Buch lesen: «Алые маки «Арваза». Южная граница: люди, события, факты (1970-2000 гг.)»

Schriftart:

* * *

Моим товарищам по совместной службе в Краснознаменном Бахарденском погранотряде и Среднеазиатском пограничном округе, живым и ушедшим в Вечный дозор, посвящается.

Охрана границы – занятие лишь для сильных духом, настоящих мужчин

Дорогие друзья!

Книгами о границе, защитниках государственных рубежей Родины наш читатель не избалован. Тем приятнее познакомиться с литературной новинкой на эту тему. Ведь сам автор – профессиональный пограничник, знает специфику службы изнутри, пишет обо всем правдиво, образно и от души.

Будучи полярником, на самом краю земли я не раз встречался с защитниками наших рубежей и всегда поражался их мужеству, самоотверженности, особому характеру и силе воли. Экстремальные условия, в которых им приходится каждодневно нести службу, – на заснеженных просторах Севера и знойного Юга, в таежных дебрях Дальнего Востока и у кромки морей и океанов – занятие лишь для сильных духом, настоящих мужчин. В этом я убеждался много раз.

Однажды вместе с главой ФСБ России Николаем Платоновичем Патрушевым мы совершили полет на вертолете на Северный полюс. А по пути следования воспользовались гостеприимством воинов в зеленых фуражках, вникли в специфику их службы, обсудили с руководством накопившиеся проблемы. Личные впечатления лишь укрепили нас в убеждении: безопасность рубежей Родины – задача приоритетная!

В течение ряда лет мне довелось возглавлять Межфракционную региональную депутатскую группу «Граница России». Проблемы границы, будни ее защитников всегда находились в центре внимания государства, депутатов Государственной Думы. И я горд тем, что нынешняя граница – это непреодолимый рубеж для наших недругов, крепкий стальной обруч, обеспечивающий целостность страны, безопасность ее граждан.

Уверен, романтика пограничной службы, самоотверженный труд стражей границ, отраженные в книге, доставят немало удовольствия как военному, так и гражданскому читателю.

Артур Чилингаров,
Герой Советского Союза,
Герой Российской Федерации,
Специальный представитель Президента России по международному сотрудничеству в Арктике и Антарктике

«Никто тебе не друг, никто тебе не враг,
но каждый человек тебе учитель».
Сократ

Глава 1
Под крылом – Каракумы, держись лейтенант!

– Хотите холодной минералки? – мило улыбаясь, спросила худенькая стюардесса с большими карими глазами, украшенными густыми, чуть загнутыми махровыми ресницами, и приблизила ко мне поднос с напитками.

Прядь ее вьющихся каштановых волос нечаянно коснулась моих погон, и я уловил довольно редкий по тем временам запах французских духов Climat, стоимость которых в советские времена составляла добрую половину месячной зарплаты стюардессы. Это был какой-то особый, ненавязчивый, но глубокий и по-своему завораживающий запах дорогого парфюма, с доминирующими нотками мускуса, спелой груши и бергамота. Он проносился по салону всякий раз, когда эта очаровашка, с фирменным голубым платочком «Аэрофлота» вокруг шеи, неспешно курсировала по салону, собирая оценивающие ее безупречную фигуру мужские взгляды.

По правде говоря, в тот момент меня совсем не интересовали (ну, или почти не интересовали) внешние данные стюардессы или еще кого бы то ни было. И все же грешно не отметить: ее выбор невидимого благоухающего шлейфа точно свидетельствовал об изысканном вкусе mademoiselle и, вне всякого сомнения, «пробивал броню» самой стойкой мужской части авиапассажиров. Аромат ее духов не кричал и не отталкивал, как весьма резкий и распространенный в офицерской среде одеколон «Шипр». Этот скорее намекал на женские чары, их красоту и пороки, побуждал к неприличным фантазиям, свойственным молодым, еще не обтесанным жизнью лейтенантам.

Заглянув в глаза стюардессы, я рассеянно улыбнулся ей в ответ и… невольно вспомнил спецкурс «honey trap», проще говоря, «медовой ловушки», сломавшей карьеру не одному десятку профессионалов-кагэбэшников, носителей секретной информации. Опытные преподаватели пограничного вуза тогда весьма скептически оценивали наш защитный потенциал: под натиском гормонов словесные увещевания и доводы были явно бессильны. И все же, добросовестно отрабатывая свой хлеб, они делились с нами секретами женской психологии, методами противостояния женским чарам, пониманию их основ, языка дамских жестов, соблазнительных взглядов, нечаянных прикосновений. Они буквально вдалбливали в наши легкомысленные головы правила формирования зрелого, без разрушающих эмоциональных всплесков, выстраивания отношений с противоположным полом.

Несколько забегая вперед, могу свидетельствовать: знания «деликатного характера» подсознательно укоренились где-то в кладовых наших мозговых извилин. А гармония в отношениях с прекрасным полом, которую нам предстояло выстраивать, действительно сыграла важную роль в предупреждении будущих семейных драм и бытовых конфликтов. Особенно среди тех, кто выбрал для себя романтику «медвежьих углов», тревожных ночей, вынужденное общение урывками с самыми близкими и родными тебе людьми ради призрачной и никем не гарантированной успешной карьеры.

– Угощайся, лейтенант, – добродушно поддакнул эффектной «принцессе неба» мой сосед по креслу, капитан-армеец, потертые погоны которого и легкая седина на висках придавали убедительность его словам. – Еще немного, и ты будешь вспоминать этот стаканчик с живительной влагой как самое желанное в окружающем тебя зное. Уж поверь, я знаю, о чем говорю.

Равнодушно отхлебнув искрящейся пузырьками воды, я бросил рассеянный взгляд в иллюминатор. Под размеренный гул реактивных двигателей ТУ–154 внизу проплывали Каракумы: почти безжизненные волнообразные пески, с редкими вкраплениями светло-серого кустарника ковыля, перекати-поля и верблюжьей колючки. Лишь редкие кошары с парой-тройкой стреноженных двугорбых верблюдов и погонщиками у дымящегося костерка привлекали внимание. И то лишь на миг, пока крыло самолета не стирало белоснежным ластиком и эту унылую, ничем не примечательную картинку.

Тяжело вздохнув, я прикрыл глаза и усилием воли попытался навсегда похоронить в подсознании случай, который надоедливо, раз за разом, всплывал в моей памяти и над которым в последующем безудержно ржала вся наша 10-я учебная группа. Надо же было мне, наивному тупице, развесить уши и так досадно проколоться!

В коротком изложении это выглядело так.

Чем ближе день выпуска из Голицынского пограничного училища, тем чаще каждый из нас, курсантов-переростков, мысленно обращался к тем местам, где предстояло служить в новом, уже офицерском статусе. Слепо уверовав обещаниям замполита курса майора Осипенко, не раз публично заявлявшего: «Товарищи курсанты! Все зависит от вас. Красный диплом – ваш пропуск к желаемому месту службы после выпуска!», я полагал, что Тихоокеанский пограничный округ, с его морями-океанами, романтикой окраинных мест и славной историей вскоре заключит меня в свои объятия!

Мы – курсанты-выпускники. И нам все – нипочем!

К этой встрече я готовился основательно, с большим эмоциональным подъемом. Черпал в училищной библиотеке информацию о дальневосточном крае, засыпал вопросами служивших в тех местах преподавателей и курсовых офицеров, старался упаковать в кладовых памяти любую полезную для будущей службы мелочь. А еще при первой возможности спешил заглянуть в магазин военторга, чтобы встретиться взглядом с шапочно знакомой мне Еленой Андреевной, ведавшей, по слухам, дефицитными товарами. Мой заказ на вожделенную тельняшку, с частыми напоминаниями о себе, ее заметно раздражал, но ответить прямым отказом она, как женщина сердобольная (у самой сын курсант-второкурсник), не решалась. Вероятно, жалела. И меня, и всех нас, худощавых, неугомонных, чудаковатых курсантов со стипендией в тринадцать с копейками рублей, включающих компенсацию за табак. «Нищеброды! А туда же, к дефициту руки тянут», – возмущалась в кругу близких подруг хозяйка военторга, продолжая, тем не менее, кормить нас обещаниями.

«В Тихоокеанский пограничный округ распределяюсь, – доверительно шептал я в очередной раз училищной благодетельнице, клянча заветную тельняшку. – Ну как без нее на морском участке границы?!»

С горем пополам, через каких-то знакомых, бело-голубая тельняшка ивановского пошива все же досталась мне и была тщательно припрятана на дне простенького, местами потертого, курсантского чемодана. Дело оставалось за малым – получить предписание и…

Тут-то и случилась со мною первая крупная жизненная неурядица. Тщательно скрываемая до самого предпоследнего дня перед выпуском информация о местах будущей службы наконец-то сбросила завесу секретности. Быстро расписавшись в «амбарных книгах» и получив пачку продовольственных, вещевых и прочих аттестатов, вскоре я выскользнул за порог небольшого кабинета отдела кадров. Протиснувшись через толпу таких же, как и я, выпускников и найдя укромный уголок, не без волнения развернул сложенный вдвое лист предписания. Фирменный бланк с «шапкой» – Комитет государственной безопасности СССР. Отпечатанный на машинке короткий текст. Синяя гербовая печать. Солидно!

Прочитал и… обомлел! После планового отпуска мне предписывалось убыть в распоряжение командования Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа. Сокращенно – КСАПО.

В расстроенных чувствах, никого не замечая вокруг, я устремился в сторону расположения курса и неожиданно уткнулся в крепкий, заметно выпирающий живот нашего замполита.

– Ты чего такой потерянный? – бросил он мне как ни в чем не бывало.

Я протянул ему листок предписания:

– Вы же говорили, что красный диплом – пропуск к желаемому месту службы. Говорили?

– Говорил, и что?

– Красный диплом у меня есть, а вот предписания в Тихоокеанский пограничный округ нет! – выпалил я, едва сдерживая вспышку нахлынувших эмоций.

Майор все понял. В другой раз, возможно, он и поступил бы иначе, помягче. В данный же момент включил начальственный тон и строго произнес:

– Не мы выбираем службу, а служба выбирает нас. И ты, дружок, поедешь служить туда, где крик ишака тебе соловьиной трелью покажется! Понял? – И зашагал прочь, поскрипывая новенькими хромовыми сапогами.

Всеобщий смех и дружеское похлопывание по плечу моих однокашников, с которыми я поделился своей «трагедией», стало для меня еще одним холодным душем и горькой пилюлей. И ведь ничего не поделаешь! Пришлось проглотить это со словами… благодарности. А иначе – никак! «Жизненный опыт сладким не бывает, – попытался утешить меня наш курсовой офицер Виктор Иванович Камаев. – Не всякому начальственному слову нужно верить. И не потому, что начальство плохое, а потому что над ним еще и других вершителей судеб хватает!»

Не знаю, у кого как, но из меня свойственная молодости наивность и доверчивость выветривались крайне медленно. Несмотря ни на что я старался доверять людям, ведь этому меня долгих четыре года учили в пограничном училище. Разговоры о дружбе, взаимопомощи, высоких морально-нравственных качествах были нескончаемы и довольно убедительны. Жаль, что в ходе таких разговоров никогда не рассматривалась обратная сторона медали. Я не припомню, чтобы преподаватели затрагивали тему человеческих пороков – вранья, эгоизма, лицемерия, других низменных качеств. Как будто их и не существовало вовсе. Пробелы по этой части знаний были слабым местом для многих из нас. Даже тех однокашников, кто тогда откровенно посмеивался надо мной.

Встряхнувшись от этих воспоминаний и бросив короткий взгляд в иллюминатор, я мысленно перескочил на другую тему.

Резкая смена климатического антуража после утопающей в зелени и приятной во всех отношениях Украины, где в кругу родных и друзей я провел свой первый офицерский отпуск, вгоняла меня в некоторый психологический ступор. Новое, к тому же первое место предстоящей офицерской службы обдавало холодком неизвестности, откуда, видимо, и проистекали мои неуверенность и тревожность. Эти назойливые ощущения не сглаживали ни мои новенькие лейтенантские погоны, коими я незаметно для окружающих любовался, ни привилегированный статус уже дожидающейся меня ответственной должности – заместителя начальника пограничной заставы по политической части.

Застава. В этом коротком, придуманном нашими далекими предками слове действительно скрывалось что-то загадочное, окраинное, преисполненное суровости и неизвестности. Как «засечная черта», деревянный идол или сложенная пирамидой замшелая груда камней. Установленные на продуваемых колючими, злобно завывающими ветрами бескрайних просторах, они являли собой молчаливое напоминание: земля не ничейная, чужим здесь не место.

Прошло время, и идол, как и «засечная черта», канули в Лету. Где-то на их месте появились приземистые, умело замаскированные посреди равнин, песчаных барханов, горных ущелий или зарослей тайги пограничные заставы. Их антураж не спутаешь ни с одним другим: наблюдательная вышка с неизменным часовым, спортгородок, конюшня, баня, навевающий тоску строевой плац, опорный пункт… Разработчики типового проекта, с точки зрения уюта или особого благоустройства, похоже, не заморачивались. Главное – безопасность, защита от возможного нападения. Суровый быт вполне гармонировал с суровыми условиями службы. Здесь все для крепких духом и телом, ответственных парней, живущих единственной целью – службой. Государевой, государственной – это как кому больше нравится.

Подполковник А. И. Емельяновский с курсантами на занятиях

Под размеренный, убаюкивающий гул самолета, хочешь не хочешь, а невольно переносишься мыслями в те области, которые волнуют тебя больше всего. Вот и я, как желторотый неофит, в который раз улетаю мысленно в недавно покинутую альма-матер.

– Предупреждаю, обольщаться не надо! Настроишься на худшее, возрадуешься лучшему! – поучал нас, выпускников, в училищной курилке один из гуру пограничной службы – подполковник Александр Иванович Емельяновский, чей опыт и авторитет среди курсантов Голицынского пограничного училища КГБ СССР были непререкаемы.

– Попадешь, к примеру, служить на «пляжную» заставу в Серахсе или Тахта-Базаре, пиши пропало: вокруг – безжизненные пески, тысячу раз взболтанная комендатурской водовозкой привозная теплая жидкость, призванная утолять жажду всех страждущих. Скудные блюда на базе опостылевшей тушенки, а из развлечений – разве что кобра с зашитым ртом, которая все еще норовит встать в угрожающую стойку и сделать бросок в сторону протягивающих руки вяло гогочущих солдат-первогодок.

Но случается и удача. Это когда застава укоренилась в одном из ущелий горной гряды Копет-Дага. Скажем, на участке Каахкинского, Бахарденского или Кара-Калинского пограничных отрядов. Здесь она обросла огромными чинарами, тополями и кустарниками, а кое-где и ветвистыми грецкими орехами.

Памир – не в счет, там своя высокогорная «музыка» повседневной жизни и службы, с собственной неповторимой экзотикой.

– В чем же тут экзотика? – вторгается в разговор старшина курса Володя Киселев, чей опыт пограничной службы в качестве срочника всего на год с небольшим перекрывает наш, курсантский.

– Экзотика в том, что спускаешься с гор, где ты летом с комфортом спишь под одеялом, и попадаешь в царство огромной пустыни, занимающей примерно девяносто процентов территории Туркменистана. Ранней весной она еще благоухает, великодушно радует зеленым соцветием верблюжьей колючки, ярко-красных тюльпанов и маков, но уже с середины мая накрывает округу пеклом всепроникающей жары. Днем она набирает силу под белым – действительно белым по восприятию! – солнцем пустыни и примерно до четырех утра отдает этот жар всему окружающему. В таких условиях элементарно выспаться невозможно, даже завернувшись в мокрую простынь.

Поутру голова от усталости мало что соображает, а ведь решения повседневных задач, требующих максимальной сосредоточенности, никто не отменял. В этом случае спасает лишь крепкий зеленый чай, без которого аборигены и опытные офицеры-азиаты своей жизни просто не представляют. Пробовали, нет? Эх вы, салажата!

Аппетитно попыхивая сигаретой «Опал», подполковник Емельяновский делает небольшую паузу и, неожиданно улыбнувшись, добавляет:

– В нашей службе – экзотика на каждом шагу. К примеру, лето не лето, жара не жара, а каждую пятницу, ближе к вечеру, товарищи офицеры и прапорщики управления отряда весь вечер проводят в бане. В раскаленной парной, до умопомрачения истязая себя вениками из арчи или привозными из отпусков – березовыми, дубовыми, эвкалиптовыми. Это называется вышибать «клин клином».

– Баня в пустыне – да вы шутите, товарищ подполковник? – недоверчиво восклицает курсант Василий Быченков, чей опыт срочной службы был ограничен пределами западной границы и разглядыванием в бинокль расположившегося неподалеку от заставы уютного польского городка с симпатичными «коханками». Реплику сослуживца курсанты пропускают мимо ушей, вслушиваясь в каждое слово опытного преподавателя.

– Так вот, – глубокомысленно продолжал Емельяновский, – тому, кто попадет на горную заставу, считай, повезло. Здесь по местным меркам – курорт: буйство зелени, родники с хрустально-чистой ледяной водой, мимо которых не пройдет ни одна заставская лошадь на выпасе, нетронутая природа и краснокнижная живность. Благодать!

Ну, а наступит зима, она тоже как подарок судьбы. Всю округу заметает снегом под два метра высотой, и участок становится фактически непроходимым: ни для нарушителей границы, ни для внезапных проверок отрядного начальства. Что тоже, согласитесь, приятный бонус!

Помню, лейтенант Леонид Гурбо с «Арваза» – а это как раз участок Бахарденского пограничного отряда – попытался на спор, на излете декабря, преодолеть весь маршрут в конном строю до самого стыка с соседней пограничной заставой Ореховая. Куда там! Лошади по грудь проваливались в снег, хрипели, гарцевали, то и дело норовили встать в «свечку», но дальше по дозорке никак продвинуться не могли. Словом, пришлось даже этому упорному в достижении цели офицеру и отличному кавалеристу от своей затеи отказаться. В конце концов, лучше, проиграв спор, расстаться с бутылкой отменного армянского коньяка, чем пытаться доказать недоказуемое.

– Но как же в таких условиях нести службу? – поинтересовался курсант Виктор Никаноров, всегда щепетильный в вопросах организации службы, старающийся детально разобраться во всех ее тонкостях.

– Так в том-то и дело, что службу никто не отменял! – назидательно воскликнул подполковник. – Есть лыжи, маскхалат, приборы наблюдения. Нетронутый снежный покров – лучше всякой сигнальной системы. В ясную солнечную погоду – видимость на сотни метров превосходная. Тут главное – тщательное планирование и организация службы, включая охрану самой заставы!

А знаете, чем печально знаменита упомянутая мною пограничная застава «Арваз»? Точнее, еще та, старая застава, которая раньше дислоцировалась в этом высокогорном районе? В 30-е годы, в самый разгар борьбы с басмачеством, с территории сопредельного Ирана была осуществлена дерзкая вылазка против пограничников, жестко пресекавших здесь деятельность вражеской агентуры, контрабандистов, эмиссаров английской разведки, вьющих подрывные гнезда из состава «идейных противников советской власти», и прочих нарушителей государственной границы.

Месть была холодной и по-изуверски тщательно продуманной. А предшествовала ей, скорее всего, утечка информации. Ввиду продолжительных снежных метелей, плотно накрывших горную гряду в районе «Арваза», пересменка личного состава затянулась. Выслужившие установленный срок бойцы убыли в запас, молодежь же ждала «климатическое окно». Этим обстоятельством и воспользовался расположившийся неподалеку за кордоном басмаческий отряд.

Малочисленный состав заставы стал своего рода приманкой для отморозков из банды Джунаид-хана. В предрассветный час, когда большинство пограннарядов уже вернулись со службы и бойцы спокойно отдыхали, восполняя силы безмятежным сном, на заставу незаметно проникла небольшая группа боевиков. «Сняли» часового. Полоснули ножом по горлу нечаянно задремавшего у горячей печки дежурного по заставе. Проникли в казарму, в спальное помещение. Орудовали только ножами. Жестоко и беспощадно. Ясно, что крепко спящие солдаты были легкой добычей, а последствия – ужасными!

Операция «Возмездие», к разработке и осуществлению которой тогда привлекли офицеров разведотдела не только отряда, но и пограничного округа, резерв отряда, не заставила себя долго ждать. Установили каждого нападавшего басмача пофамильно. И по зубам дали крепко! Даже тем, кто спокойно отлеживался в близлежащем ауле на сопредельной территории.

Это ЧП прогремело тогда на весь округ. Шифровками и политдонесениями о случившемся проинформировали каждого солдата, сверхсрочника и офицера. Волной воспитательных мероприятий и тренировок учебных тревог накрыли все без исключения пограничные заставы, подразделения и погранпосты. Цель – больше никогда, ни при каких обстоятельствах не допустить ничего подобного.

Громкий резонанс после бандитской вылазки имел место и на сопредельной территории. Переполошившиеся руководители иранской жандармерии, ранее упорно «не замечавшие» противоправных действий антибольшевистских групп, даже подготовили ноту с официальным протестом, намереваясь передать ее по дипломатическим каналам в Москву. Однако, поразмыслив, от этой затеи все же отказались. Логика проста: уж лучше бандитам с обеих сторон не потворствовать. Граница ведь не только разъединяет, но и объединяет общностью целей. Законность и порядок на передовом рубеже одинаково важны для всех без исключения соседствующих государств.

С тех пор много воды утекло. От развалин старой заставы почти ничего не осталось. Лишь кроваво-красные маки, пышно цветущие здесь ранней весной, хранят в себе страшную тайну. Они и сейчас напоминают молодым пограничникам, делающим свои первые шаги в службе, о судьбе «вырезанной заставы». О нечаянно вздремнувшем у печки дежурном и утратившем бдительность часовом. Кровавый опыт – шокирующий опыт! Зато он накрепко врезается в память, формирует качества, без которых профессионалом на границе не станешь.

Наступившую паузу, заполненную до краев тягостным молчанием, каждый из нас, без пяти минут лейтенантов, воспринимает по-своему. Я бросаю беглый взгляд на своих однокашников – Валеру Зуйкова, Володю Некрасова, Гену Мишенина, словоохотливого Шуру Панкратьева и дружелюбного, всегда подтянутого в строевом отношении Володьку Денисова. Каждый мысленно погружен в свое, переваривает ту грань службы, о которой нам прежде не рассказывали.

– М-да, процесс познания бесконечен, – неожиданно не в тему философски замечает явно склонный к научной работе курсант Юра Курносов, захлопывая книжку философа Канта «Критика чистого разума». – Вот сдам экзамен по философии и – гора с плеч! Считай, к службе готов.

– Кантом, Махом и Авенариусом границу не перекроешь! – упрямо гнет свою линию подполковник Емельяновский, бросая на нас свой выразительный, ироничный взгляд. – Философскими изысками барышень в парке развлекать будете. А сейчас надо сосредоточиться именно на подготовке к экзамену по службе и тактике пограничных войск. Вот уж где философствовать я вам точно не позволю! Спуску не ждите!

Сказал – как отрубил. И зашагал прочь.

В унисон моим воспоминаниям самолет ТУ–154, глубоко вздохнув гулом реактивных двигателей и чуть качнув крыльями, приступил к плавному снижению с высоты около десяти тысяч метров. В бесконечном голубом пространстве белоснежный лайнер казался чудо-птицей, причудливым элементом сказочной «машины времени», ставшей реальностью. Ну разве не удивительно: еще позавчера я купался в Днепре, веселился с друзьями на дискотеке, а уже сегодня, с разницей в несколько часов, окунусь в мир жары, туркменских халатов, тоскливо-однообразных звуков дутара, доносящихся из всех радиоприемников, и скрытых за яркими платками лиц местных барышень в пыльных, стоптанных сандалиях. Запад и Восток, такие непохожие друг на друга, стали географически близкими, но пока еще не родными. Да и станут ли?

Вероятно, почувствовав мое минорное настроение, словоохотливый капитан, явно маясь от скуки, осторожно повернулся спиной к вздремнувшей толстухе-жене, которую он называл не иначе, как Любаша, и едва слышно произнес:

– Первое назначение?

– Первое.

– Ничего, брат, привыкнешь. Не ты первый. Главное – постарайся сразу же осознать: ты сюда надолго. Вполне возможно, до самой пенсии. Так что запомни эти «чудные мгновения». Запомни вкус холодной минералки, комфортный салон самолета с кондиционером, милые женские личики вокруг. Совсем скоро все это превратится в сладостный сон, в иллюзию, миф.

– Ну, зачем же так мрачно, – буркнул я. – Лет пять послужу, а затем рвану в академию. А там, глядишь, перспективы откроются. И место службы найдется послаще. Не всю же жизнь по соседству с пустыней маяться!

– Надежды юношу питают! – криво усмехнулся капитан. – Таких как ты, «оптимистов» – пруд пруди, а академия не резиновая. Захочешь локтями поработать – товарищи офицеры, кто постарше да поопытней, быстро приземлят. Здесь тебе, брат, не Москва, нравы суровые. Да и от горячо любимого личного состава срочной службы только и жди «засады». Глазом моргнуть не успеешь, как схлопочешь взыскание. Уж я-то знаю!

В чем мой сосед-капитан оказался однозначно прав, так это в комфортной среде белоснежного лайнера. С первым же моим шагом на трап самолета в лицо ударил сухой, раскаленный воздух, хорошо знакомый по финской сауне. Пространство вокруг плотно накрывало густое, чуть колыхающееся марево. Спускаясь вниз по трапу, я невольно обратил внимание на немногочисленную группу встречающих, до последнего прячущихся под ветками акаций и раскидистых чинар с шелушащимися кусочками коры стволами.

В загнанных в бетон арыках лениво журчала проточная вода, неспешно унося пожухлые на солнце, рано опавшие листья. У стоянки такси сгруппировались пять-семь автомобилей с шашечками. Их водители, сидя на корточках, неспешно грызли семечки, сплевывая шелуху прямо себе под ноги. Лениво о чем-то переговаривались. Прислушивались они лишь к объявлениям о прилетающих рейсах. И не потому, что в клиентах был недостаток. Из общей массы прилетевших нужно было безошибочно вычленить тех, кто оставит чаевых побольше. Молодые, неженатые офицеры всегда были в их числе.

Ашхабад – столица Туркменистана – встречал прибывших авиапассажиров непривычной пустотой прилегающей к аэровокзалу площади, чуть пожухлыми желтыми бархатцами в цветочных клумбах и алыми, немного выцветшими на солнцепеке лозунгами «ССКП – ШОХРАТ!», что в переводе с туркменского означало «Слава КПСС!».

Оглядываясь по сторонам, я немного замешкался.

– Удачи, лейтенант! – бросил мне на прощание капитан и поспешил со своей Любашей к стоянке такси. Под тяжестью двух огромных чемоданов он заметно сутулился, семенил шагами и все же, как не знающий усталости туркменский ишак, настойчиво двигался по намеченному маршруту.

«А что? – подумал я. – Вполне вероятно, что эти два огромных баула и жена в придачу как нельзя лучше символизируют и мои „прелести“ предстоящей офицерской службы».

И от этих мыслей мне стало совсем не по себе.