Buch lesen: «Черный хрусталь»

Сейчас, по прошествии множества лет, я начинаю понимать, что моя странная история была заложена судьбой в тот туманный вечер, когда в дом моего отца прискакал рослый седой вельможа в богатых одеждах… впрочем, начиная вспоминать эти очень давние события, следует обратиться к тем дням, когда духовник нашей семьи в первый раз дал мне, еще ребенку, книгу. Я хорошо помню – это был сборник поучительных историй, собранных самим Омером; мне было четыре года, но старик считал, что я уже достаточно развит для того, чтобы впитывать книжную премудрость. Он оказался прав. Не прошло и двух лет, как я перечитал большинство книг, имевшихся в библиотеке моей матери (в основном там находились сентиментальные романы, в которых скучающая принцесса непременно похищалась молодым, непереносимо глупым, но зато обязательно бедным и белокурым князем, после чего они бежали за моря, где и жили среди желтолицых дикарей, принимая от них королевские почести), так как к своим книгам и свиткам отец меня не подпускал. Следует заметить, что отец, хоть и косвенно, но сыграл в моей судьбе важную, если не решающую, роль.

Он был аксаметом нашей провинции. Аксамет – чиновник небольшой, птичка, в общем-то, невеличка, да только он, пожалуй, был рад и этому. Отец происходил из очень древнего рода, но когда-то, за пять столетий до моего рождения, один из моих предков позволил себе смелость обыграть в кости какого-то там принца крови, и началась долгая опала, в результате которой мы потеряли и земли, и деньги – в конце концов осталось только имя. Отцу повезло: мальчишкой он попал на королевский корабль, сумел как-то выдвинуться, а потом проявил себя в сражении на глазах у самого принца Эмара. В том бою он потерял правую руку. Со службой было покончено, но в качестве награды отец получил должность. За годы, проведенные среди наших мелкотравчатых мудрецов, отец пристрастился к книгам, причем читал он все подряд: от приключений южных кочевников до философских трактатов двухсотлетней давности. Так или иначе, но книги сделали его весьма образованным человеком, он разбирался в торговле, свободно толковал о политике и мог даже поспорить с духовником на философские темы. Когда мне исполнилось десять, отец понял, что солдата из меня не получится – мать родила меня в четырнадцать, когда сама была еще практически ребенком, и я рос хилым заморышем, совершенно, казалось, не способным поднять меч. Я всегда чурался коней – и, как все знают, на мостике фрегата я и сегодня чувствую себя гораздо лучше, чем в седле, да и вообще, с книгой меня можно было увидеть куда чаще, чем, скажем, с плетью и детской рапирой. Для отца я представлял сплошное разочарование, но сдаваться он и не подумал. Он нанял лучшего в провинции фехтовальщика, старого, вдоль и поперек изрезанного мелкотравчатого бретера, и наказал ему гонять меня и днем и ночью. О, как я его ненавидел! Падая в кровать, я давал себе слово бежать – завтра же… нет, сейчас же! А с утра меня опять ждали пробежки, отжимания и, до одури, до темноты в глазах – выпады, уходы, отражения.

Са Камор, мой учитель, сделал невозможное – за те четыре года, что он жил в нашем доме, из тощего отрока с громадными глазами я превратился в не менее тощего, но уже невероятно подвижного длинноногого подростка, способного жонглировать любым клинком от кинжала до тяжкой, как моя доля, абордажной сабли. Впрочем, сам я предпочитал прямой меч в два локтя длиной. Параллельно с Камором мной занимался наш духовник, брат Сайен. Отец понимал, что с военной службой мне связываться все же не стоит, и надеялся, что я смогу найти себе какое-нибудь возвышенное занятие. Брат Сайен был личностью своеобразной. Развратник, заглядывающий под каждую юбку, балагур и выпивоха, он был человеком огромных познаний и редкого дара лекарем. Под его руководством я освоил науку трав и камней, а чуть позже – некоторые аспекты того, что невежды называют магией. По словам брата Сайена, у меня были очень сильные руки.

В общем-то говоря, все это вместе взятое и спасло меня в те черные дни, когда на нашу старую империю ринулись орды варваров. Это теперь я понимаю, что эти так называемые «варвары» давно превзошли нас и в науке, и в искусствах, а тогда-то мы, надутые, что бычьи пузыри, считали себя средоточием мудрости – еще бы, наша история насчитывала столько столетий!

Итак, был туманный осенний вечер. Это был последний год перед падением империи, и он многим запомнился холодным дождливым летом и ранней осенью. Я сидел наверху в своей комнате, погруженный в какие-то морские приключения, как вдруг за мной прибежала служанка.

– Вас требует батюшка, са, – скороговоркой сообщила она. – Срочно, са.

– Иду, – отозвался я, захлопывая книгу.

Отца я нашел внизу, в гостиной, очень встревоженным и хмурым.

– У нас важный гость, – сказал он мне, не утруждая себя предисловиями. – По-видимому, он болен, хотя и не хочет в этом признаваться. Ты должен взять свои мази и настои и попытаться помочь ему. Ренд проводит тебя.

Через пять минут старый конюх, державший перед собой два больших подсвечника, провел меня в небольшую комнату в правом крыле дома, которое считалось как бы вотчиной моего отца – без его приглашения туда не заглядывала даже мать.

В комнате было жарко, даже, пожалуй, слишком. Тогда, конечно, я не знал, что при лихорадке ю-ю человека мучает адский холод – тогда я даже не слышал о такой болезни. На старой деревянной кровати, придвинутой к полыхающему камину, лежал не старый, но уже седой мужчина очень крупного телосложения. Он был настоящим гигантом: наверное, его руки могли бы переломить боевое копье. Услышав скрип двери, мужчина поднял веки, и я поразился нездешней голубизне его глаз – у нас на юге такие глаза встречаются очень редко.

– Я сын хозяина, аксамета Маттера, – поспешно представился я. – Я немного разбираюсь в травах… я попытаюсь помочь вам.

– Это бесполезно, – улыбнулся наш гость. – Разве что ты найдешь что-нибудь обезболивающее. У меня болит живот.

– Да-да, конечно, – я раскрыл свой ящичек и после короткого раздумья протянул больному небольшую склянку.

По его одежде, а это была хоть и потрепанная, но все же роскошная одежда, становилось понятно, что наш гость занимает видное место. В то же время во всем его облике чувствовалась некая, едва уловимая, чужеродность: мне казалось, что этот вельможа много лет провел в каких-то далеких, неведомых мне землях. Взяв мою склянку, он привстал, чтобы выпить, и в этот момент из-под его спины на пол выпал какой-то продолговатый темный предмет. Сперва я не обратил на него внимания. Выпив зелье, вельможа обессиленно рухнул на подушки и глухо произнес:

– Я хотел бы попросить тебя посидеть со мной некоторое время. В последние годы мне страшно засыпать одному. Потом ты пойдешь к себе…

Я удивился, как может быть страшно такому могучему, сильному человеку. Тем временем наш гость начал похрапывать. Некоторое время я сидел, не решаясь пошевелиться, а потом мой взгляд упал на тот самый предмет, закатившийся под кровать. Стараясь производить как можно меньше шума, я опустился на корточки и осторожно взял его в руки.

Это был плотный, обшитый кожей футляр с хорошо пригнанной крышкой.

Я еще не знал, что в нем; я совершенно не ощущал магическую событийную силу, скрытую под слоем кожи и картона – но меня тянуло к нему. И, еще раз посмотрев на спящего вельможу, я снял крышку. В руки мне выпал свиток. Он был стар. Я не мог сказать, в какую эпоху он был написан – повторяю, он был очень стар, и кроме того, свиток был не бумажным, нет, это был какой-то странный материал, не шершавый и не гладкий, матово-желтый, и буквы, знакомые мне, но в то же время какие-то чужие, были словно бы вырезаны в его плоти. Да, в плоти – как я сейчас помню, был момент, когда странный свиток показался мне почти живым. Они были вырезаны – очень, правда, неглубоко, – и все-таки текст был рукописным! Вероятно, наших провинциальных мудрецов этот парадокс свел бы с ума. Для меня это не имело особого значения: я стал читать.

Некоторые слова были мне понятны, до смысла других я доходил со второго, а то и третьего раза, но все равно, закончив чтение, а манускрипт был не велик по объему, я практически ничего не понял. Речь шла об управлении какими-то энергиями, о перерождении некоей таинственной «гравитации» и о силе звезд, меняющейся по воле тех, кто обладает магической «сферой Мегатериума». Еще там говорилось о том, что эта сфера ни в коем случае не должна соединиться с какой-то короной, утерянной кем-то за много тысячелетий до того, как в наш мир пришел первый человек. Текст этот обрывался посреди предложения – наверное, остальное находилось на другом свитке, который отсутствовал. Впрочем, для меня это не имело никакого значения. Недоуменно пожав плечами, я закрыл футляр и незаметно засунул его под спящего.

Вельможа ускакал рано утром, когда я еще спал, и много лет я и не вспоминал о том странном свитке, что покоился в футляре, обшитом желтой кожей…

Часть первая
Ветер с моря…

Глава 1

С рассветом третьего дня я понял, что обречен.

Варварские легионы веером шли по острову, сметая на своем пути остатки имперских войск, как метла сметает осенние листья в парке. Немногие древние гнезда, выстроенные в те далекие времена, когда дом должен был предоставлять своим хозяевам защиту от налетчиков, они попросту обходили – а небольшие имения вроде нашего полыхали по всей стране как погребальные костры спеси и глупости, правившей в империи уже которое по счету столетие. Отец умер с мечом в руке, так и не увидев своих врагов. Его сразила ударившая из темноты пуля, и в этот миг я понял, что мне защищать уже некого. Мать была отправлена к своим родственникам на север; слуги, кроме старого Ренда, разбежались.

Спрятавшись на чердаке, я ждал смерти, но ее все не было. По-видимому, нас атаковал совсем небольшой отряд. Уразумев, что воевать не с кем, захватчики пробежались по дому и неожиданно исчезли, прихватив с собой лишь драгоценности, найденные в отцовском кабинете. Они очень спешили, и эта спешка спасла мне жизнь. Лошади их почему-то не интересовали: пройдя в конюшню, я убедился, что мой старый Куки все так же лениво жует свое сено. Механически – в те мгновения я плохо соображал, что делаю, – я оседлал его, потом вернулся в дом, размышляя о том, где могут находиться лопаты.

Отца я закопал в дальнем углу парка.

Через два часа я был уже далеко. Куки, изумленный моими пинками, несся во всю прыть, смешно подбрасывая свой толстый зад. На мне был серый плащ младшего духовника, под которым скрывался меч и пара пистолетов. Из своего тайника я извлек несколько камней, достаточно дорогих для того, чтобы продержаться некоторое время. Мои мальчишечьи мозги еще не осознавали: в стране все перевернулось вверх дном, и то, что еще вчера было ценным, сегодня стоит очень и очень немного.

Я не знал, куда мне ехать, но Куки почему-то бежал на запад, и я не стал с ним спорить. Третье утро я встретил в роще совсем недалеко от побережья. Я понимал, что деваться мне некуда, что рано или поздно я нарвусь на какой-нибудь патруль или что-то в этом роде, и меня преспокойно вздернут на ближайшем суку. Впереди находился крохотный портовый городок с не самой лучшей репутацией; после короткого размышления я взгромоздился на Куки и двинулся навстречу морскому ветру.

Вяло шевеля копытами, мой гордый скакун взобрался на песчаный холм, с которого открывался прекрасный вид на бухту, и принялся щипать хилую траву. Вероятно, мое задумчивое состояние в полной мере передалось и ему. Не покидая седла, я забросил в рот горсть орешков и подумал, что сюда, кажется, захватчики еще не добрались. В порту грузились несколько больших торговых каракк, явно спешащих удрать от наступающих варваров, я даже без оптики видел, как суетятся благородные господа, подгоняющие изможденных носильщиков. Это выглядело довольно наивно: вражеский флот плотно обложил острова, и прорваться через эту блокаду было бы весьма затруднительно. Я горько усмехнулся – мне сразу вспомнилось неимоверно тяжелое тело отца, которое я кое-как прикопал под яблонями, – и поднял глаза к горизонту. В то же мгновение я увидел корабль.

Вероятно, одновременно со мной его увидали и с берега, потому что возле причалов началась характерная испуганная возня, кто-то побежал к пушкам, остальные схватились за мечи и пистолеты. Это был очень странный корабль, я никогда не видел ничего подобного, а ведь я перечитал все книги, которые можно было купить у нас, – все книги, повествующие о морских приключениях. Изумленный, я вытащил из сумки подзорную трубу.

Огромное, кажущееся приземистым, судно несло целых пять мачт. Сейчас почти все паруса были убраны, и свежий ветер наполнял лишь малую их часть, в основном те, что были расположены на двух коротких бизанях. Борта корабля показались мне железными. Подкрутив трубу, я разглядел в них десятки тщательно пригнанных крышек орудийных портов. Никаких флагов или вымпелов я не заметил. Варвары таких судов не строили, в этом я был уверен. Тогда кто же это?

Я наблюдал за странным кораблем примерно с полчаса. За это время он приблизился к берегу на расстояние уверенного выстрела и остановился. Все паруса к тому времени уже убрали, и вот ветер донес до меня грохот якорных цепей. В береговом форте изготовили батарею; никто, однако, не стрелял, корабельная артиллерия все так же спала за железными – теперь я это видел, – люками. Когда с якорями было покончено, с корабля спустили маленький ялик. В него погрузили какой-то сундук, следом по веревочному трапу в лодчонку спустились трое богато одетых людей. Свежий ветерок трепал странные, яркие перья на высоких тульях их шляп. На варваров они походили не более, чем мой верный Куки на тяжеловоза.

Тогда, заинтригованный и взбудораженный, я двинулся вниз. Разумеется, я не мог предполагать, что ждет меня в маленьком городке, населенном в основном рыбаками да контрабандистами – но, с одной стороны, ничего иного мне просто не оставалось, а с другой, меня неудержимо влекло к таинственному серому кораблю, что мрачной громадой застыл посреди бухты. Сейчас все жители города толпились в порту, напуганные необыкновенным зрелищем. Я проехал через окружавшие городок огороды, миновал тесные кварталы рыбацких лачуг, и вскоре копыта Куки застучали по старинной брусчатке мостовой. Путаясь в лабиринте узеньких, полутемных улочек, я добрался наконец до того характерного хаоса из дешевых борделей, притонов и контор, которыми окружен любой мало-мальски значимый порт. Здесь сновали озабоченные солдаты из форта, перепуганные благородные, то и дело потирающие рукояти фамильных мечей, моряки, их заранеее рыдающие подруги и дети – короче, на скромного попика верхом на нелепой добродушной коняге никто не обратил ни малейшего внимания.

Я остановился возле перекошенной от старости вывески с надписью «Южнае море» и зверской от выпивки физиономией моряка, намалеванной, вероятно, каким-нибудь скучавшим в безденежье студентом. Чем-то оно мне понравилось, это «Южнае море»… не знаю уж чем. Войдя в кабак, я понял, что не ошибся. Здесь было тихо, как в могиле, лишь гудели под потолком мухи да посапывал носом хозяин. При моем появлении он открыл глаза и зачем-то выставил на стойку кувшин с вином.

– Брат хочет подкрепиться? – спросил он.

– Угу, – кивнул я, оглядывая помещение. Было чисто, а значит – дерутся здесь редко. Как раз то, что надо.

– А братец из благородных, – заметил хозяин, отрезая мне здоровенный ломоть копченого мяса. – Ну, кому сейчас легко… тоже драпать решили?

– Не знаю, – я пожал плечами, действительно не зная, что придется делать дальше. – Пока не знаю.

– Бежать – эт вряд ли, – философски вздохнул хозяин. – Разве что ночью… Томан вчера вышел в море, да к вечеру и вернулся: южнее Саха целый флот варварский, лес, говорит, мачт, стоят, ждут чего-то.

Пока я разбирался со своим нехитрым обедом, в кабачок вошли двое мужчин, по виду – опытные контрабандисты. На них были неброские, но прочные и от того дорогие плащи, из-под которых виднелись ножны добрых сабель. Увидев их, я машинально поправил полу своего одеяния, чтобы скрыть свой меч. Младшему служке не пристало таскаться с оружием. Если, конечно, он не член одного из боевых орденов – но там, я знал, таких дохляков не держат.

Окинув меня скучными взглядами, контрабандисты заняли дальний угловой столик и принялись за вино, шустро поднесенное хозяином.

– Пеллийский королевский корсар, – услышал я негромкий голос одного из них. – Это точно, уж поверь мне. Только у них такие корабли стали строить. Лавеллеры теперь покупают у них новые пушки, снаряд на сосиску похож, сам видел.

– Это еще зачем? – недоуменно поинтересовался его собеседник.

– Пороха больше, – коротко ответил тот. – Ты лучше подумай, что он тут может делать?

Из дальнейшей беседы я узнал, что лодка с загадочными визитерами подошла к небольшому мыску севернее порта, и все трое, прихватив свою поклажу, скрылись в лесу. Преследовать их, естественно, никому и в голову не пришло. Народ, похоже, понял, что трогать его никто пока не собирается, и постепенно вернулся к своим делам. Огромный корабль все так же недвижно торчал посреди бухты.

Выпив кувшинчик, я неожиданно ощутил некоторые преимущества своего нынешнего положения. Я был хозяином самому себе и мог теперь не думать о том, что вино следует пить только в разбавленном виде. Кому-то это может показаться глупым и даже подлым – едва похоронив отца, мальчишка радуется обретенной свободе, но в шестнадцать лет отчаяние проходит быстро… и я заказал еще вина.

Я долго сидел, вспоминая все, что мне приходилось слышать о таинственной далекой Пеллии, расположенной далеко на западе, за бескрайним океаном. Вести оттуда приходили редко, так как не всякий купец решался на столь далекое и трудное путешествие. Из Пеллии, как я помнил, привозили всякие диковины: перья удивительных птиц, лекарства от мужской слабости, и еще – изделия тамошних мастеров, поражающие своими качествами. Выше всего ценилось пеллийское оружие и пеллийская оптика. Один из наших провинциальных мудрецов имел старинный прибор, позволяющий видеть крохотных существ, живущих в капле обыкновенной воды. Рассказывали, что пеллийские короли путешествуют по воздуху на летающих островах в целую милю длиной, что у них запрещено держать рабов, а каждый благородный должен отслужить пятилетнюю королевскую службу. В это мало кто верил, но сейчас, вспоминая увиденный утром корабль, я стал подумывать о том, что правды в этих рассказах больше, чем лжи.

– Лекаря! Есть в этом городе лекарь?

Рядом со мной вдруг хлопнула дверь, и в кабак вбежал запыхавшийся паренек из благородных. На его лице было написано отчаяние.

– Хозяин! Есть тут где-нибудь лекарь?

Вслед за парнем в зальчике оказался рослый мужчина в коротком, расшитом галунами кафтане и надвинутой на глаза шляпе с пером. Это был один из тех, кто прибыл на ялике…

Хозяин на миг лишился дара речи.

– Этот господин схватил меня и срочно требует лекаря… – в голосе подростка прорезался не то стон, не то плач.

– Я лекарь, – я встал, бросил на стол мелкую монету и, сам уж не знаю зачем, распахнул на себе плащ – так, чтобы все увидели длинный старый меч.

Гость из Пеллии пристально посмотрел на меня, усмехнулся уголками губ и повелительно двинул головой. Провожаемые изумленными взглядами, мы вышли на улицу.

Мой ящик был привязан к седлу. Ведя в поводу Куки, я засеменил за моряком и его временным слугой, которые быстро двигались вдоль набережной.

Вскоре моряк остановился возле древнего трехэтажного особняка, бросил пареньку какой-то камень и все так же, жестами, приказал мне подниматься по вытертой внешней лестнице на второй этаж. Держа в руках ящик с лекарствами, я забрался наверх – и передо мной тотчас же распахнули крепкую дубовую дверь.

– Он истекает кровью, – произнес в полумраке молодой женский голос. – Сюда… скорее же.

Следуя за своей провожатой, я неожиданно оказался в просторной угловой комнате, залитой ярким светом из двух высоких окон. Только теперь я смог разглядеть ее – передо мной была крепкая светлокожая девушка, облаченная в мужской наряд и шляпу с широкими полями, – она также была из той троицы, что высадилась на нашем берегу. Третий, немного седой мужчина с огромными светлыми глазами, которые буквально освещали его загорелое, со множеством шрамов лицо, сидел на табурете перед кроватью, на которой, как мне стало ясно, и находился мой пациент.

Едва глянув на него, я понял, что дело плохо. Огромного роста, седовласый аристократ, лежавший на кровати, получил несколько колотых ранений. Все бы ничего, но чей-то клинок угодил ему в бедро, разорвав артерии, и я понимал, почему они не могут остановить кровь.

– Наш хирург умер несколько дней назад, – заговорил светлоглазый, в упор глядя на меня. – Вы сможете помочь этому человеку?

– Я попытаюсь, – кротко ответил я, удивляясь его странному певучему акценту. – Мне понадобится горячая вода и много бинтов.

– Вода готова, – заявила девушка. – Бинты у нас тоже есть. Что-то еще?

Я не ответил.

Я закончил через час с небольшим. Раненый спал, и я знал, что он будет спать не меньше суток. Но я знал и кое-что еще.

– Вряд ли он сможет ходить так же, как раньше, – я смыл с рук кровь и выпрямился, глядя на светлоглазого. – Если вообще сможет.

– Сможет, – уверенно произнесла девушка.

– Ты хочешь плыть с нами? – неожиданно спросил меня светлоглазый.

– Что? – от неожиданности я едва не выронил инструменты, которые складывал в ящик. – С вами? Кем?

– Корабельным врачом – для начала. Мне нужны толковые парни. А здесь ты скоро сдохнешь…

– Но я даже не знаю, кто вы такие…

– Это так важно?

Больше всего мне было жаль расставаться с Куки, который, почуяв разлуку, принялся жалобно ржать и косить в мою сторону большим влажным глазом. Его я отдал довольно странной молодой женщине, хозяйке трехэтажного дома – то ли опустившейся аристократке, то ли излишне надменной горожанке, – отдал даром, заставив ее поклясться в том, что она не пустит его под нож до самой старости. В те минуты я, как ни странно, мало задумывался о своем ближайшем будущем. Кого-то это опять-таки удивит, но вспомните: моя страна разваливалась под ударами многочисленных и безжалостных врагов, спасения ждать было неоткуда, и еще – что-то говорило мне, что отказываться не стоит… хотя бы потому, что море сулило мне множество славных приключений, о которых так мечтает любой нормальный юноша.

С наступлением долгих осенних сумерек мы соорудили из подручных материалов довольно прочные носилки и выдвинулись. Иллари – так звали светлоглазого моряка – отлично знал городок, и следуя его указаниям, мы быстро обошли припортовые кварталы, чтобы через час оказаться на узенькой полоске песчаного пляжа. Мелкая волна шлепала в борта ялика, до середины вытащенного на берег. Очевидно, никто из местных жителей так и не решился проверить, что же стало с загадочными пришельцами. Прямо перед нами мрачной громадой возвышался пятимачтовый корабль, на бушприте ярко горела желтая лампа, и больше – тогда меня это очень удивило, – я не увидел на нем ни единого огня.

Мы погрузили в лодку раненого, Иллари и его немногословный напарник столкнули ее на глубокое место и быстро запрыгнули внутрь. Следом за ними там оказалась Ута, девушка в мужской одежде. Я немного замешкался, перебрасывая через борт свои пожитки и ящик с лекарствами, и в полутьме перед моим лицом возникла сильная рука с несколькими перстнями на пальцах:

– Давай же, парень… Первый раз в море?

– Да, са Иллари, – ответил я, тяжело переваливаясь через скользкое дерево борта. – Раньше не приходилось.

– Ничего, ничего, – подбодрил он меня. – Из тебя получится отличный моряк.

Ута села на руль, и ялик, подгоняемый двумя парами весел, шустро заскользил по темной волне. Уже поднялась одна из лун, Эттила: ее далекий сероватый свет прочертил на воде причудливо извивающуюся дорожку. Я во все глаза смотрел на приближающийся корабль и замечал в нем все больше и больше странного. Например, высокую и узкую трубу в средней части корпуса, которую я сперва едва не принял за шестую, добавочную, мачту, а также два загадочных возвышения на носу и на корме – это были не надстройки, а что-то совсем другое, несколько скругленное по форме; приглядевшись, насколько то позволяли мне сумерки, я понял, что громоздкие сооружения плотно затянуты парусиной. Возможно, решил я, это какой-то груз? Но кто же станет держать груз на палубе, да еще и в таком неудачном месте? Мое сердце забилось в предвкушении: я знал, что в самом скором времени найду ответ на свои вопросы.

Впереди раздался металлический грохот, на носу вспыхнули сразу несколько фонарей, и я увидел, что корабль выбирает якоря. Через пару минут мы проплыли под его бушпритом, заходя почему-то с левого борта, и наконец Иллари затабанил, а Ута ловко схватила конец поданного нам штормтрапа.

Над моей головой тяжело поскрипывал рангоут¹. Посмотрев на огромные мачты, казавшиеся на фоне темного неба сказочными великанами, я ощутил легкое головокружение. Мне случалось видеть боевые корабли императора, но ни один из них не выглядел столь величественно, как этот. Несколько матросов, спустившиеся к нам, подняли наверх носилки, а Ута подхватила мой ящик.

Вскарабкавшись вслед за ней (все время одной рукой, так как вторая была занята сумкой с одеждой и парой книг, захваченных с собой из усадьбы), я ступил на палубу. К моему изумлению, она оказалась металлической, точнее, обшитой металлом – мои башмаки стукнули по серому железу!

– Идем со мной, – властно поманила меня девушка. – Ты займешь каюту нашего врача.

Свалив свои пожитки в каком-то темном помещении на корме, я снова двинулся за ней. Мы прошли узким неосвещенным коридором, и она толкнула толстую деревянную дверь. Я оказался в просторной комнате с четырьмя прямоугольными окнами – назвать их иллюминаторами у меня не поворачивался язык, – посреди которой возвышался длинный стол, уставленный едой и напитками. За столом сидели три человека.

Выглядели они, на мой вкус, необычно. Справа от меня тщательно пережевывал поросячью ножку здорово тертый жизнью дед с неряшливой седой бородой, облаченный в такую же потертую кожаную куртку и брюки, заправленные в высокие морские сапоги. Рядом с ним крутил в пальцах резной бокал с вином рослый мужчина откровенно бандитского вида в расстегнутой до пояса белой сорочке, за пояс кожаных штанов были заткнуты два двухствольных пистолета тонкой работы. По столу рядом с ним были рассыпаны новомодные картонные патроны для казнозарядного карабина, а слева – едва увидев меня, он сразу же впился в Уту острым вопросительным взглядом, – сидел узкоплечий, слегка седоватый человек с умным молодым лицом, вокруг его глаз весело щурились хитрые, живые морщинки. На нем был роскошный кожаный наряд, нечто вроде куртки с широкими отворотами, изящно расшитой серебром, правая ладонь пряталась в тончайшую черную перчатку, поверх которой я разглядел массивный перстень с черным камнем треугольной формы. На шее у незнакомца висел круглый золотой талисман.

– Иллари, – сказала Ута, – Иллари, – и произнесла длинную певучую фразу.

– Илла-ари? – вопросительно пропел седой и повернулся ко мне. – И ты действительно можешь быть костоправом?

Говорил он почти без акцента.

– Да, – удивленно ответил я, – немного.

– Немного уже достаточно. Садитесь, юноша. Вы пьете вино?

Только сейчас я заметил рядом с ним небольшую трубку с длинным тонким прямым мундштуком. Стараясь скрыть смущенную улыбку, я присел на стул рядом с ним, и тут в каюте бесшумно возник Иллари. Он что-то сказал седому, улыбнулся мне и быстро кивнул Уте – та послушно налила ему полный кубок вина и отрезала кусок мяса.

– Меня зовут Эйно, – неожиданно представился седой. – Это, – указал он на старика и громилу с пистолетами, – наши штурман, Тило, и лучший рулевой всех морей – Перт. Надеюсь, тебе с нами понравится. Иллари никогда не ошибается в людях.

Светлоглазый моряк добродушно хмыкнул и потянулся за вином. Глядя на них, я решил, что теряться мне не стоит, и, вытащив свой старый кинжал, приступил к делу – следует сказать, что события того дня меня изрядно утомили, и я был голоден, как дикий пес.

По всей видимости, сладкое вино оказалось слишком крепким для меня. Подкрепившись окороком, я неловко извинился и попросил разрешения идти спать. Огромный Перт, посмеиваясь, проводил меня до каюты, хлопнул по плечу и ушел. Не чуя под собой ног, я нащупал в темноте кровать и повалился на нее, как тряпичная кукла.

Надо мной уже гудели паруса.