Buch lesen: «Шахматы для одного»

Шахматы для одного

Часть первая. В начале было…

От автора

Никогда не сталкивалась с задачей более сложной, чем написание предисловия. Вы взяли книгу с книжной полки, но значит ли это, что вы обязательно ее прочтете? Нет, вы откроете ее на первой попавшейся странице, пробежитесь глазами, и только тогда определите для себя, что стоит сделать дальше с книгой – поставить обратно на полку или прочесть от корки до корки. Одного увиденного слова хватит, чтобы вы судили произведение автора, вершили его судьбу. Слово обладает огромной силой, о которой мы порой даже не задумываемся. Так как же создать такое предисловие, после которого у вас возникло бы не просто желание прочесть всю книгу, но вы почувствовали бы в этом острую необходимость, потому что увидели в ее строках что-то родное и близкое для себя? За многие годы писательского опыта мне стало определенно ясно одно – лучшие помощники автора – честность, искренность и открытость. Дорогой друг – читатель, я, следуя этому золотому для меня правилу, буду говорить прямо. Я бы хотела, чтобы эта книга не только скрасила пару ваших вечеров, а чтобы она побудила в вас мыслительный процесс, чтобы она воодушевила вас на подвиги, вселила в вас надежду, обогатила ваш внутренний мир, чтобы она оказалась вам полезной.

Глава 1.

Теперь я снова намерен взяться за перо

и стать самым узким из всех узких специалистов –

так называемым человеком широкого кругозора.

Это не парадокс парадокса ради,

в конце концов, жизнь видишь лучше всего,

когда наблюдаешь её из единственного окна.

Ф. С. Фицджеральд

Приступая к описанию произошедших событий в нашем весьма заурядном городе, мой дорогой читатель, я вынужден начать издалека из-за одного лишь удивительно-поражающего и ежедневно-бытующего факта. Дело вот в чем, подобные рассказы привыкли считать выдумкой и созданием совершенно типичном в своем роде, ничем не примечательным (что, разумеется, ранит душу рассказчика) и, самое великолепное, полагают, что все написано исключительно ради забавы. Дорогой читатель волен воспринимать эту историю как ему будет угодно, однако, не желая оказаться в столь конфузном положении, я прошу вас отнестись к повествованию серьезнее. Но, не смею более отвлекать вас своей пустой болтовней – пора за дело приниматься.

Знакомство мое с семьей Трубецких произошло при весьма обычных обстоятельствах, так что едва ли стоит рассказывать об этом публике. Необходимо сказать, что некоторую странность, а лучше выразиться, особенность этой семьи я заметил не сразу, настолько радушными и приземленными они показались мне в первые дни встречи.

Петр Алексеевич Трубецкой – человек старых порядков, дворянская голубая кровь текла по его венам и, кажется, промочила кости головного мозга. Изысканные манеры, которым раньше обучали годами и которые с таким трудом приживались в молодых людях, родились вместе с ним – прямая спина, положение рук, приподнятая голова, всегда безупречный костюм. Подавать руку даме, красиво говорить и вдумчиво молчать – все это выходило у него так легко и естественно, что ты невольно чувствовал, как оказывался в прошлом веке и вел себя, точнее пытался вести себя так же, как и этот поразительный мужчина. Брал Петр Алексеевич не только высокой степенью воспитанности, но и внешностью, безусловно, привлекательной: высокий открытый лоб, приподнятые черные четкие брови, опущенные близко к носу; широкие скулы и тонкие губы уголками вниз; глаза карие и взгляд орлиный, такой, что способен за секунду заставить все внутренности собеседника переворачиваться (отсюда, кстати, и нежелание всех при разговорах с Петром Алексеевичем смотреть ему в глаза). К слову сказать, вышел один случай лет десять назад со старшим Трубецким: был он на ужине у некой знаменитой леди по поводу ее именин. Там, конечно, собралось приятнейшее общество: политики, полицейские, врачи, журналисты, как и полагается перед большим празднеством. Среди этих лиц нашелся один священнослужитель, с которым у Петра Алексеевича завязался не то спор, не то просто разговор о религии и вере. В разгаре диалога несчастный священник, не найдя ответа на острое веское слово Трубецкого, кинул оппоненту пламенный взгляд, который был встречен прямым глубоким уважением с примесью снисхождения в глазах Петра Алексеевича. Испуганный священник увидел в глазах Трубецкого дьявола во плоти, чуть было не сошел с ума и через неделю в день святой Пасхи не пустил в церковь. «Пренеприятнейшая история» – плюясь и фыркая, вспоминал Петр Алексеевич. Позже, мой читатель, ты поймешь нелепость всей ситуации и посмеешься вместе со мной.

В семье Трубецкого росло четверо замечательных деток: три девочки и младший мальчик. Жена его, Александра Михайловна, в девичестве Остальцева, любила детей без памяти и заботилась о них много больше, чем о муже, этот факт воспринимался супругом абсолютно спокойно, так как он сам достаточно часто утопал в заботах о детских нуждах, не оставляя сил на жену. И я смело могу утверждать, что не видел брака столь же удачного и гармоничного как этот. Оба супруга души не чаяли друг в друге и,знаю точно, никогда в жизни не находились друг с другом двадцать четыре часа в сутки, их всегда разделяли или рабочие дела, или друзья, или дети. «Неужели необходимо человеку чтобы жена то и дело маячила перед его глазами? – сидя в своем кожаном кресле и потягивая трубку, удивлялся Петр Алексеевич, – Все это чушь, что смысл брака в постоянном нахождении двух людей вместе неразлипно, как жвачка и персидский ковер. Разве кто-нибудь захотел бы потом такую жвачку? Совершенно верно, такую гадость не станет жевать последняя собака на улице. А ковер ничем не лучше жвачки, он вроде бы все еще персидский, но уже с дефектом, и относится к нему, как к дорогой вещи не будут, а привычки у него остались барские. И выходит, что кроме убытка и расшатанной нервной системы они друг другу ничего не принесли. Вот вам, дорогой мой друг, чья участь больше подходит ковра или жвачки? Вы бы кем предпочли стать? – прищуриваясь, спрашивал Трубецкой и выпускал дым, который тут же заполнял свободное пространство между головой Петра Алексеевича и потолком, я качал головой, – А, – хитро протягивал он, – Видите, не блестящие перспективы. Так умнее же надо быть и разлепляться с супругой. А если вам необходимо находится с ней только для того чтобы контролировать ее поведение с другими особями мужского пола и разговоры с подругами, то можете купить в магазине маячок, прослушивающее устройство и мозги, – смеялся Трубецкой и снова делал большой вдох табачного дыма, – ибо большего глупца я не встречал!».

Рассуждения Петра Алексеевича были довольно наблюдательны и остры и как нельзя точно совпадали с представлениями о браке Александры Михайловны. Но я смею заметить, что даже если супругу Трубецкого вдруг постигла участь жвачки, она бы не потеряла своего очарования.

О красоте и очаровании бывшей жены Петра Алексеевича в нашем городе ходили легенды, и, когда мир узнал о ее помолвке, многие парни просто сошли с ума. Она была сложена прекрасно – остро прочерченная талия, высокая грудь, стройные ноги, непременно спрятанные под юбкой в пол. Ее восхитительное лицо обрамляли всегда убранные в пышную прическу длинные темные волосы, глаза цвета точно такого же, как у супруга, смотрели на вас с любовью и доброжелательностью. Надо думать, что в крови Трубецкой текла кровь не только славянская, но и восточная, что и делало ее такой обворожительной. Характер у нее был простой и понятный, ум ясный и острый, образование – высшее, а мудрости многим больше, чем у супруга, который, помним, являлся человеком преумнейшим. Словом, идеальная жена, и она досталась идеально подходящему для нее человеку. Благодаря хозяйке в большом доме Трубецких всегда было тепло и уютно и никогда одиноко, поэтому он чаще всего был полон гостей – приходили родственники, друзья, близкие и не очень, друзья друзей, и всем были здесь рады. Петр Алексеевич окружал свою семью только надежными и порядочными людьми, другие на пушечный выстрел не смели подойти к их особняку.

Но вернемся к детям, потому как ради них и затевалось мое повествование. Старшую дочь звали Евгения, она была прехорошенькая и никак не соответствовала генам родителей. Светловолосая, зеленоглазая, она больше походила на мать своего отца, который с первого взгляда понял, в кого уродилось дитя, и с плохо скрываемым ужасом ждал, когда проявится характер бабушки. Не подумайте, читатель, что Петр Алексеевич не был доволен своей матерью, он любил ее всем сердцем, но «нельзя отрицать, что характер у нее был не самый лучший». Стараясь избежать такой участи для первой дочери, Трубецкой проводил с ней как можно больше времени, воспитывая так, как не воспитывали его мать. К счастью, отцу удалось победить в тяжелой схватке с биологией, и дочь росла послушной, но иногда система давала сбой, и приходилось читать нравоучения юной леди.

Вторая дочь родилась ровно через десять месяцев после первой и была как две капли воды похожа на отца, чему он нарадоваться не мог. Ольга, а именно так назвал ее Петр Алексеевич (имя для первой малышки выбирала Александра Михайловна), красотой еще в детстве обещала превзойти родителей: темные пышные волосы, всегда заплетенные в длинные косы, темные глубокие глаза, в которых читалась строгость и осознанность, превосходно сложенная фигурка была легка и резка в движениях. Ольга была очаровательна и, кажется, родилась уже воспитанная. Ей ничего не приходилось объяснять, она как будто видела, как делают родители и сестра, и повторяла за ними. У Петра Алексеевича было мало времени теперь для воспитания дочери, поэтому Ольгой занималась только супруга. Но, кажется, смышленая девочка всегда понимала, что отец любит ее немного больше, чем Евгению, и никогда не упрекала его в постоянном отсутствии. А, может быть, Петр Алексеевич, понимая, что есть любимый ребенок, чтобы не обидеть другую стал реже появляться в детской. В любом случае, Александра Михайловна все понимала и поддерживала супруга, так же как и он ее.

Через два года они решили, что в семье не хватает мальчика, однако родилась Юлия. Девочка была похожа на свою тетю по маминой линии, черты лица породы Остальцевых – острый подбородок, черные брови домиком, кудрявые волосы каштанового цвета. Как и старшая дочь, Юля была мало похожа на родителей, так что едва ли можно было решить, что все три девочки – дети этой молодой пары. Петр Алексеевич и Александра Михайловна не могли не нарадоваться на свой счастливый брак.

Прошло десять лет с момента рождения первой дочери прежде чем Александра Михайловна родила Петру Алексеевичу наследника, хотя не совсем понятно, что именно должен был унаследовать мальчик от своего отца, но Петр Алексеевич первые три года называл сына только «наследником» и никак иначе. Василий Петрович рос в обществе дам, но имел с самого детства характер сильный и крепкий, характер истинного мужчины. Отец обучал его всему, что умел сам, начиная ремонтом часов и заканчивая актерским мастерством. Так что к семи годам парень уже водил автомобиль, не позволял себе сидеть, когда дама стоит, знал, что курить плохо, но отцу можно, и великолепно говорил по-французски. О внешности Василия, думается мне, не стоит много говорить, он был истинным сыном своей матери – ее глаза, ее нос, ее губы. Как и все мальчики в подростковом возрасте Василий был немного непропорционально сложен – худощавые тело держало на себе большую голову, но крепкие ноги обещали рост мальчика как минимум сто девяносто сантиметров.

Такой гармонии в семье, какая была в семье Трубецких, могут позавидовать даже Ростовы и Болконские. Воспитание проходило по одному и тому же плану все четыре раза, по характеру дети получились совершенно разные, но гармонии в семье это не убавило.

Однако, читатель, история, о которой я хочу вам поведать началась, когда Евгении Петровне исполнилось двадцать четыре года. Тогда будучи студенткой юридического университета, на последний год своего обучения она, используя всю силу своего дворянского характера, после долгих уговоров и убеждений в собственной самостоятельности твердого и заботливого отца, была отправлена в университет Лос-Анджелеса. Заканчивала она, разумеется, с красным дипломом и без малейшего желания работать по полученной и прежде такой желанной профессии. Впрочем, в возрасте двадцати пяти лет она должна была бы принять наследие отца и встать на его место в компании, но эта судьба никак не отвечала свободолюбивой и непостоянной натуре Евгении. Там, за пределами родной страны, она рассчитывала найти что-то естественно принадлежащее ее душе, и так увлеклась этим, что не появилась дома за целый год ни разу. Беспокойные родители приняли решение отправить погостить к сестре двух младших дочерей, а такие гости, как известно, могут неосознанно, но крайне полезно сыграть за команду старших Трубецких. Ольга, разумеется, угадала истинную цель своего путешествия на выпускной к старшей и любимой сестре.

Я зашел в дом Трубецких как раз в день отъезда юных красавиц.

– Должно быть, я не вовремя, Александра Михайловна, – сказал я, стоя посреди гостиной в их загородном доме.

–Нет, нет, дорогой друг, – с присущей искренностью и некоторой усталостью в голосе произнесла хозяйка, – Мы всегда вам рады. Присаживайтесь, девочки собирают вещи, а Петя, – Александра Михайловна внезапно замолкла, но некоторое время еще губы ее шевелились, она прочистила горло и продолжила говорить так же неожиданно, как и закончила, – Петр Алексеевич в гараже. Вам чаю или кофе?

Александра Михайловна проводила меня в гостиную и усадила за стол причудливой геометрической формы из увесистого благородного дуба. Поверхность дерева была отшлифована и залакирована, блики от света старинной люстры играли на крышке и резных ножках стола.

– Не стоит вам беспокоиться, я просто зашел посудачить с вашим супругом.

– Разве вам приходилось когда-нибудь судачить без чашки зернового кофе, недавно привезенного мной из далеких стран Африки? – кокетничая, Александра Михайловна поставила на плиту турку.

– Вы, правда, привезли его из Африки?

– Конечно, – повышая голос, ответила хозяйка, – конечно, нет! Девочки ездили утром за покупками, ручаюсь, они не схватили первый попавшийся.

Александра Михайловна угостила меня булочками, которые она также лично не испекла. Мы завтракали и смеялись.

Прошло около получаса, когда в проходе мелькнула здоровая фигура старшего Трубецкого.

– Рад тебя видеть, Мюнзаузен! – загромыхал из коридора басистый голос моего друга.

– Петя, он много раз просил так не называть его, – Александра Михайловна плавно вышла из-за стола и направилась навстречу мужу.

– И я рад, председатель, – протягивая руку, отвечал я.

– Вижу, вы уже позавтракали, – оглядывая гостиную, произнес Петр Алексеевич, – Что тебя привело в наш дом?

– Я уже заметил, что явился не вовремя, и мне следовало прийти позже, однако ваша очаровательная жена настояла на моем присутствии здесь.

– И была совершенно права, – перебил меня хозяин дома, – Ты очень кстати, составишь мне компанию, чтобы мне, старику, не было возможности разрыдаться, когда я посажу девочек в самолет.

–Ты вовсе не старик, – улыбнулась Александра Михайловна и поцеловала супруга в щеку, – Но годы берут свое.

В доме Трубецких улыбка никогда не сходила с моего лица. Послышались легкие шаги маленьких быстрых ног, они направлялись в нашу сторону. Через считанные секунды перед нами образовалась маленькая и прехорошенькая Нэнэ (так еще в раннем детстве прозвали Юлию). Она прошла в гостиную, поцеловала мать и бухнулась в кресло, стоящее около меня.

– Пап, мы готовы, – пропела она своим тонким голоском и повернулась ко мне, – Здравствуй, барон!

– Привет, Нэнэ!

– Ты едешь провожать нас? – хитрым огнем запылали зеленые глазки Юлии.

– Да, Юлия, он едет с нами, но это не значит, что ты можешь стоить глазки человеку, который учил тебя читать, – укоризненно посмотрел на нее Трубецкой.

– Не говори глупостей, папочка, – отмахнулась Нэнэ, – мы ждем вас в машине, – она послала нам воздушные поцелуи и вышла из гостиной.

– Что ж, дорогая, значит, нам пора, – Петр Алексеевич обнял супругу, а затем хлопнул меня по плечу, как бы призывая идти за ним.

Я уже собирался переступить порог известного дома, как меня окликнул женский голос. Я повернулся. Наверху лестницы с чемоданом в руках стояла старшая сестра Юлии. Ее слегка вьющиеся длинные темные волосы были откинуты назад, так что я мог увидеть прекрасное лицо с выраженными скулами и карие глаза, которые смотрели прямо в мои. Ольга степенно спускалась по лестнице.

– Приятно видеть вас здесь! – обворожительно улыбнулась мне Ольга, спускаясь.

Я быстро взлетел по лестнице вверх и забрал у нее чемодан.

– Это случайно вышло, я зашел к твоему отцу поболтать.

– Знаю я, о чем вы болтаете, – подмигнула Ольга, хотя она не знала ни одной темы наших разговоров с ее отцом, – Отец…

– Он уже ждет нас в машине, – опередив ее вопрос, отвечал я.

Спускаясь по закругленной лестнице и направляясь к машине, мы обсуждали, как различаются культуры Европы и Америки, как подобрать чемодан к лимонным балеткам, и к чему, в конце концов, приведет внешняя политика государства. Клянусь, я едва ли встречал более милую и умную девушку, разве что ее мать обладала непревзойденными талантом обескуражить и внешностью, и интеллектом.

– Барон, в багажник сумки поставишь, – высунувшись из окна автомобиля и щурясь от солнца, пропела Юлия.

– Как скажите, мисс, – подмигнул я и приступил к выполнению задания.

Раздался звук закрывающихся дверей гаража, и большая мужская тень побежала вслед за хозяином по широкой каменной дорожке.

– Не успел я сделать два шага от машины, как вы уже составили целый список дел нашему гостю, – подойдя к нам, сказал Петр Алексеевич и принялся мне помогать с укладкой.

– Отец,– обратилась Ольга, которая стояла по правую сторону от меня, – мне сесть за руль?

– Не стоит, Ольга, – Трубецкой захлопнул багажное отделение и открыл дверь в салоне для дочери, – сегодня тебе еще понадобятся силы.

Когда все уселись, Петр Алексеевич повернул ключ зажигания, машина заревела, сорвалась с места и помчала нас туда, где люди могут летать.

Глава 2.

Так сладок мед, что, наконец, он горек.

Избыток вкуса убивает вкус.

В. Шекспир

Удивительная вещь сны! Кто и когда мог бы сам решить, что ему сегодня приснится? Я сам не раз пытался настроить свое подсознание на необходимую мне волну, даже иногда выходило, что мне снилось желаемое, но все это не больше, чем элементарные совпадения. Человек чрезвычайно любит разгадывать загадки, и, наверное, природа обеспокоилась этим, решив составить пару- тройку головоломок, которыми люди смогут баловаться, по меньшей мере, до скончания времен. Однако, комично так выражаться, потому что ответ и на вопрос – когда наступят эти "скончания времен " и наступят ли вообще- природа тоже заточила в сундук с табличкой " секрет ".

В ночь перед поездкой в Лос-Анджелес, в ночь перед моим последним приходом в дом Трубецких, Ольге снился аэропорт. Они с Юлей уже сидели в зале ожидания, смотрели на снующих туда-сюда людей. Крупными мазками ее подсознание рисовало картины подсадки на рейс и взлета самолета. Среди серых костюмов и уставших лиц ей запомнилась улыбающаяся мордашка мальчика лет двенадцати с короткими каштановыми волосами, торчащими к верху, ясными и яркими зелеными глазами, которые приковывали к себе. Курносый нос парнишки и простая одежда, висевшая на его тоненьком теле, заставляли ждать ребячества и озорства, но осанка… Осанка всегда выдает людей! Его худые плечи смотрели в пол.

Полет продолжался не больше, кажется, минуты, как началась безумная тряска, поднялся шум, самолет наклоняло то влево, то вправо, пока не стали с верхних полок сыпаться сумки и падать на головы. Все виделось Ольге мутными пятнами, кроме того мальчика. Он встал со своего места, подошел к аварийному выходу, посмотрел на салон самолета так, как будто бы он знает, как всех спасти, – взглядом мертвым и добрым. Дверь перед ним вырвало от сильного толчка, в следующую секунду мальчика в самолете уже не было. Выпрыгнул!.. Сон прервался, и это было лучшее, о чем могла просить Ольга.

В то самое время, когда она упаковывала последние вещи для поездки, я уже сидел в гостиной дома.

Если мой читатель когда-либо бывал в аэропорту, то, наверняка, помнит эту душную атмосферу толкотни локтей и приятное ощущение только что проехавшегося по ноге колеса чемодана. А дурманящий запах кофе, захватывающий все свободное пространство? Разве это не самое чудесное и восхитительное место для возникновения желания больше никогда никуда не летать, а путешествовать только на собственном транспорте?

Когда мы припарковали машину недалеко от входа в одну из дверей аэропорта Шереметьево, был уже второй час дня. Солнце раскаляло устланный машинами в квадрате километр на километр асфальт.

– Не знала, что снимают еще одну часть Трансформеров, – захлопнув дверь и осмотрев парковку, сказала Юлия.

– Спасибо, пап, – поблагодарила Ольга, -Дальше мы сами справимся. Вам не обязательно идти в зал. Регистрация заканчивается через полчаса, мы все быстро пройдем и позвоним перед посадкой.

Вытащив сумки из багажника, Петр Алексеевич крепко обнял своих дочерей, пожелал им удачной дороги, дал с дюжину важнейших напутствий, как и полагается примерным отцам. Распрощавшись, девочки двинулись в сторону стеклянных крутящихся дверей. Серый зал аэропорта кишил людьми, они бегали туда-обратно в поисках нужных им регистрационных стоек. Кажется, все до одного в этом здании потеряли какую-то важную вещь и отчаянно старались ее найти, именно поэтому так пристально смотрели в пол, а не вперед. Их хмурые лбы отображали вселенскую печаль и проблемы правителей мира. Стуча черными, серыми, коричневыми каблучками, мужчины и женщины перебегали из одного зала в другой, с одного этажа на другой, кричали друг на друга, били друг друга, прятались друг от друга среди других прячущихся людей. Была пара смеющихся лиц, но ее унесло очередной волной провожающих. Среди пестрой и унылой толпы, разливающейся по всему данному ей пространству, Ольга заметила знакомое личико мальчика, его плечи смотрели в пол, нос вверх, а глаза вперед. Это был тот самый мальчик из сна. Мелкая дрожь пробежала ее лицу, она пошла навстречу этому мальчику, сама не зная зачем. Мальчик был не один, на руках он держал маленькую девочку, а позади него плелся большой мужик, небритый и злой. Он громко ругал мальчика, девочка от его криков периодически плакала, но мальчику удавалось быстро ее успокаивать. Ольга подошла близко к мужчине, который был их отцом (не может же взрослый человек называть незнакомого мальчика сыном).

– Почему вы так грубо разговариваете со своими детьми? – выпалила она без всяких слов приветствия и пожеланий доброго дня.

– Не твое дело, – рявкнул отец ребят и пошел по своим делам, продолжая ругать за что-то сына.

– Извините его, – мальчик посмотрел своими добрыми и взрослыми глазами на Ольгу, улыбнулся и побежал вслед за отцом, который пошел не в ту сторону.

– Странно все это, – пробормотала Ольга.

Но я ничего странного в этом, честно говоря, не вижу.

Регистрация прошла быстро, быстро самолет преодолел расстояние между Москвой и Лос-Анджелесом, быстро пролетели двенадцать часов в небе. Посадка была мягкая, особенно для тех, кто ее проспал, и в таком полусонном состоянии сестры вывалились из душного белого самолета в полный радости незнакомый аэропорт. Все здесь было по-другому: стены, полы, потолки, кресла, двери, люди. И все это отвлекало нас от происходящего.

В центре зала стояла очаровательная пара. Молодая девушка с русыми кудрявыми волосами по пояс в синем платье обнимала высокого черноволосого парня в брюках и пиджаке с заплатками на локтях. Это была старшая дочь Трубецких с человеком, о котором она в своих редких сообщениях всегда говорила. Ольга и Юля, заметив их, ускорили шаг навстречу. Пылкие объятия, радостные приветствия, расцелованные щеки и носы потрясли всех встречающих своей необыкновенной громкостью. Вдоволь наобнимавшись, девочки обратили внимание на стоящую рядом и ожидающую мужскую фигуру.

– А кто этот симпатичный молодой человек? – сверкая глазками, спросила Юля.

– Это Джек. Джек, это Ольга и Юля, – улыбаясь от уха до уха, ответила Женя, прижимаясь к правой руке парня.

– Приятно, наконец, с тобой познакомиться, – Ольга протянула руку и приветственно пожала ладонь Джека.

– Девочки, дом вас ждет.

Женя торжественно вручила Джеку все сумки сестер, подхватила девочек под руки, встала между ними, и они вместе поскакали к машине, громко болтая и неустанно смеясь.

– Оля, студенческий совет и декан нашего факультета попросили меня организовать выпускной бал в стиле самых пышных и роскошных балов девятнадцатого века в России, – сообщила Женя, повернув свою кудрявую голову в сторону заднего сидения.

– И зачем декану твоего университета нужен бал? Да еще и такой, которого не было уже два века? – удивилась Юля.

– Как же ты не понимаешь? – воскликнула Евгения, – Это огромная возможность обменяться национальной культурой, погрузить их в атмосферу.

– Это прекрасно. Тебе нужна моя помощь? – спросила Ольга и продолжила смотреть на меняющиеся картинки за окном.

– Нет, вообще-то я уже все сделала и все приготовила. Необходимо добавить только две детали, – Женя хитро посмотрела на сестер, и голос ее стал выше.

– Какие еще детали? – подозрительно спросила Юля.

– Вас, девочки! – радостно объявила она.

Младшая Трубецкая вскрикнула от восторга, а Ольга шумно и недовольно выдохнула.

– И когда будет этот бал?

– Завтра, – коротко ответила Евгения.

– Завтра?! – переспросила Юлия и захлопала в ладоши.

– Завтра… – тихо и грустно повторила Оля и продолжила наблюдать за дорогой.

Тем временем автомобиль уже привез их к крыльцу двухэтажного кирпичного дома, который принадлежал семье Джека Дейли. Женя собиралась снять его на время своей учебы.

Кирпичный дом цвета дерева стоял на окраине Лос-Анджелеса. Сделанный в готическом стиле, с четырьмя острыми крышами и небольшими колонами при входе, он занимал почетное место в памятниках архитектуры города. Дом был окружен клубами с самыми разными цветами. Внутри все было чисто и светло, много света и воздуха. Женя перенесла в этот дом все тепло, которое Александра Михайловна вкладывала в своё хозяйство и свою семью. Все тут дышало заботой, любовью и новыми делами. Словно трое великанов, три широких дивана, обтянутых темно-коричневой кожей, сидели покоем в центре ярко-белой гостиной, уставившись на квадратный молодой стол-трансформер. Белый стол был низкого роста, и, вероятно, очень боялся великанов и огромного многоярусного круга над своей головой, которого мы с вами называем люстрой. Круг образовывали сцепившиеся за руки двухцветные цилиндры, люстра свисала довольно низко и диаметром была не меньше метра. За диванами в нескольких метрах стоял камин из белого камня, на своих плечах он гордо хранил семейные фотографии в разноцветных рамках. Женя с сестрами, совсем малышками, сидит у папы на руках, и три пары их круглых глаз испуганно смотрят в камеру, тут же и фотография школьного выпускного, вся семья вместе. Четыре черно-белых снимка с Женей и Джеком на конной прогулке, и еще несколько портретных фотографий старшей Трубецкой. Около камина лежал пушистый, словно персидская кошка, ковер, и все называли его персидским, хотя на самом деле он был очень американским. Но ковер не обижался, он вообще не задумывался о своем происхождении, просто лежал и смотрел на огонь, играющий в камине. За камином комната делалась на две части, справа располагалась кухня с множеством шкафчиков и овальным деревянным столом для готовки и больших пиршеств, а слева во всю стену зеркальный шкаф и лестница на второй этаж. Все пять спален и две ванные комнаты находились наверху. Эта стандартная планировка европейских домов оказалась по душе новой хозяйке.

Женя и Юля отправились на кухню, а Джек и Ольга, увлекшись беседой, остались в гостиной, даже не заметив отсутствие девушек.

– Подай соковыжималку, – попросила Женя, указывая на один из шкафов взглядом.

Юля поспешно открыла дверцу и, фыркнув, произнесла негромко:

– Зачем тебе в доме эта штука? Неужели нельзя в кафе сока попить?

Женя взяла из рук сестры аппарат и, нежно улыбаясь, ответила:

– Мы же сейчас не в кафе, а сок будет.

Она стала очищать фрукты и аккуратно складывать их в ёмкость. Юля застыла на несколько минут, наблюдая за ловкими движениями рук сестры, а потом выпалила:

– Он милый.

– Банан? – усмехнулась Женя.

– Банан… Джек! – крикнула Юля и быстро закрыла рот рукой, испуганно оглянувшись и убедившись, что ее крик не привлек лишнее внимание,– Он говорит по-русски?

– Да, как ты на французском, – посмеялась Женя, – Мы чаще разговариваем на английском. Кстати, ты хорошо преуспела в изучении языка. Два года назад уровень знания и владения языка был так себе, а сейчас говоришь быстрее меня.

– Два года назад многое было по-другому, – задумчиво протянула Юлия.

Женя вздрогнула и напряженно спросила, отведя взгляд от сестры:

– Как отец?

– Как отец, – пожала плечами младшая Трубецкая, – не меняется. Ждет тебя. Семейное наследие и все такое…

– Я знаю, поэтому и стала реже звонить. Семейное наследие, – обреченно повторила Женя и приказала, сунув сестре поднос с обедом, – Отнеси это на стол.

Юлия подхватила поднос и, пританцовывая, отправилась в гостиную, где разгорался серьезный разговор между Джеком и Ольгой.

– Получается ты говоришь на английском, русском, французском, итальянском, испанском, – загибая пальцы, перечислял Джек, восхищенно глядя на Трубецкую.

– Латыни, – дополнила Ольга.

– А зачем тебе латынь? – поразился Дэйли.

– Для работы, я же юрист.

Джек хитро растянул губы в улыбке.

– Мне как раз нужен хороший юрист в мой издательский дом. Как ты насчет переезда в Лос-Анджелес?

Ольга отрицательно замотала головой и произнесла, учтиво:

– Вынуждена отклонить твое заманчивое предложение. Нужно закончить учебу, и еще много семейных дел.

– Если все-таки передумаешь, скажи, предложение всегда в силе,– сказал Джек, – Почему именно юридический?

Ольга округлила глаза, вскинула бровь и, стряхнув с плеч напряжение, ответила:

– У нас что-то вроде семейной династии юристов. Разве Женя не рассказывала?

Джек встрепенулся и с ухмылкой продолжил говорить:

– Хотел услышать это от кого-то еще. Все трое учитесь на юридическом. Удивительно, – протянул он, – И всем троим одинаково интересна политика и закон?