Buch lesen: «В ночь на Ивана Купала»

Купальская дочка

Алеся Турбан

⠀І

Когда вы умираете, рождаемся мы…

Кто сказал, что папоротник цветёт в ночь на Ивана Купалу? Глупые, глупые люди. Оттого-то вы его никогда и не найдёте. На Купалье он уже отцвёл, спрятал свою волшебную силушку под широким листом и ждёт добычу. Никогда ещё цветок папоротника не сорвал человек, чтобы осуществить мечту о богатстве. Кто найдёт цветок – погибель приблизит.

В купальскую ночь, когда вы будете умирать, отыскав заветный цветок, будем рождаться мы.

⠀

***

⠀

Костёр давно перестал мелькать среди деревьев, да и голосов почти неслышно. Гулянья остались позади. Чаща окутала молодую пару своей влажной, прохладной плотью, закрывая верхушками деревьев небо. В сумерках лес казался сказочным, загадочным, наполненным таинственными звуками и шорохами. Пахло мхом и прелой листвой, замешанной на сосновом эликсире.

Мария отставала, словно пряталась за плечи Ивана. Идея прогуляться по ночному лесу ей не пришлась по душе с самого начала, но разве Иван послушался? Ему хотелось приключений.

– Говорят, кто его найдёт, будет сказочно богат. Свадьбу сыграем всем на зависть! – улыбнулся Иван, обернувшись к подруге.

– Ну и дурачок ты, Ванюша. Если б это было возможно, уже давно кто-то сорвал бы. Сказки всё это, – нарочито легко сказала Мария, хихикнула и обернулась, всматриваясь в плотную темноту, смыкающуюся густыми кустами за её спиной.

– Сказки не сказки, а не зря же это кто-то придумал. Зачем-то люди это рассказывают.

Ваня отпустил Машину руку и шагнул в сторону, погрузившись по пояс в густую листву папоротников.

– Чёрт его знает, как этот цветок выглядит, – пробормотал он едва слышно и пнул листья ногой, нагнулся и развёл их в стороны, всматриваясь в темноту.

– По-моему, он светиться должен, цветок этот, – прошептала Мария, услышав треск веток за спиной. – Вань, пошли отсюда. Страшно мне. Мало ли кого тут носит по ночам.

– Лосей! – засмеялся Иван и пустился бежать, ломая под собой сочные листья.

Мария боязливо метнула взгляд в сторону и жалобно запричитала, собираясь догнать парня:

– Ваня, стой! Дурак!

В этот момент что-то вонзилось в её лодыжку и обожгло ногу резкой болью. Мария вскрикнула, не удержалась и упала на колени, упёршись ладонями во влажный мох.

Иван обернулся, подскочил к подруге, помог подняться.

– Что случилось?

Мария провела рукой по ноге и ощутила липкую жидкость.

– Поранилась обо что-то. Пошли назад, я тебе сразу говорила: дурацкая идея с этим папоротником.

Слегка прихрамывая она двинулась в сторону тропинки, ведущей из леса. Иван последовал за ней.

Когда пара скрылась из виду, в том месте, где упала Мария, появилось едва заметное свечение. Среди густых, раскинувшихся по всей поляне листьев, один папоротниковый букет развернулся, обнажая плотный пурпурный цветок. Полупрозрачная оболочка сомкнутого бутона будто вибрировала, переливаясь розовыми оттенками. Листья вокруг зашелестели, затрепетав в ожидании чуда. Бутон вытягивал вверх длинную ножку-стебелёк, стараясь поднять своё сокровище как можно выше. Лесная поляна стала заполняться приторным, сладким ароматом. Спящий цветок пробуждался, увеличивался в размерах, тускло освещая погрузившийся во мрак ночи лес. По краю поляны зашевелились тени. Сперва осторожно, едва заметно, но с каждым мгновением всё быстрее и быстрее, словно сами черти устроили дикие пляски вокруг бутона.

Тем временем бутон налился соком и вырос в размерах настолько, что, казалось, стебель вот-вот надломится. Но нет, он крепко держал своё сокровище в утробе, как мать держит в своей младенца. Шуршание, шум и топот заполнили всю поляну, замельтешив едва различимыми в темноте тенями стволы деревьев. Отовсюду доносились крики, карканье, хохот, вопли, будто бы целая толпа умалишённых сбилась в кучу и скакала по ночному лесу.

Цветок вырос до размеров крупной дыни, стал раскачиваться в такт безумной пляске, завибрировал, затрясся, а потом разом выплюнул на землю что-то большое, скрюченное, как неоперившийся птенец, обмазанное кроваво-белёсой слизью. И тотчас гул стих, словно и не было дикой пляски теней на поляне. Лес замер, будто наблюдал за тем, что случилось.

А на земле лежало скрюченное, трясущееся существо не больше новорождённого младенца. Темнота прятала его от любопытных глаз, а листья папоротника заботливо прикрывали, чтобы никто не смог навредить беззащитному созданию, пока оно не набрало силы.

IІ

Поедая твою плоть, я возрождаюсь с новой силой.

Как утренняя роса накормит утренней свежестью жаждущий цветок, так кровь твоя напитает мои жилы. Расти, расти, силушка, не по дням, а по часам. Крепни, крепни моё телушко, силы мне свои отдай.

***

Жёлтое зарево разлилось над лесом, разгоняя проклятую тьму. Даже птицы ещё песни не запели, как вздохнули лесные дебри и вытолкнули из своих недр создание новорождённое.

Маленькое озеро на краю опушки наполовину покрыто ряской. Затянуто-укутано травой. Ни единого звука, ни ветерка не нарушает спокойствия водной глади. Даже высокая трава не колышется, замерев, словно на картине живописца. Низко-низко по земле стелется плотный болотный туман, парным молоком разлитый по округе, скрывающий всех и всё.

На берегу лесного озера стоит избушка. Старая, приземистая, едва от земли приподнятая. Не избушка – землянка, мхом поросшая. Белёсый туман скрывает её по самую крышу.

Зашевелилось существо, недавно рождённое в недрах цветка папоротника, вдохнуло воздух всей грудью, с хрипом наполняющий слабые лёгкие, и вытянуло вперёд слизкие, покрытые зелёными пятнами тонкие пальцы. Уцепилось за траву и подтянулось на слабых руках. До зари зрела новорождённая тварь в недрах леса, выросла, вытянулась, больше аршина в длину стала. Узкой змеёй медленно ползла по высокой траве, тяжело переваливая тощее полупрозрачное брюшко через высокие кочки, помогая себе толстым, словно у рыбы, хвостом. Куски чешуи слизкими ошмётками отваливались, цепляясь за растительность, выстилая за тварью кривую дорожку.

Солнце ещё не поднялось над лесом, а новорождённое создание выдохлось, вскинуло скрюченные руки вперёд, да не смогло ухватиться за кочку, упало бездыханно и замерло, издав противный писк, вспугнувший ночных птиц.

***

Мария лежала на кровати и тяжело дышала, выдавая при каждом выдохе свистящий скрежет в груди. Это разбудило Ивана. Он поднялся на локоть, потёр глаза, ничего не видя в предрассветной темени, и потянулся за телефоном на тумбочке:

– Ты чего так дышишь? – спросил и, не услышав ответа, включил фонарик на мобильнике, направив на девушку. – Палки-моталки! – вскрикнул, уронил телефон на пол, кубарем слетел вслед за ним с кровати.

На подушке лежала Мария, выглядевшая так, словно была трупом, проплававшим в озере не меньше недели. Тонкая кожа позеленела и надулась, превратив лицо в безобразную рожу. Руки покрылись чёрными пятнами, и казалось, кожа вот-вот лопнет и станет слазить ошмётками. Волосы повылазили и лежали лохмотьями на подушке, оголяя местами череп. Едва подавив рвотный рефлекс, Ваня подхватил телефон и выскочил из комнаты.

– Скорая? Вы меня слышите? – кричал он в трубку, удерживая телефон трясущимися руками.

За дверью домика раздался настойчивый стук. Ваня на автомате подскочил и распахнул её настежь, отпрянув от странной старой женщины, возникшей в проёме. Такого персонажа можно было встретить только в сказке, ни дать ни взять настоящая ведьма: сморщенная старуха в чёрном плаще.

– Поспеши росы набрать до рассвета, оботри её, не то не миновать беды, – пробормотала ведьма, тыча пальцем в сторону спальни.

– Подождите, – сказал Ваня голосу в трубке, задающему стандартные вопросы о состоянии больной. – Ты чего, бабка, домики спутала? Вали отсюда, не до тебя сейчас.

С этими словами Ваня хотел захлопнуть дверь, но бабка выставила ногу и помешала:

– Беги в лес, набери росы, идиот, – шамкала она сухими губами, суя парню грязную тряпку.

– Да пошла ты! – грубо выкрикнул Иван, толкнул старую и захлопнул дверь. Продиктовал координаты своего местоположения и остался сидеть на табуретке в прихожей гостевого домика, боясь заходить в комнату, где лежала Мария.

***

Озеро подёрнулось рябью, птицы встревоженно поднялись с ночлега и закричали, унося свою тревогу в гущу леса, когда дверь землянки-избушки со скрипом отворилась и с глухим звуком отвалилась в сторону. Из недр избушки сперва показалась косматая чёрная головешка, а за нею вытянулись тонкие длинные руки со скрюченными пальцами, уцепились за косяк и помогли вылезти из домика древней старухе. Казалось, столько лет никто не может прожить – так плохо выглядела женщина. Каждое её движение отдавало скрипом, словно не живой человек шёл, а старая коряга о другую корягу тёрлась.

Вылезла старуха из избы, распрямила горбатую спину и глянула на небо. Замерла, повела носом, словно принюхиваясь, и повернула голову в сторону кромки леса, откуда ещё недавно выползло существо.

Словно собрав последние силы, заковыляла бабка, неожиданно быстро переставляя изломанные временем ноги. Оказавшись около твари новорождённой, упала на колени и вознесла руки к небу, проскрипела кривым беззубым ртом:

– Дождалась. Дождалась я тебя, дитятко моё.

ІІІ

Когда наберусь я силушки из недр матушки, станешь ты чёрным прахом, развеянным ветром. Смерть твоя не напрасна, она жизнь принесла. Жизнь непростую, долгожданную, выстраданную.

***

Чёрные руки окунулись в мутную воду, стали круги описывать, сжимая-разжимая пальцы. Иссохшие губы зашептали слова заветные, разносящиеся над водою мелкой дрожью.

– Аксинья, матушка моя, поди, поди сюда. Принеси мне, Аксинья, снадобья, чтоб обмазать тело слабое, облегчить страдания души новорождённой, – шептала старуха, склонившись над заросшей гладью лесного озера. – Аксинья, помощница, приди ко мне.

Старуха замолчала и прислушалась. Лес шумел, разговаривал сотнями птичьих голосов, звериных криков, шелестом гадов ползучих.

Из дальних зарослей послышалось глухое, натужное кваканье. Затряслись камыши, закачалась трава, расступилась и пропустила Аксинью к старухе.

Склонив голову к самой воде, замерла старая женщина в низком поклоне, дожидаясь помощницу. Без неё никак не справиться, слабая уже стала, немощная, вся скрюченная.

Грузно ступая, переваливаясь с боку на бок, волоча тяжёлый живот по воде, ползла Аксинья на зов старухи. Уселась на берегу и глухо квакнула.

Подняла голову старая женщина и улыбнулась потрескавшимися губами. Перед ней сидела огромная жаба, покрытая мхом, поросшая большими, покрытыми струпьями, бородавками. Весом та жаба была не меньше откормленного поросёнка, а размером – с урожайную тыкву.

– Помоги, Аксиньюшка, дай своего снадобья смазать кожу страдалице.

Жаба широко раскрыла глаза, надулась, став ещё больше. Казалось, вот-вот лопнет от такой натуги, раскрыла пасть и сплюнула на сухие старухины ладони чёрно-зелёную смрадную кашицу.

Бабка поднялась на ноги и поковыляла к землянке. На низкой лавке, почти у земляного пола, лежала на куче преющей листвы новорождённая русалка. За ночь выросла она в размерах, стала ростом с девочку-подростка. Бледные тонкие руки бездвижно вытянулись вдоль тела, под рёбрами судорожно трепыхались жабры в такт поверхностным вздохам, каждый отзывался стоном. Голова её куталась в спутанных редких паклях, которые вылезали, как у древней старухи, мешаясь с листвой. Лицо тёмное, иссохшее, сморщенное сморчком, выражало страдания. Рыбий хвост распадался на куски ошмётками, валяющимися по всей избушке, обнажая голые кости ног и живую плоть.

Старуха села на лавку и принялась обмазывать тело новорождённой твари принесённым снадобьем. Затем снова шла к берегу, подставляла ладони под пасть жабы и несла смердящую жижу в дом.

Спустя пару часов жаба выдохлась, выплюнув всё содержимое, сдулась в размерах и медленно уползла вглубь заросшего озера, чтобы вновь вернуться к утру.

Старуха и сама выбилась из сил. Вымазала последнюю порцию жижи. Прикрыла хрупкое тельце листьями папоротника, легла рядом на лавку и провалилась в глубокий сон.

***

Скорая ехала долго. Усадьба, где поселились Иван и Мария, находилась далеко от города, была окружена лесом. Это место Иван выбрал из-за рекламы, обещавшей незабываемые впечатления от встречи Купалья. Организация праздника и вправду была на высоте: костры, гадания, венки. Молодёжь весело отметила праздник. А самые смелые, такие как Иван, отправились на поиски цветка папоротника.

Мария выглядела жутко. Казалось невероятным, что всего пару часов назад она бегала по лесу, а теперь не могла говорить и была больше похожа на выловленный из болота труп.

– Что с ней? – испуганно суетился Ваня, стараясь не смотреть в сторону возлюбленной.

– Приедем в больницу, возьмём анализы, может, что-то выясним. Обо что она поранилась, говорите? – поинтересовался старый фельдшер.

– Я не понял. Шла по поляне, вскрикнула и упала. Мы не рассматривали, там темно было.

Доктор подошёл к кровати. Вокруг той, что ещё недавно было здоровой, полной сил молодой женщиной, разливалась лужа тёмно-зелёной жижи. Казалось, тело разлагалось на глазах.

– Боюсь, ей уже не помочь. Выйдем из помещения, это может быть заразно. Сейчас вызовем группу, они заберут тело.

Иван хотел что-то возразить, бросив взгляд на кровать, но отвернулся, подавил рвотный рефлекс и выскочил из комнаты, когда увидел, как кусок плоти отвалился от девушки, обнажая белёсую кость.

Выбежав из домика, он хватал ртом воздух. Его мутило, голова раскалывалась, казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Сердце пульсировало, отдавая гулом в ушах. Только сейчас он вспомнил странную женщину, которая ломилась в двери этой ночью, говоря что-то про утреннюю росу.

Домик ведьмы стоял на окраине деревни. Ведьма – не ведьма, Иван точно не знал, но в деревне её называли именно так. Услышав его слова, местные сразу указали путь.

Иван открыл калитку и вздрогнул. Женщина сидела на лавке у двери, уставившись на него, словно давно поджидала.

– Чего припёрся? Помощь моя понадобилась? Теперь уж не знаю, чем помочь тебе.

– Вы знали, что всё так и будет? – с недоверием, в полном отчаянии спросил Иван.

– А что тут знать? Не зря легенды про русалок в Купальскую ночь из уст в уста передают. Вам всё сказки да потешки. Да в каждой сказке кроется своя тайна. Я-то мало чего знаю, а вот бабка моя с самой берегиней водилась. Оттого и я кое-что, да слыхала. Послушай, может, чем и пригожусь.

ІV

Знаю, чую, идёшь ты ко мне, погибель мою несёшь в своей голове. Хочешь шею лебединую свернуть, меня, молодую, новорождённую, загубить, в сырой земле закопать.

***

Открыла глаза старуха, а вместо русалки сморщенной лежит на лавке обнажённая прекрасная девушка. За ночь жабры её превратились в круглые, налитые спелостью груди, хвост – в стройные, гладкие ножки, грязные пакли – в белокурые, длинные волосы, волнами застлавшие серую листву.

– Здравствуй, моя красавица. Здравствуй, берегинюшка. Вот и моя пора настала, – прошептала старуха, положила на грудь девушки руку, затряслась мелкой дрожью и померла.

Села девушка на лавку и заплакала первыми в жизни слезами. Так уж у берегинь заведено: приходит молодая – умирает старая. Двум берегиням не бывать.

Спустила она ступни босые на земляной пол, приподнялась, потянулась, спину белую прогнула и вышла из избы, не стесняясь первородной наготы. Перенесла тело старой берегини на берег озера лесного, помолилась, склонив голову, и сбросила его в воду.

– Забирай, водица, берегиню старую да искупай берегиню молодую.

Тотчас забурлило озеро, словно на руках понесло, приподняло тело старухи, трижды окунуло-омыло своими водами и унесло прочь.

Вошла молодица в воду и легла на поверхность, погружаясь под толщу, лишь лицо да грудь на поверхности остались. Засветилась вода бирюзовым цветом, поднялся туман. Так лесное озеро, видавшее многое на своём веку, укрепляло тело молодое, увлажняло кожу нежную, наполняло душу девичью вековыми знаниями.

Вышла берегиня из воды, пошла босыми ногами по травам, по мхам в глубь леса. Обняла трёхсотлетнюю сосну, испещрённую трещинами от тягот времени, и прижалась тонкой кожей к шершавой поверхности. Вдохнула глубокий хвойный запах, лизнула смолистую каплю и присосалась к ней, как юноша к сладким губам возлюбленной. Замерла, впитывая телом вековую мудрость, знания и силу. Каждое деревце в лесу, каждая травинка жаждали поделиться с берегиней своими знаниями. Столько лет прошло, сменился бор, иссохло и заново возродилось лесное озеро, пока дожидались они смены берегини. Старуха давно желания загадывала на цветок папоротника, только всему своё время нужно да кровь людская. Пока не отдашь – не получишь.

А берегине думать о людской жертве некогда, нужно силушки набираться.

***

Склонил Иван голову и слушал ведьму деревенскую про купальскую ночь, про силу папоротника да про легенды, что в народе сказывали.

– Когда бабка моя была молодицей, уж в ту пору берегиня была старухой немощной. А с тех пор ещё добрая сотня лет прошла. Столько ждала она дочку свою, купальскую. Только одна ночь есть, чтоб желание исполнить. Лишь один раз в году силы дьявольские в дикой пляске рождение новой жизни благословляют не на благо себе, а во вред. Вот и поранилась твоя девчушка о цветок. Взял он её крови молодой и напитал свою утробу, а оттуда родилась берегиня. Для того-то легенды и сказывают про купальскую ночь да про папоротник, чтобы люди, вроде вас, по ночам бродили, пока не наткнутся на место заветное. Только одно средство есть, чтобы спастись сразу от погибели – набрать утренней росы после купальской ночи да умыть им тело. Отвадит роса погибель, но и цветку не даст разродиться.

Как родится берегиня, тело её беспомощное. Вместо ног – хвост, чтоб могла и проползти, и проплыть, если надобно. Оттого и легенды сказывают про русалок. Видно, видели люди существо новорождённое, сочинили сказки, сами себе и поверили. А в каждой сказке прячется зерно истины. Вот только чтоб разглядеть его, много мудрости нужно.

– Так это она забрала жизнь моей Марии? – шёпотом спросил Иван.

– Она. Русалка эта. Говорила бабка, берегини на лесном озере живут, что в самой чаще леса.

Вскочил Иван на ноги, словно очнулся ото сна, схватил ведьму и затряс со всей силы:

– Говори, говори, куда идти. Я найду эту дрянь хвостатую и разорву на части, разрублю на куски и утоплю в том болоте проклятом. Не будет больше никаких берегинь. Не позволю людей изводить тварям дьявольским!

Ведьма испуганно уставилась на парня, пытаясь вырваться из его крепких рук:

– Сам погибнешь, никого не спасёшь. Не знаю я, где то озеро.

Отпихнул Иван старуху, словно в ней все беды его сокрыты, развернулся и, не думая, что творит, бросился в сторону леса.

Долго бродил он чужими тропами, ломился через кусты и заросли, шёл куда глаза глядят, сам не зная, куда придёт и придёт ли. Для себя решил, что нет ему жизни, если не найдёт тварь лесную, что зародилась внутри папоротника и забрала жизнь его любимой.

Неожиданно деревья расступились, и перед ним заблестела гладь лесного озера. Сразу понял Иван, что пришёл в нужное место. Испокон веков повелось: если человеку нужна берегиня, лес приведёт к ней, сколько бы ты ни блукал.

Остановился он, обвёл опушку взглядом: нет никого, тишина и благодать, словно тут сто лет никого и не было.

– Выходи, тварь лесная, на свою погибель. Я тебе Марию свою никогда не прощу! – крикнул Иван, упёр руки в бока и посмотрел по сторонам.

Тишина вокруг, даже трава не колышется.

V

Глупые, глупые люди. Умными вы себя считаете, а как устроен мир, совсем не знаете.

***

Подул ветер, заволновалась гладь озера, и появилась из него девушка красоты невиданной. Стала она подниматься над водой всё выше и выше, сперва плечи покатые показались, затем грудь остроконечная, бёдра округлые и ноги стройные. Залюбовался Иван красотой девичьей безупречной, станом прекрасным, кожей влажной от воды лесного озера, тем, как капли стекают по упругому телу и падают наземь.

Опомнился Иван, тряхнул головой, словно смахивая наваждение, и открыл было рот, да берегиня его опередила:

– Знаю я, зачем ты пожаловал. – Вышла на берег и подошла к Ивану. – Ты можешь сделать со мной, что задумал. Ты вправе, потому как из-за меня принесли силы тёмные твою любимую в жертву. Но сперва дай мне время.

Девушка шагнула к Ивану ещё ближе, так что груди её мокрые коснулись его рубахи. Разорвала низ рубашки, положила руку на Ванин живот, он вздрогнул, но отшатнуться не смог.

Почувствовал тепло горячего тела, влажность её кожи на своей, а от руки – разливающееся по животу напряжение.

Опустил Иван глаза и увидел, что берегиня пальцами разорвала кожу на животе его сбоку и просунула внутрь руку. От ужаса расширились глаза, стоит как истукан, ничего поделать не может. Но и боли внутри не чувствует, словно что-то проникло вглубь и двигалось, раздвигая его внутренности, отдавая тупой, едва ощутимой болью.

Тело перестало слушаться, он только и мог, что смотреть, как берегиня аккуратно засунула в живот вторую руку, отошла чуток, закрыла глаза и что-то шептала. Хотел бы оттолкнуть, да нету сил закричать – язык во рту присох к нёбу, не пошевелить.

Дыхание стало глубоким, но тихим. Сердце замедлило бой в груди. Ещё чуть-чуть – и упадёт в обморок, отключится или умрёт. И только глубоко в голове зашевелилась лениво мысль: «Ах ты, тварь болотная, околдовала, решила извести».

Неожиданно берегиня открыла глаза, впялила в Ивана взгляд, словно видела его впервые, а затем вытащила руки и подняла вверх.

Видит Иван, что лежит в руках берегини нечто окровавленное, красное, испещрённое сеткой сосудистой. Словно яблоко живое, не наливное, а из плоти человеческой. И кровь по нему бежит, скатывается ручьями по рукам девушки, падает громкими каплями на землю.

Тотчас ожил Иван, опустил голову, поднял окровавленную рубаху, а живот чистый, гладкий, словно и не было ничего, не разрывали живьём плоть его и кожу.

В ужасе Иван прошептал:

– Что это?

– Это то, что жило в тебе. Не достань я её сейчас, она убила бы тебя через год.

Ваня схватился за живот, не ощущая ничего, что свидетельствовало бы об опухоли. Расширенными глазами уставился на девушку:

– Да кто ты такая, тварь лесная? Кто ты такая? – кричал, запинаясь. Язык не поворачивался назвать тварью создание красоты невиданной.

Берегиня поднесла кровавое яблоко ко рту, впилась в него зубами и стала жевать, быстро проглатывая куски, истекающие кровью по подбородку.

Тошнота комком подкатила к горлу, Иван едва сдерживал рвоту, глядя, как девушка жадно поглощала кровавое месиво.

– Теперь она никому не причинит вреда и не сможет переродиться, – сказала берегиня, вытирая ладонью губы. – Я пришла в этот мир, чтобы избавлять люд от беды чёрной. Слишком много черноты разрослось в людях. Она размножается, как проклятие, тянет когти свои и к старому, и к молодому. Рождена я, чтобы победить её. А теперь делай со мной, что хочешь.

Опустила руки и замерла, вся испачканная кровью, прекрасная в своей наготе и невинности.

Глянул на неё Иван, развернулся и пошёл прочь, оставляя стоять прекрасную берегиню на берегу лесного озера. В этом мире её давно заждались.

Страница автора в ВК https://vk.com/id15270732