Buch lesen: «Остров», Seite 3
Потихоньку боль от укусов проходила. Эля перестала плакать, вытерла полотенцем слёзы, допила воду из чайника и решила снова взвесить всё за и против. Только теперь необходимо учесть новый опыт своей плохо продуманной вылазки. Но в этот раз мысли её не были столь стремительны, как утром. Они кружились вокруг да около, удаляясь по спирали всё дальше и дальше от поставленной задачи. И постепенно погрузились в чертоги памяти, воскрешая те события, о которых Эля начала думать ещё вчера…
Как так получилось, что уже через три дня после первого знакомства в Салониках с Веней Эля умудрилась порвать отношения с Егором? Для неё самой это выглядело логично, потому что ради убеждения самой себя в правоте она приложила немаленькие усилия. Ну а что? Егор сделался совсем скучным, стал бо́льшую часть времени то молчать, то отвечать как бы с обидой и подспудным упрёком. Так казалось Эле. Были ли в словах и в молчании Егора упрёки и в самом деле – сказать трудно. К тому же, хоть они и планировали свадьбу, но ведь на тот момент Эля оставалась свободной девушкой! Её же не зафрахтовали, она не стала объектом сделки неведомых сил, чьё решение не подлежит отмене. Она имела право принять решение самостоятельно, исходя из своей собственной реальности. Да, влюбилась по уши и без оглядки в бесцеремонного ловеласа Веню. И тот, словно этого и желавший, взял ситуацию под контроль и начал манипулировать потерявшей голову девушкой как хотел. То приближал её к себе, то отталкивал. Эля уже не стеснялась плакать по ночам в номере, будя и без того плохо высыпающегося Егора. Тот, казалось, всё уже прекрасно понимал. Он не единожды встречал и на пляже, и в кафе, и просто на улице свою несостоявшуюся невесту в объятиях незнакомца. Но как-то проявить инициативу и попробовать вернуть себе Элю он не пытался, хотя кто знает, что творилось в то время в его душе. Он молча слушал, как плачет на соседней кровати Эля, и, закинув за голову руки, думал о чём-то своём. О чём? Знать бы сейчас. Егор ни разу не высказал никаких претензий по поводу Элиного предательства. В тот вечер, перед тем как просто исчезнуть навсегда из отеля, он, помнится, пригласил её на ужин в одно очень тихое и уютное местечко, где Эля до этого не была ни разу. Мужчины с гитарами там пели грустные песни на непонятном языке, в пиалах на столике мерцали ароматические свечи, лёгкое вино и тёплый морской бриз кружили голову и навевали томные чувства. О чём они говорили с Егором в тот почти позабытый вечер? Эля не помнила ни слова. Мыслями она была далеко от Егора, думала о Венечке, который в ту минуту тоже, может быть, вспоминал о ней в каком-нибудь похожем кафе. А Егор всё говорил и говорил, и в глазах у него блуждали жёлтые огоньки грусти. Потом он встал, сказал, что сейчас вернётся – и с того момента Эля по сей день больше не встречала его. Он даже записки в номере ей не оставил. Только после, по возвращению домой, она узнала через общих знакомых, что с ним всё в порядке. Боже! Сколько же, наверное, боли она ему причинила. И если бы та боль могла хотя бы вырваться в форме скандала, драки, угроз или истерики, то, может, стало бы Егору и легче. Но он всё похоронил глубоко у себя в сердце, не издав ни звука, ни слова негодования, не проронив ни слезинки. А ему было больно. Было. И это только теперь Эля осознала со всей полнотой – и почти возненавидела за это себя. Ведь теперь и сама она оказалась почти на его месте, только в условиях ещё более худших и по причинам, по поводу которых не имелось ни единой догадки. И дурацкое письмо здесь не в счёт – оно лишь дополнительный предмет, который должен по замыслу режиссёра Вени только раздражать её и вводить всё в бо́льшее заблуждение.
День третий. Дикая яблоня
Она не сразу поняла, что уже не спит. Лежала с открытыми глазами, наверное, целый час, а то и больше. Вторую ночь о́кна были закрыты и плотно занавешены, но утро всё равно пробивалось сквозь толстые шторы лучами золотистого света. А спала ли она вообще? Трудно было понять. Усталости Эля не чувствовала. Возвращаясь постепенно мыслями к реальности, она чувствовала лишь жажду действий. И ещё обычную жажду. Хотелось пить, и весьма ощутимо давала знать о себе двухдневная голодовка. Руки и ноги распухли от вчерашних укусов.
Итак… План действий: во-первых, выкопать и пожарить картошки, во-вторых, найти какую-нибудь плотную одежду и всё-таки разведать окрестности. Этой ночью ей то ли приснилось, то ли на самом деле она слышала вдалеке собачий лай. Возможно, где-то в зоне досягаемости есть ещё какие-то обитатели, либо, помимо этого, существует и ещё один остров.
В маленькой прихожей Эля отыскала старые камуфляжные штаны и такую же куртку. Примеряла. Понятное дело, одежда висела на ней мешком – такой дачный оверсайз. Жарко, неудобно, но защита от комаров и слепней сносная. Подогнув штанины и подпоясавшись обрывком верёвки, девушка взяла лопату и отправилась на добычу картошки. Набрала целое пластмассовое ведёрко.
Теперь следовало решить другую проблему – нужно разжечь костёр. В зажигалке оставался газ, но не было кремня. Прямо возле веранды стоял ржавый мангал – в нём Эля и решила разводить огонь. Натаскала мелких дров, настругала опилок и собиралась было уже приняться елозить одной палочкой об другую, как делали далёкие предки, когда в голове вспыхнула неожиданно совсем другая идея. Видела она этот фокус в каком-то из роликов.
Эля вынула из часов в каминной батарейку, аккуратно оторвала от сигаретной пачки полоску фольгированной бумаги, один конец которой прижала к плюсу, а другой к минусу. Заряда батарейки хватило на то, чтобы произошло замыкание и бумажка задалась огоньком. Для надёжности Эля выпустила из зажигалки порцию газа – этого вполне хватило для того, чтобы береста занялась, а вслед за ней затрещали и сухие еловые веточки, пуская в воздух чёрные завитки дыма.
– Йес! – почти крикнула Эля, победно воздевая вверх руки.
Через полчаса картошка была готова. Соли в доме не нашлось. Но маринованные огурчики пришлись теперь кстати. И наконец она смогла покурить. От первой же затяжки голова закружилась и потяжелела. Нет. Такого Эле не надо. Она потушила сигарету и убрала обратно в пачку. Дел предстояло ещё много – мозги нужны свежие, а реакция молниеносной.
Вооружившись копьём и кипячёной водой в бутылке, девушка отправилась в лес по уже протоптанной вчера тропке. Комары снова облепили её, но уже не были столь агрессивны. То ли одежда спасала, то ли Эля привыкла, то ли комарам она пришлась этим утром не по вкусу. Теперь девушка сосредоточенно выискивала глазами что-нибудь для себя полезное. Первым из интересного оказался здоровенный подосиновик. Эля разломила его – к сожалению, червивый. Но в метре от него показалась тёмно-рыжая головка гриба чуть поменьше. Тот оказался крепким и чистым. Эля срезала тонкую веточку и насадила на неё гриб. Углубляясь всё дальше и дальше, она набрала таким образом штук пятнадцать подосиновиков, подберёзовиков и одного белого. На сегодня, пожалуй, достаточно. Главное, что гриб есть, и в любое время теперь можно набрать себе на обед.
Лес начал редеть минут через сорок ходьбы, и совсем скоро показалась вода. Берег в этом месте был довольно крутым, так что к озеру Эля не рискнула спуститься. Зато на горизонте она и правда рассмотрела такой же остров. Значит, собачий лай ей не приснился – просто ветер дул с той стороны. До острова расстояние точно определить было никак нельзя – возможно, чуть больше километра, а то и все два. В любом случае, добраться до него вплавь для не умеющей плавать девушки не представлялось возможным. Она могла бы проплыть от силы метров сто-сто пятьдесят, никак не больше. Воду она боялась с детства, хотя отец, когда был жив, долго пытался научить её плавать. Каждый раз такие уроки заканчивались слезливой истерикой, так что отец махнул на Элю рукой, боясь лишний раз заводить споры с супругой.
Возвращаться назад той же дорогой Эле не захотелось. Она посчитала, что её остров всё-таки невелик, и можно теперь идти вдоль линии воды, чтобы оказаться у пирса. Так она и сделала.
Мысленно рисуя в голове карту, Эля начала понимать, что остров, скорее всего, имеет форму сердца, по крайней мере, эта правая его сторона ровной дугой загибалась к пирсу, который начинался прямой линией из небольшой подковообразной бухточки. И тогда, если она права, сердце превращалось, благодаря этой линии пирса, в карточный знак «пики». А это уже как бы и не совсем сердце.
За такими мыслями Эля наткнулась на яблоню. Дикую, но усыпанную, как новогодняя ёлка, красно-золотыми, сочными на вид плодами. Девушка сорвала одно яблоко и откусила. Челюсти свело от кислого вкуса. Эля выплюнула то, что уже успела разжевать, и бросила яблоко в траву. Вид оказался обманчив. Впрочем, как и всё то, что случилось в её жизни в последний месяц. Память снова стала рисовать перед ней недавнее прошлое…
Когда в одиночестве она вернулась из Салоников, толком ни о чём не успев договориться с Веней, то впала в самую настоящую депрессию. Долгими вечерами она только и делала, что валялась в постели с телефоном в руках и ждала, когда ей хоть кто-нибудь позвонит. Под «кем-нибудь» она подразумевала Веню и Егора. Телефон Венечки ей был неизвестен, хотя свой она ему оставляла, а сделать звонок Егору Эля не решалась первой, потому что ей нечего было ему сказать. В то время она так и не почувствовала себя виноватой, по крайней мере осознанно. Где-то глубоко в непостижимых закоулках души, может быть, и царапалось неприятное ощущение от совершённого ей предательства, но в этих безднах и не такое ещё ютилось, а копаться в себе Эля ненавидела. Жизнь, полагала она, расставляет всё так, как оно и должно быть, что бы там человек себе ни надумывал. Она любила. Любила, как ей казалось, по-настоящему. А любовь оправдывает всё, потому что она есть свет, и нет в ней никакой тьмы. То ли слышала она где-то такое, то ли сама придумала, исказив изначальную фразу, где говорилось несколько о другом. Не важно. Она женщина. Она имеет право выбирать. Но вот если бы, например, Егор ей сейчас позвонил и предложил тему для разговора, то не известно, как бы она себя повела – возможно, даже и дала бы ему второй шанс.
