Buch lesen: «Переплетение»

Прости, Катька…

ПОВЕСТЬ

1

Свадьбу сыграли в конце июля, ровно через два месяца после того, как Николай демобилизовался из армии. В конце мая он вернулся со службы в свой родной шахтерский поселок, притулившийся на окраине среднего по областным меркам города, а уже на следующий день они с Екатериной подали заявление в ЗАГС.

– Девушка, – говорил, улыбаясь, Николай пожилой женщине, годившейся ему в матери, – ну зачем нам ещё два месяца ждать? Она и так меня из армии дождалась, и до армии мы уже два года дружили. Ну сделайте нам пораньше, пожалуйста…

Работница ЗАГСа, отложив в сторону ручку и сняв с носа очки в тонкой позолоченной оправе, подняла на него серьезные глаза:

– Молодой человек, порядок есть порядок. Положено два месяца на проверку, значит, положено. И поверьте мне, я тут много разного повидала, – для убедительности она значительно кивнула головой. – Дружат, дружат, так же как вы придут, подадут заявление, а потом разбегаются. Так что не отвлекайте меня от работы.

– Эх вы, – укоризненно вздохнул Николай, – «разбегаются»… Кто-то, может, и разбегается, а мне кроме моей Катюхи больше никто не нужен, – и он чмокнул в щёку Екатерину, молча стоявшую рядом.

Женщина устало и как-то снисходительно улыбнулась:

– Молодые люди, приходите через два месяца. Если уж вы четыре года ждали, то пару-то месяцев ещё подождёте, не страшно. Да и время будет к свадьбе подготовиться.

В чём в чём, а в этом она была права. В армии Николай возмужал, окреп, даже подрос ещё немного, и вся его доармейская одежда стала ему мала. За два месяца надо было успеть найти хороший костюм на свадьбу, туфли, хорошенько продумать меню и прочие важные в таких случаях детали.

В местном магазине для новобрачных, куда им в ЗАГСе выдали талончик, подходящих костюмов не оказалось. После безрезультатных мотаний по городу пришлось ехать в областной центр, где костюм всё же купили. Там же взяли белые красивые туфли на каблуке для Екатерины, а платье она приспособила то, в котором была на выпускном вечере: за эти годы её фигура, считай, не изменилась.

Катерина украсила платье какими-то рюшами, добавила цветочки, сделала пелеринку из воздушного тюля, и получилось вполне даже симпатично. Николай настаивал, чтобы ей купили именно свадебное платье, но та наотрез отказалась: пришлось бы тянуть лишние деньги с родителей, да и брать дорогой наряд на один раз Екатерина считала непростительной роскошью. «Обратно потом от платья всё отпорю, и снова ходить в нём можно будет. Хоть в гости, хоть куда», – спокойно и рассудительно убеждала она будущего мужа.

День за днем в разных хлопотах незаметно пробежали эти два месяца. Зато уж на свадьбе гульнули по полной. Погода позволяла, поэтому столы (пришлось даже позаимствовать у соседей) накрыли прямо на улице, во дворе у родителей Николая, а вместо лавок на табуреты уложили доски, застеленные цветастыми половиками.

К назначенному дню приехала из других городов и деревень многочисленная родня с обеих сторон, один за другим заходили поздравить молодых соседи, друзья, подруги и просто знакомые. Пили, пели, плясали, даже на гармошке играли, но это, скорее, по прихоти старшего поколения, не признающего настоящего веселья без живой музыки, а только под магнитофоны.

Двух ящиков водки, купленных в магазине по талону, выданному новобрачным в том же ЗАГСе, конечно же, не хватило, но родители загодя наготовили самогон, так что с выпивкой не скупились. Продукты тоже были почти все свои, так как в магазинах купить что-либо было, практически, невозможно. Полки там были заставлены лишь пакетами с серыми макаронами и банками с морской капустой; всё остальное – раз в месяц по талонам, введенным уже полтора года назад, ещё в начале девяностого года.

– А где жить-то будут? – раскрасневшийся бородатый мужик, сосед из дома напротив, пихал локтем в бок отца Екатерины. – Я говорю, где жить-то молодые собираются? Здесь, у Кольки, или у вас там?

– Да нет… – новоявленный тесть хмурил густые брови и отрицательно мотал головой. – Отдельно…

– Покупают, что ли? – удивился мужик.

– Да нет… Где Ульяна Григорьевна-то жила, бабка Катеринина, знаешь? Тёща моя. Померла которая год назад…

– А-а-а, вона чё… Ну знаю, конечно… Тут же недалече. Дом-то не про́дали, выходит? Оставили?

– Ну да… Ведь оно как – продашь и всё, денюжки-то по нонешним временам быстро тю-тю. А так хоть молодым будет где обживаться, – кричал в ухо глуховатому соседу отец невесты.

– Ну правильно, правильно, – согласно кивал тот. – Пущай сами, отдельно‑то оно лучше будет.

– Домишко-то некорыстный, конечно, но ничего, поперву́ пойдет. Поживут, а там уж видать будет.

– Ну да, ну да… – снова кивал мужик. – Сразу-то хоромы оно и ни к чему, пущай пооботрутся.

Постучав по бутылке ножом, поднялся грузный высокий мужчина в пиджаке и пёстрой рубахе, аккуратно застегнутой на все пуговицы. Гости повернули головы в его сторону. Николай с Екатериной тоже встали.

– Ну что, племяш… – мужчина весело посмотрел на жениха. – Дай я тебе ещё пару ласковых скажу.

Широко улыбнувшись, он оправил левой рукой пышные усы, держа в правой полную рюмку.

– Давай, Михаил, – мать Николая весело и нетрезво махнула рукой, – скажи им пару ласковых!

Все засмеялись. Мужчина, по-прежнему улыбаясь, посмотрел по сторонам, потом опять глянул на молодых, скромно стоявших во главе стола.

– Я тебя, Колька, всю твою жизнь знаю. Парнем ты завсегда был хорошим, правильным, мать с отцом лишний раз не расстраивал, к нам в деревню в гости приезжал исправно. Помню, как рассказывал нам про Екатерину свою, как нахваливал её, – дядька улыбнулся ещё шире и снова обвел взглядом гостей. – Я ишо удивлялся тогда – молодой ведь совсем, кровь играть должна, самое время по девкам бегать, а он как к одной прикипел сразу, чуть не со школы, так никого ему и не надо боле.

Гости снова засмеялись, заголосили кто что:

– Приворожила, видать!

– А кого ещё искать-то, когда такая красавица есть!

– Правильно, Колька, девки – они до добра не доведут!

Екатерина смущенно улыбнулась и покраснела, Николай же только крепче прижал к себе молодую жену и ласково поцеловал её в щёку.

– Вот-вот… – продолжил Михаил. – Кого ещё искать? Некого! И не надо… Мы – Мартовы, все такие! Сроду у нас в родне бабников не было, и жили всегда со своими половинами душа в душу! Дай бог, чтоб и у вас всё ладно было! Живите, дорогие наши племяннички, дружно, любите друг дружку, помогайте, жалейте, зазря не обижайте…

– А не зазря?! – вскричала какая-то подвыпившая бабенка.

– И не зазря не обижайте! – дядька снова оправил усы. – Вообще не обижайте! А ты, Катерина, мужа люби, холь и лелей его! Он у нас парень скромный, смирёный, вот… Ну и, само собой, вам детишек, а нам внуков побольше!

Гости снова весело загалдели, потянулись друг к другу рюмками, фужерами.

– За молодых!

– Спасибо, дядь Миш, – кивнул Николай.

– Давайте, ребятки, за вас! – Михаил поднял рюмку выше и повысил голос, чтобы перекричать остальных. – Чтоб всё у вас хорошо было! И нас, стариков, не забывайте, в гости чаще приезжайте!

– Во, стихами заговорил! – опять взвизгнула та же бабенка.

И снова взрыв хохота, выпили и тут же заголосили вразнобой: «Горько! Горько!!» И начали считать: «Раз! Два! Три!..» «Мало! Чего так быстро-то?!» – загалдели, когда Екатерина, оторвавшись от мужа, смущенно села на стул и потупила глаза.

Потом были «блины», танцы, попытки «украсть» невесту, но Николай бдил и ни на шаг не отпускал от себя молодую жену.

Так вот и началась помаленьку у Николая и Екатерины Мартовых их семейная жизнь. Такая, какой представляли они себе её все эти годы, о какой мечтали и говорили друг другу, писали в письмах, и какой жили тысячи, миллионы простых людей по всей огромной стране.

Екатерина после медучилища уже два года как работала медсестрой в поселковой поликлинике. Что касается Николая, то он до армии успел отучиться в горном техникуме и почти год отработать в шахте, где до недавних пор, до выхода на пенсию, трудились и его отец, и тесть, да и почти все мужики с поселка. И сейчас Николай вернулся туда же проходчиком.

По выходным он занимался домом. Жильё, доставшееся им в наследство от Екатериной бабушки, требовало ремонта: надо было крышу перекрыть шифером вместо прохудившегося толя, подправить забор, в двух окнах рамы поменять, ну и по мелочам ещё много чего набиралось.

Благо, что молодым на свадьбу многие из гостей подарили деньги, да и на «мусор» во второй день накидали немало, так что средства у них на это дело были. Правда, приходилось за всё переплачивать: в магазинах и на стройбазе было шаром покати, поэтому добывали нужное «по блату», через знакомых, но это не омрачало счастья молодоженов. Они просто не обращали на это внимания. Радость от того, что вот они наконец-то стали мужем и женой, заполнила их целиком. Подумаешь, просят за тёс в два раза больше, чем на лесобазе; подумаешь, за шифер просят втридорога, – ерунда, будущее всё равно виделось им светлым и радостным.

Но буквально через пару месяцев на шахте начались проблемы. Сначала не выдали зарплату за сентябрь, а в октябре дали половину за прошлый месяц и сказали, что, когда будет остальное – неизвестно. И жизнь стала меняться буквально с каждым днем, причем, не в лучшую сторону.

Задерживать зарплату стали даже Екатерине в поликлинике, и приходилось время от времени перехватывать деньги у родителей. Товаров в магазинах стало ещё меньше, буквально за всем надо было идти на базар. Страна расползалась по швам, а к Новому году Союз Советских Социалистических Республик и вовсе приказал долго жить.

– Развалили страну паразиты с перестройками своими, – ворчал под рюмочку отец Николая, когда они вдвоем с сыном, разомлевшие и раскрасневшиеся после бани, сидели за столом, ужинали. – Доускорялись, собаки…

Мыться молодые ходили к родителям мужа: свою старую баню они пустили на дрова, а на новую ни денег, ни материала уже не было. Николай особо не вникал в политические процессы, происходящие в стране, поэтому на слова отца лишь пожал плечами:

– Поди, решат чего-нибудь… Не будет же так всегда, людям-то есть что-то надо. Сейчас чего-нибудь покумекают и придумают как дальше быть.

Отец, усмехнувшись, посмотрел на сына:

– Ага, они придумают… Они уже понапридумывали. Нет, сын, не верю я им боле. Было время – верил, да, похоже, отверился. Плевать им на нашего брата с высокой колокольни.

Ближайшее будущее показало, что не верил отец Николая правильно: дальше стало ещё хлеще. Зарплату на шахте не давали уже по несколько месяцев, и мужики даже осмелились на то, чего у нас отродясь не бывало – на забастовку. Долги после этого выплатили, но вскоре несколько стволов в шахте засыпали породой, а несколько частично затопили. И в итоге от предприятия, гремевшего когда-то на всю страну своими рекордами, осталось лишь два забоя. А ставших лишними шахтеров кого-то отправили в неоплачиваемый отпуск (кому до пенсии немного оставалось), а некоторых и вовсе уволили в связи с сокращением производства.

Попал в число уволенных и Николай, как молодой и менее квалифицированный работник. И надо же было этому случиться как раз к концу апреля, ко времени, когда Екатерине подошел срок рожать. И не знали тогда что больше делать – радоваться, что дочка хорошенькая да здоровенькая народилась (назвали её Анной в честь бабушки Николая по отцу), или горевать, что молодой отец остался без работы.

Но, конечно, Николай был счастлив. Он обнимал жену, целовал её в нос, в глаза, в лоб – зацеловывал всю, приговаривая: «Катька ты моя родная, любимая…» Екатерина радостно вздыхала, улыбалась и прижималась к мужу. О проблемах думать не хотелось, хотелось, чтоб всё было хорошо и спокойно, как раньше…

Но как бы там ни было, а настроение у Николая портилось каждое утро, когда он, просыпаясь, понимал, что на работу идти не просто не надо, а даже и некуда, и что он с недавних пор – безработный.

Слово-то какое… Сроду не думали, что у нас такое возможно будет, но вот, почувствовали, как говорится, на собственной шкуре. И это в то время, когда цены на всё стали расти буквально как на дрожжах. После того как в январе их отпустили, товары на прилавках появились, да вот только купить их было не на что.

Денег на жизнь не хватало. Сбережений у молодых не было, «свадебные» деньги почти все ушли на ремонт дома, выручало лишь то, что прошлым летом, ещё до свадьбы, посадили в огороде всё, что полагалось. Картошка, морковка, капуста, соленья всякие – всё своё было. С мясом выручали родители Николая, которые уже пару лет приспособились держать поросят, а Екатеринины родители в прошлом году завели молочную козу и кур.

Ей самой пришлось буквально через пару месяцев после родов возвращаться на работу. Своя картошка с капустой – это, конечно, хорошо, но деньги тоже нужны. Сильно выручала тёща, которая прибегала водиться с внучкой каждый раз, когда дочери нужно было на смену.

Николай искал новую работу. Съездил на завод ЖБИ, но вернулся ни с чем: брать брали, но вовремя платить тоже не обещали. Хотел устроиться на стройку, готов был хоть кирпичи таскать с раствором, но всё строительство в их городе к этому времени замерло. Встречался со знакомыми, однако никто ничего посоветовать не мог, все сами находились в подвешенном состоянии, не зная, что будет завтра.

Иногда он нет-нет да и прислушивался к тому, что толкуют в поселке о шахте, а вдруг опять там всё закрутится, и снова нужны будут шахтеры, но нет… Всё чаще звучало новое слово «приватизация», поговаривали, что их шахту тоже скоро будут приватизировать, передавать в частные руки. Кто-то этому радовался, говорили, дескать, поделят шахту поровну на всех работяг, сами будем хозяевами, сами будем прибыль делить промеж себя, каждому дадут его долю, а кто-то только посмеивался: «Ага, жди… Догонят и ещё дадут. Так дадут, что не унесешь». Поэтому будущее виделось весьма туманным.

Тесть, зашедший как-то в конце июня попроведать внучку и принесший банку козьего молока, сел на крыльцо и тихонько выругался.

– Пап, ты чего ругаешься-то? – попеняла ему дочь, стоявшая тут же и державшая на руках маленькую Анютку.

– Заругаешься тут… Сегодня в магазине был: масло сливочное – двести сорок рублей за кило, а у меня вся пенсия шестьсот! Как жить-то? А ты говоришь – чего ругаюсь… – Он свернул самокрутку с махоркой и закурил. – Во, на махру перешел, бляха-муха… Видала?

– Да уж совсем бы бросал. Здоровее будешь, – улыбнулась Екатерина.

– Так, придется… – проворчал тесть. – С ними жрать бросишь, не то что курить.

Николай без работы становился всё более молчаливым и хмурым. Вынужденное безделье (работа по дому и в огороде была не в счёт) тяготило и раздражало его.

– Ничего, Коль, проживём, – успокаивала мужа Екатерина. – Огород есть, родители помогают, не помрем же с голода. Чего ты, в самом деле…

Она после рождения дочки несильно, но располнела и даже как-то немного подурнела лицом. Может, не отошла ещё от родов как следует, а может, заботы о ребенке заставляли её не обращать внимания на себя как раньше. Однако в доме, несмотря на это, по-прежнему всегда был идеальный порядок.

Николай на слова жены только злился:

– Я – здоровый молодой мужик! Чего мне огород твой? Я же не пенсионер, чтобы с грядочками возиться, мне работу надо нормальную! Мне семью кормить надо!

Екатерина тихонько подходила со спины, обнимала его и целовала в затылок.

– Проживём… Ты только не переживай так. Нервные клетки не восстанавливаются – это раз, и все болезни от нервов – это два. Я тебе это как медик говорю, – улыбалась она. – А ты мне здоровый нужен, понятно?

Муж сердито поводил плечом, освобождаясь от объятий жены, и выходил на улицу.

Безрезультатно промыкавшись три месяца, он уже подумывал устроиться грузчиком в местный хозяйственный магазин, но что-то пока удерживало его от этого шага, думал решиться ближе к осени, если за это время ничего не подвернется.

2

И вот подвернулось… Примерно через неделю после того, как Николай с Екатериной в узком семейном кругу (были только родители) отпраздновали первую годовщину своей семейной жизни, после обеда к их дому лихо подрулила красная «Лада-девятка». С пассажирского сиденья возле водителя из машины вышел невысокий, коротко стриженый, плотный парень с простым широким лицом. Подойдя к калитке, он облокотился о забор.

– Хозяева! – крикнул парень. – Ау! Есть кто живой?!

Николай, который в это время в огороде поливал помидоры, услышав чужой голос, вышел во двор.

– О-о! Какие люди! – узнал он в приезжем своего бывшего одноклассника Олега Токмакова. – Олежка, какими судьбами?

– Колян, здоро́во! – заулыбался в ответ приехавший.

Николай вышел за ограду, и бывшие одноклассники, крепко пожав друг другу руки, обнялись. В школе они были дружны, но Олег после восьмого класса ушел учиться в строительный техникум, и их пути разошлись. Время от времени они, конечно же, виделись, знали, кто чем дышит, но не более.

– Ну, рассказывай, как жизнь? – Николай оглядел гостя с головы до ног. – Из наших кого-нибудь видишь?

– Да нормально всё, а из наших… – Олег пожал плечами. – Так, реденько кого-нибудь встречу. Кто уехал, кто ещё где. Да фиг с ними! – он безразлично махнул рукой. – Я чего приехал‑то… Слышал, ты без работы маешься. Правда? Или уже нашел чего?

– Да нет, не нашел пока, ищу… Не знаю, куда ещё сунуться.

– А в кооперативе не хочешь поработать?

– В кооперативе? А чего делать надо?

– Двери железные. Сейчас это тема номер один, точно тебе говорю, – парень усмехнулся и, засунув руки в карманы широких брюк, стал раскачиваться с пятки на носок. – Криминал, преступность, сам знаешь… Все кинулись двери железные себе ставить да решетки. Так что, без работы не сидим, и деньги живые всегда на кармане.

Николай неопределенно склонил голову:

– Подумать можно. Только я же не сварщик, варить не умею.

– Да сварщики-то у нас есть, нам просто человек ещё один нужен. Там же не только варить, там с перфоратором работать, с «болгаркой», что-то поддержать, что-то принести… Ну сам понимаешь. А при желании со временем и варить можешь научиться.

– А по деньгам чего?

– По деньгам всё нормально, будешь больше, чем в шахте иметь. И при этом безо всяких задержек. Раз в неделю дают. По первости, конечно, поменьше будет, ну там, типа испытательного срока, а потом уж как все.

– Гм… Раз в неделю это неплохо. А кто там ещё кроме тебя?

– В общем смотри, там расклад такой… – Олег потер ладони. – Хозяином у нас мужик один, деловой дядька, в годах уже, но башковитый. Сам он, конечно, с дверями не работает, но помещение, металл, инструмент – всё его. Ну и с клиентами он все дела решает. Вот… А нас, работяг, сейчас четверо. Пара сварных, я и Сашка Крауз, – он кивнул на «девятку». – Вон он, за рулём сидит.

– Немец, что ли?

– Ну да, – засмеялся Токмаков, – фриц.

Он махнул рукой водителю. Дверь открылась, и из машины вышел высокий симпатичный парень в черной кожаной куртке и темных очках. Подойдя, он протянул Николаю руку и представился:

– Александр.

– Николай, – кивнул тот в ответ и пожал протянутую ладонь.

Александр достал пачку «Кэмел» и закурил.

– Ну вот… – продолжал Олег. – Так-то четыре человека хватает, но в обрез, бегом бегать приходится. По деньгам вроде даже лучше выходит, но шеф говорит, ищите себе ещё человечка. Сам понимаешь – то один приболеет, то у другого дела какие-нибудь нарисуются, да мало ли… А работа страдает. Ну я вот про тебя и вспомнил. Только, Колян, ты с ответом не тяни, сразу сейчас говори, согласный или нет, а то мы дальше кого-нибудь искать поедем.

Николай внимательно слушал Токмакова, но на самом деле уже решил – надо соглашаться. Сколько можно на иждивении у жены сидеть? Поэтому, когда Олег, закончив говорить, вопросительно посмотрел на него, он согласно кивнул головой:

– Да чего тянуть, я не против.

– Ну и супер! – тот хлопнул его по плечу. – Тогда завтра подбегай часикам к десяти. Знаешь где это? – и он объяснил Николаю, где находится кооператив. Это было недалеко, минут пятнадцать ходьбы от дома. – Одежду только рабочую прихвати, а больше ничего не надо. И это… Шеф у нас строгий, поэтому дисциплину трудовую мы блюдём, – он усмехнулся. – Если опоздал без уважительной причины, на первый раз ещё простит, а на второй – всё, точно пинка под зад замастырит. И с этим делом, – он щелкнул себя пальцем по горлу, – у нас строго. После работы – пожалуйста, а на рабочем месте или на заказе – упаси боже! Он уже так несколько человек выгнал. Но ты ведь не бухаешь, насколько я знаю?

– Нет, – засмеялся Николай.

– Ну и отлично! Давай, приходи! Работы много.

Сев в машину, парни уехали, а Николая состоявшийся разговор всё же немного взволновал. Он был с одной стороны рад, что наконец-то подвернулась работа, да ещё и с хорошим заработком, но с другой – кооператив, частное, так сказать, предприятие, и как оно там всё будет, он понятия не имел. Это ведь не шахта с отделом кадров и бухгалтерией. «Ладно, работают же другие как‑то, – махнул он в конце концов рукой на все свои переживания. – Уйти всегда можно будет».

Екатерина и обрадовалась, и удивилась одновременно, когда муж за ужином сказал ей, что уже завтра выходит на работу.

– Как так быстро-то? Вот так вот сразу – и уже на работу? – спросила она, накладывая в пиалку свежее смородиновое варенье.

– Ну а чего? Это же кооператив.

– Да нет, ничего… Просто, непривычно. Обычно же по несколько дней устраиваются, бумаги там всякие оформляют…

– Ну а здесь вот так вот, быстро всё.

– Ну что ж, главное, чтоб ты доволен был, – Екатерина с улыбкой потрепала мужа по волосам.

На следующий день, когда Николай к обозначенному времени пришел в кооператив, Олег отвел его к директору.

– Сергей Михайлович, вот… Мартов Николай, про которого я вам говорил. Одноклассник мой, – представил Николая Токмаков.

Директор – крепкий, предпенсионного возраста мужчина – внимательно и строго осмотрел Николая с головы до ног, спросил:

– С перфоратором и «болгаркой» работать умеешь?

Тот честно помотал головой:

– Не приходилось.

– Ну а чем занимался-то?

– На шахте работал. Проходчиком. Пока вот не уволили.

– За пьянку, что ли? – в лоб задал вопрос директор, глядя прямо в глаза Николаю.

– Да нет… – смутился тот. – Почему сразу за пьянку? Я почти не пью, по праздникам только. А на шахте под сокращение попал. Народ-то посокращали, считай, вдвое.

– Понятно… Ладно, «болгарка» – не рояль, научишься, ничего сложного там нет. Если по натуре работяга, то всё получится.

Потом Сергей Михайлович предупредил Николая о необходимости строго соблюдать трудовую дисциплину и технику безопасности, объяснил всё касательно зарплаты:

– У нас так – на сколько наработал, столько и получил. Никакой уравниловки. Так что, в твоих же интересах работать на совесть. Деньги выдаю раз в неделю, после работы в пятницу.

– А с трудоустройством как? – Николай достал из кармана трудовую книжку. – Заявление надо писать?

Сергей Михайлович усмехнулся:

– Здесь, парень, не шахта. У нас отдела кадров нет, у нас всё на честном слове держится, поэтому книжку свою можешь спрятать. Ты пойми одно – тут не государственное предприятие, никому эта бумажная волокита не нужна. Работаешь – получи деньгу́, а волынишь – пинком под зад и до свидания, желающих много найдется.

– А если заболел, к примеру?

– А ты, Коля, лучше не болей. Мне здоровые работники нужны, у нас не собес. Иначе ведь мне от мужиков надо будет на тебя копейку отрывать, а они её своим горбом заработали. Вот так вот…

С приходом Николая в кооперативе стало пять человек: Олег Токмаков и Александр Крауз, которые приезжали к Николаю; два сварщика: дядя Федя, хмурый, худощавый долговязый мужик лет сорока пяти, и Вовка Толстобров, совсем молодой, угреватый парнишка, только в прошлом году окончивший техникум, ну и сам Николай.

Работы и вправду оказалось много. Народ, не на шутку обеспокоенный ростом преступности, в том числе квартирных краж, денег на собственную безопасность не жалел. Ставили железные двери, а кто жил на первых этажах – и решетки, поэтому заказы искать не приходилось, люди шли сами и даже стояли в очереди. Поэтому работали часто допоздна, никто на часы особо не смотрел, все понимали, что в данном случае время – точно деньги.

Но, сколько бы ни было заказов, каждый рабочий день в кооперативе начинался с обстоятельного перекура. Мужики, переодевшись в рабочее, усаживались на лавочку, стоявшую снаружи у дверей, и закуривали.

– Санёк, ну чё новенького? – иногда спрашивал, поглядывая на Крауза и криво ухмыляясь, Вовка Толстобров. – Замутил с кем-нибудь?

Крауз не торопясь доставал из нагрудного кармана пачку «Кэмэл», закуривал и лениво выпускал в небо тонкую струйку дыма. Он, конечно, слышал Вовкин вопрос, но отвечать не торопился. Александр был на четыре года старше Николая с Олегом, а Вовки на все семь.

– А, Санёк? – продолжая улыбаться, напоминал о себе Толстобров.

Крауз лениво ухмылялся в ответ и щёлкал Вовку по лбу пальцем:

– Всё-то, Вовчик, тебе знать надо.

Но иногда он всё же говорил. Говорил о том, с кем вчера до полночи гулял в каком-нибудь баре, с кем «замутил» на какой-нибудь дискотеке, и чем потом дело закончилось. А заканчивалось всё обычно в его однокомнатной квартире, где он жил один. Причем рассказывал Крауз обо всём этом красиво, с подробностями, но без пошлости, как-то легко и непринужденно. И выходило с его слов так, что девчонки сами буквально вешались ему на шею, и всё у него было как-то «ненапряжно», даже элегантно.

Вовка слушал эти разговоры с горящими глазами, открыв рот и похихикивая в самых пикантных моментах. Олег изредка составлял Краузу компанию в его похождениях, поэтому, будучи непосредственным участником того, о чем говорилось, держался при этих рассказах с достоинством, даже вставлял время от времени что-то от себя. А дядя Федя просто усмехался и покачивал головой, приговаривая: «Кобель, ты Санька, ох кобель…»

Николай, как единственный некурящий, стоял, чтобы не нюхать табачный дым, чуть в сторонке и, тоже улыбаясь, поглядывал на Александра. Надо сказать, что тот с первых дней привлек его внимание и даже вызывал симпатию. Николая удивляло превращение, которое происходило с парнем в начале и в конце рабочего дня. Если бы он встретил Крауза где-нибудь на улице, то ни в жизнь бы не подумал, что тот «на ты» с такими инструментами как «болгарка» и перфоратор, и что когда он орудует с металлом, у него в руках всё буквально горит. Но вне рабочего места Крауза можно было бы даже назвать пижоном: он был всегда аккуратно выбрит и подстрижен, на тонком прямом носу красовались темные очки, носил он черную кожаную куртку и широкие серые вельветовые брюки, на ногах – кроссовки с тремя полосками, а в зубах исключительно «Кэмел». И всё это смотрелось на нем со вкусом, всего было в меру и к месту, а красная «девятка» довершала привлекательную для девчонок картину.

После перекура первым обычно с кряхтением поднимался с лавки дядя Федя.

– Ладно, хлопцы, хорош лясы точить, работать пора, – говорил он, затушив окурок «Примы».

Следом за ним вставали остальные, и начинался обычный рабочий день. Николай по первости был, что говорится, «принеси-подай», больше смотрел, как и что делают другие, но уже через пару недель ему стали доверять самому отмерять и резать металл.

– Колян, ты не рви «болгарку», не рви, – Саня Крауз аккуратно придерживал его руку за локоть, – а то на тебя так дисков не напасешься. Ты плавненько, нежно, но с нажимом, как с девушкой, – подмигнул он. – И тут, и там спешка не нужна, оно само пойдёт, если всё правильно делать будешь.

Николай смущенно улыбнулся в ответ, стараясь всё делать так, как ему говорили.

– Да, Колян? – усмехнулся Крауз, глядя на Николая с хитрым прищуром.

– Чего «да»? – не понял тот.

– С девчонками-то надо аккуратненько?

Николай смутился ещё больше, а Олег, отмерявший в стороне стальной уголок, крикнул:

– А ты, Санёк, у него про это дело не спрашивай, он не в курсе, он у нас однолюб. Как в Катьку свою втюрился ещё со школы, так с ней одной и дружил всё время, а после армии на ней же и женился.

– Чего, правда, что ли? – Крауз сделал удивленные глаза. – И больше ни с кем?

Николай отвернулся, чтоб не было видно, как краска бросилась ему в лицо.

– Ну и чего? – буркнул он. – Всем, что ли, по девчонкам бегать?

– Правильно, правильно, Колян, – поддакнул ему дядя Федя, отрываясь от сварки, – ну их к лешему, баб этих…

– Так и я говорю – молодец! – Крауз хлопнул Николая по плечу. – Так и надо! А ты бы знал ещё, сколько денег на них уходит. Уйма! – засмеялся он.

Было непонятно то ли он шутит, то ли серьезно хвалит Николая.

– А тебя, так кто-то силком заставляет, – усмехнулся дядя Федя, прикуривая от горячего электрода.

– Точно, дядь Федь! Прям, ничего не могу с собой поделать, – Крауз сокрушенно покачал головой и снова засмеялся.

Деньги у Мартовых появились. Сергей Михайлович не только требовал дисциплины от других, но и сам держал своё слово – заработная плата аккуратно выдавалась в конце каждой пятницы. И когда Николай принес домой свою первую «кооперативную» получку, то радовался так, будто это были вообще первые заработанные им деньги.

Да, в первый месяц он получал несколько меньше остальных, но уже с сентября ему стали выдавать наравне со всеми. За месяц выходило ничуть не меньше, чем в шахте, да и сколько там сейчас платили Николай давно уже не знал, так как зарплаты постоянно менялись. Главным было то, что сейчас он мог пойти в магазин и купить там почти всё, что было нужно. В холодильнике стали регулярно появляться колбаса, масло, сыр, другие продукты. На базаре Екатерина купила для росшей потихоньку Анютки манеж, сидячую коляску, кое-какую одежду. Там же, на базаре, купили на осень новые полусапожки Николаю и шапку с перчатками Екатерине. В общем, более‑менее вздохнули свободно.

Николай стал чувствовать себя уверенней, больше улыбался, и настроение у него улучшилось.

3

На установку дверей обычно выезжали вдвоем. Для этих целей в кооперативе был старенький грузопассажирский УАЗ‑452, прозванный в народе «буханкой». За рулем, как единственный из пятерых, у кого были водительские права, всегда был Крауз, а напарником ему обычно служил Токмаков Олег. Двух человек вполне хватало, чтобы установить стальную раму-коробку, навесить на шарниры дверное полотно и подогнать по месту замки. Сварочных работ там практически никаких не было, только приварить коробку к вбитым в стену стальным пруткам, и с этим справлялись сами установщики.

В один из дней (дело было в середине октября) Олег, отпросившись у Сергея Михайловича по каким-то своим делам, взял отгул. Глянув на Николая, директор спросил: