Босиком по стеклу…

Сборник посвящается моему другу Валерию Тесленко, погибшему при исполнении служебного долга. Он – герой одного из рассказов и просто Герой, который изо дня в день делал опасную работу, обезвреживая вражеские боеприпасы. Мы постоянно сталкивались по работе и часто общались вне её. Он работал в Шебекино и Грайвороне, Белгороде и Валуйках. Везде, куда прилетали вражеские снаряды и ракеты. Его не стало 15 мая 2024 года. И я считаю – наша задача помнить о нём и о других таких же тружениках, ежедневно выполняющих свой долг…

Никто, кроме нас

Начальник поисково-спасательной службы Белгородской области Валерий Тесленко только-только пришёл домой, повесил куртку и спросил весело у встретившего его сына:

– Мама на работе ещё?

– Ага, – ответил тот, и пошлёпал в комнату, прокричав уже оттуда: – Еда в холодильнике, пап!

Но до холодильника мужчина дойти не успел. Тишина выходного дня взорвалась громким звуком, и Валера увидел в окно клуб густого чёрного дыма прямо в центре Белгорода. Он жил недалеко от площади и сразу понял, что взрыв произошёл где-то возле универмага. Вскочил, чувствуя в груди пустоту и крикнул сыну:

– Паша! В коридор!

Стёкла задребезжали, когда взрывы раздались снова и снова, но Валерий Николаевич уже их не слушал. Он схватил форменную куртку и выскочил в подъезд, одеваясь на ходу. Бегом бежал по лестнице, продевая в рукава непослушные руки. Пролёт, второй, третий. Вот и выход из подъезда. И в распахнутую дверь вместе с морозным воздухом ворвались людские крики, рёв автомобильных сирен и плач. Валера завернул за дом и увидел лежащее на земле тело, воронку от взрыва рядом с магазином и людей, мечущихся по улице. Привыкший к чрезвычайным ситуациям спасатель сразу рванул к месту взрыва. Увидел иссечённые осколками машины и двоих мужчин, растеряно стоящих рядом.

– Там мужик в машине! Раненый! – заорал один из них Валере, увидев форменную куртку спасателя.

В это время с выматывающей душу сиреной рядом остановилась скорая помощь. Молодая медик заорала им:

– Раненые есть?

– Есть! – крикнул спасатель и кинулся к машине. Там, на переднем сидении, подкатив глаза, лежал мужчина лет сорока. Валера быстро осмотрел раненого, но видимых повреждений не обнаружил. Повернулся к другим людям и скомандовал:

– Вытаскиваем!

Мужчины, не обращая внимания на гарь, копоть и угрозы взрывов кинулись к машине. Кое-как достали грузного мужчину, уложили. Тот открыл рот, но даже не застонал. Лишь закрыл глаза и затих.

– Тащим, тащим! – командовал спасатель, а медик открыла дверь скорой.

Подбежали другие, вшестером мужчины донесли пострадавшего до скорой помощи и загрузили в машину.

– Тут ещё раненый! – закричал кто-то от магазина, и Валера кинулся туда. Время, как всегда в экстренных ситуациях, замедлилось, растянулось в немыслимо-долгие секунды. И вместе с кровью билось в висках слово: «успеть»! С каким-то незнакомцем они увидели в магазине всего изрезанного осколками мужчину. Тоже молодого – не старше сорока. Этот лежал на полу и стонал. У раненого кровоточили руки, ноги, лицо. Спасатель и незнакомец принялись быстро накладывать жгуты. Перемотали руку и прямо на повязке записывали маркером время для медиков. И в висках вместе с кровью стучало слово «успеть».

Когда наложили жгуты, Валера выскочил на улицу и увидел всё ту же скорую.

– Почему не везёте раненого? – заорал он, – Везите в больницу!

– Живых везти надо, – дрожащими губами ответила медик, – Ему… уже не надо.

Валера рванул ворот и потребовал:

– Носилки давайте! Там живой!

И вновь назад, в магазин, чтобы уложить раненого на носилки. И только вынесли – включилась сирена воздушной тревоги.

– Назад! В укрытие! – спасатель развернулся, увлекая незнакомца, они заскочили в магазин и аккуратно положили раненого. Вместе с ними заскочили медики, другие помогавшие на улице.

– Да что же это такое? – всхлипнула какая-то девушка. Она испуганно прижалась к стойке и сидела, обняв колени, сгорбившись, с ужасом глядя на окружающих.

– Обстрел это, закончится сейчас, не бойтесь, здесь безопасно, – принялся кто-то утешать плачущую.

А работники скорой быстро проверили жгуты, повязки на раненом, и показали невольным спасателям большой палец.

Только сирена затихла, Валера с другим мужчиной схватил носилки и вновь побежал к машине скорой помощи. В этот раз сирена не помешала и раненого загрузили. Машина, включив сирену, уехала, а незнакомец перекрестил её вслед. Спасатель даже имени не спросил случайного помощника, лишь пожал руку и побежал дальше, к перекрёстку. Там образовался настоящий затор из машин, и гаишник уже явно зашивался, срывая голос на обезумевших водителей.

– Помощь нужна? – спросил спасатель и полицейский кивнул и замахал руками, что, нужна, мол!

И Валера кинулся на перекрёсток, регулировать движение, чтобы пропустить пожарные машины и скорую помощь, несущиеся в центр. Позвонили с работы, и Валерий Николаевич прокричал в трубку:

– Я в центре! Все сюда!

И регулировал движение, даже когда опять включилась сирена. Стиснул зубы и махал руками, приказывая отъехать, убрать машины с пути пожарных и скорой помощи. Он уже привык к опасности, бывший десантник, много лет работающий спасателем. Уже работая в поисково-спасательном центре, в Москве отучился на сапёра и постоянно ездил на неразорвавшиеся боеприпасы. Вытаскивал, вывозил, успокаивал людей. И раз за разом улыбался и повторял жене, укоряющей за безрассудство, девиз десантников «Никто, кроме нас»…

Валера увидел, как водитель иномарки остановился, достал телефон и начал снимать место взрыва и заорал, озверев:

– А ну, проезжай, пока я тебе телефон не затолкал в одно место!

Когда к нему подъехали спасатели, улица уже была свободной, Валера пожал руку гаишники и сказал:

– Мы дальше, работать.

Полицейский с уставшим, посеревшим лицом кивнул ему и остался на перекрёстке.

А Валерий Николаевич с другими спасателями мчались с вызова на вызов и смотрели, смотрели на разбитые окна и витрины, на выщербленный асфальт. На гарь и копоть. И работали, вновь и вновь ныряя в истерзанные подъезды, иссечённые квартиры, ощущая себя такими же истерзанными и иссечёнными. Но, прибыв на очередной вызов, Валера шептал сквозь зубы «Никто, кроме нас» и нырял в подъезд…

Домой спасатель вернулся поздно ночью. Поднялся, пошатываясь, по ступеням, прислонился лбом ко входной двери, чувствуя, как провонял гарью пожаров. Вздохнул, тихонько открыл дверь и зашёл в квартиру. Жена и сын не спали, кинулись к нему.

– Живой, – выдохнула жена и замолчала. Стала помогать снимать куртку, а сын стоял, прислонившись к дверному косяку и тоже молча смотрел на них. Говорить никому не хотелось…

Босиком по стеклу…

Мне часто во время чрезвычайных происшествий врезается в память что-то одно. Может, не самое важное, но какое-то пронзительно-яркое. Так у меня было и вчера, во время прилёта в Белгород, когда укрофашисты обстреляли наш мирный город.

Где-то ближе к четырём утра я стоял возле ленточки оцепления, беседовал с полицейским. А вся дорога была усыпана стеклом из многоэтажки на улице Маяковского. Стекло лежало густо и хрустело под подошвами, перебивая этим хрустом даже вой сирен и гомон ошеломлённых людей. Этот хруст ввинчивался в барабанные перепонки безысходностью и непониманием. И тут из-за поворота появилась женщина. Одета явно в домашнее и… босиком. По стеклу. Полицейский пытался объяснить, что нет прохода, но женщина, явно ничего не видя перед собой жутким грудным голосом проорала: родители у меня там! И побежала в сторону разбитых домов. Босиком. По стеклу…

Мы смотрели ей вслед, и у полицейского играли желваки на лице. От сочувствия. От невозможности помочь, утешить. И от невозможности исправить, уберечь, защитить. А я думал, кем же нужно быть, чтобы так, ракетами бить по мирному городу? А потом злорадствовать в пабликах по поводу ужаса. По поводу погибших. А ещё думал о том, сколько таких, босиком по стеклу было уже на Донбассе и у нас. И дело не в изрезанных ногах, а в изрезанных душах. Они тоже в такие моменты босые, беззащитные…

Морали не будет, друзья. Просто картинка. Стекло и босые ноги. Это мы. Сейчас…

Водитель

Саня Ермолаев тоскливо посмотрел на шумную компанию и вышел во двор покурить. Он уже несколько дней был в отпуске, и надо ж такому случиться – Ленка одноклассница позвала его на свой день рождения. Ленка Сане нравилась всегда: красивая, задорная, с чëрным разлётом бровей и горделиво вздёрнутым носиком. Всего пару дней назад, когда он пришёл в супер-маркет, увидела его и ухватила за рукав:

– Санечка! Вернулся! Тётя Оля говорила, что ты на СВО был?

Саня растерялся немного, кивнул неловко и утонул в искрящихся ленкиных глазах.

– Так, Саша, у меня день рождения послезавтра! Я тебя жду! И не спорь, отказ не принимается, – одноклассница решительно тряхнула головой и чмокнула отпускника в щёку. И он припёрся на этот день рождения…

Ермолаев решительно отбросил окурок и посмотрел на дорогу, подумывая, а не уйти ли отсюда к чёртовой матери, чтобы не выслушивать очередные шутки. Но потом вздохнул и поплёлся обратно.

Вообще к мирной жизни Сашка привыкал тяжело. Уже почти неделю дома, но без бронежилета и автомата неуютно было ходить, засыпать. А привычка пригибаться будто намертво въелась в его анатомию. Ермолаев и так не был атлетом, но сейчас, вечно ссутуленный да в гражданской одежде, из которой исхудал за шесть месяцев СВО, и вовсе ничем не напоминал гордого вояку. Другое ли дело остальные отдыхающие. Особенно этот, прищуренный. Он Сашке не понравился сразу. Щеголеватый, с уверенными движениями – явно был давно знаком с остальными и считался у них кем-то вроде лидера. Даже Ленку поздравлял не так, как остальные. Пришёл на днюху последним. Цапнул виновницу торжества по хозяйски, крепко поцеловал в губы, отчего одноклассница раскраснелась вся, и только потом подошёл знакомиться.

– Дмитрий, – протянул он Ермолаеву ладонь и глянул с прищуром, будто целился.

– С-саня, – Ермолаев неловко поздоровался.

Под Харьковом его контузило, потому появилось лёгкое заикание. Но, несмотря на уговоры взводного, Саня не захотел ехать в госпиталь – чтобы пацанов не оставлять. Да и «УРАЛ» свой бросать на другого водителя… В общем, Сашка остался служить. Однополчане беззлобно подтрунивали над бойцом, что остался не только Сашка, но и его заикание, потому на двоих и паёк положен двойной. Впрочем, заикание появлялось только в спокойной обстановке. А под обстрелами или когда на колонну напали, заикание улетучивалось вмиг, будто и не было его.

Прищуренный хмыкнул, и спросил:

– Говорят, на фронте был? Кем?

– В-водитель, – занервничал Ермолаев.

– Во-о-о-одитель? – растягивая нарочито-удивлённо это слово, Дмитрий покосился на остальную компанию: – Ну, понятно. Доблестная служба тыла! Портянки, небось, подвозил?

– Н-нету портянок сейчас, – попытался улыбнуться Ермолаев, но его уже не слушали. Кто-то из компании захохотал издевательски:

– Пацаны, расходимся! Кина не будет – электричество кончилось!

Ленка виновато глянула на Саню и принялась суетиться вокруг гостей. Салаты, мандарины. Ну, и выпивка, естественно. Ермолаева пригласили играть в «крокодила», игру, где лепят на лоб бумажки с разными словами и надо узнавать, что там написано. Но Сашка покачал головой, сел в уголок и молча смотрел, как веселится шумная компания. И мучительно размышлял над тем, что же ему рассказать, чтобы не смотрели так пренебрежительно. А оказалось, что и рассказать не о чем. Ну, не объяснять же им, как он попал под артобстрел и мчал на своём Урале с полным кузовом боеприпасов. Как трясло машину по промёрзлому кочковатому полю, а он зажал зубами крестик и молился, молился, чтобы не прилетело в снаряды, потому как тогда от Ермолаева даже пыли бы не осталось. Скажут – испугался непонятно чего. Можно, конечно, про эти обстрелы рассказывать. Что каждый день прилетало. Что по звуку научились уже определять, что летит и в какую сторону. Когда прятаться, вжимаясь в любую удобную щель и читая молитву, а когда можно просто пригнуться и продолжить своими делами заниматься. Но, скажут, на то и фронт, чтобы так.

Или про нападение на колонну рассказать? Так там Саня тоже мало что увидел. Грохот, взрывы, а потом горящий бэтээр и выстрелы из лесопосадки, куда Ермолаев стрелял из своего автомата вместе со всеми. И привкус гари во рту, когда тащили из сгоревших бэтээра и второго Урала раненых пацанов. Обошлось, слава Богу, трёхсотыми. Не то, что под Сватовским обстрелом, когда доставали из разбитой колонны трупы. Задыхаясь в гари. Отплёвывая её. И запах гари этой преследовал Сашку неделю. А руки будто чувствовали ткань камуфляжа последнего вытащенного – молодого Витальки, всего полгода оттарабанившего по контракту…

Сашка после этого случая привозил 120-миллиметровые мины спецназовцам, которых на их направлении все называли пиратами. Называли так за отчаянную храбрость и дерзкие вылазки. За удачливые рейды по тылам врага. А ещё за то, что после каждого выполненного задания пацаны возвращались назад с чёрным знаменем, где трепетали на ветру череп и кости.

Ермолаев робел перед их командиром, кавалером ордена «Мужества», и потому подошёл тогда к Маге – весёлому, говорливому дагестанцу и спросил неловко:

– А м-можно мне к вам?

– Зачем к нам? – удивился Мага, посмотрел пристально на водителя и понял что-то. И заговорил с кавказским акцентом, горячась: – Саня, а кто нам снаряды, патроны возить будет? Ты же от Бога водитель! Мы видели, как ты по полю от арты уходил! Никто из нас так не смог бы! Да я больше скажу, бросили бы машину к такой-то матери! А ты снаряды вывез! Ты что, брат? Ты герой! Куда мы без тебя?

Мага похлопал Сашку по плечу и заговорил доверительно:

– У нас же каждый своё дело делает, брат. Нам без тебя даже из миномёта не выстрелить. Не привезёшь мины – это просто труба! И зачем мы нужны будем?

И тогда Сашке действительно казалось, что он делает нужное дело. А сейчас…

Через пару часов Ленка предложила прогуляться на площадь. Поддатые гости радостно согласились. Сашка тоже воспринял это с облегчением. Уже и Ленка подтрунивала над ним и называла фронтовиком с какой-то иронией. Ермолаев шёл чуть в стороне, ещё больше стесняясь своей сутулости, заикания и не по размеру одежды. А возле площади компания встретила офицера. СОБР. Капитан, машинально отметил Сашка. В парадном мундире, с наградной планкой. Видать, с мероприятия какого-то возвращался. А капитан этот поздоровался с компанией, и оказалось, что он их старый знакомый.

– Ого, – пропищала Оля, подружка Ленки, аккуратно трогая пальчиком блестящую планку на груди офицера: – А это за что?

– За работу, – еле улыбнулся собровец. Было видно, что ему не очень нравится компания, но уйти не позволяет воспитание.

– А у нас тоже фронтовик есть, – хохотнул прищуренный Дмитрий, и мотнул в сторону Ермолаева.

Собровец с интересом посмотрел на Сашку и протянул руку:

– Виталий!

– С-саня, – Ермолаеву теперь так стыдно стало за заикание, что он мучительно покраснел.

– Контузия, брат? – Виталий понятливо посмотрел на Саню и тот кивнул.

– Где был, брат? Я на Херсонском направлении три месяца.

– На Х-харьковском. И под С-сватово, – капитан держал сашкину ладонь и Ермолаев не знал куда деваться под взглядами компании.

– Он водитель, Виталь, – немного заискивающе проговорил прищуренный.

– Ого, – протянул собровец. – Вы ж там всегда под прицелом. Хлебнул, брат?

– П-по всякому, – неловко пожал плечом Сашка.

– Ты вот что, – засуетился собровец, – У меня врач хороший знакомый, в нашем госпитале. Я договорюсь, номер свой дай, брат. Ты с контузией не затягивай. Ещё есть ранения?

– Осколочное. В Изюме з-зацепило, – Сашка вновь покраснел.

– Диктуй номер, – решительно проговорил капитан. – Поможем!

Притихшая компания смотрела, как пацаны обменялись номерами, как собровец на прощание обнял незнакомого ему Сашку и упруго пошёл дальше. И только тогда прищуренный проговорил насмешливо:

– А водитель наш, глянь, в герои пролезть пытается! За подвоз портянок!

И засмеялся, но как-то натужно. А собровец услышал. Развернулся резко, подошёл к компании. И прищуренный даже голову втянул в плечи.

– Ты, тля, про героев поговорить хочешь? – капитан цедил сквозь стиснутые зубы, – Ты был ТАМ? Хоть под один обстрел попал? Расскажи, почему в армию не взяли? Давай! Или мне по-соседски рассказать, как ты в штаны себе прудил, чтобы с энурезом откосить?

Кто-то из девочек хихикнул, но больше испуганно и растерянно, чем весело. А прищуренный проговорил вдруг зло:

– А что я там забыл? Чтобы тоже контуженным потом ходить?

– Ну да, тебе там делать нечего. Ты там уже не понарошку, а по-настоящему обоссышься, – капитан сплюнул зло и повернулся к Сашке: – Брат, что ты забыл с ними? Пойдём, я как раз в кафе собирался. Посидим, потрындим спокойно!

Компания неловко смотрела вслед уходящим. Будто с ними ушло что-то ещё. В настроении. В жизни. Прищуренный проговорил развязно, разрывая тишину:

– Ленок, пойдём назад, что ли? Посидим нормально, без этих, – и кивнул в сторону уходивших.

– А без ЭТИХ, – Ленка особо выделила это слово, – Не будет нормально, Дима. Вообще не будет…

А водитель Ермолаев даже не знал о развернувшихся за его спиной страстях. Он просто и легко шёл рядом с братом, и мечтал поскорее оказаться со своими пацанами…

Солдатская одежда

Когда за селом расположились военные, Варя, как и все, обрадовалась. До границы – доплюнуть можно. Постоянные грохот и канонада. Страшно до жути. А тут пришли свои, родимые и начали окапываться. Варя сама к границе не ходила, только по рассказам знала, что солдатики стоят в балке. А потом прибежала к ней соседка и сообщила, что наварила кастрюлю борща и пойдёт солдат кормить. Варя засуетилась, заохала. Даже ничего приготовленного не было. крикнула соседке «погоди!», да рванула в магазин. Набрала пирожков, булочек, и назад. Целый пакет соседке вручила, на, мол, передай вместе с борщом!

Так и повелось у них на селе. Готовили пирожки, борщи да каши и таскали солдатам. Да и сами военные стали в село захаживать. И всё та же соседка сказала Варе:

– Им и постираться негде! Я вот сказала, чтобы мне вещи носили! Машинка с сушкой и отжимом. Пока покушают, я им и постираю всё!

– И мне пусть носят, – покраснела Варя. – У меня тоже машинка хорошая.

Соседка кивнула по доброму, глянула ласково, улыбнулась:

– Пришлю…

На другой день и правда постучали к Варе двое солдатиков. Молоденькие, но уже суровые залёгшими у глаз складочками. Один повыше, всё улыбался нерешительно, и смотрел, будто мимо. Застенчивый очень. Второй поменьше, да побойчее. Тот, что поменьше и сказал:

– Здрасьте, нам сказали, вы можете со стиркой помочь? Мы вот, порошка купили стирального. Только стирать нам негде.

– Да какой порошок? – всплеснула руками Варя, – Есть у меня всё! Давайте вещи!

Тот, что побойчее, неловко сунул пакет с вещами, а Варя засуетилась. Потащила их в дом. Стала кормить. Тот, что побойчее назвался Денисом. Из городка, про который Варя и не слышала. Денис сказал, что городок тот на Урале. А второй – повыше – из Подмосковья. А звать Сергеем. Варя их покормила, а вещи ребята сказали позже заберут. Пришли через два дня, и Денис всё так же балагурил, а Сергей молчал и неловко улыбался. Через пару недель для Вари и её семьи солдаты уже как родные стали. Приходили, скромно стучали, и отдавали свои вещи постирать. И всё норовили Варю отблагодарить. То конфетами, то шоколадкой. Но Варя сердилась и отпихивала подарки:

– Ребятам! Ребятам несите! У нас итак всё есть. А вы защитники наши! В земле сидите сколько времени! Порадуйте себя сладеньким!

Даже балагур Денис конфузился, благодарил и курил в сторону. А сладкое обещал раздать ребятам на передке.

А Варя отстирывала потрёпанную уже форму на режиме «деликатный». Не включала обороты, чтобы форму не повредить, и сушила во дворе. И капли с одежды падали в пыль двора. А потом бережно выглаживала одежду. Складывала отдельно в два пакета. Один – Сергею, второй – Денису. Увидит Дениса с Сергеем и выносит пакеты. Отдаст стиранное, а те благодарят неловко. Смущаются. Будто не военные, а дети малые!

В одну из ночей гремело очень уж сильно. Пару раз снаряды даже в село залетали. Слава Богу, никого не ранило. А с утра Денис пришёл один. Какой-то мятый, лицом серый. Варя выскочила с пакетами весёлая, радостная. Закричала:

– Спасибо, родненькие! Защитили! А где Серёжа? Я тут пирожков наготовила!

Денис неловко взял свой пакет, прислонил к себе и «спасибо» сказал.

– Его не отпустили? – спрашивала Варя солдата, пытаясь заглянуть в глаза. И сунула пакет с вещами: – Так возьми! Передашь! Скажи, всё постирала и отгладила!

– Спасибо, Варя, – Денис вдруг посмотрел на неё и добавил: – Ему… ему не надо больше…

Развернулся и пошёл боком как-то. Всё так же прижимая неловко пакет к груди. А Варя села на землю. И смотрела вслед, не в силах ничего сказать. И лишь когда Денис скрылся – заорала в голос. Уткнулась лицом в солдатскую одежду и ревела навзрыд. И потом плакала весь день. А перед выплаканными глазами всё стоял, неловко улыбаясь, Серёжа из Подмосковья…