Buch lesen: «Нуар с проводами»
М.
Без тебя бы не было ни этой книги, ни меня.
И вдруг на какую-то долю мгновения я почувствовал, что погиб. И погибать мне было уютно.
А. и Б. Стругацкие, «Хищные вещи века»
Пролог. Душа
Никогда. Не давать. Второй. Шанс.
Клэр изо всех сил старалась не упасть. Она висела над пропастью в несколько этажей и пыталась не смотреть вниз. К счастью, успела поменять кисть на протез. К несчастью, не установила чип в мозг. Чужеродный сустав обязан был вылететь, но Клэр не знала, через сколько.
Она сделала глубокий вдох и подтянулась, надеясь уцепиться левой, настоящей, рукой за край. Не удалось. Пейзаж вокруг напоминал старые фильмы про конец света: заброшенная стройка, серость цветов, холодные отблески на металлических деталях. Пронизывающий холод. Белый снег. А самое главное – пустота, падение в которую не пережить ни при каких условиях.
Клэр – во всей этой беготне по России – не привыкла к искусственной руке, да и про функционал знала мало. Пальцы держали, крепкие оказались, боли не было. Но сустав!
Клэр попробовала раскачаться, чтобы пустить в ход вторую руку, но ей было слишком страшно. Сделала еще одну попытку подтянуться на правой. Неудача. Она заплакала бы, но не знала зачем. Отчаяние пробило стены и крышу. Зачем выбираться, где находить оправдание бесконечным модам и дополнениям, тому, что она теперь – почти что робот, а не человек?
Клэр вложила в поиски всю себя, разменяла по кусочку, продала часть души и на достигнутом останавливаться не собиралась. «Саникорп» потрудился на славу. Камер на стройке не было, а значит, спишут на самоубийство. Вполне в духе переписанной новостями истории.
На стене появился блик, и мир на одно мгновение расцветился ослепительно ярким золотом. Клэр вздохнула и невидяще уставилась прямо перед собой, в серый бетон. С чего она начинала? И до чего дошла?
– Эй! – крикнули сверху. – Рейес, руку! Да не ту!
1. Сердце
– Привет, я Клэр, и вместо сердца у меня пламенный мотор.
В аудитории, к счастью, замолкли, зато стали пялиться. Яркие представители активной молодежи. Впрочем, на другое Клэр и не подписывалась. Не трупам же лекции читать.
– Можно вопрос? – нагло поинтересовались откуда-то из середины.
Клэр кивнула, машинально перебирая пальцами по виртуальным экранам. Новый планшет пискнул, но наконец принялся транслировать иллюстрации прямо на огромную старинную доску. Где-то тут и мел должен был валяться, если не рассыпался от старости.
– Доктор Рейес, зачем вы здесь? Рассказать о том, что нетки – это плохо?
Клэр подняла голову, всматриваясь в толпу, занявшую амфитеатр аудитории. Вопрос принадлежал лихо откинувшемуся на спинку кресла черноволосому сорванцу любого пола.
– Встаньте, а то нечестно получается.
К сорванцу обернулось сразу несколько голов, и он нехотя поднялся на ноги. Клэр осмотрела его поподробнее и решила, что больше всего он напоминает огромного нахохленного какаду. Есть же такие, совсем черные. Какаду принялся раскачиваться вперед-назад, а потом запустил руки в карманы.
Клэр не хотелось начинать лекцию с ссоры и терять авторитет. Она быстро прикинула варианты. Какаду на логика похож не был, и пара пламенных моторов в нем точно сидела: он явно нервничал и не понимал, куда деть глаза.
– Как вас зовут?
– Салли, – буркнул он с вызовом.
– Хорошо, Салли. Может быть, мы приступим к лекции? Я расскажу вам все, что знаю.
– Да половина мира живет в нетках, – заупрямился он. – Мы социологи, мы можем только наблюдать. А ваши исследования – о чем они? «Женщина против прогресса и за возврат к стереотипам прошлого». Так о вас пишут в новостях.
В аудитории ахнули. Клэр подняла брови: она уже и забыла, когда ее в последний раз называли по биологическому полу. Мама и папа, конечно, а потом один затейник в постели, но не в большом мире же.
На стене появилась голограмма, бесполое средоточие красоты и симметрии черт. Клэр закатила глаза: только этого не хватало. Она смахнула защитника порядка, кивнула побледневшему Салли. Тот усесться не успел, а Клэр уже завелахорошо знакомое: «Нетки, или социальные сети, получили самое широкое распространение в начале двадцать первого века, постепенно вытесняя остальные средства коммуникации, которым осталось занять чисто имиджевую нишу. Представьте в наши дни человека, говорящего по фону, это анахронизм и нелепица».
Аудиторию, полную студентов, представить тоже было непросто. Впрочем, в трех оставшихся мировых центрах время текло иначе, а пространство искривлялось. Везде – пустые улицы, редкий шум машин, тишина. В центрах – молодежь, голоса, улыбки, жизнь. Хорошо, что гражданскую авиацию покуда не отменили, но даже рейса в Лондон или Москву можно было ждать по несколько дней, и это из Нью-Йорка-то. В детстве Клэр все было по-другому, но вспоминать и сравнивать ей не хотелось. Салли рассудил правильно: социологам только и остается, что смотреть и анализировать, а все остальное – не про их честь.
Клэр сделала очередной поворот за угол старинного здания из темно-бурого кирпича и поняла, что заблудилась, окончательно и бесповоротно. Можно было залезть в фон и сориентироваться, но она только головой покачала, развернулась и пошла обратно. Пару минут назад ей на глаза попалась парочка, занятая поцелуями. Они наверняка подскажут, что, как, зачем и куда.
Кампус был огромен. Учитывая, что сейчас тут проживала от силы восьмая часть стандартной загрузки, он был монструозен и пуст. Общежития, в которых раньше жило по десятку человек, отдавали одному студенту, так что каждый становился обладателем личного дома. Личное пространство было не ограничено. Странно еще, что целовался кто-то на самом виду.
За очередным поворотом Клэр почти уперлась лбом в стену и раздраженно
вздохнула. Выудила из сумки фон, посмотрела в экран, поморгала, чтобы он перестал тормозить и сосканировал сетчатку.
– Вот вы где.
Клэр подняла голову. Перед ней из ниоткуда нарисовался Салли.
– Я обыскался, блин. Простите, доктор Рейес, я напугался. Короче, тут всплеск паранормальной риторики, девчонки, то есть студенты, клянутся, что видели на днях призрак Генриха Шестого, ну и я тоже того, побаиваюсь.
Клэр вскинула брови, но фон убрала. Осмотрела Салли с ног до головы.
Вполне симпатичный пацан лет двадцати, наглый, взъерошенный, черноволосый. В глаза не видевший стандартных гендерных формул. Ее-то в школе вымуштровали, а он откуда взялся, в Лондонском центре? Знания на уровне, общение ушло в минус.
– Вот. Да. Это я, Салливан. Лекцию пытался сорвать. Чтобы загладить вину, готов проводить до кара.
Клэр почти рассмеялась в ответ, но тут же взяла себя в руки. Фон дернулся, и сердце потеплело: писал Айзек. Клэр смахнула сообщение с экрана. Ничего, пускай помучается полчаса: даже в Лондоне с ней встретиться не удосужился, занятой разработчик. Салли она просто кивнула.
– Вот вы говорите, что против неток, а сами пользуетесь фоном. Непорядок, – быстро определил Салли и уверенно взял ее за руку.
Клэр с трудом сдержала вскрик. Она отвыкла от прикосновений.
– Салли, – сказала она, едва за ним поспевая. – Вы трогаете меня без сомнений, да еще не знаете правильного варианта слова «девчонки».
Они как раз миновали целующуюся парочку (у Клэр создалось впечатление, что зашли круг на десятый), и Салли ойкнул и тут же отпустил ее запястье.
– Извините, – виновато сказал он. – Я дикарь.
Клэр раздумывала секунду, а потом озарение пришло, как гром среди ясного неба. Тянется за прикосновениями, ничего не знает прошлом, при этом имеются деньги, чтобы посещать университет.
– Из Хейвена, что ли? – произнесла Клэр, едва дыша и чувствуя легкий укол, дыхание соперничества.
Самым необычным происхождением в нормальных обстоятельствах хвастала она.
Салли завернул за угол, и они вдруг оказались у главного входа. Клэр даже ойкнула. Они возвращались по той дороге, с которой она пришла, и тут – тяжелые ворота. Не иначе, магия.
– Какой Хейвен! – бодро и с прежней наглецой отозвался Салли, развернувшись к ней. – Док, ну вы-то не чудите. Такой же, как вы, посланец небольшой общины, где можно жить нормально, если у твоих родителей есть пара миллионов. Да, виноват, с детства не привык к этой гендерной чуши, но вы тоже, я знаю. Вас так не шокировало, как половину этих… стипендиарных выкидышей. Простите, выкормышей. – Он презрительно покосился на небо, и Клэр наконец-то рассмеялась и не могла остановиться, наверное, с полминуты, хохотала заливисто, пугая пролетающих мимо птиц и остатки студентов.
Салли сначала замер, а потом вторил ей, хрипло и низко. Полез в карман – оказалось, за сигаретами, и Клэр согласилась. Курила она в последний раз тоже дома, и даже там это казалось немыслимой роскошью. Несколько недель назад закрылись две фабрики. Натуральные наркотики стоили дорого и повсеместно заменялись искусственными.
– Я и по фону могу разговаривать, да, – сказал он, щелкая зажигалкой.
– Я тоже, – отозвалась Клэр.
– Я не хотел вас обидеть своими лозунгами. В новостях вычитал, потом начал следить за публикациями… Вы же ведете борьбу с пустотой, док.
Клэр пожала плечами, затянулась и едва не закашлялась. Мальчишки в ее детстве говорили, что делать этого нельзя, позора не оберешься. Клэр не была уверена в истинности этого заявления, но дым выдохнула с некоторым облегчением.
– Строго говоря, я не веду борьбу ни с чем, – пожала плечами она. – Я только подмечаю факты и указываю на тенденции, которые, к сожалению, не переломишь. О какой борьбе может идти речь? С подами? Не смешите меня.
Салли качнулся с мыска на пятку, снова вперед, и завис над ней, смешной и совсем не опасный.
– Почему ваша книга называется «Закат цивилизации»? И последняя заметка, док! Знаете, это тянет на статью. Вы над концепцией настоящего пола посмеялись, а мне лапшу вешаете, мол, я не знаю правильного синонима к слову «девчонки».
– А что, знаете? – искренне изумилась Клэр, уже даже не понимая, откуда вдруг из нее полезло гендерное и странное.
– Барышни, – уверенно сказал Салли, и она снова покатилась со смеху, откровенно радуясь, что, куда ни глянь, везде зеленая трава, никаких защитников общественного порядка, и даже приложения на фоне не стоит.
– «Леди»? – Салли наморщил лоб, будто изнемогая в попытках найти правильный ответ.
Клэр знала все эти слова, а еще вдруг вспомнила «флирт» и счастливых мать с отцом, поддевающих друг друга по поводу и без. Испугалась, что сейчас натворит что-то непоправимое, потому что для начала надо бы узнать, кто Салли по настоящему полу, потом вспомнить, что он студент, и дело явно того не стоит.
– Название навязал издатель, – выдала наконец она, совсем смутившись. – Чтобы лучше продавалось. Но у нас не закат. Да, активных жителей с миллиард, остальные в том или ином ключе… – Она запуталась в словах и отвела взгляд в сторону. – Конечно, мы не можем говорить о том, что остальные восемь миллиардов пассивны, они заняты активной нейродеятельностью. Но по факту они не выходят из дома, они почти никогда не участвуют в репродукции. Сами знаете. Или должны, по меньшей мере.
– Вы про Пекин забыли, – заметил Салли совсем тихо, и Клэр встрепенулась было, но он уже продолжал: – Док, слушайте, не читайте мне лекций, а лучше дайте адрес фона. Я вам позвоню, и мы встретимся. Тогда рассказывайте что угодно.
– Встретимся? – переспросила Клэр почти в панике.
– Конечно.
– Как студент и преподаватель?
– Нет, как парень и девушка.
Клэр хотела было запротестовать и сказать о правилах приличия, разнице в возрасте – да много о чем можно было напомнить, – но он уже тянул широкую ладонь вперед. Проще оказалось положить на нее фон и коснуться пальцами пальцев.
В баре играла негромкая музыка. Она неслась из динамика, подключенного к древнему смартфону. Атмосферно, ничего не скажешь. Клэр вглядывалась изо всех сил, но так и не поняла, заменены ли чипы в ахронном гаджете или нет.
Она вернулась к коктейлю и перестала регистрировать, что происходит по сторонам. Такое с ней случалось довольно редко: в мире, где все большее число людей переходило из активного состояния в активное бодрствование, ученый не не утыкался в фон или картинки в голове. Назавтра могли вымарать всю социологию как бесполезное и ненужное явление, поэтому Клэр только и делала, что наблюдала. Сначала, как в удобные поды с нейроуправлением переместились бедные слои наслоения, потом, как то же благо (по версии «Саникорпа») постигло средний класс. Революция .03 пришлась на ее взросление, а в четырнадцать лет Клэр уже соображала лучше многих. Когда-то психологи ввели понятие «докомпьютерный человек» и очень любили сравнить представителей этого вида с теми, кто не застал аналоговую цивилизацию. Теперь нужно было как-то делить людей еще на два подвида. Многие из ее круга, да взять хоть Джуда, называли их живыми и мертвыми, только Клэр такое деление не нравилось. Клэр видела многое: ее семья жила по-старому, в огромном доме, а детство и юность она провела в диалектической борьбе со старшим братом. Ее лучшая подруга в один прекрасный день не явилась на лекцию занудного русского профессора. Клэр обнаружила ее спустя несколько часов, Райли была подключена к новенькому поду. Глубокое погружение. Клэр выплакала все глаза, поговорила с ней однажды и больше никогда не принимала ее звонки.
Салли не появлялся, хотя и не опаздывал пока, и Клэр решила думать о чем-то научном, чтобы не разволноваться и не расклеиться. У нее мучительно не получалось, но она все равно бросалась мыслями к тезисам новой работы и заставляла себя вспоминать. К счастью, в сумочке чувствительно завибрировал фон. Клэр даже подскочила. На экране довольно улыбался Айзек.
– Йоу, что слышно?
– Ретроград чертов. – Клэр приложила фон к уху и, по привычке, настороженно огляделась.
Смеяться никто не стал, но молодая парочка укоризненно обернулась. Наверное, по чипу в голове. Зачем усилия, если можно картинки друг другу посылать.
– На себя посмотри! Как твое свидание?
Клэр вспыхнула и уставилась в коктейль. На дне беззащитно барахталась оливка.
– Айзек, ну о чем ты?
– Я о свидании, детка. Неужто ты вышла из тени?
Клэр схватилась за лоб. Она так не соответствовала, так выбивалась из всех норм наблюдаемого ей социума; любой настороженный взгляд указывал на это, подсвечивал все ее недостатки. Родителей рядом больше не было, и одобрять тоже было некому. Не осталось никого, кроме смешливого, язвительного Айзека, брата-погодки, разговаривающего на дикой смеси анахронизмов и пошлости и страдающего неизлечимой интроверсией.
– Слушай, я не на свидании, не надо придумывать, прошу тебя. Люди уже слово-то такое забыли, а язык определяет сознание…
– Док, вы что-то перепутали. Язык – зеркало сознания, и мы совершенно точно, определенно, стопроцентно на свидании.
От неожиданности Клэр уронила фон на стойку. Рядом с ней неизвестно как нарисовался ужасно высокий Салли. И даже цветы у него были. Клэр постоянно приходилось контролировать себя, и во взгляде парочки, одном на двоих, она тут же считала, насколько это старомодно.
– Здравствуй, – сказала она и взяла цветы.
Салли тут же устроился на барном стуле рядом и протянул фон:
– Вы договорите, а потом обязательно поделитесь, кто это. Муж там или бойфренд.
Клэр взяла гаджет, снова, как днем, коснувшись пальцами пальцев, сделала глубокий вдох и прервала поток ругательств, несшихся из динамика:
– Айзек, замолчи, пожалуйста. Я выронила фон от неожиданности.
– Детка, я смотрю, парень не промах. И дай-ка я угадаю твои следующие реплики. Можешь отвечать «да» или «нет».
– Айзек, послушай, я…
– Не убудет. Так, посмотрим. Ты, наверное, думаешь, что он тебя младше, студент и это все неприлично. А твой брат думает, что не стоит упускать возможность. Сама знаешь, когда мы живем, люди размножаются инкубаторами, полная совместимость возможна только на нейронном уровне и прочее бла-бла, которым нас кормит «Саникорп». Только вот в чем дело, «Саникорпу» не надо кормить девять миллиардов. Там же тоже люди, разобрали чудеса света себе, кто в Лувре живет, кто в… Короче, я загнался. Бери парня и не страдай попусту.
Всю тираду Клэр смотрела в бокал на оливку и благополучно продолжала краснеть. Последние отношения у нее были три года назад, да и то какие-то невразумительные. Джесси клялся на крови, что бросит ради нее под, она, разумеется, не верила, финал – вполне закономерен.
– Все знаю, – зловеще провозгласил Айзек, не дождавшись ответа. – Знаю все. Решила, что больше тебе ни счастья, ни нормального парня не светит, а теперь валяешь дурака и разговариваешь с братом! На что ты вообще время тратишь! У тебя там симпатичный нормальный парень. Живой. Не любитель подов. Да-да, я посмотрел его профиль.
– Айзек, твоя логичность может соперничать только с твоей привлекательностью, – бросила Клэр в трубку и отключилась под довольный смех.
Обвинение не было справедливым, но разговор и так затянулся. Клэр снова сделала глубокий вдох и обернулась к Салли. Тот заинтересованно размешивал коктейль трубочкой, слегка ссутулившись и нависнув над стойкой.
– Не муж и не бойфренд, – растерянно выдавила из себя Клэр.
Салли тут же вскинулся и уставился на нее любопытными черными глазами, заулыбался:
– Отличные новости, док, а то представляете, встретил девушку, а она болтает по фону с…
– Салли! – шикнула на него Клэр. – Я все понимаю, но…
Она не успела. Из стойки уже выезжала голографическая табличка. На этот раз – со вполне живым, а не автоматизированным представителем правопорядка на том конце. Салли попытался было что-то сказать (не прятался от ответственности, это почему-то оказалось очень приятно), но Клэр взяла ситуацию в свои руки:
– Офицер, у нас все в порядке, я биологически феминна, но мы больше не будем возмущать порядок, прошу прощения.
Усатый мужчина (впрочем, может, и женщина) посмотрел на них долгим взглядом, нажал на кнопочку где-то у себя на мониторе и отключился.
– Ой, – сказал Салли, и у Клэр сжалось сердце. – Док, предупреждение мне отправил. Ну и что, что вы деву… – Он тут же поставил свой стакан на место выезжающей панели, – девульгаризованы?
– Это комплимент? – уточнила Клэр, изо всех сил пытаясь не рассмеяться.
Салли наморщился, сжал губы – и зачем-то оперся щекой на руку, совершенно расслабленный и очень, очень большой:
– Он самый. Вы лишены всякой вульгарщины, док. И еще. Я ненавижу следить за языком.
– Я заметила, Салли. Мелет он у тебя всякую чушь.
– Док. Ну я же могу звать вас доком, правда?
– Профессор вполне подойдет. Учитывая, что у нас впереди курс лекций…
– И семестр свиданий. Нет, простите, в отходняк этого «дока».
От смущения Клэр наконец-то зарегистрировала происходящее вокруг, одним взмахом, росчерком. Рядом пил мужчина с внешностью какого-то древнего австралийского актера, методично проглатывая стакан за стаканом. Судя по спокойствию и настойчивости – то ли девушка, то ли друг отправились в под надолго. Удивленная парочка держалась за руки и уже, наверное, не обратила бы внимания на разговоры по фону: взгляд остановился у обоих. Одинокая женщина в ярком платье пришла в бар не в поисках знакомства: глаза у нее были прикрыты, и белок мелькал туда-сюда, лишь изредка останавливаясь.
– Под забарахлил, – сказал Салли очень буднично, и Клэр перевела взгляд на него. – Это просто. Платье не подходит ситуации, подключена к нетке. Дома, небось, бригада колдует.
– Семестр свиданий? – невпопад спросила Клэр, и Салли рассмеялся, поднял бокал.
– Давайте за это.
Клэр отсалютовала своим, пригубила; говорить было решительно не о чем, да не очень-то и хотелось. Дурацкая ошибка.
– Док, как мне вас звать?
– Зови Клаудией. Я вообще-то не совсем Клэр. Это второе имя, но сам понимаешь, картиночное сознание, сокращение слов… Почти привыкла.
Салли почему-то расцвел в улыбке, даже глаза засветились:
– Очень здорово, что вы разрешили. Замечательное ведь имя.
– А у тебя почему… – Клэр чуть было не брякнула «девчачье». – Такое гендерно-нейтральное?
– Родители боялись, что будут проблемы, вот и назвали. Мучаюсь, но живу. Я не отказался бы от Зандера или, на худой конец, Майка.
– Мне нравится, – просто сказала Клэр, и несостоявшийся Зандер на мгновение потупился.
– А что после семестра? – спросила она.
– Я не знаю, – пожал плечами он. – Может, поженимся, может, разбежимся. Но это будет замечательный семестр.
Клэр собралась ретироваться в сторону дамской комнаты. Она решительно не понимала, что говорить на такие вещи, и почему внутри тепло и щемит сердце.
За окном взвыли сирены, и два полицейских вломились в бар. Клэр и вздохнуть не успела, а Салли уже заламывали руки, читали права и, кажется, нотации.
– Да он студент! – возмутилась Клэр. – Послушайте, что происходит, зачем вы?!
Стражам порядка, впрочем, было наплевать на все. Клэр выбежала на улицу, и Салли все-таки крикнул ей:
– Не волнуйся! – пока его закрывали внутри машины.
Клэр не собиралась волноваться. Она с неясной решимостью собиралась разнести ближайший полицейский участок вдребезги, пока ей не отдадут взъерошенного какаду. Она вернулась в бар, расплатилась за оба коктейля, спросила у фона, как быстрее, пешком или ждать такси. Фон, конечно, предложил пешком. Тогда Клэр сняла каблуки, и пошла по мостовой, изредка сверяясь с направлением. Участок находился в миле с чем-то, и она добиралась минут двадцать, все это время старательно не думая о возрасте Салли. В конце концов, он пообещал ей семестр свиданий. Клэр Рейес собиралась взыскать по словесной договоренности и, возможно, влюбиться по уши.
По пути в участок Клэр вспомнила разом все истории про прекрасных принцев, явившихся из ниоткуда на своих замечательных белых конях. Прикинула, поняла, что не помнит фамилию Салли, немного расстроилась. Задалась вопросом, не установить ли хоть какую-то версию чипа. Не пришлось бы тратить время на доставание фона из сумки и поиски вручную. Глупое семейное предание гласило: выйдешь замуж только за того, чья фамилия не вызовет отторжения. Не то чтобы у Клэр было много возможностей проверить его правдивость, но три больших романа в картинку вписывались. Мама и бабушка в голос твердили одно и то же, и Клэр привыкла жить с этим знанием. А еще с пониманием того, что мир совсем не такой, как дома. К своим двадцати восьми она и вправду смирилась с тем, что никогда не выйдет замуж, не станет матерью и далее по списку. Можно было согласиться на какой-нибудь так себе вариант или прошерстить родную общину на предмет разводов, но она была влюблена там, давно и неправдиво. Голубоглазый красавчик оказался гендерно-феминным, так что пришлось двигаться дальше.
На лондонских улицах было тихо и спокойно. Осень золотила деревья, которые старательно не сдавали позиции, ветер гулял в кронах, и за пределами университетского городка Клэр вновь показалось, что мир пуст. Оттенок пустоты, впрочем, был красив и тепл. Мимо проехал одинокий робот-уборщик, невразумительно что-то пропиликал насчет босых ног и выплюнул пару удобных кроссовок. Клэр даже остановилась на мгновение, посмотреть на размер, потом долго думала, с каких пор уборщики возят с собой запасную обувь, сколько у них пар, откуда угадал. Все это было довольно странно. Впрочем, мостовая намывалась до такого блеска, что Клэр не раздумывала. Босиком по нагретому камню идти было очень приятно.
Навстречу шла пожилая пара, и Клэр задалась вопросом, получится ли у них так когда-нибудь с Салли. Как социолог, она знала, какие сказки сейчас рассказывают девочкам на ночь, и все-таки была благодарна матери за то, что слышала сама. Система инкубаторов для поддержания уровня трудоспособного населения стала прекрасным выходом, да только последние доктрины«Саникорпа», кажется, предусматривали прямое переселение с завода в под, если набор генов оказывался среднестатистическим. Слухи, конечно, но Клэр не сомневалась в том, что «Саникорп» и всех рожденных запихнул бы в под по тому же признаку. Впрочем, пока что законы предусматривали равные права, и общество в очередной раз училось толерантности. В последней работе Клэр окрестила ее «толерантность.03» по аналогии с числом революций, и название вроде бы прижилось, она слышала его в новостях сразу от нескольких коллег, в том числе – искусственного происхождения. Впору было ожидать очередного переписывания словарей. Количество вырощенных людей перевалило за критическую отметку, в обществе, каком бы то ни было маленьком, назревал коллапс. В школах над ними смеялись, на работе предпочтение отдавалось таким, как Клэр. Царила обыкновенная ксенофобия, которую начинал сметать праведный гнев. Вот уже и «искусственное происхождение» стало проникать в речь. Скоро пойдут перегибы.
Клэр все-таки сверилась с фоном (ей очень хотелось найти Салли поскорее), свернула на широкую улицу с живыми манекенами в сияющих витринах и прибавила шаг. Надо было начинать тренироваться. Не мертвая, конечно, но физическая форма оставляла желать лучшего.
– Клэр Рейес, – мягко позвала ближайшая витрина. – У нас есть прекрасное платье нужного размера, учитывая ваши покупки в прошлом, я делаю вывод, что вы купите его с вероятностью в семь… – Клэр привычным движением смахнула таргетированную рекламу, проведя рукой два раза вниз, мол, не показывать сегодня или когда бы то ни было.
Мысли скакнули к Айзеку. Клэр давно собиралась на него обидеться. Фотографии в нетке свидетельствовали, что выглядит он просто отлично, днями торчит дома, много работает. Московское образование по-прежнему было в цене. В общем, никаких причин для беспокойства, но встретиться все-таки хотелось.
Участок светился в сумерках истошным голубым, на стекле полз сразу десяток новостных лент и объявлений. Скрыть бы не получилось, как ни маши руками: каждое сообщение несло приоритетный значок «Саникорпа», стилизованный разноцветный шар. Преступлений в мире с камерами, конечно, быть не могло, случались они по глупости и недомыслию, но вот всяческие инциденты… На передней двери мерцал портрет злостного хулигана, толкнувшего трех прохожих.
Клэр пожала плечами. В общинах все же случалось разное, но всем противозаконным там занимались обыкновенные люди в обыкновенной форме. Тут хулиган сменился на Салли. Судя по цветности, тот был настоящим преступником. Третье предупреждение, хоть бы сказал, глупое создание. Клэр взлетела по ступенькам, представилась бесчувственному оку наблюдения, наврала, что послана университетом (а что, имела право, студента должен был кто-то выручать). Око нехотя пискнуло и пустило ее внутрь.
Остальные проверки (их было шесть, включая осоловелых дам, наполовину погруженных в под-сон) Клэр проскочила легко. Размахивала удостоверением и кричала о своих исключительных правах. Добралась наконец-то до нужного зала и выдохнула с облегчением: какаду был весел и выговаривал полицейским. Клэр только в этот момент поняла, что у сердце сбоит прошивка, оно стучало адским набатом, отдавалось в ушах, висках, никак не желая противодействовать выбросам адреналина.
Какаду увидел ее, смешно и неловко махнул крылом, и чертов протез разошелся еще сильнее. Клэр сделала глубокий вдох, подавила панику: не та
настройка, убить протез не способен, – и задержала дыхание. Ей с детства были известны всякие приемчики, вроде этого, насытить кровь углекислым газом и унять свое несовершенное сердце. Генетическая аномалия, которую поколение за поколением довольно успешно нивелировали при помощи мода. Деда Клэр даже прозвали Железным Феликсом, потому что у него оказались спротезированы обе руки и правая нога (производственная травма), и она долго искала, откуда пошло такое странное прозвище. Разве железяка может быть счастливой?
Ее, впрочем, была. Клэр аккуратно постучала в стекло, потом приложила к нему удостоверение, и один из полицейских открыл дверь.
– Здравствуйте, меня зовут Клэр Рейес.
– И вместо сердца у нее – пламенный мотор, – брякнул Салли.
– Этот человек опять вас оскорбляет, – заключил усатый полицейский.
– Ты подумай, Джей, сколько денег они тратят на то, чтобы сделать пропуск, – протянул второй, не выпуская из рук удостоверение Клэр. – Это, наверное, синтетика настоящая!
Клэр не стала уточнять, что это была настоящая кожа. Университеты позволяли себе и не такое. А защитники прав животных дискуссию, в основном, вели из подов и помешать никому не могли.
– Господа, я преподаватель этого человека. Вся его вина в том, что он достаточно поздно выбрался из своей родной общины и не привык к общению.
– Доктор Рейес, – начал было усатый, но она и слова не дала ему вставить:
– Дослушайте до конца, все документы перед вами. Я проведу с ним курс по гендерно-нейтральной лингвистике. Передо мной нарушения нет, перед обществом оно сомнительно. Другой вопрос, что те, кто раньше сталкивался с этой проблемой, не приняли мер. По законам общины Салливан еще несовершеннолетний, поэтому я забираю его, причем немедленно.
– Точно, доктор дело говорит, – наконец отвлекся от удостоверения второй полицейский, – смотри, в этом его Хейвене совершеннолетие не как у всех, а доктор, похоже, дело знает, Чак, ну давай отпустим эту гендерную неразбериху, всем же лучше будет.
Усатый вздохнул, перевел взгляд с какаду (тот хохлился и смотрел в пол) на Клэр, нахмурился – и вот уже под стеклянному экрану бежали заветные слова и цифры.
– Большое спасибо, – сказала Клэр, протягивая руку какаду. – Мы, пожалуй, пойдем, я занесу на выходе рапорт о вашей похвальной работе.
Полицейские просияли, и Клэр порадовалась, что родители заставили вызубрить не только внутренний кодекс их общины, но и «Правила поведения во внешнем мире». Первым там шло милейшее утверждение, что любой объект или субъект враждебен или опасен, если не сказано иного, а вторым – что данного субъекта или объекта необходимо расположить себе. Клэр поежилась от неприятных воспоминаний (правила шокировали всю их разношерстную компанию), развернулась и пошла через анфиладу электронных дверей, распахивающихся перед ней заблаговременно. Какаду радостно потопал вслед. Уже на пороге их догнал усатый, отдал забытое удостоверение.
Выйдя из участка, Клэр вдруг поняла, что до сих пор босиком, а туфли так и цепляются каблуками за ремень сумочки. Без каблуков разница в росте казалась совсем удручающей. Впрочем, не собирался же он ее целовать прямо здесь! Иначе дела их обстояли совсем нехорошо, да и фамилия у Салливана была не то чтобы очень, Рэнд.
– Клэр, – позвал Салли, солнечно улыбаясь. – Клэр.
Она хотела откликнуться, но он согнулся, кажется, вдвое и все-таки ее поцеловал. Она ждала, когда взвоют сирены, и усатый примчится задерживать их как нарушителей какого-нибудь порядка. Ничего не случилось, и тогда она встала на цыпочки, обняла Салли рукой за шею и ответила на поцелуй. В этом не оказалось ничего постыдного или неправильного, обычный очень, очень сладкий поцелуй, и он наконец выпрямился, придерживая ее за талию, и она взмыла в воздух, а ради этого стоило ждать всех самолетов мира и те одинокие сорок минут до участка.
