Buch lesen: «Деревня ведьм. Оборотням вход воспрещен»

Пролог

ХIII век

– Ты будешь самым сильным, мой мальчик.

Да. Он и так это знал. Отец позаботился обо всем. А он довершит начатое не колеблясь.

Темноволосый юноша стоял посередине роскошно обставленной комнаты и привычно позволял слугам себя одевать. Его мать суетилась вокруг, помогая.

Черный бархат, шелк, золотая нить, драгоценные камни. На торжественной части он должен показать, насколько богат клан. Потом скинет все эти тряпки, ритуалу они только помеха. Ачиль не переставал удивляться насколько даже в их, магическом мире, важны деньги! Золото, земли, корабли, замки – все это он унаследует от отца.

Отца же надо не забыть поблагодарить за созванных ведьм, которые отдадут его наследнику силу. Без личного приглашения правителя города они вряд ли собрались бы. Ради инициации Ачиля точно нет. Приехали бы одна-две, три самое большее.

Бесит! Бесят своевольные слабачки, во власти которых решать – кому и сколько достанется силы. Ачиль исправит эту оплошность. С природой не поспоришь, но все возможно контролировать. В том числе и саму природу, саму магию. Как умелый садовод, подстригающий и придающий форму деревьям.

Наследство отца Ачиль получит скорее, чем предполагалось. Сразу после своей инициации. С ним – безграничную власть над подданными – обычными людьми и колдунами, проживающими на их территории. Власть – как сладко звучит это слово.

На праздник посвящения в их город приехали из всех близлежащих провинций. Многие семьи желали совместить инициацию собственных отпрысков с инициацией сына богатейшего человека в регионе, имеющего доступ к самому престолу. Глупцы, им придется подождать.

С другой стороны, подданным выпадает редкая возможность собственными глазами наблюдать событие, которое изменит мир. Переменит равновесие не только в их закрытом, магическом сообществе, но и в мире людей.

Также, у них будет возможность первыми преклонить колени. Умные ею воспользуются.

Для посвящения достаточно и одной ведьмы. У него их будет тринадцать.

Ачиль довольно улыбнулся матери.

– Я так горжусь тобой! Смотри, каким ты вырос, настоящий мужчина, – она вытерла прослезившиеся глаза белым платком. – Ты станешь великим!

– Не сомневайся. Я правильно распоряжусь тем, что получу.

Несомненно, слова, достойные будущего главы ковена. К своей цели Ачиль шел с фанатичным упорством.

Все началось с первых тринадцати. Обманутых, преданных тем, кого считали братом и другом. Их мертвые, лишенные как магических, так и жизненных сил тела, пустыми оболочками валяющиеся в пентаграмме силы, еще долго снились присутствовавшим тогда в зале в кошмарах.

Никто не вмешался. Не вступился и не рискнул жизнью, чтобы спасти тех ведьм. Сначала удержали страх и сила. Потом страх и золото. И еще раз золото. Стражники из числа людей, не понимающие сути происходящего, но послушные воле правителя города, также сыграли свою роль.

Дар подчинять голосом, приказывать, без возможности для окружающих этого приказа ослушаться, – ценнейшее из полученного Ачилем наследия. Отцу подчинялись лишь люди, Ачилю – все, кем бы он ни пожелал повелевать.

Начавшееся в церемониальном зале родового замка действо тихо, но неумолимо захватило всю провинцию. Как чума расползлось по материку. Убивало выборочно – неугодных ковену и ведьм. Всех, кто пытался тем помогать.

Ведьмы не всегда были злыми. И не все. В дремучих чащах скрывались, когда не оставалось других мест. Когда на них начали охоту. Когда простых знаний не всегда обученных и сильных деревенских ведьм перестало хватать для защиты. Прятались и в городах, но люди усиленно помогали ковену в их поиске. Очень помогали, как могли.

На руку ковену сыграло то, что ведьмы жили поодиночке. Редко заводили семьи, между собой также предпочитали не сближаться. В отличие от колдунов – сбивавшихся в кланы.

Находились те, кто выступал против. Но недостаточно сплоченно. Недостаточно спланировано в отличие от всех ходов и действий мастера манипулирования Ачиля. Но… Всегда есть «но». Кланы также понимали – тот, кто будет контролировать ведьм, будет контролировать и весь их мир.

Ковен обретал все большую силу и все больше сторонников. Небольшой толчок, и начатое его главой с легкостью перерастает во всеобщую истерию. Невозможно противостоять массам обозленных людей, даже владея магией.

О ведьмах всегда ходили противоречивые слухи. Откровенные выдумки-сказки, но и правдивые истории. Их жизнь, свободный нрав, отличия от обычных женщин оставляли много простора для домыслов и различных трактовок. Люди охотно сделали из «нечистых» козлов отпущения. За все несчастья, за все грехи мирские.

Преследования, жестокость, пытки. Косой взгляд, слово, произнесенное не в то время, не в том месте, не с той интонацией, и не важно – кто ты. Обвинение, скорый суд, больше похожий на обыкновенную расправу. К процессу присоединялись все новые и новые группы. Преимущества нашлись для всех. Кроме самих гонимых.

Люди легко внушаемы. Вскоре истинная цель охоты на ведьм затерялась в море и море бесчисленных кровавых казней. Те же, кому это на руку, наблюдали со стороны, вмешиваясь лишь тогда, когда сулила еще большая выгода. Уничтожались целые кланы, у которых хватило решимости, но не хватило сил противостоять ковену, его армии. Земли и золото проигравших естественно переходили победителю.

Так основали могущественный ковен. Так появился Договор.

Для ведьм настали тяжелые времена.

Наши дни

 Утро прекрасное, впереди новый день. Главная задача – просыпаясь, не позволять просочиться в голову мыслям. Это довольно просто осуществимо, если постоянно с момента возвращения в сознание, повторять про себя:

– Не думать, не думать, не…

   Можно и вслух, воздействие будет только сильнее. Хотя данный вариант опасный, есть вероятность не хило проколоться, если забыла, что в постели не одна. Повторять мантру необходимо, пока не встанешь, не примешь душ, и не спустишься на кухню. Там уже ждут другие спасительные вещи.

   Если бы не волшебный мотивчик, – Не думай, ля-ля-ля! – Санни оставалась бы лежать в кровати. Весь день… А может и дольше. Однажды, в худые времена, валялась неделю.

   Второе утреннее правило – не пользоваться магией. В самом деле, ведь не сложно откинуть одеяло рукой. Движение – жизнь! А для того, чтобы включить бодрящую музыку, существует пульт дистанционного управления.

   Старый, добрый или не очень рок, в исполнении группы из семидесятых заполнил пространство небольшой комнаты. Мощные басы и с чувством отбиваемый ударником ритм отскакивали от стен, гуляли под высоким потолком, заставляли тело выгибаться и ноги двигаться в такт. Танец еще один проверенный способ, помогающий отключить мозги. В случае с Санни, он не дает появиться коварным угнетающим мыслям, которые испортят только начинающийся день.

   Выцветшие джинсы, обрезанные под шорты, майка, растянутая домашняя кофта. В зеркало не смотреть, – третье правило. Одно из важнейших. И хотя во всем огромном доме дарители отражений висят только в подвале и в ванной комнате, все равно следует быть осторожней. Ненароком взглянешь, и все, можно посылать день к чертовой бабушке. Увиденного обратно не вернешь и так просто из головы не выкинешь. А зеркало под землей и вовсе предназначено не для помощи в наведении красоты, а для более сложных ритуалов.

   Дергаясь всем телом и подпевая певцу, прогоняющему чужаков со своего облака, Санни спускалась по широкой деревянной лестнице. Потертый красный ковер-дорожку с нее сняли еще в прошлом году. Любовь бабушки Лотты к пафосу и помпезности никто из внучек не унаследовал. К сожалению, другие куда более зловредные качества их стороной не обошли.

   Ударник, казалось, утомился, звуки утихали. Танец Санни также потихоньку сходил на нет, в ее белокурой голове просыпались ненавистные голоса и думы. Состроила пальцами фигуру, будто держит пульт и нажимает кнопки. Звук из колонок полился с новой силой. Не магия – сила воображения.

– Ай – кэн – гэт нооу – сетисфекшен…

   Как хорошо одной дома! Можно вытворять все, что захочется – танцевать, дурачиться, подпевать во весь голос, не заботясь, как все это выглядит и слышится со стороны.

   Щелкнул электрический чайник, кипяток полился в большую кружку. Коричневый порошок на дне всколыхнулся и чуть не оказался на столе. Но чуть не считается. Чайная ложка, коротковатая для размера кружки, звонко постукивает о керамические стенки, размешивая капучино. Без помощи со стороны, руки Санни подняты вверх и с размахом двигаются вперед назад под музыку. Босые ступни отплясывают на прохладном полу. Яркое полуденное солнце светит в окна и оставляет на светлой плитке теплые желтые следы. Жизнь прекрасна.

– Снова сумасшедшие танцы? – прокричали вдруг из прихожей.

– Утренняя зарядка, здоровый образ жизни, – пробормотала Санни себе под нос в оправдание. Для защиты лучше воспользоваться любимым доводом оппонента.

   Певца заткнули на половине слова, как и всю его группу. И эхо пропало, не закончив за музыкантов фразы. В доме воцарилась тишина, подходящая для тихого разговора. О нет, а день начинался так хорошо!

– Доброе утро! – на кухню быстрым шагом вошла высокая медноволосая девушка, деловито достала из шкафчика турку и баночку дорогого молотого кофе.

   Сейчас начнется… Санни обреченно ссутулилась и опустила глову, позволяя волосам закрыть лицо.

– Как ты можешь пить эту растворимую бурду, я не понимаю? Приготовить на тебя чашечку настоящего кофе, который имеет право так называться?

– Сама пей свою горькую гадость. Что вернулась так рано?

– Ох Санни, Санни… Не ворчи.

– Мм… – утвердительно промычала та в ответ.

   Это кто еще тут ворчит. Санни осторожно вынула короткую ложку из чашки – нарушать правила в присутствии сестры себе дороже.

– Ты причешешься сегодня?

– Эля!

– Ну все-все! Но ты снова собираешся везде лохматой ходить? Я не могу, руки сами тянутся бардак на твоей голове в порядок привести!

– Свою голову лучше в порядок приведи. Моя – никому не под силу, – последнее замечание вряд ли относилось исключительно к прическе.

   У Эли волосы длинные, прямые и темно-рыжие, на солнце отливают медью. Младшей сестре повезло значительно меньше – русые и кучерявые. Ее шевелюра торчала во все стороны света и расчесывание только усугубляло неопрятный вид. Пряди распушивались и каждая волосинка стояла отдельно дыбом.

   Быстро прихватив чашку вредного счастья, пока не отобрали и не вылили в раковину из желания улучшить качество жизни, Санни устроилась с ногами на широком низком подоконнике. На деревянной панели лежал мягкий матрас и подушки, превращая подоконник в удобный диван.

   Она неспеша потягивала горячий напиток, накрытый шапкой cладкой пены, смотрела в окно, и все пыталась сохранить голову пустой. На худой конец, пропускать только безобидные и мелкие мыслишки. Утро слишком хорошо, чтобы допускать в него проблемы, страхи, дрязги и плохие воспоминания. Тем более, что мысли материальны… Санни еле удержалась, чтобы не сплюнуть три раза через плечо.

   Бабушка Лотта рассказывала, что у каждой ведьмы своя масть. И ее не изменить. Родилась блондинкой, ею и проживешь всю жизнь, родилась брюнеткой или рыжей, также не помогут ни сверхстойкие краски, ни перманентный макияж. Волосы и кожа все втянут внутрь, переработают и выплюнут в виде какого-нибудь гадкого прыщика на лице. Будто в отместку за издевательство над ними. Хотят быть русыми и будут. Хотят торчать во все стороны, и никто им не запретит. Уж тем более не жалкий гель или спрей для укладки.

   Волосы Санни до того своевольны, что умудрялись даже заколки и резинки скидывать. Не терпят они неволи.

   Внешность ведьмы во всех отношениях вещь тонкая и непростая. Масть… Очень много содержится в этом слове. В современном мире, когда внешность определяет отношение к тебе окружающих, тем более.

   Например, Эля – утонченная, строгая, молчаливая и правильная сверх всякой меры. Добрая, ответственная и отзывчивая. Обладательница стройной спортивной фигуры и темно-зеленых раскосых глаз. Красива, бесспорно, но заставляет людей держаться на расстоянии. Кто же осмелится подойти к такой леди с пошлыми мыслями, или даже просто познакомиться, заговорить.

   Подобное положение очень удобно. Эля для полноты образа еще и очки со стеклами без диоптрий купила. Стильная черная оправа делала образ абсолютно неприступным.

   Санни немножко завидовала сестре. Ладно-ладно, совсем не немножко. Ей никогда не стать похожей на Элю, что печально, очень. Но как говорила бабушка, жить придется такой, какой родилась. Ничего не изменить. Сама Лотта была вынуждена смириться с морковно-рыжей шевелюрой и сотнями, тысячами веснушек, покрывавшими все тело от макушки до пяток. Рыжие брови и ресницы, обрамляющие янтарного оттенка глаза, завершали харизматичный образ. В школе бабушку дразнили Морковкой.

   Санни, на радость представителям мужского пола, выросла пышногрудой голубоглазой блондинкой. Ни больше, ни меньше, именно клубнично-ванильная девочка, сладкая и милая "секси блонди". Мечта байкеров и дальнобойщиков. А уж в Альпах..! Типичная Гретхен. Невысокого роста, узкая талия и грудь третьего размера. Где там ее "Киндер, Кирхе и Кюхе"?

   Не помогла попытка придать себе более серьезный вид при помощи мешковатой грубой одежды в темных тонах, солнцезащитных очков, кепок и армейских ботинок. На ножке тридцать шестого размера они смотрелись скорее умильно.

   Все вышло наоборот. Любители нежной Гретхен решили, что их приглашают поиграть в строгую хозяйку и ее покорного раба. Милая девочка с плеткой их укротит: – Р -ррр…

– Лав ми тендер… – тихо пропела Санни. – Люби меня сладко, никогда не отпускай…

– Что? – Эля следила за туркой на огне, аромат свежесваренного кофе заполнил кухню.

– Да так… Майки вспомнился.

   Брутальный цыган на Харлее, вечно носивший с собой чехол с гитарой – вдруг выпадет возможность где-то спеть? Один из любителей нежной Гретхен с плеткой. Санни с трудом удалось тогда от него избавиться.

– Чего его-то вспоминать, он безобидный. Жив,здоров до сих пор, даже жена и ребятенок имеются.

– Будущую жену тоже, небось, репертуаром Элвиса покорял?

   Сестры непроизвольно улыбнулись – иногда мужчины бывают забавными.

   Чтобы связаться с ведьмой, нужно быть или совершенным храбрецом, или абсолютным глупцом, или полным мерзавцем. Полумер не бывает, только крайности. "Или все, или ничего!" – неписанное правило ведьминского мира, касающееся всего и всех, во всевозможных комбинациях и связях.

   Шут, король, злодей, – почти также прямо и просто как в колоде карт. Только карты, в отличие от людей, не умеют врать. Если храбрый только прикидывается таковым, рано или поздно покажет истинную сущность. И бесспорно лучше, если случится это раньше. Поздно может оказаться слишком опасным, как для самого обманщика, как и для ведьм.

– Я сегодня Роберта во сне видела. Он сидел на идиллического вида полянке и плел венок, – непродолжительная пауза, во время которой готовый темный напиток полился в изящную чашку. – Подарок из алых роз. Интересно, кому?

   Невинные для постороннего слуха и произнесенные нарочито спокойным тоном слова, заставили Санни резко выпрямиться и опустить ноги с подоконника. Худшую новость вряд ли можно представить. Вернее, хуже наверняка те детали, которые сестра утаила.

   Горло свело от напряжения. Вот это утро… Почему все самое скверное всегда происходит так неожиданно? Живешь и ждешь. Ждешь, ждешь, а потом – раз! – обухом по голове.

– Лучше, конечно, если бы он приснился весело скворчащим на сковороде в аду, в кипящем масле, корчащимся в муках, лысый, красный… Такой кошмар я смотрела бы с превеликим удовольствием. Но он плел венок, – прищурив зеленые глаза, Эля обернулась и взглянула на сестру. Ответа не ждала. Все что нужно, произнесено.

   Сжав челюсти, деревянной походкой Санни вышла из кухни. Прошлое возвращается, даже если вы его убили.

   Понятно, почему старшая сестра не открыла сегодня свой магазин. Когда ей снятся сны, к счастью довольно редко, становится ни до чего остального. В те ночи она просыпается обессиленная, в холодном поту, не осознающая где она и кто. Приходит в себя на новом месте, не том, где засыпала.

   Единственное ограничение, в случае если сны приходят дома – старинный забор вокруг всего участка. Высоченный, из витых чугунных прутьев, в замысловатых узорах и с сетью заговоров, тянущийся к самым первым Гуммелям. Местами заросший дикой лозой и разлапистыми розами – алыми и белыми. В бабушкином вкусе.

   Но когда Эля вне дома, в лесу, в городе, в горах, неважно где, – лишь собственные ноги и силы определят границы сна-яви. Поэтому правильная и предусмотрительная Эля предпочитает свою постель всем остальным. В случае же, если по-другому не получается, то и вовсе не спит. Домоседка, она даже столичный университет умудрилась закончить, находясь почти безвылазно в Хексендорфе.

   У каждой в их роду свое проклятие. Ой, извините, – дар. Он, и только он, определяет характер, жизнь, судьбу. Обнако тот, кто хочет, всегда сделает больше того, кто может. И хотя, в конечном счете, все усилия окажутся равны, тщетны, и суета сует, и след на мокром песке дожидается своей волны… Но разве не в этом смысл?

   Сестры упрямо, с неугасающим запалом, продолжали отвоевывать право поступать так, как хочется им самим, а не как диктует сила или ковен. Ведь правда, что ведьмы злые. Недаром их в минувшие века предавали огню. Помимо ковена и у простых смертных имелось, что предъявить своевольным бесовкам.

   Очень и очень не в настроении сейчас Санни. Губы недовольно сжаты, – не надуты, нет! – но все равно получился бантик, светлые брови нахмурены, голубые глаза печальны, а въющиеся локоны переливаются в лучах солнца. Злая, злая ведьма. Только почему-то никто не верил. Ее звали Солнышком.

   Погруженная в мрачные размышления, оделась в "выходную" одежду. Сверху мотоциклетная куртка, защита, черный шлем подмышку. В прихожей прихватила перчатки и громоздкий старый мобильный телефон.

   На пороге Санни остановил голос сестры:

– Будь осторожна в городе.

– Как всегда.

– Больше, чем всегда.

   Тихий щелчок захлопнувшейся двери можно принять за согласие, при желании, даже за обещание.

*

   Эля никогда не ругала, не упрекала и не напоминала об ошибках. Ее методы воспитания другие – тихое "пожалуйста" и самоотверженная забота, молчаливая поддержка, которые вызывали гораздо больше угрызений совести, нежели самый грозный крик или утверждения типа "Я же тебе говорила!".

   Санни остановилась на крыльце, глубоко вдыхая прохладный утренний воздух и успокаиваясь. Так долго гонимые тревоги с новой силой заполнили сознание. Она не подведет семью, им не придется расхлебывать в очередной раз ее проблемы, последствия глупости и доверчивости. О нет, Санни получила урок и сделала правильные выводы, больше из-за нее никто не пострадает.

   Под навесом рядом с гаражом, заботливо укрытый от непредсказуемой осенней погоды, стоял "большая и чистая любовь". Черный, ухоженный, мощный и надежный. Король и верный слуга в одном воплощении. Ведьма верила, что их чувства взаимны.

   Спрятала волосы под куртку, шлем привычно туго обхватил голову, и мир вокруг стал на пару тонов темнее, что больше соответствовало настроению.

   Звук работающего мотора – музыка для ушей, действует так же как рок, успокаивает и помогает обрести душевное равновесие. Санни обожала скорость. Если движение – жизнь, то быстрое движение – наивысшее наслаждение ею.

   Страсть к мотоциклам началась с детского увлечения велосипедами. Любовь росла и развивалась вместе с девочкой. Санни помнила каждого своего "друга". И не только помнила, но и хранила. Вся коллекция стоит в ряд в одной из многочисленных комнат в подвале.

   Ее первый был трехколесный, красный, с бибикой. Второй уже двухколесный и высокий. Помнится, тогда Санни еле доставала пальцами ног до педалей, но, несмотря ни на что, гоняла по всей деревне. Даже наперегонки с местной шпаной.

   Потом были некоторые отступления в виде самокатов и скейтбордов. Ну а первый серьезный прорыв в отношениях случился, когда Санни исполнилось тринадцать. Символичный возраст для ведьмы.

   Сестры подарили ей старый, купленый у итальянского мальчишки соседа, мопед. Раздолбанный Пиаджо с зеркалами заднего вида, выступающими, словно рожки улитки. Эля и младшенькая, Алиса, разрисовали белые, местами ржавые бока цветочками в стиле хиппи – розовыми, желтыми, зелененькими. Получилось ужасно и жалко, но не это главное. Уродец стал первым настоящим зверем в жизни Санни. Она искренне полюбила тот мопед. Как здорово она на нем гоняла! Сперва без шлема, до тех пор, пока это безобразие не увидела бабушка.

   После того случая у всех сестер еще долго горели уши. Не от стыда, от цепкой хватки бабули. После заданной внучкам трепки, бабушка Лотта взяла и купила главной оторве шлем. В наказание – розовый.

   С тех пор коллекция Санни ощутимо выросла, в ней насчитывалось двенадцать разных экземпляров. Груда металлолома – так обзывала это богатство Эля. Хм, пусть изгаляется как хочет. Комната в подвале, перестроенная в гараж, принадлежит только Санни, у двугих сестер имеются в подземелье свои отсеки. И уж мотоциклы всяко лучше сотен кукол и прочих игрушек, которые заполняли полки в подвальной комнате Алисы. А магазин Эли? Крема, мыло, тоники, мазилки, красилки, вонялки, то есть, пардон, духи… Ладно, на этом хотя бы заработать можно. Но все равно ерунда, даже сравнивать с великолепными железными конями неприлично.

   Скорость помогла выкинуть из головы лишнее, всяких приставучих покойников и непонятные венки из колких роз. Дорога в горах узкая, с одной стороны скала, с другой обрыв. Вдобавок серпантин, само собой, богат на резкие повороты. Опаснее езды не придумаешь, разве что этот же путь, но зимой. Лед и снег не лучшие друзья водителя.

   Сузуки устойчивый и послушный, чуткий, как ни один мужчина в жизни Санни. Он вершина ее желаний, долгожданный и выстраданный мотоцикл. Честно заработанный, если не считать примененную при покупке самую капельку магии. А ее считать никто не будет, – не пойман не вор.

   Небольшой альпийский городок встретил сверкающими витринами, приглашающе распахнутыми дверьми кофейен и магазинчиков, прогуливающимися группами туристов. Коренного населения на улочках почти не видно, все заняты делом, торговля в разгаре.

   Ухоженные двух – и трехэтажные домики в пастельных тонах, шикарные виллы, отели, гостиницы, пансионы и бесчисленные бутики. Самый сезон начнется через месяц, тогда все до одной гостиницы заполнятся постояльцами, а на улицах и трассах будет не протолкнуться. Так же, как и в санатории.

   Санни сбавила скорость и плавно подъехала к белоснежному зданию с колоннами. Большое, похожее на дворец монархов или музей в стиле классицизма. Санаторий недавно отреставрировали очень качественно и дорого, бережно сохранив все детали конца восемнадцатого века как снаружи, так и внутри.

   Санни нравилось тут работать. Вокруг раскинулся старый парк из буков, лиственниц и кедров, садовник ревностно следит за многочисленными клумбами и скульптурными кустами. Кабинеты и палаты санатория просторны и удобны, все клиенты богаты, в основном вежливы и интеллигентны. И самое важное, Санни очень ценят. Конечно, у нее ведь 'волшебные ручки'.

   Удивительно, как поиздевлся над Санни Создатель. Или дело в плохой наследственности? Кроме полного несоответствия внешности и самоощущения, имелся дар чувствовать потоки энергий во всем живом посредством прикосновений. Ладонями она "чуяла" силу жизни, ее угасание, слабые и больные места, повреждения внутренних органов, вредоносные образования, гибельные для существования клеток. Что-то она могла улучшить, не излечить – такие чудеса скромной ведьме не по силам, о чем-то предупредить и направить на обследование к нужному врачу. Но были случаи, в которых Санни ничего не могла изменить, если только в худшую сторону. Кому суждено умереть, – умрет, но напоследок сможет насладиться превосходным массажем.

   В просторном холле шаги звучат ясно и гулко. Акустика великолепна – высокий потолок, арочные своды и гладкие холодные поверхности. Станцевать бы здесь стэп. Или фламенко. Санни уже давно этого хочется, но приобретенные навыки жизни в социуме останавливают. Вопреки мнению Эли, Санни сумела стать цивилизованной и сдержанной. Почти.

   Симпатичный охранник, чей возраст варьируется между шестидесятью и восмидесятью, загорелый, со стильной стрижкой и бакенбардами, протянул Санни ключ от ее кабинета. Никогда не меняющийся ритуал – улыбка, ключ и…

– Доброе утро, Санни. Как дела-делишки?

– Привет, Ник, – девушка сняла, наконец, мотоциклетный шлем и улыбнулась в ответ. – У меня все по-старому, это у тебя, что ни день, то приключение. Рассказывай, что нового?

   …сплетни. Кто чем живет, кто чем дышит. Для старого охранника это радость, продлевающая жизнь, а Санни не сложно подыграть. Иногда и полезно послушать.

   Ник помялся недолго для виду, после чего поведал последние новости. Санни поддакивала в нужных местах и удивленно или же потрясенно восклицала. Сплетни и "проверенные" факты касались личной жизни коллег, постояльцев, остального немногочисленного населения Хексендорфа и официальной стороны жизни городка.

   Главная новость – оперная певица на пенсии – Николетта Опера, из двести пятнадцатого номера, отдыхающая в хексендорвском санатории на протяжении последних лет двадцати, наконец-то приняла ухаживания торговца спиртными напитками, Генри Ворнера, почивающего на честно заработанных лаврах. Он ухаживал за оперной дивой… сколько? Подробности их взаимоотношений развлекали окружающих, сколько Санни себя помнила. Роман века, не иначе.

   Еще новость – номера на весь предстоящий сезон в горнолыжном курорте уже раскуплены и забронированы. Свободных мест нет ни в санатории, ни в гостиницах городка. Даже частные особняки и менее шикарные однотипные коттеджи сняты за баснословные суммы. Ура, работа будет!

   Как бы ее не оказалось слишком много, – уныло подумала Санни. Часы сна она урезать не собиралась. Есть в ее жизни святое, на что посягать чревато. Одна из таких святынь – сон.

– Да, хорошо, – поддакнула уже вслух.

– Ну, не знаю, – в своей манере проворчал Ник. – С одной стороны популярность – это деньги, знаменитости всякие, знакомства, крупные чаевые. Но одно дело знаменитости культурные, такие как наша обожаемая Николетта, и совсем другое – знаменитости… не культурные.

– Вы имеете в виду спортсменов? – уточнила Санни, сдерживая смех. Это санаторская "больная" тема. – Спортивная культура тоже культура. Не будьте злопамятными, Ник. За свои разгромы они платят более чем достаточную компенсацию. Да и чего вы ожидаете, у нас под боком две самые любимые экстремалами вершины и лучшие спуски для лыжников всех видов и возрастов.

– Вот и сидели бы себе на базах, а не в наш санаторий ехали! Носятся потными табунами, орут и ржут – вылитые кони. Пиво ведрами хлещут! – последнее он произнес с особым осуждением и еле уловимой ноткой зависти. Пиво Ник и сам очень любил, однако врач запрещал злоупотреблять.

– Я смотрю на них и думаю, зачем им санаторий? У нас поправляют здоровье. Травку курить и спиртное распивать можно и в более дешевом, именно для этих целей предназначенном, месте! Да и вам, Санни, проблем прибавится, как всегда, – нахмурил густые брови охранник.

– С таким защитником как вы, мне бояться нечего.

– На меня вы всегда можете положиться, – Ник поддержал звонкий смех девушки, лукаво на нее поглядывая. Нравилась ему Санни. Все время хотелось ее рассмешить, обрадовать чем-то, угостить конфеткой, утешить. Больно грустная девочка ходила. Молодая, красивая, а глаза, будто пустыня вымершая – ни травинки живой, ни ветра, ни капли влаги. Ник, бывало, взглянув в эти серо-голубые глаза, содрогался. Он видел в них усталость, скорбь и… смерть.

   В такие моменты девушка успокаивающе, будто зная, о чем он думает, гладила старика по предплечью, и с понимающей усмешкой говорила – "Вы еще правнуков своих повоспитывать успеете, Ник. Спокойно!".

   И он успокаивался. Дорабатывал смену, прогуливался привычные три километра по горной тропинке к дому, готовил вкусный ужин, и в компании седого пса Вильгельма, с очередным детективом в руках, засыпал в кресле-качалке.

   Сейчас, в середине октября, привычный ритм жизни никто и ничто не нарушало. Ни на работе, ни дома. Дни Санни также упорядочены как у пенсионера-охранника Николаса. Она долго к этому шла, – почти пять лет, и много усилий приложила. Старательно убеждала себя, что все контролирует. Но по правде, налет порядка в ее жизни тонкий, под ним клубится и волнуется, стремится вновь захватить власть, привычный хаос.

   Идеальный день Санни – утренние танцы и вкусный, но вредный капучино, любимые пациенты в любимом же просторном кабинете, в не сезон по три-четыре человека, в зимние месяцы по шесть, а то и все восемь ежедневно. По вечерам час плаванья в санаторском бассейне, после чего спокойный, не скажем – скучный! – вечер дома. С книжкой, чаще всего – детективом, как у Ника. Частенько они обменивались литературой и мнениями о прочитанном.

   Вечерние развлечение тоже разнообразны – книгу могут заменить наушники с подборкой любимого рока или гараж и верный Сузуки. А иногда Эля просила помочь в магазине с ее кремами-мазилками.

   Время шло своим чередом. Чистый снег и мороз закрасили мир искристым белым. Солнце продолжало светить ярко, но поднялись холодные ветра, заставляя жителей предгорья поверх вязаных свитеров одеть непродуваемые куртки. Природа готовилась к открытию лыжного сезона неторопливо, в отличие от суетящегося населения и управления города.

   В санатории уже сейчас было много пациентов. К Санни направляли самых больных. Богатые, знаменитые и особо настойчивые ставились в отдельную очередь. Иногда после первой же консультации она отказывалась от пациентов, перенаправляя к коллегам. Причины самые разнообразные – индивидуальная непереносимость, аллергия на чьи-либо слишком сладкие духи, чрезмерное узконаправленное внимание некоторых резвых молодцев… Объяснялась Санни лично с главврачом, принуждать же ее никто не мог. Общепризнанное звание молодой физиотерапевта "Золотые ручки" позволяло многое. Но еще больше оно накладывало ответственности.

   На работе она не экономила силы, выкладывалась по полной и, с так называемыми "потоковыми" пациентами, страдающими небольшим искривлением позвоночника, как и с тяжелыми больными. Эля ругала сестру за пренебрежение собственным здоровьем, а Санни слушала, согласно кивала, и продолжала в прежнем духе. Ей не было жалко себя ни капли. Ни тускнеющей ауры, ни ломких волос и ногтей, ни сводимых судорогой пальцев на руках и раскалывающуюся от боли голову. В случае мигрени, правда, работать уже не получалось. Банально подкашивались ноги, и темнело перед глазами, выворачивая желудок наизнанку. Наказывала ли она себя? Может и так. Но в этом Санни ни за что бы не призналась даже себе.