Buch lesen: "Группа крови на плече. Кодекс спецназовца", Seite 2

– Какой же ты все-таки грубый, Орлов! – Лена резко развернулась, прядь светлых волос хлестнула меня по подбородку.

* * *

В аэропорту Ижевска нас дожидался первый секретарь Удмуртского обкома. Причем Валерий Константинович зависал не где-нибудь в зале для важных персон – сейчас он называет» «для официальных делегаций», а прямо на летном поле, около трапа, на холодном ветру стоял. Март в Удмуртии выдался холодным, пока мы ехали обратно – пошел снежок, который, слава богу, не преобразился в снегопад. Нелетной погоды совсем не хотелось.

По вытянувшимся лицам сопровождающих я заключил, что происходит что-то необычное. И в самом деле, чиновник такого высокого ранга делегации покруче нашей чуть ли не каждый день провожает, а тут такое. Дочь у него там в классе была, что ли?

Оказалось, что Марисов приехал поблагодарить нас лично. И не было у него в классе дочери. Просто как мужик, а не как глава обкома. Поздоровавшись с каждым, он очень тепло поблагодарил нас, наговорив хороших слов. Мои аж расчувствовались от такого.

Дополнительным бонусом стали две сумки с… шоколадными пельменями! С начинкой из ягод.

– Это наше местное лакомство, – пояснил Марисов. – Сорок упаковок вложили. Мне сказали, что бойцов в «Громе» больше, чем прилетели… На всех хватит.

Поблагодарив обкомовца, мы погрузились в самолет.

Послышался гул моторов.

Вот теперь можно и отдохнуть! Я закрыл глаза, представил, как и чем меня встретит Яна. Может, чем-то воздушным, кружевным? Помнится, я ей оставлял с запасом чеков «Березки», что мне отсыпал недрогнувшей рукой Алидин за «Кобру». Так сказать, от себя лично и от Седьмого управления.

Яна, как забеременела, стала просто ненасытна. Никакого токсикоза, тошноты – ровно наоборот. У нее проснулся просто волчий аппетит к постельным утехам. Это гормоны так работают? И ведь теща меня тайком предупредила, что первый триместр – самый опасный насчет выкидышей и прочих женских неприятностей. Мол, поумерьте пыл.

– Орел, тут такое дело… – из сладких грез меня выдернул напряженный голос Незлобина. Я посмотрел в расширенные зрачки Огонька, потом в иллюминатор. Вроде бы все нормально, взлетели.

– Перекладывали тут наш багаж. Залез в гранатную сумку, а там… – Незлобин разжал кулак. В нем лежала чека от гранаты.

Глава 3

Во рту резко пересохло. Я еще раз покосился в иллюминатор. Если граната взорвется и осколки пробьют баки… Мы просто рухнем вниз горящей кометой. Сколько тут тонн авиационного керосина под нами? Десять тонн? Хоронить будет нечего.

– От чего чека?

– РГД-5.

– Какого хрена не сняли взрыватели? – Я с большим трудом взял себя в руки.

– Да ты сам гнал нас, быстрей, быстрей… – ответил Незлобин.

– Чья сумка?

– Ильясова-старшего.

– Он знает?

– Нет, я никому не говорил, – Незлобин перешел совсем на шепот: – Скоба прижата стенкой сумки. Давай тихо вставим кольцо и всего-то дел.

Всего-то дел ему… Я выругался про себя. Где-то такое уже было. Внезапно я вспомнил где – кинофильм «На войне как на войне». Там тоже граната без чеки оказалась. Только в самоходке, забитой снарядами. Помнится, Конкин полез лично вставлять чеку. Чего только в голове не всплывет по такому нервяку. И что делать по инструкции? Сообщить пилотам, чтобы сажали самолет? Это ЧП, Цинев обязательно воспользуется моментом, чтобы утопить отряд в дерьме…

– Ну пойдем, посмотрим сначала, что там. Где сумка?

– В конце самолета сложено все.

В проходе я столкнулся с Калиновской. Я вправо – и она вправо. Я влево – и она влево.

– Чего это вы шепчетесь? И Незлобин такой красный-красный. Будто комсомолку без лифчика увидел.

Я обернулся. Веня, как любой рыжий, краснел очень заметно.

– Жарко в самолете, решили попросить водички у стюардесс.

– Коля, не ври мне, – Лена понизила голос: – Что происходит? На тебе лица нет.

– Товарищ капитан, вернитесь на свое место!

Распустил я офицеров. Совсем обнаглели.

– Что происходит? – теперь уже с соседнего места поднялся встревоженный Тоом.

Я наклонился к уху Иво, прошептал:

– Граната без чеки.

Мы краснеем, а мой заместитель бледнеет. Тоже очень заметно – будто какой-то вампир всю кровь из него мигом выпил.

– Там же усики?

– Какие усики? – влезла в разговор Лена. Уходить она никуда не собиралась.

– Сейчас кто-то наряды вне очереди получит, – прошипел я ей в лицо. Калиновская фыркнула, ушла покачивая боками, в голову самолета. А тот все набирал и набирал высоту. Походу пилоты тоже торопились домой и взяли эшелон повыше.

– Ну вот разогнулись… – развел руками Незлобин.

Стюардессы начали разносить еду, запахло чем-то мясным.

– Ехали по колдобинам – не дороги, а ужас. Может, из-за тряски, – согласился Тоом. – Пойдемте, посмотрим.

Иво забрал у Вени кольцо, первым добрался до баулов, сложенных на задних сиденьях. На нас оглядывались, но без интереса. Громовцам актуальнее было перекусить – почти полсуток на ногах и без еды.

– Ты зачем вообще полез в гранатные сумки? – поинтересовался я у Незлобина.

Огонек опять «зажегся».

– Искал эти шоколадные пельмени… – вздохнул покрасневший Незлобин. – Перекладывал сумки, смотрю – из гранатной кольцо выпало. Слушай, давай Ильясовых позовем! Это их работа разминировать.

– Ты тему не меняй, желудок! Никаких Ильясовых мы вызывать не будем. Знают трое – знает и свинья. А если уже пятеро…

– Готово!

В руках Иво что-то щелкнуло, я заглянул за плечо своего зама… Тоом держал эргэдэшку со вставленной чекой. Пока мы препирались с Незлобиным, капитан нашел гранату, вставил кольцо. Не человек – золото!

– Выкручивайте запалы, – распорядился я. – И чтобы тихо, незаметно!

– Товарищ офицер! – меня окликнула стройная стюардесса. Блондинка с открытой, красивой улыбкой. В приталенной форме, которая аппетитно облегала все выпуклости. Я посмотрел в голубые глаза, потом рассмотрел ноги. Тут тоже все было отлично.

– Слушаю вас.

– Займите, пожалуйста, свое место. Мы начали обслуживание.

– Курица или мясо? – пошутил я. Чем вогнал девушку в ступор.

– У нас сегодня три смены блюд. Закуска – порезанный огурец, бутерброд с черной икрой, буженина и сыр. На второе – рыба телапия. С гарниром из риса. Десерт – булочка «Летная» с маком, яблоко, чай-кофе на выбор, – протараторила и засмущалась. Молодая еще.

Я сел на свободное место, повертел в руках меню. У них даже есть меню! Хорошо живет Андропов.

– Девушка, как вас зовут?

– Яна.

– Прямо как мою жену! – я увидел, как стюардесса разглядывает мое обручальное кольцо – Яночка, а можно мне водочки?

– Извините, водки на борту нет. – Девушка явно потеряла ко мне интерес – Есть мартини, шампанское.

Ах да, Андропов-то у нас малопьющий. Алидин рассказывал. Большой специалист по минералочкам. Считай уже готовит почки к диализу.

– Давайте мартини, – вздохнул я. – Сок есть?

– Апельсиновый.

– В самый раз!

Пока Иво с Незлобиным выкручивали запалы, проверяли сумки, я налил себе мартини, разбавил соком. Выпил все залпом, еще налил. Вроде отпускает. Я закрыл глаза, задумался. Ведь плыву по течению. Ну да, «Гром». Мощный рычаг, которым можно перевернуть весь мир. Или хотя бы 1/6 его часть. А можно отстреливать банды по малинам, гонять террористов. Нет, тоже полезное и важное дело, но все равно мелко. Я же из будущего. Историю знаю на троечку, но общую канву помню. Сейчас у власти Брежнев. Нормальный, сильный лидер. Но к началу восьмидесятых он прилично сдаст, постареет. Окружение начнет бороться за власть. Победит Андропов. Который и сам не долго протянет. Но зато успеет поднять в ЦК Пятнистого. И вот тот уже начнет мощно так разваливать Союз. То ли по дурости, то ли еще по каким-то причинам. И ведь никто, сука, не пикнет.

В КГБ будут какие-то серости, сначала прохлопают Польшу, потом Афган, наконец, «наши западные партнеры» подожгут окраины. Все эти нацреспублики… Пролюбили примерно все.

Армия? Тоже по нулям. ГКЧП какие-то танки сможет в Москву ввести, но тут же части начнут переходить на сторону Ельцина. Первым перебежит Пашка-Мерседес. Будущий министр обороны. А от таких и надо как раз страну оборонять.

И все это пока Пятнистый сидит в Форосе и ждет, чем кончится путч.

Кто еще остается? Милиция? Ну эти никогда не играли существенной роли в политических раскладах. Хотя Арапов кое-что рассказывал про Щелокова. Мощный мужик.

На кого же можно опереться? Партия? ЦК? Сборище карьеристов. Чем дальше – тем больше. Все себе на уме, все в интригах… Авторитет власти пока держат фронтовики. Их много и в обкомах, и в армии с Комитетом. Но опять же, чем дальше, тем меньше. Военное поколение уходит – им на смену приходят ушлые сынки и внуки.

Я еще покрутил ситуацию так-сяк. Нужен не Сталин конечно же, но крепкая рука точно. Желательно из молодых. Со своей командой. А таких сейчас просто нет.

– Ты чего такой мрачный? – в кресло через проход присела Калиновская. С бокалом в руках! Вот же неугомонная. Я присмотрелся к бокалу – там поднимались пузырьки.

– Тебе можно, нам нет? – врач кивнула на мой стакан с мартини, где сока как бы уже почти не осталось.

– Вот ходишь ты по краю, Лена… – я тяжело вздохнул. – Врезать бы тебе по заднице, а нельзя! Авторитет потеряю.

– А еще потеряешь, если будешь секреты разводить. – Калиновская покрутила белую прядь над ухом. Я заметил, что Лена переоделась. Сняла шапочку, белый халат. Под ним оказалась синяя блузка с глубоким декольте. Нашему вниманию была предложена замечательная трешка, в ложбинке которой покачивался какой-то кулончик.

– Что разглядываешь? – усмехнулась доктор. – Имеем не ценим, потерявши плачем?

– Тихо ты! – я долил в стакан все мартини из бутылки, поставил ее по давней русской традиции в ноги. – Бойцы услышат, слухов не оберешься.

Ближайшие громовцы сидели в двух рядах от нас и что-то оживленно обсуждали, размахивая руками.

– Никогда я тебя не имел… – тут я поперхнулся. – В семейном смысле не имел, а не…

– Я поняла, поняла…

– Ты же меня сразу отшила, правильно? Еще во Вьетнаме. Ну и чего теперь ворошить старое? Я женат, ты в невестах ходишь!

– Ты кругом прав, – Лена потянулась в кресле, обозначив свое главное достоинство. Потом скинула туфли, провела руками по ногам. – В Ханое заглядывала к одной женщине, делала массаж ступней. Коля, это сказка!

Она меня что… соблазняет? Я резко встал, вернулся в конец салона. Иво с Незлобиным уже закончили и на двоих приговаривали такую же бутылку мартини, что выпил я.

– Продолжайте, – махнул я рукой на их попытки спрятать бухло. Похоже, мы сегодня здорово распотрошим авиабар Андропова.

– Все вывернули, из светошумовых тоже, – отчитался Тоом, забирая у меня стаканчик и наливая мартини. – Теперь уже можно? За успех?

* * *

Внуково встречало нас теплой весенней погодой. Как ни хотелось мне рвануть домой, но после инцидента с гранатой надо было все лично проконтролировать. Я позвонил в Сберкассу Яны, сказал, что прилетел. Услышал облегченный вздох и кучу вопросов. Жена как из пулемета тараторила – интересовалась, как все прошло в Сарапуле, рассказывала семейные новости. Первое я проигнорировал – не выдавать же секретную информацию по открытой линии? Насчет второго больше интересовался здоровьем супруги. Тут все было отлично, вечером меня с нетерпением ждали домой.

Второй звонок я сделал уже из служебной «Волги». Пока парни грузились в автобус, я доложился Алидину. Общую информацию он получил еще ранним утром, звонком по спецсвязи, но хотел знать подробности.

– Все штатно, по подпункту Е общего плана мероприятия, – туманно ответил я. Хотите разводить бюрократию? Ну так получите.

– Хрена ли ты мне мозг сношаешь своими подпунктами?! – выругался генерал. – Давай детали. Мне на доклад к председателю идти.

Ну я и дал. Пока рассказывал, громовцы погрузились, водитель побибикал мне. И тут я понял, что после мартини как-то не айс садиться за руль. Нет, служебную «Волгу» с соответствующими номерами и маячками никто бы не стал останавливать. Но подобный подход – это дорога в ад. Только дай себе слабину – все, пиши пропало. Очнешься в кювете вверх тормашками. Или еще хуже под каким-нибудь КамАЗом. И будут тебя выковыривать частями долго и больно.

– Байкалов! – я крикнул в приоткрытое окно. – Саша! У тебя же есть права? Тогда садись за руль.

Пушкин сел на место водителя, мы караванчиком отправились на базу в Балашиху.

Байкалов долго молчать не мог, завел опять разговор про свою любимую поэзию. Дескать, мой урок выучил, читает только идеологически выверенные стихи.

– Хотите один услышать? Очень талантливо написано…

– Ну давай! – согласился я.

 
Сбрехнул какой-то лиходей,
Как будто портит власть людей.
О том все умники твердят
С тех пор уж много лет подряд,
Не замечая (вот напасть!),
Что чаще люди портят власть.
 

– Ничего так, – покивал я. – А кто автор?

– Вот еще… – затараторил снайпер:

 
Мы бренны в этом мире под луной:
Жизнь – только миг (и точка с запятой);
Жизнь – только миг; небытие – навеки.
Крутится во вселенной шар земной,
Живут и исчезают человеки.
Но сущее, рожденное во мгле,
Неистребимо на пути к рассвету.
Иные поколенья на Земле
Несут все дальше жизни эстафету.
 

– Это как-то похуже. Человеки… Так кто автор?

– Юрий Владимирович! – Пушкин прибавил газу, смело пошел на желтый, автобус за ним.

– Какой Юрий Владимирович!

– Андропов!

– Ты шутишь?!

– Нет, Яна рассказала. Ну та стюардесса…

– Блондинка?

– Она, – Саша перешел на шепот: – Юрий Владимирович ей лично читал свои стихи. Она потом записала.

– А ты запомнил?

– Запомнил.

– Так это она тебе государственную тайну разболтала? – я засмеялся.

Андропов-то, оказывается, поэт!

* * *

На базу я приехал в отличном настроении. И как говорится, сразу угодил с корабля на бал. Наш замполит с брызгами слюны орал на солдат из второго полка. Вдалеке я заметил бойцов третьего и четвертого отделений «Грома», которые с удовольствием «грели уши».

– Что случилось? – поинтересовался я у Воскобойникова, когда тот перестал вопить.

– Представляешь, майор… Тут Гречко к нам на базу собрался приехать.

– Министр обороны?

– И не один. С ним еще кто-то из ЦК. Хотят посмотреть твой «Гром», штурм террористов, может, какие-то показательные схватки бойцов. И вот Козлов дал команду прибраться на территории.

Уборка включала в себя, разумеется, покраску забора и только появившейся травы. Решил генерал, что она недостаточно зеленая – послали духов из нового призыва ее красить. А с ними художника из хозроты. Так сказать, для контроля эстетической стороны.

Дали две здоровые банки зеленой краски. Художник посмотрел на эти банки и сказал, что краска разного колера, можно хохму сделать.

В процессе работы духи поняли, что рисуют под руководством маэстро три знаменитые русские буквы огромного размера. Правда, когда закрасили весь назначенный участок, как-то краски слились, и надпись как-то потерялась…

«Погодите, вот высохнет!» – хихикнул художник.

Разумеется, солдатики замполиту тут же своего начальника вломили – отмазывать не стали. Так что мне все рассказывали в подробностях и лицах.

Работу прапорщик принял без вопросов и даже похвалил за скорость. Генералу доложили, он одобрил.

На следующий день, глядя на свежепокрашенный забор, чудилось присутствие некой крылатой надписи, но не явно – на уровне ощущения. То ли краска по-разному впитывалась в дерево, то ли с разной скоростью выгорала на солнце.

Проходя мимо, Козлов заметил, что «на заборе член вырос». И это в преддверии визита высокопоставленных лиц. Генерала чуть кондратий не хватил.

Послали разбираться замполита. Под его же приглядом забор перекрашивали.

Художник, разумеется, отправился на губу. И его уже забронировали изображать террориста на показательных выступлениях.

– Я должен это увидеть! – первым не выдержал Незлобин, рванул к забору. За ним всей толпой пошли мы.

Даже три слоя краски сверху не спасали ситуацию. Слово на букву «Х» по-прежнему было видно. Да, на уровне ощущений, но тем не менее.

– В черное надо перекрасить все, – вздохнул стоящий рядом Отбойник. – Но это не по уставу.

– Гречко с вами за такое знаете, что сделает? – парировал Тоом. – И все будет по уставу.

Дальше шла непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Воскобойников орал на срочников, те старательно пучили глаза, на прямые вопросы отвечали по уставу: «Никак нет» и «Так точно». Прямо как в анекдоте про якута, которого призвали в советскую армию, только вот он знал всего три фраза.

На первой же перекличке:

– Петров!

– Я!

– Сидоров!

– Я!

– Чукча!

– Моя!

– Что, моя?

– Так точно!

– Что, так точно?

– Никак нет!

– Что никак нет?!

– Ура-а-а-а-а!

– Слушайте анекдот… – мне надоело слушать вопли замполита, я отвел его в сторону. – Новый.

* * *

В штабе мое отличное настроение подкрепил Байбал. Пока нас не было, он съездил в Центральное управление альпинизма. Которое входило во Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС).

Там ему посоветовали обратиться к заслуженному мастеру альпинизма Виталию Михайловичу Абалакову, который руководил командой по альпинизму «Спартак», лично покорил пик Ленина и пик Победы. Байбал позвонил тренеру, и тот высказал заинтересованность.

– Он же не только альпинист, – объяснял нам Гоголев, – но еще инженер-конструктор. Если понадобится какое-либо специальное снаряжение – сам сделает.

– Это очень кстати… – покивал я, вспоминая тренировки в ОМОНе. Альпинистскую подготовку нам ставили не долго, около двух недель, и специальное снаряжение я помнил смутно. Какие-то особенные хитрые карабины, которые легко позволяли разворачиваться вверх ногами, спусковые устройства, блок-зажимы. Кажется, мы выставляли под окнами, которые нужно штурмовать, специальные «базы» из сотрудников, которые служили «направляющими».

И где это все тренировать? Нужно здание-заброшка! Вставим окна, будем пробовать их пробивать.

– Иво, – я повернулся к своему заму, – собери первых два отделения. У меня будет объявление.

– Что-то случилось? – забеспокоился Тоом.

– Да. Но хорошее. Нам выделяют целый подъезд в новом жилом доме в Балашихе. Пятнадцать квартир. Осенью.

– Ура!! – первым сообразил Незлобин. – Качать майора!

Глава 4

– Дебилы, бл***!²

Знаменитая фраза министра иностранных дел Лаврова вырвалась у меня сама собой. Я поймал несколько понимающих взглядов из свиты Гречко, сильнее прижал к глазам окуляры бинокля.

Мы все стояли на специально возведенной вышке, с которой открывался отличный вид на бывшую котельную дивизии Дзержинского. В которой мы, уже полгода как, устроили тренировочный центр. Обучение передвижения спецназа, штурм базы террористов… Последнее, собственно, и происходило. Вооруженные автоматами с холостыми патронами, бойцы третьего отделения пытались захватить залетчиков с губы во главе уже со знаменитым «художником». Тем самым, что «вырастил» нечто на заборе части. Звали его Иван Кучерявый, но волос на голове рядового было негусто – одни залысины. И это в достаточно молодом возрасте.

«Художник» подготовился к штурму на все сто процентов. Забаррикадировал двери разной сломанной мебелью, рассредоточил залетчиков по укрытиям. А вот молодые из третьего отделения сразу облажались. Подрывать дверь им никто не разрешил – все помнили экзерсисы со светошумовыми гранатами на предыдущей «показухе».

Алидин до сих пор прихрамывает на правую ногу. Хотя гипс уже давно сняли.

Поэтому третье отделение вооружилось тараном. И успешно его пролюбило. С первых ударов дверь не поддалась, громовцы поднажали и провалили таран с концами в пробитую дыру. Что делать?

– Урою в нарядах, – прошептал стоящий рядом Иво.

– Сколько раз с ними тренировали штурм? – поинтересовался я у заместителя.

Тоом открыл свою записную книжку, сверился с цифрами:

– Девять раз.

– Негусто.

Громовцы вышибли дверь плечами, благо она была уже почти сломана, развалили баррикаду, рванули вперед. И тут же повалились, запнувшись о валяющийся на полу таран. Боец со щитом успел вскочить первым, но «залетчики» отстрелялись по нему, и судья на мостках, которого изображал Байбал, успел прокричать:

– Головной ранен в плечо!

Спецназовцы схватили раненого товарища и, прикрываясь поднятым щитом, отступили обратно в коридор.

– Почему нет ответственных за эвакуацию?! – не выдержал я, вдарил по деревянным перилам ребром ладони. И конечно, перерубил их, вызвав переполох свиты Гречко. – Почему все отошли?

Ко мне протиснулся Ивашутин, успокаивающе положил руку на плечо:

– Это ты сам себя спрашиваешь, майор?

Уел.

– Не кипятись, министр видел вашу съемку того, как работают первые два отделения, снайперы. Поэтому и приехал глянуть вживую.

– А зачем попросили молодых на штурм? – спросил я.

– Любой спецназ оценивается не по самым сильным, а по самым слабым. А кто у тебя слабые? Новички, конечно.

Тем временем громовцы условно перевязали раненого, второй номер взял его щит. В комнату с террористами был заброшен муляж светошумовой гранаты, но «залётчики» уже отошли в другое помещение. Из-за двери опять обстреляли штурмующих. Тут Байбал выдал «попадание в щит». Подыграл.

– Если бы были заложники… – шепнул мне Иво. – Это провал.

Штурм закончился, «террористов» заковали в наручники, поставили в позу пьющего оленя. Начали обыскивать. Хотя бы тут не налажали… Я пошел к лестнице.

– Да не переживай ты так, майор… – после того, как Гречко ушел дальше инспектировать дивизию, мы потопали в котельную в компании Ивашутина. – Все хорошо прошло.

Глава ГРУ показал мне свой ежедневник, который пестрил записями.

– Видишь сколько я себе полезного занес!

– Запишите еще, – вздохнул я. – Новый автомат нужен.

– Какой же? – генерал даже остановился – так удивился.

– Патрон 7.62 обладает избыточной мощью. БК тяжелый, таскать АКМ тоже умучаешься. Видели вы этих тщедушных вьетнамцев с «веслом» в руках?

– Видел.

– Ну тогда понимаете меня. Для наших задач тоже нужен компактный автомат, можно даже с раскладывающимся прикладом.

– Под какой патрон?

– Это пусть специалисты скажут… – развел я руками. – Что-то в районе пяти миллиметров. Плюс-минус.

Ивашутин сделал себе запись в кондуите.

– ГРУ может давать технические задания оружейникам. Озадачу Михаила…

Ага, это он про Калашникова. Ну что ж… АК74 может появиться сильно раньше 1974 года.

– Повторяется история с «мосинкой», – вздохнул Ивашутин. – Перед войной тоже понимали про ее избыточную мощность, но с перевооружением на автоматы затянули. Пришлось в спешке клепать ППСы и ППШа.

Петр Иванович внимательно осмотрел «котельную», прошелся по мосткам. Потом заглянул в тир, пострелял из винчестера. Помповое ружье пользовалось неизменным успехом. Необычная перезарядка, другая отдача…

Потом генерал добрался до штурмовой полосы – она у нас тоже была модернизированная. Вник во все, похвалил. Кроме ям, проволочных заграждений, стен и бревен, наличествовала канатная дорога со взрывпакетами, площадка для метания гранат. Причем последнюю сделали по фэншую – с круговым окопом вокруг возвышения. Сколько было случаев, когда боец из-за волнения ронял гранату себе под ноги… А тут инструктор – раз – и стаскивает в противоположную сторону залетчика. Шансы спастись вырастают в разы.

– Все по уму сделано, – покивал в ответ на мой рассказ Ивашутин. – А это что там происходит?

Я присмотрелся. Первое и второе отделение практиковались в вязании на верёвках различных узлов – проводник, схватывающий, булинь, восьмёрка… Преподавал им все худощавый мужчина в штормовке. Абалков. Вписался тренер в нашу структуру идеально, но пришлось побороться. Оказывается, Виталий Михайлович с 1938-го по 1940 год как немецкий шпион отсидел в тюрьме под следствием, где ему выбили зубы. Зла на «органы» не затаил, но черную метку в личное дело поимел. Хоть и был реабилитирован в 1953-м. Пришлось подключать Алидина, доказывать наверху необходимость Абалкина группе «Гром». Обосновал, доказал. Даже выбил должность в штатку и приличную зарплату – больше двухсот рублей. Так сказать, загладить хоть так тяжелое прошлое.

– Альпинистская подготовка, – пояснил я генералу, тот махнул рукой, чтобы громовцы не подрывались и продолжали заниматься своим делом.

Пока я рассказывал про Виталия Михайловича и пел тому дифирамбы, Абалков перешел к тому, как правильно надевать снаряжение-беседку и как страховать друг друга.

– А для чего это все? – удивился Ивашутин. – Я не слышал, чтобы ваш отряд планировали использовать в горах.

– Вон они горы наши, – махнул я на дома офицеров на территории базы. – Любой захват заложников выше второго этажа и единственный вариант зайти внутрь – через дверь. В теории можно проломить перекрытие через верхний или нижний этажи, но на практике от этого вреда больше, чем пользы. Особенно если много заложников. Проверяли. А вот зайти через окно – это считай полдела сделано. Как там говорил Суворов?

– Удивить – значит победить… – покивал генерал. – Допустим, вы спустили спецназовца на веревке вниз. Даже нескольких. А дальше что?

– Самый простой вариант, – ответил я. – Он сильно отталкивается ногами и, разбивая окно, влетает внутрь. Уже готовый открыть огонь из пистолета.

– Вот зачем вам шлем с забралом из бронестекла… – протянул генерал. – В бронежилете, в полной экипировке можно не обращать внимание на осколки.

Я усмехнулся про себя. Детское время. Вот в нулевых… когда половина домов обзавелись стеклопакетами… Ты бьешь в них ногами, а тебя отфутболивает обратно. Террористы за окном похохатывают.

Тут я внезапно вспомнил еще об одном изобретении. Цеп на шесте. В навершии – взрывпакет. Классный способ вскрывать окна во всяких автобусах, поездах… Ударил и тут же по специальным мосткам штурм.

– Что замолчал, майор? – Ивашутин присмотрелся ко мне. – Ушел в себя – вернусь не скоро?

– Что? Ах, да… так вот насчет штурма. Со стороны двери «Гром» будут ждать. А если сначала окно, а только потом дверь? Потом если в квартире или помещении несколько комнат с окнами – одно из них можно вполне тихонько вскрыть стеклорезом.

– Ну насчет тихонько я сильно сомневаюсь. Ты слышал этот скрип?

– Надо просто масло добавлять и очень аккуратно, по чуть-чуть резать. Медленно.

– Ладно, вижу, что у тебя все продумано… – генерал убрал ежедневник в портфель на замочке. – Пойдем, посмотрим, куда пропал Гречко.

А министр обороны осматривал казармы. И вот там ничего интересного не было – все как у всех. Оружейки, взлетки, идеально заправленные постели. Это у срочников. У офицеров в общагах тоже прибрались, натерли полы, повесили в коридорах шторы.

Вокруг Гречко вился Козлов – все объяснял, всех гонял… Хоть и подчиняется дивизия МВД, работает на КГБ, маршал – не просто член ЦК и министр обороны, бери выше – кандидат в члены Политбюро! От его мнения многое зависит.

– Теперь пойдем в столовую, – решил Гречко. – Уже ужин, посмотрим, чем тут у вас кормят. Потом зайдем в дивизионный клуб.

– Сегодня фильм про Чингачгука³ привезли, – тихо произнес стоящий за моей спиной Иво.

Ивашутин услышал, повернулся к заместителю:

– Совсем с ума сошли с этими индейцами. У меня внуки как посмотрели Большого Змея, так все, понеслось. «Хау, я все сказал», перья, луки самодельные…

– Ну ковбои – бледнолицые собаки… – пожал плечами Тоом. – Для пропаганды это хорошо. Полезно напоминать народу, кто такие американцы и куда с континента пропали индейцы.

* * *

Добирались недолго – от Кутузовского до Ленинградского проспекта доехали за полчаса, припарковались возле гостиницы «Советская». С обратной стороны находился театр «Ромэн», куда жена достала билеты, чуть ли не из-под полы, и тем самым обломала мои планы по просмотру фильма с Гойко Митичем.

«Я не встал на тропу войны» – покорно согласился на цыган. Даже пошутил насчет ямщика и «Яра». Тут-то Алидин меня и удивил – оказывается, «Ромэн» располагался как раз на месте ресторана «Яр», где в царские времена мощно так отжигали дворяне да купцы в компании цыган. Преемственность поколений…

– Тебе очень понравится. Я уверена! – всю дорогу до театра Яна рекламировала мне новое развлечение. Вся Москва съезжается послушать романсы некого Николая Сличенко. Плачут, восторгаются… Собственно, подружка жены и подорвала боевую подругу на все это мероприятие.

– Яночка, – я погладил чуток обозначившийся животик жены, – это же женское развлечение. Ну что я буду там делать? Плакать и платочком вытирать слезы? Может, я сяду в ресторане «Советской», подожду тебя?

– Коль, ты теперь в Москве живешь, – возразила супруга. – Надо приобщаться к культуре! Ну что ты видел в своей жизни? Казармы, секретные командировки? А в них что? Кровь, кишки?

Ночью приснился туннель с Дэниэлсом. Тот самый, куда мы с Чунгом забрасывали гранаты. Вот уж насколько у меня крепкая психика, а проснулся в холодном поту. Лежал, вспоминал, как Дамбо перерезал горло вьетнамцам, потом забег по джунглям. Сходил, открыл форточку – под сквознячок засыпать легче. А тут Яна проснулась, объяснила по-простому, чем чревато простыть беременной. Хоть и наступил апрель со всеми прелестями весны, а ночью еще подмораживало.

– Потом ты мне еще на восьмое марта обещал сводить куда-нибудь, – Яна не сдавалась и продолжала меня уламывать, – а сам умотал в этот свой Вьетнам.

– Он не мой, – я вышел из машины, открыл дверь жене: – Пошли уже.

* * *

В театре мне, к удивлению, понравилось. Сначала Яна сдалась и разрешила перед концертом зайти в буфет. Там я взял жене чая и эклеров, а сам выпил пару рюмок коньяка. «Арарат» горячей волной прошелся по телу, и в зрительный зал я входил расслабленный и благодушный.

Кудрявый брюнет Сличенко пел без остановки – тут были и романсы, и народные песни – «будто кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце нож». Цыганки под аккомпанемент трясли пестрыми юбками, кричали «ай-лю-лю». Сличенко даже выдал что-то из современного, а именно – про житие своего народа в большом городе: «…проскачу я на Таганку, чтоб с собой забрать цыганку…» Дальше любителя скачек по столице принимает милиция, но потом сжалившись, отпускает.

В антракте я прислушался к тому, что обсуждает народ. Ну Сличенко и цыганские романсы само собой, а еще людей волновало какое-то мумие – горный воск, который лечит от всего и сразу. Это женщин. Мужики трепались про 412-й «Москвич». Мощный мотор – 75 лошадей, новомодные ремни безопасности… Последние никто признавать не хотел – только слабаки и трусы пристегиваются. Ну это у нас как всегда, я даже не удивился.

За нашим буфетным столиком стояла странная пара. Молодая крепенькая девчуля с высоким статным парнем-блондином. Волосы спутника чернявой девушки кучерявились, прям как у Сличенко. Пара обсуждала фигурное катание. Какую-то «Калинку-малинку» на льду, травмы коленей. Это обсуждение шло по нарастающей, в ход шли претензии, высказывались обидки. В основном со стороны чернявой – «виноватый» блондин стоически терпел.