощущаю их присутствие рядом. От одних таких мыслей по спине бежит холодок, а волосы встают дыбом. Но, оборачиваясь в страхе, я вижу только пустоту и насквозь пропитанный воспоминаниями дом. Ещё живя в Мемфисе, я мечтал о совершеннолетии, свободе от родительского контроля. Мне хотелось уединения и спокойствия. Но теперь, оставшись один, я в полной мере ощутил, как сильно мне не хватает родных.
Порой, сидя на полу возле старого комода, я снова и снова листал семейный альбом с фотографиями, вспоминая о былых временах. Минут по десять держал перед глазами каждое фото, улавливая в нём мельчайшие детали. Я стал видеть в них что-то такое, чего раньше совсем не замечал. Насколько строгим выглядел отец – но в то же время он был таким родным, хотя и немного помешанным на религии.
На одном из старых снимков мама, держа меня на руках и крепко прижавшись к отцу, неумело позирует фотографу. Именно в эту секунду фотоаппарат будто силой вырвал мгновение из жизни и перенёс его на свой черно-белый негатив. Я всегда думал, что у меня всё находится под контролем, но на самом деле это «всё» проходило сквозь пальцы. Сейчас каждое тёплое воспоминание о близких для меня было бесценно. Жаль, я понял это слишком поздно. Осознание потери съедало меня изнутри. Я не мог себе простить то, что их не ценил и не ценил минуты, проведённые вместе. Иногда я винил себя за то, что не попытался их помирить, а, может, только усугублял ситуацию в это тяжёлое время.
***
Первой хорошей новостью после смерти матери и исчезновения отца стало возвращение дяди Сэма. Служба в ракетных войсках где-то в центральной Африке затянулась на долгие семь лет. Под два метра ростом, темнокожий, с широкими плечами, мощной грудной клеткой и с весом не меньше трёхсот фунтов – дядя Сэм для меня был не просто маминым братом, а лучшим другом и вторым отцом. Несмотря на свои размеры, он был очень добрым, заботливым и с великолепным чувством юмора. Я очень любил Сэма и всегда радовался его возвращению из очередной командировки.
После списания в запас и выхода на военную пенсию, Сэм помог мне оправиться от последних ужасных событий, навалившихся на мои плечи. Вместе с ним мы сидели до ночи и готовились к поступлению в Стэнфорд – мотивационное письмо, эссе, подготовка портфолио и всяких документов, подробности о которых сейчас уже и не вспомнить. Через месяц после вступительных экзаменов на почту пришло письмо из университета о зачислении на инженерный факультет. Этот день мы праздновали на полную катушку. Пили шампанское и пускали фейерверки до самого утра. Мне казалось, что Сэм был рад моему поступлению больше, чем я.
Ещё через месяц, к началу учебного года, я уже стоял на пороге главного входа вместе с другими счастливчиками. Нас всех встретил невысокий пожилой мужчина в белом костюме, это был канцлер университета. Встав на трибуну, он поприветствовал публику, затем произнёс заученную наспех короткую речь и, дружелюбно помахав рукой, быстро удалился. Примерно через час всех новоиспечённых студентов распределили по факультетам и повели знакомить с их будущими местами проживания. Мне, вместе с парой сотен первокурсников, досталось студенческое общежитие в восточном кампусе.
В день своего заселения я познакомился с моим новым соседом по комнате, которым оказался азиат Ксу Янг. Он был худой, невысокого роста, как и большинство азиатов, с белой кожей и с очень узким разрезом глаз. Его чёрные волосы, аккуратно собранные в небольшой хвостик, доходили до самых плеч. Он, как и я, был не особо общительным и часто сидел у входа в кампус на бетонных ступеньках с книжкой в руках. Именно на этих ступеньках и завязалась наша крепкая дружба.
Первый месяц моего обучения в Стэнфорде подходил к концу. И вот, вечером, сидя на небольшом диванчике в своей комнате, я готовился уже закрыть книгу, как неожиданно раздался сильный и настойчивый стук в дверь. Этот стук отозвался учащёнными толчками в моей груди, появилось ощущение страха и чего-то неизбежного. Настороженно подойдя к двери, я медленно повернул ручку и отворил её. На пороге появился крепкий мужчина со странными, закрученными вверх, тёмно-русыми усами. На желтоватом лице слегка проглядывал тонкий длинный шрам, тянущийся от самого уха и до подбородка. На вид ему было около пятидесяти пяти лет. Его длинное тёмное пальто свисало почти до самого пола, слегка касаясь отполированных до блеска кожаных туфель. Не спросив разрешения, он настойчиво шагнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Я немного растерялся от такого решительного напора.
– Вы кто такой, и что вам нужно?
Мужчина не торопясь присел на стул и произнёс уставшим, немного охрипшим голосом:
– Меня зовут Шелдон, а тебе следует присесть. Я пришёл с плохими новостями, приятель. – Помедлив, он тяжело вздохнул, а затем опустил свой взгляд в пол. – Мне, пожалуй, стоит начать с самого начала. Ты знаком с Сэмом Картером?
– Конечно, он мой дядя… – наступило короткое молчание. – А почему вы спрашиваете? Он что-то натворил? Вы из полиции? Как вы меня нашли?
– Остынь, сынок. Я задал тебе один вопрос, а ты мне уже целых четыре. Я всё расскажу по порядку. Мы служили вместе с твоим дядей на протяжении долгих лет, и я знал его лучше, чем кто-либо. Он был хорошим человеком и моим лучшим другом. Десять дней назад Сэм позвонил мне поздней ночью и просил позаботиться о тебе.
– Вы несёте какую-то ерунду. С чего ему просить вас обо мне заботиться?
– Об этом мало кто знает, но однажды мы должны были сопровождать колонну с продовольствием. Ничего серьёзного, всего с полдюжины грузовиков. Мы это делали множество раз, но именно в тот день Сэм не на шутку взбесился и наотрез отказывался выпускать машины. Он закрывал ворота, протыкал шины грузовиков, что он только ни делал, лишь бы помешать. Он умолял отправить разведгруппу. Мы все подумали, что он сбрендил. Но, чем чёрт не шутит, и я ходатайствовал перед начальством поступить так, как хочет Сэм. Через шесть часов, разведгруппа попала в засаду, и, благодаря Сэму, мы были к этому готовы. В этом бою погибло много повстанцев, а из наших был ранен всего один сержант. Если бы не Сэм, жертв было куда больше, но только с нашей стороны. И такие случаи были дважды на моей памяти. Ты понимаешь, к чему я веду? У него дар от всевышнего, который оберегал нас. Он был нашим ангелом-хранителем…
А полторы недели назад ночью в моей квартире раздался звонок. Я поднял трубку и услышал обеспокоенный голос Сэма. Он попросил позаботиться о тебе, если что-нибудь с ним случится. И наговорил ещё кучу всего, что я не разобрал, Я в тот вечер был немного пьян. Дозвониться до него я больше не смог, а на утро мне сообщили о его кончине.
– Как? Вы говорите какую-то ерунду. Этого просто не может быть… Я в это не верю!
– А стоит. Его похоронили рядом с твоим дедушкой. Поверь, мне самому тяжело об этом говорить. Но, если бы я мог это предотвратить, то, знай, я обязательно бы это сделал.
– Он не мог сам умереть! – я не верил ни единому слову. На секунду мне показалось, что это вовсе не друг Сэма, а, всего лишь, сумасшедший, который не понимает, о чём говорит.
– Сам?.. Нет… Он умер не сам! Его убили. Причём, убийца был трусом. Зайдя со спины, он подло воткнул нож в шею до самой рукояти. Полиция уже поймала этого подонка.
– Ложь! Это грязная ложь! Я не знаю, зачем вы это делаете, но я вызываю копов!
– Остынь. Скажи, ты давно созванивался со своим дядей?
– Пару недель назад. Но это ничего не значит. Я прямо сейчас позвоню Сэму, и, как только он ответит, ты горько пожалеешь, что вздумал со мной так шутить!
– Можешь не звонить.
– Почему? Что вы так запереживали?
– Только потому, что Сэм мёртв…а его мобильник сейчас у меня. На, вот, держи. Я всё равно хотел отдать его тебе. – Похолодевшими руками я взял телефон дяди Сэма и попытался на чём-нибудь сосредоточиться. Мысли в моей голове смешались, а виски всё больнее сдавливало от нарастающего пульсирующего стука.
Нажав боковую кнопку блокировки телефона, я увидел, как чёрный экран засветился, и появилась моя фотография. Я неосознанно попробовал ввести в качестве пароля свою дату рождения – телефон тут же разблокировался.
– Так вот, как вы меня нашли! Вы подобрали мобильник, а из сообщений узнали мой точный адрес и теперь хотите меня шантажировать? Не получится!
– На, вот, ещё кое-что, – мужчина достал из внутреннего кармана фотографию и протянул её мне.
– Ты знаешь… Мне не следовало тебе это показывать, но других доказательств у меня нет. Да и ни к чему мне это. Потеря Сэма и моя потеря.
– Что это?
– Это фотография с места преступления. – Взглянув на неё, я увидел, как безжизненное тело дяди Сэма лежало на чёрном асфальте, по которому растеклась огромная лужа крови. Его глаза неестественно смотрели куда-то в пустоту. Мои руки затряслись, а тело покрылось мелкими каплями холодного пота. Шелдон взял бутылку воды, стоявшую на столе, и настойчиво сунул её мне в руки.
– Держи. Сделай пару глотков, парень, и тебе немного полегчает, – машинально выполнив, что он сказал, я отдал её обратно.
– Скажи… – запнувшись на мгновение, я снова продолжил, – Он, не мучился?
– Думаю, нет. Это относительно лёгкая смерть.
– Я всё равно в это не верю… что Сэм мёртв…
– Я тоже. – Глаза Шелдона наполнились слезами. Он слегка отвернул голову и незаметно вытер пальцами слёзы. Я смотрел на него ошарашенно, не понимая, что мне делать.
