Buch lesen: «Алтайский Декамерон»
Криминальные червонцы
Мы умнее тех, кто нас оставил в дураках.
Аркадий Лавидович
Ах, Алекс, Алекс, ты просто банальный лошара, лопушок, лопушидзе, потерявший голову при виде золотых червонцев царской чеканки! В действительности золотишко оказалось китайским цветным ломом, который хитрый гастарбайтер выдал за старинные монеты, якобы найденные на окраине города при демонтаже ветхой деревянной постройки.
Ну что же, как гласит старинная английская поговорка, и на старую леди бывает proruha!
Дело было так. Уже под вечер я возвращался из спортивного бара «Забей на всё», где смотрел трансляцию футбольного матча между нашей сборной и командой Уэльса, отмечая каждый гол, забитый в наши ворота, очередной порцией баварского светлого. С центральной аллеи я свернул на едва заметную тропинку, петлявшую среди куч строительного мусора: то был самый короткий путь домой. И как из-под земли передо мною вырос молодец в строительной робе, перепачканной землей. Скверно изъясняясь на великом и могучем, коверкая слова, путая падежи, он все-таки смог донести до моего сознания, слегка замутненного тремя литрами пива, историю находки старинных монет.
Хорошо, что в моем кармане оказались только три косаря с мелочью! Еще немного, и я бы разорил заначку, спрятанную на черный день в глубине седьмого тома Большой Советской энциклопедии.
Вы спросите: почему именно седьмого тома, а не десятого или двадцать пятого? Все очень просто: седьмого числа седьмого месяца пятьдесят седьмого года я появился на свет в этом боголюбивом мире.
Гастарбайтер клялся своей мамой, уверяя, что у меня в руках целое состояние, но я остался непреклонен. Это и спасло меня от окончательного разорения.
Разумеется, сделка на тропинке обернулась неприятным сюрпризом. Дома, протрезвев, я внимательно рассмотрел свое неожиданное приобретение и понял, что задорого купил китайскую подделку, пусть и очень высокого качества. Поначалу я было расстроился, но затем улыбнулся и подмигнул припухшему лицу, отражавшемуся в огромном зеркале, оправленном в старинную раму.
Позолоченную китайскую эстафетную палочку надо передать дальше.
Мой взгляд упал на переполненное ведро с бытовым мусором. Сей мусор я добросовестно уминал третьи сутки, уговаривая себя вынести ведро и одновременно придумывая отговорки. Это тебе в наказание, Алекс, сказал я себе, взял ведро и спустился по лестнице на улицу.
Из мусорного контейнера торчал изрядно потрепанный холщовый мешок, испачканный в строительной известке. Освобождая место для своего пакета с мусором, я задвинул мешок в глубину контейнера. Из потревоженного мешка высыпались пожелтевшие газеты, открытки и фотографии. Приоткрыв мешок, я обнаружил помятый старинный медный самовар с лопнувшим боком, пачку довоенных газет и открыток столетней давности.
В трезвеющей голове мелькнуло: вот и реквизит для нового представления! Взвалив мешок на плечо, я направился к дому.
Одна комбинация сменялась в мозгу другой. Однако знакомый щелчок, подтверждающий единственно правильное решение, пока не прозвучал.
Не позвонить ли мне дяде Джону, в просторечии Сереге Броневицкому, старинному другу детства? Серегу прозвали так за бесконечное насвистывание песенки «Джонни», популярной во второй половине семидесятых годов. Песенку эту исполняла незабвенная Гизела Вюхингер, с сексуальным придыханием выплескивавшая на слушателей припев: «Джонни, о-е-а-а!!!»
– Старичок, надо помочь Алексу избавиться от китайского цветного лома.
Я вкратце изложил собеседнику свою идею.
Чуть-чуть подкорректировав отдельные моменты совместной авантюры, дядя Джон согласился принять в ней участие. Распределив роли в будущем шоу и назначив встречу, мы разбежались по домам, дабы к завтрашнему дню исполнить дуэт на самоваре, найденном на помойке.
Утро следующего дня выдалось на редкость жарким. Я боялся за приклеенную бороду и усы. Театрального клея дома не оказалось, и я применил ПВА. Фингал под глазом на пол-лица я нарисовал, выдавив из тюбика черную масляную краску. Согласно легенде, я приехал из деревни к своему двоюродному брату, давно перебравшемуся в столицу и имеющему неплохой навар на рынке. Да вот беда: братана нет дома, а деньги вместе с документами украли на вокзале, да еще лицо разукрасили. В общем, полный швах, а жить, вернее, выживать, как-то надо. Вот и прихватил у матушки с чердака самовар старенький.
Монолог этот вертелся в моем сознании по третьему кругу. Чтобы не свихнуться окончательно, я принялся рассматривать афиши и баннеры, расклеенные по забору, огораживавшему железнодорожную станцию.
Где-то здесь я видел огромный щит, извещавший народ о скупке цветного металла задорого.
Вот! Вокруг вагончика в тупичке суетился живописный народец с мешками, сумками, тележками, нагруженными старыми аккумуляторами, обрезками кабеля и другой металлической рухлядью. С крыши вагончика навстречу коробейникам свисала маркиза канувшего в небытие кафе или ресторана под интригующем названием «Может быть». Под ней стояли грубо сколоченный длинный стол из строганых досок и длинная скамейка.
На скамейке, обливаясь потом, сидел огромный детина, на лице которого были написаны все семь грехов, перечисленных спасителем в Нагорной проповеди. Между жирными пальцами правой руки, украшенными перстнями с фальшивыми бриллиантами, и золотой печаткой на мизинце была зажата дымящаяся сигара, а в левой руке он держал стакан с вискарем. Справа от него, подобно профессиональному халдею, с полотенцем, перекинутым через левую руку, согнувшись в уничижительной позе, стоял интеллигентного вида мужчина, по всей видимости, его должник или друг детства, проигравший битву за место под солнцем. Он периодически наполнял его бокал драгоценной жидкостью и подбрасывал туда льда. Чуть поодаль за столом сидел представительного вида мужчина в темных очках на пол-лица. Лик его украшали бакенбарды короля рок-н-ролла Элвиса Пресли и огромная шапка волос. Небрежно повязанный вокруг шеи мужской платок выдавал его принадлежность к театральной элите. Из разговора двоих стало понятно, что он готов взять в аренду большой пустырь неподалеку для организации автосервиса, предназначенного для машин премиум-класса. Тут же стояли маленькие промышленные весы, а далее возвышался огромный металлический подиум-помост для взвешивания грузовых машин с металлоломом.
Каждый подходивший низко кланялся хозяину, представлялся по прозвищу и вытряхивал содержимое туеска, то бишь цветной металлический лом, на малые весы. Быстро отсчитав мелкие купюры и медяки, толстяк, как крупье в казино, специальной клюшкой брезгливо сдвигал деньги в сторону клиента, записывая цифры и ставя галочку в своем кондуите. В это же самое время помощник скидывал с весов ранее уложенный цветной лом, сортируя его по пяти большим железным ящикам с огромными металлическими ушами, предназначенными для погрузки портальным краном. В тени стояли две шикарные иномарки, украшавшие собою невзрачный постапокалипсический пейзаж. У одной из машин, шикарного черного «Гелендвагена», дежурили спортивного вида молодые люди с короткими стрижками.
Как это ни странно, но, когда подошла моя очередь, я перестал волноваться и начал ломать комедию, объясняя хозяину свое бедственное положение.
– Ладно! Ставь быстрее свой самовар на весы! А то вишь, народу сколько понабежало – все хотят с утра опохмелиться!
Суетливо продвигаясь к весам, держа самовар двумя руками, я нарочно споткнулся – с таким расчетом, чтобы самовар ударился о землю. После удара у самовара слетела крышка, и китайские червонцы рассыпались по плоскости весов.
Эффект превзошел все мои ожидания. Побледнев, толстяк вскочил с места. С выпученными глазами и трясущемся ртом он пытался выговорить только одно слово:
– Сколько?
– Чего – сколько? – Я сгребал в кучу золотые монеты и распихивал их по карманам.
– Сколько хочешь за это старье? – дрожащим от волнения голосом выговорил толстяк.
– Какое же это старье? Это золотые царские червонцы, – отозвался я, рассчитывая пробудить азарт у хозяина скупочного бизнеса. – Сейчас же пойду в ближайший ломбард и буду каждый месяц по монетке туда носить. Мне надолго хватит!
– Какой ломбард? Какие монетки? Давайте я отвезу вас в банк и дам вам серьезную сумму денег, – сказал солидный мужчина с бакенбардами на манер Пресли, тот самый, что обсуждал с толстяком покупку пустыря под автосервис.
С несвойственной для такой туши прытью толстяк резко отодвинул представительного мужчину в сторону. Прижавшись ко мне, дыша перегаром, он зашептал мне в ухо:
– Зачем куда-то ехать, мил человек, когда деньги рядом, в моем сейфе? Через минуту ты будешь богат, как Ротшильд!
«Только бы борода не отклеилась раньше, чем получу от него деньги», – подумал я.
Он кинул червонцы на весы, что-то посчитал в уме, шевеля губами, и с невероятной для его тела ловкостью вознесся по металлическим ступеням. Через минуту он выскочил из вагончика с целлофановым пакетом, набитым пачками денег.
– Но послушайте, – вмешался представительный мужчина с бакенбардами, как у короля рок-н-ролла, – я первый предложил купить у него эти раритеты.
– Чего ты сказал, – набычился толстяк, – какие, на хрен, раритеты? Этот человек пришел ко мне сдавать свой самовар, в котором оказался настоящий клад.
С этими словами он перевернул самовар. Оттуда, будто из рога изобилия, посыпались старинные открытки и газеты. Что-то звякнуло, и толстяк с гордым видом победителя выудил еще две монеты, затерявшиеся среди газет, фотографий и открыток…
Представительный мужчина с бакенбардами не унимался. Он сказал, что даст две цены, если я сейчас же заберу золотые монеты у толстяка, и мы вместе поедем в банк.
По лицу моему градом катился пот. Делая умный вид и держась за бороду, я постоянно проверял ее сохранность. Увы, клей ПВА, на котором держалась моя фальшивая растительность, стал отслаиваться пленкой от лица. С ужасом я завертел головой, надеясь увидеть дядю Джона: он должен был страховать партнера, то бишь меня, в неприятных ситуациях. Но никого, хоть отдаленно напоминающего моего друга, поблизости не было. Зато была перевозбужденная, сверкающая ненавистными взглядами группа бомжеватого вида типов, готовых в любую минуту растерзать фартового чужака.
В сознании почему-то всплыл припев знаменитого хита Фредди Меркьюри: «Шоу маст гоу он… Шоу маст гоу он… Шоу маст гоу он…»
Градус противостояния начал стремительно расти, когда я поставил пакет с деньгами на стол и потребовал свои монеты назад, мотивируя это тем, что в пакете, дескать, купюры небольшого номинала. Пусть их и много, но я хочу настоящие деньги – с большими нулями!
Толстяк странно сверкнул глазами и вытащил из-за пазухи приличную пачку тысячных купюр.
– Я думаю, ни в какой банк ты не поедешь. – С этими словами он положил пачку денег поверх целлофанового пакета.
Укладывая пачку с тысячными купюрами в пакет, я старался не суетиться. Затем, развернувшись к толстяку задом, я попытался выдернуть собственное тело из сгрудившейся толпы.
– Смотрите, люди добрые! У него борода отклеилась, – послышался возглас. Толпа загудела, окружая меня, тыча в меня пальцами.
– Ты кто будешь, мил человек?
Толстяк попытался схватить меня за рукав. Я рванулся, пытаясь освободиться от его цепких объятий и часть моего пиджака осталась у него в руках. Тем не менее, я крепко держал пакет с деньгами и продвигался в сторону стоящих неподалеку иномарок, по возможности уклоняясь от ударов, сыпавшихся на меня со всех сторон.
«Вот и развязка, – мелькнуло в моей голове, – еще немного, и меня повалят, отнимут деньги и растопчут как самозванца, пытавшегося обмануть хозяина. Где же дядя Джон?»
Боковым зрением я увидел, как, отметая толстяка, ко мне бросился импозантный мужчина с бакенбардами, на ходу доставая пистолет.
– Полиция! Всем оставаться на своих местах и поднять руки! Стреляю на поражение! Идет операция по задержанию особо опасного преступника – Жоржа Милославского!
Молодые люди спортивного вида заломили мне руки и потащили к машине. Один из них вырвал у меня пакет с деньгами.
– Это очень важная улика совершенного преступления, мы забираем пакет для дактилоскопического исследования. Золотые монеты также подлежат изъятию. – Представительный мужчина повернул голову туда, где еще несколько секунд назад находился новый хозяин фальшивых червонцев. Но толстяка и след простыл, а рванувшая с места иномарка подтвердила догадку о местонахождении беглеца.
– Просим всех очевидцев данного преступления предъявить свои документы. Все пойдете как свидетели. Подходите к столу для дачи показаний…
Последняя фраза говорившего эхом прокатилась по опустевшей площадке. «Даже дверь вагончика успели на ключ закрыть», – подумал я и направился к машине.
Зажатый с двух сторон молодыми людьми, закованный в наручники, я гадал: куда меня везут и куда делся дядя Джон?
Но что я слышу? Знакомую мелодию. Неужели?
Джонни, о-е-а-а!!!
Будь добр, Джонни,
Отвези меня домой!
Джонни, о-е-а-а!!!
– Так, парни, освободите моего кореша, а то у него, наверное, кисти затекли.
Из водительского кресла, ухмыляясь, на меня смотрел Серега Броневицкий. Шикарный парик, темные очки на пол-лица и прочие представительские атрибуты валялись на боковом сиденье.
Взятый напрокат большой черный «Гелендваген» затормозил у спортивного бара «Забей на всё».
Прощай Алиса
В рейтинге самых продажных профессий проститутки остаются лишь
на четвертом месте.
Уверенно лидируют журналисты, политики
и адвокаты.
Неизвестный автор
«Крайслер» мягко скользил по заснеженному загородному шоссе. Новогодние каникулы еще не закончились, а мне уже позвонил первый клиент. Переговоры прошли успешно. Получив аванс, я предвкушал возвращение в уютную моковскую квартиру. Моё богатое воображение, воображение художника, тотчас подкинуло образ противня с мясом по-французски, жульена, запеченного в горшочке, крабового салата. Нарисовалась и запотевшая бутылка белорусского «Бульбаша» на бруньках…
Больше часа я бродил по участку бизнесмена, владельца частной авиационной компании. Его авиапарк насчитывал несколько «Боингов», взятых в лизинг.
Пригласивший меня хозяин поделился грандиозными планами:
– Впереди «МАКС-2004». Приедут китайцы. Я хочу принять их в коттедже, Алекс. Надо всё успеть!
Дом с участком делец недавно купил у менее удачливого бизнесмена, чьи прибыли давно стремились к нулю, а выплаты по кредитам были готовы поставить крест на процветавшей когда-то компании.
Купленный задешево коттедж представлял собой странный симбиоз французского шале и японского минимализма. Входные группы, балки перекрытия первого этажа, о которые можно разбить лоб при подъеме на второй этаж, санузлы, разбросанные по углам и соединенные канализационной трубой под потолком гостиной, выдавали самодеятельное происхождение сего сооружения.
«Жуть малиновая!» – подумалось мне.
Но клиенту сей хаос нравится. Значит, будем облагораживать, исправлять ошибки, допущенные предыдущим хозяином.
Чего-чего, а работы я не боюсь: готов сидеть за компом сутками, создавая очередные дизайн-проекты квартир, офисов, коттеджей, кафе, баров и ресторанов.
…Красотища какая! За окном мелькали гигантские ели, утопавшие в снегу, напоминавшие кадры из «Морозко», любимого фильма детства.
В машине было тепло, можно даже сказать, жарко. За дверями машины – другое дело. По радио сообщили, что к вечеру стрелка термометра может опуститься до минус 30.
На безлюдной трассе появилась черная точка. Силуэт подпрыгивал и хлопал себя по бокам. Вот и первая претендентка на роль Снегурочки!
Я ударил по тормозам и съехал на обочину.
– Тепло ль тебе, девица? Тепло ль, красавица? – запричитал я ханжеским голоском Дедушки Мороза.
По-видимому, девушка с этой сказкой не была знакома. Вероятно, ее воспитали на других сказочных персонажах – типа Питера Пена или Гарри Поттера. Думая, что для роли Марьюшки она уже старовата, я распахнул дверь минивэна.
– С-пп-а-с-и-бб-о!..
Стуча зубами и дрожа всем телом, высокая брюнетка влезла в машину, как в замедленной съемке. Одета она была не по погоде, длинные ее волосы заиндевели. Пахнуло перегаром…
– На, выпей… – Я протянул замерзшей спутнице крышку-стакан от термоса, наполненного чаем с малиной, лимоном и медом.
Зубы девушки стукнули о металлический край стакана. Когда она допила чай, я потихоньку нажал на газ и вырулил на трассу.
– Тебя как звать?
– Алиса!
– А меня Алекс.
– Слушай, Алекс, я минетик классно делаю, всего за «полтосик».
«Ну вот, отогрел на свою голову!..»
– Cпереди – «штука», но мужики, сам знаешь, любят сзади, ну, ты понимаешь, это уже «полторашка».
Я взглянул на нее. Красивая, статная, лет 25-27, а в глазах – муть и беспросветное одиночество.
– Сама-то откуда?
– Из Электростали.
– А здесь что забыла? Дома не сидится?
– Да маман пьет, а отчим руки распускает, того и гляди, изнасилует… Ну что, Алекс? Как ты хочешь? Только скажи – всё сделаю!
«Ну и натура, отогреться толком не успела, а уже торговлю разводит, прям говорящая вагина какая-то…»
– До твоей общаги далеко, Алиса?
– Да километров пять будет…
Она разочарованно посмотрела на меня.
Потом Алису рубануло на сон. Она уронила голову на торпеду и засопела, как ребенок, который промерз на улице, вернулся домой, притулился к батарее и заснул.
«Наверное, в институте плохо училась», – пронеслась у меня в голове любимая фраза нового заказчика.
«Бери ниже, – родился ответ. – Я думаю, она и десяти классов не закончила, судя по разговору. Эллочка-людоедка просто отдыхает!»
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
– Шеф, тормози, вон там, у кустиков… Я с%ать хочу!
Я вырулил на обочину и мягко нажал на тормоз.
В боковом зеркале мелькнуло что-то большое, бело-розовое. Я отвернулся.
– Все нормально, шеф.
Пошатываясь, Алиса залезла в кабину.
– Шеф, давай, поехали!
– Какой я тебе, на хрен, шеф, Алиса? Ты где успела так нажраться, красотка?
– Да ерунда, Алекс, это вчера еще с дружбанами из техникума… Маман думает, я учусь, а я на все зарубила… Ты не думай, Алекс, у меня парень есть. Классный!!! Он меня любит… Хошь, я ему сейчас позвоню… ну хошь?
Ее мотануло вперед, и она чудом не разбила лицо о приборную доску.
Кинув на меня взгляд хорошо замороженной рыбы, она стала рыться в дамской сумочке, турецкой подделкой под известный бренд. Пыталась найти там свой мобильник.
– Надо же, разрядился… – Она с удивлением разглядывая мертвую «мыльницу». – Ну, вечером позвоню, заряжу и позвоню. – Алиса мотнула головой, и до меня докатилась очередная волна перегара.
Впереди замелькали занесенные снегом городские постройки. Съежившиеся фигурки людей жались к автобусным остановкам, укрываясь от пронизывающего бокового ветра.
Алиса сделала последнюю попытку заработать свой «полтосик», уронив лицо мне на брюки и негнущимися пальцами пытаясь расстегнуть ширинку…
Слава богу, предвидя надвигающийся мороз, я надел комбинезон, а там не молния, а пуговицы. Чтобы их расстегнуть, требуется определенная сноровка.
– Тебе где выходить, Алиса?
Она окинула мутным взглядом окружающие постройки.
– Вон у того светофора. Там моя напарница сейчас стоит, может быть, накормит меня хоть пельменями!
Я молча протянул ей пятьсот рублей.
– Ты что, Алекс! – Она отпрянула. – Я же ничего тебе не сделала.
– В другой раз, Алиса, когда у меня времени будет побольше…
– Алекс, ты классный, руки не распускаешь, деньги даешь… Дай телефончик! Я тебе в следующий раз бесплатно минетик сделаю.
– Тебе выходить, вон и подруга рукой машет. Прощай, Алиса.
Я распахнул дверцу минивэна.
– До свиданья, Алекс.
Алтайский Декамерон
Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть.
Вольтер
– Алекс, не гони гусей! – Лиза перехватила мою руку, которая упрямо лезла ей под свитер. – Я живу в общаге, молодой специалист-зоотехник… Ты с Бэзилом черт знает где, в заж%пинских выселках… У вас там самим не развернуться, да и краской воняет – сил никаких нет! Не расслабишься. Поехали лучше на эти выходные к моей тетке в Алейск. Царские хоромы не обещаю, зато никто нам не помешает!
Я познакомился с Лизой в рабочей столовой племенного совхоза-миллионера, куда меня, московского художника-оформителя, вместе с моим армейским корешом Бэзилом, в миру Василием Лариным, забросила судьба. Ну а если быть точным, то мы написали письма перед самым дембелем во все мыслимые горкомы и обкомы партии нашей необъятной Родины, где сообщали, что «группа московских художников-оформителей готова выехать на ваш объект для оформления дворцов культуры, правлений колхозов, магазинов и учебных заведений».
Я и Бэзил оканчиваем комплект наглядной агитации строителя коммунизма в одном колхозе, получаем за это немалые деньги и переезжаем в следующий. Так мы трудимся уже второй год. Путеводной звездою нам служит рекомендация третьего секретаря обкома КПСС, который за агитацию и отвечает.
Наш рабочий день вместе с перерывом на обед длится часов 10-12. Вечером, принарядившись, идем мы с Бэзилом искать приключения на нижнюю часть тела. Проще говоря, двигаем на танцы.
Лиза привлекла мое внимание сразу: короткая стрижка «Гаврош после революции», индийская джинсовая курточка, ярко-красные трикотажные расклёшенные брюки, приятная округлость бедер и немаленькая грудь делали ее образ на редкость соблазнительным. Парни так и вились вокруг нее, приглашая на танцы или в местное кафе, но получали отказ. И в недоумении отходили, выразительно вертя пальцем у виска.
Лиза понимала: если ее Карфаген падет, то на следующий день о том узнает вся округа.
– Мужики в ж%пе воду не держат… Ля-ля-ля! Только болтать и могут, – объяснила она свою позицию Алексу.
…Субботний автобус переполнен, но нам удается занять сидячие места у окна. Взявшись за руки, мы с удовольствием разглядываем унылую киноленту зимних пейзажей за окном.
Лиза в который раз поправляет на мне шарф, якобы выбившийся из-под ворота дубленки армейского образца (купленной в секретном магазине по личному указанию директора племсовхоза). Она застегивает пуговицы на манжетах моей рубашки, всем своим видом показывая, что я – ее мужчина, и она не собирается меня с кем-либо делить. Меня это трогает, и я опять делаю безуспешную попытку пролезть поглубже к заветным Лизинам округлостям.
– Ты что, Алекс, дурак? Люди же кругом! Смотрят! – шипит Лиза. Видя мой обиженный взгляд, она смягчается и гладит меня по руке. – Ну потерпи, Лешик, недолго осталось, уже подъезжаем.
В эпоху Советского Союза пригород Алейска ничем не отличался от обычного деревенского поселка. Избы, странным образом прилепленные друг к другу, да крохотные приусадебные участки по шесть соток (не дай бог, хозяева разбогатеют!).
В местном магазине покупаем продукты, бутылку.
– Надо тетке хоть подарок купить, а то обидится, – предупреждает Лиза.
– А что она любит? – Я теряюсь в догадках.
– Да по хозяйству чего-нибудь…
И я покупаю кухонный набор, состоящий из разделочной доски и поварешек, расписанных под Хохлому.
Тетка впускает нас в жарко натопленную избу. Подарок делает её счастливой.
– Лизунь, я там котлеток нажарила. Щи в печке, чтобы не простыли… Командуй, молодца-то кормить надо, а я к соседке, телевизор смотреть! – И тетка скрылась за дверью.
Мы остаемся одни! Я не выдерживаю и холодными руками лезу под свитер. Там жарко. Руки быстро находят объект вожделения…
Лиза как-то сразу обмякает, напряжение последних дней ее отпускает. Она позволяет отнести себя на огромную теткину кровать с большими металлическими шарами на хромированных трубках и c жаркой периной.
Одежда сбрасывается каким-то самым чудесным образом. Прижавшись друг к другу, мы пытаемся отогреть заиндевевшие части тела.
– Алекс, а у тебя попка холодная, – кокетничает Лиза.
– Зато у тебя горячая… Дай погреться. – И я теснее прижимаюсь к девушке.
– Грейся! – радуется Лиза.
Наконец я проникаю во все заветные места своей возлюбленной.
– Боже, Алекс, как хорошо-то! – застонала девушка.
Она не выдерживает и начинает подвывать, содрогаясь всем телом от нахлынувшего чувства! Потеряв счет времени и ощущение реальности происходящего, мы проваливаемся в призрачный мир грез и сновидений.
Очнувшись в абсолютно темной избе, мы пытаемся понять, сколько же проспали.
– Алекс, я голодная! – Лиза спрыгивает с кровати. Абсолютно голая, она идет на кухню.
Я любуюсь ее прекрасной фигурой, которая напоминает обнаженных бронзовых крестьянок французского скульптора Аристида Майоля. Его работы в Пушкинском музее поразили мое воображение в школьные годы.
Вспыхнувшая ярким светом лампочка под оранжевым абажуром окрасила комнату в приятный рыжий оттенок.
– Алекс, а ты пробовал соленые арбузы? – интригующе спрашивает Лиза.
– Нет, конечно, где же я их возьму в Москве?
– Щас сделаем! – с ноткой превосходства отвечает девушка.
Она накидывает на голое тело мой свитер, одновременно вдевая ноги в укороченные валенки, найденные здесь же, у печки.
В предбаннике зверский холод, бочки с соленьями по углам чуть припорошены снегом. Найдя нужную бочку, Лиза огромным деревянным черпаком подхватывает арбуз, похожий на недоразвитый футбольный мячик, и тащит его на стол.
– Лешик, пируем!
Она сервирует круглый обеденный стол, оранжевым солнцем украсивший теткину комнату, нарезая арбуз дольками и укладывая их на тарелку.
Я разливаю по рюмкам китайскую рисовую водку, купленную в магазине. Бутылка привлекла мое внимание яркой этикеткой.
– За что пьем, Лизунь? – интересуюсь я.
– За любовь, конечно!
Водка имеет незнакомый отвратительный вкус, но это нисколько не мешает нам допить ее, провозглашая все новые и новые тосты за любовь!
Отобедав, разомлев, лежим в теткиной кровати.
– Ты клевый, Лешик. А у тебя в Москве кто-нибудь есть?
– Нет, конечно. Я же недавно дембельнулся, еще не успел…
– А ты мне будешь изменять?
– Лизунь, ты что!
– А ничего!
Она соскочила с кровати и стала рыться в теткином комоде.
– Где же он, где же?.. А, вот, нашла! Посмотри, Лешик, что я выменяла в техникуме на бутылку коньяка у педагога в Бийске!
Лиза раскрыла плоский металлический ящик и показала мне его содержимое.
Клещи, скальпели, буравчики, тиски и прочие инструменты средневековых пыток поблескивали в металлическом боксе железными боками.
– Правда, клево, Алекс?
– Набор юного садиста с маниакальными наклонностями!
– Нет, Лешик, это набор инструментов для кастрации домашних животных, – милым голосочком отозвалась Лиза.
– А шнур-то зачем?
– Тебе показать ? – Она оживилась.
– Ну покажи! – не подумав, брякнул я.
Ее глаза хищно блеснули…
– Тогда лежи и не двигайся, милый!
– Слушаюсь, дорогая!
– Я практику всегда на «отлично» сдавала… Хряк не успевает опомниться, как я его уже спеленала… Вот как тебя, например!
И она с победным видом оглядела свою работу.
Работа была сделана хорошо. Я чувствовал себя Гулливером из сказки Джонатана Свифта, по рукам и ногам связанным хитрыми лилипутами.
– Лизунь, ты что задумала? Развяжи меня скорее! – Я старался говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
Лиза входила в раж. В руке ее блеснул скальпель…
– Показываю, Алекс! Одной рукой надо захватить мошонку…
У меня все похолодело внутри, когда я почувствовал, что мое мужское достоинство находится в крепкой Лизиной левой руке.
– И быстрым движением скальпеля сделать два боковых надреза, справа и слева…
– Лизунь, ты зачем нагнулась? Не делай этого, прошу тебя…
Слезы тонкими ручейками побежали по моим щекам.
Лиза победно улыбалась. Отличница, блин!
– Далее большим и указательным пальцем необходимо захватить семенной канальчик и…
Она воинственно подняла правую руку, в которой красовались огромные щипцы с большим захватом и покрутила их у меня перед носом.
– Алекс, ты знаешь, что это?
– Откуда!
– Это эмаскулятор, такая хрень, которая сначала передавливает семенники, а потом их обрезает… Остается прижечь йодом и наложить швы.
Я уже перестал дергаться, так как крепкий шелковый шнур норовил перерезать мне кожу до самой кости. Сознание готово было покинуть меня. Я молил бога, чтобы этот кошмар поскорее закончился…
Стукнула входная дверь.
Тетка вернулась. Слава богу!
– Лизунь, я вам варенья принесла, клубничного, соседка дала. Вставайте, будем вместе вечерять…
