Что не убивает

День второй

Когда он проснулся в восемь, Кира уже не спала. Она читала книгу в смартфоне. Она любила читать и читала при всякой возможности, наверстывая упущенное в годы бурной молодости, омраченные передозировками и прочими излишествами.

К счастью, он чувствовал себя хорошо, похмелья не было.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе. – Она поцеловала его. – Как спалось? Лучше, чем в хостеле?

– Люблю тебя, хоть ты и вредная. Как снизить градус вредности?

– Ты сам все знаешь.

Она легла на бок.

– Тебе как больше нравится – быстро или медленно? – спросил он, устраиваясь сзади и стягивая с нее трусики. – Как приготовить блюдо? Жарить или тушить?

– Тушить, на о-о-очень медленном огне.

– Это займет пятнадцать-двадцать минут. Будешь ждать?

– Я не спешу, подожду.

– Начинаем приготовление. Чувствуешь нежность, тепло, возбуждение?

– Да.

– Огонь достаточно медленный?

– Да.

– Хорошо, продолжаем.

Через несколько томных минут, закончив с основным блюдом, пошли завтракать.

Юля варила кофе.

– Привет! – улыбнулась она. – К старту готовы? Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались до завтра, но у вас мало времени.

– Жизнь длинная, – сказала Кира. – Даст бог, еще свидимся.

– Конечно. Вот возьму и приеду во Владик, встречу вас у финиша. Как вам идея?

– Супер, – сказала Кира. – Дело осталось за малым – нам добраться до Владика.

– Это ваш стимул, я буду вашей совестью. Пообещайте мне. Обещаете?

Кира смотрела на Сашу, а он на нее – нет, на всякий случай.

– Да, – сказал он.

– Я, пожалуй, воздержусь от обещаний, – сказала Кира. – Решим в Казани, ехать ли дальше. Так договаривались. Да, Сашенька?

– Да, Кирочка.

– Так на какое число брать билеты? – спросила Юля. – Буду в вас верить.

– На тридцатое июля, – сказал Саша.

– Здорово!

Кира молчала, глядя на него строго, укоризненно, с любовью.

Позавтракав, собрались в дорогу.

«Зачем тебе это? Зачем? – шептал внутренний голос. – Здесь спокойно, безопасно, а там долгая дорога, восемь тысяч шестьсот километров неизвестности, на край света. Зачем?»

Назойливый внутренний искуситель. Как бы заткнуть тебе рот? Вчера ты замолк, а утром взялся на старое.

Зачем, спрашиваешь?

Ты знаешь ответ. Поэтому мы здесь, в Нижнем, через несколько часов будем в Чебоксарах, а вечером – в Казани, где забронирован дешевый отель с тонкими стенами и расшатанными кроватями. Прощай, Нижний, однажды мы вернемся сюда, а сейчас пора в путь, мы делаем шаг за порог, не оглядываясь, и садимся к Юле в машину.

– Доедем до Казанского шоссе, и не вздумайте отказываться, – предупредила Юля. – Я буду с вами еще шесть километров и пятнадцать минут.

Никто не возражал.

Когда перед поворотом на Казанское шоссе, у автосалона, пришло время последних слов, объятий и поцелуев, всем было грустно, но в то же время радостно от того, что они не прощаются, но говорят до свидания.

– Пишите в WhatsApp, – сказала Юля. – Держу за вас кулачки. Встретимся во Владике. Я буду и в Москве часто бывать, в связи с открытием филиала, так что ждите в гости.

– Юленька, спасибо тебе за все. – Кира крепко ее обняла. – Ты молодец, держись.

– Выбора у меня нет.

Саша обнял Юлю и почувствовал ее губы у себя на щеке. Он поцеловал ее в ответ. Еще несколько слов, улыбок, пауз – и они остаются, а Юля уезжает с глазами на мокром месте. Перелистнув страницу календаря, они начинают новый день, не зная, что их ждет. Не лучше ли так, чем быть пойманным в круг ежедневной рутины, где один день не отличим от другого и так же исчезает бесследно?

Встав у кромки Казанского шоссе, Саша вытянул руку.

Безрезультатно.

После череды водителей, исповедовавших принцип «ни метра бесплатно», пришлось взять лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».

Есть желающие подвезти смелых автостопщиков? Хоть на километр?

Желающих по-прежнему не было. Бомбила на ржавой «шестерке», водитель S-класса, калымивший в отсутствие шефа, дед на дряхлом УАЗике – они приезжали и уезжали, а Саша и Кира стояли, что не лучшим образом сказывалось на их настроении.

Погода за ночь испортилась, солнца больше не было. Накрапывал дождь. В ста метрах от них, под пластиковым навесом остановки, толпились люди, там яблоку негде было упасть, а вокруг на открытом пространстве – ни деревца, ни крыши, лишь фонарные столбы и ржавое металлическое ограждение у шоссе, бессмысленное, человеку по пояс. Зонт есть, один на двоих, в рюкзаке на самом дне, – не лезть же за ним, в самом деле?

Позвонила Юля. Услышав, что дела у них не очень, предложила помощь: вместе в Чебоксары?

Они отказались. Не без сомнений конечно, не без борьбы с искушением.

– Юлечка, спасибо большое, но дальше мы сами, – сказала Кира по громкой связи. – Иначе нечестно, слишком просто.

Саша поднял вверх большой палец – правильные слова.

– Я знала, что вы так скажете, – послышалось из динамика. – Вы справитесь, я в вас верю. Черкните вечером из Казани, ладно? А лучше – звоните. Пока. Целую.

Стало совсем грустно.

Дождь капал, оплакивая их судьбу, и никто не останавливался даже из любопытства. Машины неслись мимо с задраенными окнами. Сорок минут стояния у шоссе. Растущее желание плюнуть на все и вернуться в Москву – не высказанное, дабы не потворствовать слабости, горькое и сладкое одновременно. Стоит захотеть – и все закончится, но как после этого смотреть в глаза себе, друг другу и Юле?

А потом появились они.

Байкеры.

Сначала Саша и Кира услышали их, а затем увидели. Треск мощных двигателей, дальний свет фар, затянутые в черную кожу всадники апокалипсиса, двигавшиеся колонной, друг за другом, – это было эффектно, на что и было рассчитано.

Рука с листом сама поднялась вверх – как жест отчаяния и на все готовности.

ВЛАДИВОСТОК.

Остановился головной чоппер, а за ним – остальные. Байкеров не волновали трудности водителей, вынужденных объезжать колонну чуть ли не по встречной полосе, – они чувствовали себя хозяевами дороги.

Байкер на первом чоппере, лет сорока, высокий, крупный, без бороды, с длинными темными волосами с проседью, на самом большом мотоцикле, явно был главным. Черты его загорелого лица были резкими, будто высеченными из камня, – как у древнеримских бюстов – а умные слегка восточные карие глаза смотрели твердо. Черная бандана вместо шлема, косуха, татуировки, надраенный до блеска хром, красно-оранжевые языки пламени на черном бензобаке, переднее колесо, вынесенное далеко вперед на длинной вилке, громкий рубленный выхлоп, – это мотокентавр, организм из металла и плоти, бензиновый альфа-самец. Вождь.

– Здорово, бродяги, – сказал хрипловато Вождь, не отпуская руль. – Прикалываетесь насчет Владика или как?

На его лице не было и тени улыбки, он серьезно смотрел на них.

– Нет, – ответил Саша. – Едем автостопом из Москвы и здесь немного застряли.

– Долгий путь.

Скользнув взглядом по Кире, Вождь прибавил:

– Мы едем в Казань с мотофеста в Ярославле. Через Чебоксары. Подбросим вас, если готовы ехать на байках в качестве пассажиров.

Саша взглянул на Киру, а Кира – на Сашу.

– Почему бы и нет? – сказала она. – Кстати, вас не штрафуют за езду без шлема? Не страшно?

– Нас уважают. И не штрафуют. А без шлема не страшно, если не думать о смерти, но каждый решает сам, это его жизнь. – Вождь сделал паузу. – На двух байках есть свободные кресла, садитесь. – Он махнул рукой назад.

Вождь принял решение сам, не обсудив его с хозяевами байков, и Саша вообще не был уверен, услышали ли его сзади, поняли ли за треском двигателей.

Закинув рюкзаки за плечи, пошли вдоль колонны, в облаке выхлопных газов. В основном байки были одноместными, огромными эго-машинами под дядьками среднего возраста, с бородами и без, в шлемах и без шлемов; где-то вторые сиденья были заняты женщинами, затянутыми в кожу и джинсы, – ау, где тут у вас свободные места?

Вот они, в конце колонны. «Кресла» – сильно сказано. Пятак черной кожи за водителем, высокая спинка из гнутой хромированной трубы – добро пожаловать в клуб самоубийц, которые ездят без шлемов и веры в бога, с рюкзаками за плечами. Вспоминается статистика аварий на мотоциклах, процент погибших (каждый десятый?), но задний ход давать поздно.

У хозяев байков со свободными пассажирскими «креслами» – оригинальные шлемы: у одного – жуткая черная морда Хищника с черными дредами; у второго – нацистская каска и тонированные нацистские мотоциклетные очки.

Хищник молча кивнул Саше – садись, мол.

Саша сел, смахнув воду с сиденья.

Не за что было взяться, так что пришлось обнять байкера – непривычно как-то, не по-мужски, с опаской.

– Держись крепче, не бойся, – раздался из-под шлема голос Хищника, и это был женский голос.

Вместо того чтобы взяться крепче, Саша разжал руки.

– Проблемы? – коротко спросила Хищница.

– Нет. – Вернув руки на место, он обнял ее крепче прежнего, и пришли иные чувства.

Двигатель рыкнул на холостых.

Стало не до фантазий.

Не к месту вспомнилось, как в детстве ехал на заднем сиденье мотоцикла «Урал» по ухабистой деревенской дороге, с дедом за рулем и ветром в ушах. Было страшно. Качало, трясло, кренилось. Вцепившись в ручку-бублик между ног, толстую, неудобную, скользкую, он каждую секунду ждал, что вот-вот грохнется оземь, а дед этого не заметит и поедет дальше как ни в чем не бывало

А что Кира?

У нее все проще: села, обняла «нациста», улыбнулась.

Он завидовал ей. Сцепив пальцы в замок на торсе байкера, она стильно вписалась в картинку, слишком уж органично: она, байкер и мощный хромированный мотоцикл. Рваные джинсы в обтяжку, красная рубашка с коротким рукавом, хвост из длинных волос, солнцезащитные очки и – улыбка, сексуальная и довольная, свободная. Неужели это его девушка? Что ей дать? Ей надо много, не денег, нет – много от жизни. Путешествие во Владик автостопом, езда на заднем сиденье байка без шлема и веры в бога – вот, что ей надо. Поэтому она здесь. Поэтому не отказалась, ни в Москве, ни сейчас. Она еще покажет, на что способна, бабочка на пути к сверхбабочке.

Взревели тринадцать двигателей, щелкнули тринадцать рычагов переключения скоростей, и тринадцать байков тронулись с места под взглядами людей, теснившихся на остановке. Одни прячутся от дождя, другие едут в дождь – этим они отличаются.

Набрав крейсерскую скорость в семьдесят километров в час, оставили позади Нижний Новгород и взяли курс на Чебоксары. Пошли ничем не примечательные пейзажи российской междугородней трассы: автотехцентры, заправки, закусочные, дачи, – но Саше было не до них. Вцепившись в Хищницу, он смотрел на асфальт, летящий под колесами, и представлял, что будет, если упасть. Переломы всего, что ломается, мозги на трассе. В лучшем случае – инвалидность. Между скоростью на байке и скоростью на машине – огромная разница, вопрос жизни и смерти, сближающихся с каждым следующим километром в час.

Ты ведь этого хотел, не так ли? Острых ощущений, новых впечатлений, испытаний на прочность? Почему не рад? Почему хочешь слезть с байка и снова встать у шоссе – с вытянутой рукой, трясущимися коленками и пульсом в сто пятьдесят? Инстинкт самосохранения сильней ницшеанства?

Через сорок минут сделали техническую остановку у АЗС с кафе: заправиться, поесть, сходить в туалет. А уж как Саша был рад ступить на твердую землю!

Сняв шлем, Хищница, женщина лет тридцати, темноволосая, загорелая, смотрела на него с иронией:

– Первый раз на байке?

– Второй. Ездил с дедом на «Урале».

– О! Тогда тебя сложно чем-то испугать.

– Женя, – сказала она, протягивая ему руку. – Можно – Дженис.

– Как Дженис Джоплин? – спросил он, пожав руку.

– Да.

– Саша. Можно – Джим.

– Как Джим Моррисон? – улыбнулась Дженис.

Подошла Кира:

– Привет, я Кира!

– Дженис. Отлично выглядишь. Понравилось?

– Да! – Киру переполняли эмоции, глаза горели. – Очень! Как ты управляешься с байком? Сколько он весит?

– Килограммов двести, но кто его взвешивал? Это тюнингованный аппарат, переделанный из серийного, он один в своем роде… Таких больше нет.

Дженис вздохнула грустно – так показалось Саше – и на мгновение ушла в себя, но тут же вновь улыбнулась:

– Перекусим? Хотите кофе? Здесь варят отличный кофе и жарят вкусную яичницу с беконом, рекомендую. Мы всегда здесь останавливаемся.

Они с Дженис вошли в кафе под взглядами байкеров, не спешивших с ними здороваться. Саша чувствовал себя незваным гостем на чужом празднике. Не было враждебности, но и радушия тоже не было. Возможно, кто-то ревнует Дженис к нему. Кто знает, какие у них тут отношения, в байкерской банде?

Он взглянул на часы. Почти двенадцать. Завтракали в девять. Кофе и яичница с беконом – почему бы и нет? Запасы энергии будут не лишними, с таким-то расходом.

Бармен и официанты приветствовали байкеров как старых знакомых. Рукопожатия, улыбки, объятия, обмен короткими репликами, быстрый заказ без меню – все привычно и просто.

Дженис ушла к своим, а Саша и Кира сели вдвоем за столик на четверых.

Официант принес засаленное меню на обычном листе бумаги.

– Латте и яичницу из трех яиц с беконом, – сказал Саша.

– А мне латте и омлет, – прибавила Кира.

В кафе вошел Вождь.

На этот раз не было объятий – не сбавляя шаг, он кивнул работникам общепита, те поздоровались с ним в ответ, и он направился к Саше и Кире.

– Не возражаете? – Он сел за их столик. – Дим, мне двойной эспрессо, яичницу из четырех яиц и овощной салат, – сказал он официанту. – И воды без газа.

– Как впечатления? Понравилось? – спросил он у Сашы и Киры. – Едете с нами в Казань?

– Да, – ответила Кира.

– Влад Черный, – представился он.

– Кира.

– Саша.

– Дженис ездит аккуратно. Быстрая, но меру знает. Ее муж разбился три года назад, поскользнулся в дождь на трамвайном рельсе и вылетел под КАМАЗ. Это его байк, пришлось над ним повозиться. Байк можно починить, покойника – нет.

Саше рассказ не понравился. Он вновь узрел собственную смерть: себя, вылетающего из седла со скоростью семьдесят километров в час, без защиты, без шлема, – тут и КАМАЗ не нужен, вероятность летального исхода близка к ста процентам.

– Ему было тридцать пять, – продолжил Вождь. – Знаете, что он сказал за день до аварии? «Когда мне будет семьдесят, сяду на байк, разгонюсь до двухсот – и все. Нет смысла жить, разлагаясь от старости».

Вождь сделал паузу.

– Теперь старость ему не грозит, – прибавил он.

– Смысл жить есть всегда. Не старость страшна, а бесцельность, – сказала Кира. – Шварценеггер в свои семьдесят играет в кино, Мик Джаггер выступает на сцене в семьдесят пять, Клинт Иствуд в восемьдесят шесть снял «Чудо на Гудзоне».

Вождь кивнул:

– Мне нравится то, что ты сказала, правильные слова.

– А у вас какая цель? Не езда же на байке?

Вождь не каждый день слышал такие вопросы. Он с интересом смотрел на Киру – что за девушка?

– Байк – не цель, это образ жизни, – сказал он. – А цель… У меня есть сын и есть дочь, я помогаю им стать людьми. Я живу, воспитываю их и получаю удовольствие от жизни. Позвольте спросить – с какой целью вы едете во Владик?

Он смотрел Кире в глаза острыми карими глазами.

– Мы станем сильней. Это то, что надо природе, – ответил за Киру Саша.

Вождь перевел на него взгляд:

– Все хотят стать сильней. Я – тоже. Когда-то я был хилым робким парнем, которого все били, а девушки игнорировали. Сейчас мало кому хочется драться со мной, и у меня красивые дети от красивой матери. Байк – часть моей силы, он часть меня.

– Познакомились с ребятами? – Вождь сменил тему.

– Они не рвутся знакомиться, – сказал Саша.

– Вы для них чужаки. И если женщина еще никому не мешала, кроме моряков и других женщин, то с тобой, Саш, иная история: ты мужик, а здесь мужиков хватает. – Вождь сделал паузу. – Есть идея, – продолжил он. – Сегодня под Казанью празднуем прибытие. Хотите? Будет весело. Вы отчаянные ребята и в этом похожи на нас, так что лед растает, а уж дружить мы умеем.

– Спасибо за приглашение, – сказала Кира. – Можно, мы подумаем?

– Оно в силе до завтра, думайте на здоровье.

Принесли заказ.

Саша попробовал яичницу. Вкусно. Кофе тоже вкусный.

– Чем занимаетесь в свободное от байков время? – спросила Кира.

– Варю крафтовое пиво. Так себе занятие, но дает возможность жить так, как хочется. А вы чем занимаетесь в свободное от автостопа время?

– Я пиарщик, – сказал Саша.

– И писатель, – прибавила Кира.

Саша глянул на нее – это еще зачем? – а она улыбнулась, довольная.

– Писатель, значит, – сказал Вождь. – Что за книги пишешь?

– Художественные. Одну взяли в печать, осенью выйдет в бумаге. Другие есть на Литресе.

– Дашь почитать?

– Могу бросить ссылку.

– Брось, пожалуйста.

Вождь назвал номер, и Саша отправил ссылку.

– А вы, леди, чем занимаетесь? – спросил Вождь у Киры.

– Модельным бизнесом.

– Обложки глянцевых журналов, богемная жизнь, наркотики и разврат? Правильно описал?

– В целом да, но без наркотиков и разврата. Это в прошлом. Поэтому я здесь, а не на кладбище, и двигаюсь дальше.

– Нам по пути. Мы одной крови. Добро пожаловать.

Закончив с обедом, вышли втроем на улицу. Накрапывал теплый дождь, а полуденное июльское солнце, скрытое за тучами, не жгло, как вчера, а грело. Влажный воздух лип к майке.

Байкеры стояли под навесом у входа: кто-то курил, кто-то пил кофе, кто-то говорил по мобильному. Двое кивнули Саше, встретившись с ним взглядами. Что-то изменилось в отношении. Причина тому – Вождь. Система «свой – чужой» в действии.

Вождь отошел к мотоциклу.

Подошла Дженис. В руках – шлем Хищницы, на лице – улыбка:

– Готовы к продолжению путешествия? Вечером на базе отдыха под Казанью будет вечеринка с большим количеством пива и разными непристойностями. Могу намекнуть Владу, чтоб вас пригласил.

– Уже, – сказал Саша.

– И?

– Мы любим пиво и непристойности, – сказал он. – Да? – Он обнял Киру.

Кира кивнула:

– Да.

– Однажды мы вшестером провели восемь дней в запертой квартире, без телефонов и телевизора, без дневного света, с заклеенными окнами – только пива и водки было в избытке. Это был эксперимент в целях просветления и перехода к состоянию здесь и сейчас.

– И как? – спросила Дженис. – Просветлились?

– С некоторыми побочными эффектами. Все переспали друг с другом, две пары расстались, а одна из девушек вскрыла себе вены.

– Главный эффект – то, что мы встретились с Сашей, – прибавила Кира. – А ту девушку спас наш герой, вытащив ее из ванны.

Дженис погрустнела.

– Одни хотят жить, но умирают, а другие не хотят жить, но живут, – печально сказала она.

Вернулся Вождь. С ним пришел «нацист». Ну и тип. Нервное лицо, голубые глаза, длинная темная челка на левую сторону под Гитлера.

Следом подошла девушка: в косухе, с голым животом, пирсингом в пупке. В носу – два гвоздика, в каждом ухе – по три.

Смерив Сашу злым взглядом, «наци» молча уставился на Дженис, а та, не обращая на него внимания, спросила у Вождя:

– Влад, выдвигаемся?

– Да. Ты с Сашей? Или Киру возьмешь?

Вождь посмотрел на «наци». Тот напрягся, но промолчал. Саша это заметил. «Наци» ревнует Дженис. Надо быть начеку. Все ли в порядке с психикой у поклонника фюрера?

– С Сашей, – ответила Дженис.

– Если Кира не против, – прибавила она.

– Не против, – сказала Кира. – Только будь с ним осторожней, таких больше нет.

– Я поеду один, – желчно сказал «наци». – Решайте, кто с кем.

Вождь нахмурился. Выражение его лица, жесткое, неприязненное, не сулило «Гитлеру» ничего хорошего:

– Гриш, у нас больше нет свободных мест. Только у тебя и Джени. В курсе?

– С кем-нибудь поменяемся.

– Я с тобой не поеду, – сказала девушка с пирсингом. – И никто не поедет.

– Это почему? – «наци» глянул на нее исподлобья.

– Потому что ты никому не нравишься и торгуешь наркотиками, которые убивают людей.

– Я не убиваю людей, – огрызнулся «наци». – Они сами себя убивают. Они слабаки. И вообще я не вижу здесь святых. Ты что ль? Не ты ли танцуешь в стрип-клубе, не тебе ли суют деньги в трусы дядьки с эрекцией?

– Я не святая. Но и не убийца. С одним исключением – тебя убила бы с удовольствием.

Она улыбнулась ядовитой улыбкой, не сводя глаз с «наци».

– Кишка тонка, – сказал он с ухмылкой. – Лучше танцуй стриптиз. Я приду, суну сотку.

– Не гляди долго, а то кончишь в штаны.

– Почему слабаки? – спросила у «наци» Кира.

Переключаясь, тот завис на мгновение.

– Что? – не понял он.

– Почему слабаки те, кто принимает наркотики?

– Потому что они не могут жить в реальности и вмазываются, чтоб сбежать в лучший мир, которого нет. Есть зависимость и есть смерть. Они сами выбирают свой путь.

– Ты когда-нибудь принимал тяжелые наркотики?

– Я – нет, – вскинул голову «наци».

– А я – да. И у меня была клиническая смерть от передоза. Знаешь, что я скажу? Сила и слабость здесь ни при чем. А с тобой я не поеду, так как не люблю торговцев наркотиками. Как ты вообще здесь оказался?

– Он брат Влада, – сказала девушка с пирсингом. – Поэтому он здесь.

– В последний раз, – прибавил Влад. – Если мозги не встанут на место, а они не встанут. Рано или поздно тебя убьют или закроют, и я не хочу быть рядом. Короче – садись на мой байк, а я поеду на твоем с Кирой. Возражения есть?

«Наци» промолчал, но по его виду было ясно, что выбора у него нет, фарш обратно не скрутишь, слово не воробей, а Вождь настроен решительно, кулаки у него так и чешутся.

«Ну и компания, – думал Саша. – Нет, пожалуй, я не хочу на их вечеринку, быть свидетелем братоубийственного мордобоя и участником сцен ревности. Проблем с наркотиками мне тоже не нужно».

Пока шли к байкам, Вождь хмурился, но ни слова не сказал о брате.

– Сколько отсюда до Чебоксар? – спросила Кира у Вождя.

– Двести километров, три часа. Заглянем туда ненадолго, к моему другу детства. Он должен был ехать с нами на фест, но не поехал, сын родился. В его баре самые вкусные в мире бургеры, попробуйте обязательно.

– Как вы поедете из Чебоксар в Казань – по М7 или через Марий Эл, по Р165? – спросил Саша.

– По Р165 ближе, но дорога там хуже. Обсудим с ребятами. Почему спрашиваешь?

– У меня родственники в Марий Эл, в поселке Шуйка. В пятидесяти километрах от Чебоксар, рядом со сто шестьдесят пятой.

– Тогда сам Бог велел. Двинем севером, по Р165. Расстанемся, значит?

– Я еще не решил. Боюсь, они обидятся, если приеду и сразу уеду. Может, не стоит их тревожить.

– Время есть, думай.

Марий Эл. Родина его отца, маленький поселок Шуйка в пятистах метрах от трассы Р165. Его дед, ветеран войны, партизанил в лесах Белоруссии после побега из плена, был тяжело ранен и вернулся домой осенью сорок четвертого из освобожденного Минска, двадцатичетырехлетним героем. Бабушка, маленькая, сухонькая, стожильная, вырастила шестерых детей и никогда не сидела на месте, сколько Саша ее помнил. Коровы, свиньи, овцы, куры, завтрак, обед, ужин, огород – дел на хозяйстве хватало, хозяйство было большое. Оба прожили долгую жизнь, по девять десятков, и это была правильная жизнь, настоящая, без экзистенциальных мук и выдумывания высшего смысла.

В детстве Саша часто ездил с отцом на Шуйку (именно «на», а не «в», согласно местным правилам), рыбачил, собирал грибы и ягоды, ел сотовый мед, пил парное молоко – а взрослому Саше стало недосуг, отпуска на все не хватало. Теперь уж нет деда и бабки. Есть дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Они далеки от него, а он – от них. Он не был на Шуйке десять лет и не знает, стоит ли заезжать. Скорей, нет. Лучше прямиком до Казани. Хочется увидеть Шуйку, очень, но как не увязнуть в теплых родственных объятиях? Его цель – Владик. Все ради нее. Приходится чем-то жертвовать.

– Что за родственники? – спросила Кира.

Он рассказал.

– Саш, ты не можешь не заехать. Сколько оттуда до Казани?

– Сто километров, полтора часа.

– Как-нибудь доедем.

– Если вырвемся, – уточнил он. – Сразу нальют чарку, сядешь за стол, так день и пройдет, за выпивкой и беседами.

Расселись по байкам.

Во главе колонны – Вождь с Кирой, следом Хищница с Сашей, а уязвленный «наци» – в хвосте, поодаль от остальных, на байке старшего брата.

Кира крепко обняла Вождя и прижалась к его спине, сильной, широкой, черной. Кольнуло ли Сашу ревностью? Да. Нормальная мужская реакция, иначе и быть не может. Ревнуя, любишь сильней, заводишься этим чувством, но смотри, чтоб пружинка не лопнула, иначе мало не покажется. Ja, mein führer³?

Через три часа, с одной технической остановкой, въехали в Чебоксары по Ядринскому шоссе, плавной асфальтовой рекой разрезавшему леса и луга и перетекшему в Московский проспект.

Привет, столица Чувашии, родина героя гражданской войны и анекдотов Василия Ивановича Чапаева.

Продолжая бороться со страхом смерти, частично сдавшим позиции, Саша радовался жизни. Шестьсот пятьдесят километров за спиной. Третья точка маршрута. Он несется вперед на байке, обняв Дженис и чувствуя тепло ее тела сквозь тонкую кожу куртки, – будет что вспомнить в старости. «Как-то раз мы с вашей мамой проехали автостопом от Москвы до Владика» – неплохо звучит, да? Не так круто, как – «Мы с вашей мамой были на Эвересте», но все же.

Их колонна, громкая, плотная, грозная, двигалась к заливу в центре города. На них оглядывались, их снимали. Саше нравилось быть частью этого. Чувство причастности к группе, ощущение общей силы, у которой никто не встанет на пути, – это древняя человеческая природа хочет, чтобы ты был в стае, где выше шансы на выживание. Может, тоже стать байкером, влиться в московскую банду? За рулем не страшней, чем сзади, на пассажирском сиденье, где ничто от тебя не зависит и при каждом маневре байка внутри образуется вакуум.

Вот и монумент Матери-покровительницы на холме у залива. Сорок шесть метров. Женщина в национальной одежде словно обнимает город, раскинувшийся у ее ног. У Рио есть Иисус, у Чебоксар – Мать: каждому нужен символ, которым можно гордиться.

Въехали на мост.

Чебоксарский залив, уникальный, рукотворный, отделенный от Волги бетонной дамбой, – главная достопримечательность города, где задолго до Эмиратов вынужденно реализовали проект по изменению береговой линии. Управляемое затопление при строительстве Чебоксарской ГЭС. Невидимые насосы, качающие воду в залив и обратно. Советский инженерный гений на Волге.

Слева, в двухстах метрах, – пешеходный мост, а за ним – дамба с огромной надписью: «Чебоксары – жемчужина России», которую видно из космоса. Между дамбой и пешеходным мостом бьют из-под воды фонтаны, и брызги от них чувствуются на лице, несмотря на расстояние. За дамбой – Волга. Пахнет рекой, рыбой, выхлопами от байка – в общем, приятно пахнет. Успевай крутить головой, запечатлевая в памяти открывающиеся с моста виды. Второго шанса не будет, ты сюда не вернешься, Казань в другой стороне.

На противоположном берегу залива, через пару кварталов, подъехали к бару «Борода».

Бар работал с пяти, на часах было три, но их уже ждали: хозяин заведения, крепкий бородач среднего роста в майке и шортах, татуированный от голеней до шеи, стоял у входа и широко улыбался, приветствуя их. Это был Рома, друг детства Влада, счастливый отец.

Поздоровавшись с каждым, каждого обняв, в том числе Сашу и Киру, Рома повел их внутрь. Саша заметил, что «наци» остался снаружи, у своего байка. Вынув из кофра сэндвич и бутылку воды, он присел на сиденье сбоку и трапезничал в одиночестве.

«Всем по бургеру и напитку за счет заведения, в честь рождения сына! – объявил Рома. – Возражения не принимаются!»

Никто не возражал.

За столом с Сашей и Кирой сидели девушка с пирсингом (Лена) и ее друг Дима, накачанный здоровяк с открытым добродушным лицом, русский богатырь в мотоциклетных доспехах. Она была танцовщицей в стрип-клубе, не стеснявшейся этого, а он – инструктором по стрельбе и тренером в фитнес-клубе, не скрывавшим, что принимает химию. «Если знать меру, все будет норм, – рассуждал он, вгрызаясь в огромный бургер с двумя котлетами. – Курсы должны быть правильными, нельзя все время курсить, организм не выдержит». «Мужик на курсе – это нечто, – сказала Лена. – Стояк целый день». «А после курса?» – спросила Кира. «А после курса мы отдыхаем».

Запивая бургер чаем, Саша слушал их и думал о том, какие люди разные и вместе с тем одинаковые. Кира, Саша, Дима, Лена – у них на девяносто девять и девять процентов идентичный генетический код, они связаны кровными узами, они родственники. Стоит всегда помнить об этом – так проще искать общее, а не отличия.

– Ну что, решил? – спросил Вождь, когда вышли из бара. – Как едем?

Саша встретился взглядом с Кирой.

Кира скорчила рожицу.

– По Р165, – сказал он.

– Ладно, – кивнул Вождь.

– Ребята, – громко объявил он, – едем по Р165. Так на двадцать минут быстрей, и Сашу с Кирой подбросим, куда им нужно. Они покинут нас на некоторое время.

«Наци» молча стоял у байка, не сводя глаз с Дженис. Саша следил за «наци». Когда они встретились взглядами, Саша увидел ненависть в голубых глазах. Эка его скрутило.

– Ждем вас на базе у Лебяжьего озера, – сказал Вождь Саше и Кире. – Если не приедете, не обижусь, но лучше приезжайте. Звоните, если что. Мы там до утра.

Саша так и не ответил сам себе на вопрос, хочет ли он на вечеринку. «Не лучше ль погулять по Казани, провести время спокойно и предсказуемо, а не бурно и без гарантий?» – слышал он внутренний голос. «О чем ты? Что за бред? – хмыкал второй голос. – Для чего ты отправился в путь? Для спокойствия и предсказуемости? Думай, Саша, думай, сделай правильный выбор, чтоб потом не жалеть».

Он думал. Долго думал. Аж тошно было от этого.

Обнялись с Ромой, расселись по байкам, и их колонна, распугивая местную живность, двинулась дальше по маршруту.

До Шуйки добрались за час.

Прощались на трассе, у перекрестка.

Поблагодарив Вождя и Дженис, Саша не стал ничего обещать, а Вождь не спросил – не надо тянуть там, где должно само вырасти.

– До встречи, – коротко сказал Вождь. – А если не встретимся, то заранее желаю удачи.

К ним подъехал «наци» и поставил байк на подножку. Спешился, глядя в землю.

Вождь сел на свой байк, «наци» – на свой.

– Пока! – повернувшись ко всем, крикнул Саша поверх треска двигателей и вскинул руку в прощальном жесте.

– Пока! Увидимся! – крикнула Кира.

Им в ответ посигналили.

Они пошли налево, к Шуйке, а байкерская колонна продолжила путь.

Десять лет назад Саша с отцом ехали по этой дороге в кузове тракторного прицепа, трактором управлял дед, и Саша, вглядываясь в окрестности, узнавал их как картинки из сна, в которое превратилось прошлое. На тот момент он не был здесь восемь лет. С тех пор минуло еще десять, итого восемнадцать. Восемнадцать лет! Полжизни. Время ускоряется с каждым прожитым годом. Чтобы замедлить его, нужно жить разнообразно, но без суеты, и уметь быть любопытным ребенком, замечающим больше, чем взрослый, все видевший и все знающий. Взрослые, учитесь у детей. Видите пчелу на цветке? Чувствуете остроту края травинки? Слышите свое дыхание? Остановитесь. Что перед вами – смазанный фон из сливающихся на скорости цветных пятен или полотна естественной величественной красоты?