Тюремные каникулы

А происходила обыкновенная процедура морального и физического подавления задержанного, который, по мнению украинской тайной полиции, априори являлся врагом и преступником. Орлов не видел, где его допрашивали – кажется, это был какой-то подвал, не видел, кто его допрашивал. Он только получал новые удары и новые вопросы. Ударов, к счастью, было мало, хотя они были и болезненными, вопросов было много. Правда, все они были, мягко говоря, дебильными – кто платил деньги за публикации в Фейсбуке, кто заказывал статьи, когда был завербован и прочая чушь. Вскоре Саню перестали бить, видимо, оттого, что он не истерил, не старался увернуться от ударов, а спокойно, как ни в чём ни бывало, отвечал на все дурацкие вопросы, поясняя свою позицию. Да, писал в соцсетях, да, имею своё мнение, да, против войны, причём, в первую очередь против войны на Донбассе. И его спокойные ответы ставили в тупик допрашивавших его молодых оперов, которые, видимо, возомнили себя наместниками Бога на Земле. Однако что-либо доказать этим молодым парням – судя по голосам, им было лет по 20-25 – было совершенно нереально. У них в голове был телевизор и болезнь под названием «майдан головного мозга». В системе их координат во всех бедах Украины была виновата Россия, а все, кто не согласен с этим тезисом – предатели Родины. Но и Александр Орлов был упертым – он стал, не спеша, пользуясь логикой, ловить допрашивавших его молокососов на их же ошибках, на их тупости и незнание элементарных вещей, в том числе, истории собственной страны. И когда он за пять минут доказал этим «патриотам» Украины, что их кумир Степан Бандера был агентом гитлеровской армейской разведки «Абвер», имел псевдоним «Сопля», а также был осужден польским судом именно за сепаратизм и терроризм к смертной казни, допрос сразу прекратился.

Нет, молодые СБУшники Сане не поверили, но у этих пацанов в руках были мобильные телефоны с интернетом и Википедией. И сведения, которые они там почерпнули, их неприятно удивили. Точно так же этих «патриотов» огорчил тот факт, что ещё в 2017 году Украина проиграла в Гааге суд против России, где не смогла доказать не только её «вторжение» на Донбасс, но даже и помощь непризнанным Донецкой и Луганской республикам. И несмотря на гвалт всех украинских СМИ о нападении российской армии на Украину войну России украинский президент почему-то так и не объявил! Все эти «новые» знания так расстроили допрашивавших Орлова невидимых сотрудников невидимого фронта, что они даже перестали задавать Сане вопросы. И на предложения заходивших в помещение своих коллег «отметелить» «сепара» ответили категорическим отказом. Через пять минут его подняли со стула и куда-то повели. Когда с него содрали скотч и разрешили снять шапку, Орлов оказался в подвале перед какой-то камерой. Его завели в эту камеру и двухметровый амбал, который производил обыск в доме его родителей, сказал:

– В ИВС везти тебя поздно, прибудешь пока у нас.

Дверь захлопнулась, Орлов остался один. В пустом помещении был кафельный пол. На нем лежали два деревянных поддона. Было очень холодно и Саня понял – надо постараться за ночь не околеть.

Глава 7. Арестовать нельзя помиловать!

Помещение, в которое поместили Орлова, оказалось бывшей оружейной комнатой – на двери сохранилась бумажка с указанием того, что в ней хранились раньше: 45 автоматов Калашникова АКМ, 15 – АК 74, 5 ручных пулеметов Калашникова и 10 пистолетов Макарова. Оружие, видимо, раздали сотрудникам СБУ, а в комнате теперь содержали арестованных. Рядом были еще пять камер. Но когда Саню выводили в туалет, он успел заметить, что у «соседей» были и нары, и постельное белье, и даже одеяла. Увы, в его камере ничего этого не было. При этом батарея была еле тёплой. А за окном, несмотря на то, что наступил март, была минусовая температура. Орлов, чтобы ночью не замерзнуть, через каждые полчаса вскакивал с деревянного поддона и делал пятиминутную разминку. Ночь он кое-как перенёс. Однако, как оказалось, холод и бессонная ночь – это не самое худшее, что могло быть. В камере не было не только туалета, но и его заменителя, то есть, приспособления, которое в тюрьме величают «парашей». Обычно это ёмкость, в которой арестант оставляют продукты своей жизнедеятельности. Саню вечером покормили, а утром сводили в туалет. Но в дальнейшем он весь день сидел в камере и его никуда не выводили. Поэтому ему пришлось использовать пластиковую баклажку из-под супа совсем по другому назначению. Одним словом, проблема была решена. Через сутки Орлова наконец-то вызвали на допрос. Допрос удивил. Майор СБУ по фамилии Лукьянов и с чудесным украинским именем Том – да-да, Том Андреевич Лукьянов – с ходу предъявил Александру Орлову его «признания» в подрыве информационной безопасности Украины, пропаганде войны, разжигании межнациональной розни, унижении национального достоинства украинцев и прочую чушь. Сане пришлось в течение получаса, споря по каждому пункту, доказывать, что ничего подобного он не писал и не говорил. При этом следак, распаляясь и негодуя, стал уже откровенно угрожать.

– Сейчас я тебя отправлю в тюрьму к уголовникам, там тебя быстро приведут в чувство. С полным физическим и моральным уничтожением, – зло бросил майор.

Орлов поморщился.

– Послушайте, гражданин следователь, что вы меня путаете? Мне 56 лет, в этом возрасте люди умирают, а многие даже не доживают до моих лет. Смерти я не боюсь, а унизить меня не получится – я не дам это сделать. Потому что скорее башку себе об стену разобью и у вас просто будет труп – вам это надо?

Майор моментально овладел собой и заулыбался.

– Нет-нет, ты нам нужен живой, нет тела – нет дела!

Саня улыбаться не стал.

– Ну так тогда к чему эти ваши угрозы? То, что я писал реально – я не отрицаю, попробуйте мне доказать, что это – преступление. А про гранату вы и сами всё прекрасно понимаете, так что ничего я подписывать не буду.

Майор немного задумался.

– Ну, хорошо, напиши в протоколе, что не признаёшь этот предмет, похожий на гранату, своим. Хотя я рекомендовал бы, – следователь выделил слово «рекомендовал» – на суде всё же подумать. А то ведь, сам понимаешь, я могу и отжима твоего привлечь.

Орлов обещал подумать. Но в протокол допроса свои возражения вписал. Однако, несмотря на все его возражения и доводы в деле присутствовал один очень интересный листок – ксерокопия скриншота, сделанного якобы с его «Скайпа», в котором Орлов переписывался с информационным агентством News Front. Переписка действительно была, но по незначительном поводу – уточнения каких-то данных, которое сообщало это информагентство. Но в ксерокопии эта переписка волшебным образом изменилась и в ней появился совершенно другой текст. Впоследствии этот текст менялся ещё дважды и в ней появлялись всё новые и новые «эпизоды». В финале Орлов уже якобы сообщал координаты украинских военных объектов, за что ему перечислили деньги. Понятно, что «сляпать» такое «доказательство» в фотошопе, потом сделать скриншот было несложно – и вот вам ксерокопия «факта преступления».

Одним словом, гражданин Орлов получил обвинения не только по статье 263 незаконное хранение оружия, но и по статье 437 – разжигание агрессии, межнациональной розни, призывы к войне и прочий бред. После оформления всех документов следователь познакомил Саню с так называемым «одноразовым» адвокатом. Обычно всем подозреваемым и обвиняемым полагается бесплатный адвокат от государства, если у них нет денег нанять собственного защитника. Как правило квалификация таких государственных адвокатов оставляет желать лучшего и часто они, как описывал Михаил Жванецкий некоторые лекарства, «не борются с микробами, а сотрудничают с ними». Впоследствии Саня не раз убеждался в том, как «одноразовые» адвокаты выступали в роли «подсадных уток», уговаривая своих подзащитных признать свою вину и поднять с пола себе срок. У Орлова адвокатом оказалась испуганная худенькая тетка, которая была моложе его, а выглядела старше. Она бесплатно подмахнула все протоколы и даже не обратила внимания на грубые нарушения уголовно-процессуального кодекса – первичный обыск и допрос прошёл без её участия, без санкции прокурора и следственного судьи, часть вещей и документов, изъятых при обыске, не была зафиксирована в описи и протоколе, ну и так далее. После всех формальностей Орлова отвезли в районный суд, где молодая сексапильная судья, особо не вдаваясь в подробности дела и не разбирая, где правда, а где ложь, заученно скороговоркой зачитала заранее приготовленное решение – два месяца ареста и содержание под стражей. И Саню повезли в тюрьму.

Глава 8 «Тюрьма – твой дом»

Днепропетровский следственный изолятор раньше все называли тюрьмой. Она была построена ещё во времена царицы Российской империи Екатерины Второй. И почти все её корпуса были эдаким мрачными казематами, как снаружи, так и внутри. Корпусов было пять – Северный, Южный, Западный, Главный и Новый. Новый корпус как раз был построен уже гораздо позже, уже в советские времена, точнее, в постсоветской Украине. По иронии судьбы именно Александр Орлов в 1998 году помог тогдашнему начальнику Днепропетровского СИЗО Хорсуну «выбить» у Киева финансирование на строительство нового корпуса, так как на тот момент Северный находился в аварийном состоянии и размещать новых зэков было негде. И вот теперь в этом самом Новом корпусе предстояло сидеть самому Орлову. Саню повезли на автомобиле СБУ через КПП СИЗО и высадили перед Главным корпусом. Орлов был в наручниках и, когда оперативники провели его мимо дежурки, где сидел ДПНСИ – дежурный помощник начальника следственного изолятора – собравшиеся у входа тюремные вертухаи, которых официально называли контролерами, удивленно переглянулись, а один из них даже присвистнул:

– Ничего себе, у нас зэков возят. Это кто – сепаратист или корректировщик?

Двухметровый амбал-СБУшник, ведущий Орлова, обернулся и многозначительно ответил:

– Хуже, намного хуже.

– Ни хрена себе, что может быть хуже? Террорист что ли? – не унимался тюремщик.

– Бери выше – советник Путина! – не удержался от того, чтобы не вставить свои пять копеек Саня.

Контролеры недоуменно переглянулись, потом до них дошло и они заржали.

– Ну, счас мы тебя примем, раз ты советник Путина, – многообещающие прошипел один из них.

Но вопреки мрачным обещаниям вертухаев «принимали» Орлова вполне культурно и согласно режиму. То есть, без нарушения законодательства. Позже его «коллеги»-политзаключенные, в том числе и его сокамерники, рассказывали Сане, как их самих «принимали» «на тюрьме».

Били всех. Кого больше, кого меньше. Били при аресте, били после ареста, били при поступлении в СИЗО. Били руками, ногами, резиновыми дубинками, прикладами автоматов, прочими подручными средствами. Одного парня из Красного Лимана по имени Артём, с которым Саня потом сидел в одной камере, «отоварили» деревянной палкой. Эта палка, как оказалось, называется «киянка». Орлов впервые услышал название этого изумительного инструмента для допросов только в тюрьме. Но, наверное, что-то было то ли в лице, то ли во всей фигуре Александра Орлова, что-то такое в его манере держаться, что никто даже не попытался применить к нему меры физического воздействия. Вряд ли он внушал опасения или страх, хотя, конечно, рост метр восемьдесят семь и нормальное телосложение предупреждали о том, что с таким человеком надо быть аккуратнее. Скорее, дело было в другом. Орлов все это время оставался спокойным, улыбался и совершенно не выглядел испуганным. И все вокруг это видели. Видели и понимали – что-то тут не так. Не может арестованный так себя спокойно вести. Это не укладывалось в привычную схему. А, может, наручники на руках задержанного и трое сопровождающих его СБУшников – весьма нехилых ребят – сыграли свою роль. Но, видимо, на тюремщиков повлияло дерзкое и даже вызывающее поведение самого задержанного. Который за словом в карман не лез, шутил и показывал полное отсутствие страха перед собаками, решетками, тюремщиками и прочей атрибутикой, обязанной сразу сломать психику вновь прибывшего арестанта. А вот если он не ломался – его ломали.

Орлова ломать не пытались. Вначале его даже не хотели принимать. Дежурный на «вокзале» – пункте приема вновь прибывших в СИЗО, где происходит их оформление и обыск – отказывался подписывать документы и ставить Саню на баланс.

– А на х… оно мне сдалось? У него нет медицины, он не прошел через ИВС! И нет санкции прокурора, на х… мне Ваш суд?! – орал дежурный.

Старший опер СБУ стал куда-то звонить, а Саню завели в дежурную камеру. Через 10 минут в нее зашли три здоровенных тюремщика, которые довольно бесцеремонно его обыскали и заставили вытащить из ботинок шнурки. Орлов уже знал, что это делается для того, чтобы он в камере не повесился. Кстати, это – совершенно идиотская мера предосторожности, так как чего-чего, а веревок и шнурков в тюрьме хватало. И даже в зимней куртке Орлова, в которой его привезли в СИЗО, остался шнурок. Его почему-то тюремщики не заметили. Да и в спортивном худи у Сани тоже оставался шнурок на капюшоне. Но как бы там ни было, формально обыск провели и даже заставили показать ботинки. Ножа и пистолета у Орлова не нашли, а телефон у него отобрали при аресте. Потом появилась какая-то старая карга в белом халате.

– Что, снова милые мои уголовнички прибыли? – скрипучим голосом запела она.

– Нет, это сепар, – ответил ей дежурный, оформлявший карточку арестованного и записывавший Санины ФИО и прочие данные.

Старая карга моментально преобразились. Её лицо исказилось от злости, она как-то сморщилась, скукожилась и зашипела, как гадюка.

– Шшшшшто, Лугандония, приперлась? Когда вы все уже там передох-х-х-нете? Сссссуки ё....е! Счас я проведу тебе приёмку – бутылочкой в попу!

Саня немного растерялся. Видно было, что бабка явно не в себе, а спорить с умалишенными – себе дороже. И, действительно, начальник медсанчасти Днепропетровского СИЗО – что эта бабка занимает такую должность, Орлов узнал позже – пошипев, поплевавшись и поругавшись, забрав его карточку и, брызнув ядом во все стороны, поползли прочь. Саню же после опроса отвели в сторонку и заставили «сыграть на рояле» – взяли у него отпечатки пальцев. Что удивительно – тюремщик дал ему кусок какой-то тряпки, чтобы вновь прибывший арестант вытер себе ладони, выпачканные чёрной мазюкой, применявшейся для дактилоскопии. Как потом узнал Орлов, такое поведение тюремщика тоже было нетипичным, так как к «сепарам» в Днепропетровском СИЗО было отношение чуть лучше того, которое продемонстрировала медицинская Баба Яга. И не только руки, но и всё тело у принимаемых в СИЗО арестованных по «политическим» статьям было чёрным – от побоев. Причём, как потом рассказывали Сане сокамерники, им добавляли уже на «вокзале» уже местные тюремщики.

После оформления Орлова повели на «поселение» в тот самый Новый корпус, который он 24 года назад помог построить. Точнее, помогла построить его статья, в которой он описал аховое состояние корпусов Днепропетровского следственного изолятора. Тогда, в 1998 году Северный корпус в результате деятельности подземных вод сильно просел, камеры перекосило и двери в них перестали закрываться. Весь корпус пришлось освободить, а это – без малого тысяча арестантов. Поэтому Киевом были выделены средства на строительство нового корпуса. В этом пятиэтажном здании находились не только камеры для подследственных – на втором этаже размещались тюремная медсанчасть, а на четвёртом этаже сидели осуждённые на пожизненное заключение. Кстати, там же были размещены и женские камеры. По вечерам было слышно, как арестантки перекрикивались с хозобслугой, которую набирали исключительно из заключенных, попавших в тюрьму по чисто уголовным статьям.

Саню завели в коридор на первом этаже. Он зашел в двери, которые, лязгая ключами, открыл перед ним конвоир, прошёл через одну решетчатую дверь, потом через другую и его поставили лицом к третьей решётке у стены. Точнее, эта была не решётка, а так называемый «карман» – такое маленькое помещение на одного человека, где можно было только стоять.

«Хорошо ещё, что в «карман» не поставили», – подумал Орлов мимоходом.

Он хорошо знал, что такое пытка в «кармане», когда арестанта за нарушение режима содержания, то есть, правил тюремного распорядка, «вываживали» на стойку в «кармане». И целый день зэк стоял навытяжку и не смел даже опереться на решётку или стену.

Не успел Саня осмотреться, как из находившегося рядом с ним кабинета-дежурки раздался рев:

– Голову вниз!!! Ноги шире!!!

И дальше понесся такой поток матерных слов, что даже знатокам абсцентной лексики нелегко было бы уловить смысл всей фразы. Орлов понял только общее направление – «ё…е сепар, зале…ли, пи…сы» и «Украину надо спасать». Сам «кабинет» напоминал, скорее, помещение мастера или коморку слесарей в ЖЭКе. Но, как успел заметить Саня, мордовороты в этом помещении сидели весьма конкретные и на дворников или слесарей похожи не были. Пока Орлов опускал голову вниз и расставлял шире ноги, слева к нему поставили ещё одного задержанного – седого мужчину лет 50, в довольно добротной одежде и солидных модных туфлях. Что Саню удивило – туфли у мужика были начищены и блестели, словно тот не в тюрьму попал, а на какой-то официальный приём. Но не успел Орлов полностью оценить прикид соседа, как матерные рёв, доносившийся из дежурки, вдруг раздался у него за спиной и он внезапно ощутил сильный удар по левой ноге. Саня, не ожидавший этого, чуть было не потерял равновесие, ноги у него разъехались и он почти сел на поперечный шпагат, благо, растяжка позволяла.

– Я же, б…дь, сказал, на х…, ноги шире, ё… твою мать!!! – проревел кто-то невидимый за спиной.

Саня кое-как свёл ноги в физиологически допустимый параметр «ноги шире плеч», и, втянув голову в эти самые плечи, выдержал дополнительный удар дубинкой по спине.

«Хорошо принимают, качественно», – успел он подумать.

– Саныч лютует, – произнес кто-то у него за спиной, видимо, тюремщик.

Глава 9. «С новосельем, господа арестанты!»

Александр Александрович Подгорный, начальник оперчасти Нового корпуса, а, точнее, девятого блока, через 15 минут вызвал на допрос, точнее, на ознакомительную беседу вновь прибывшего подследственного Александра Евгеньевича Орлова.

– Ну, рассказывай, что за статья, почему сюда залетел? – стал задавать вопросы коротко стриженый, крепко сбитый блондин лет 35 в военной форме, сидящий за центральным столом. Сбоку от него, за другим столом, поменьше, который стоял перпендикулярно основному и составлявший с ним как бы букву «Т», сидел здоровенный мужик. На лице у него было выражение довольного кота, обожравшегося сметаны и вместе с тем готового сожрать зазевавшегося воробья. Причём, этим воробьем в данный момент был он, Александр Орлов. Начальник оперчасти внешне выглядел не таким внушительным, но от него исходила волна настолько нешуточной угрозы, что шутить с ним Сане как-то сразу расхотелось. Впрочем, после «пятиминутки ненависти», которую Орлову успели устроить, мысли в его голове смешалось и он с трудом сохранил самообладание.

– Статья 27, часть 5, статья 437, часть вторая, статья 263, часть вторая, – спокойно произнес он.

– Ты мне не цифры давай, кодекс я и без тебя знаю, ты рассказывай, за что конкретно тебя «закрыли»? – рыкнул блондин.

– Писал в социальных сетях…

Саня, произнес эти слова, улыбнулся, представив, что ударение в первом слове он мог бы сделать на первом слоге.

– Что ты лыбишься? Что, б…дь, писал!? Я тебя что, за язык тянуть должен? – заорал опер.

Орлов немного помолчал, посмотрел на тюремщиков, потом, вздохнув, так же спокойно продолжил:

– Писал свои мысли… правду писал. О том, что происходит в стране, в Киеве, что надо делать в период военных действий, а чего делать не надо. Паниковать не надо, врать не надо…

– А, так ты киевский… А чего сюда в Днепр приехал? – заинтересовался второй тюремщик.

Как позже выяснилось, это был Васильич, добродушный и весёлый начальник смены, которому позже Саня «травил» анекдоты и вообще с которым у него сложились прекрасные отношения. Если, конечно, это сравнение уместно, когда речь идёт об отношениях арестанта и его надзирателя. Но в тот момент почти двухметровый здоровяк выглядел эдаким медведем, который порвет любого, не задумываясь.

– Я в гости к родителям приехал, тем более, военные действия, мало ли что? Может, помощь какая нужна, маме уже 77 лет, старенькая, – ответил Орлов.

– Ладно, с родителями понятно…Так, все-таки, что ты там такое писал? За Россию, за Русский мир? – не унимался блондин.

– Нет, я писал о том, что нельзя врать. Например, я выложил на своей страничке в Фейсбуке карту боевых действий, которую в открытом доступе в интернете выложили Минобороны Украины и Минобороны России. И это были совершенно разные карты.

– А зачем ты их показывал?

– Чтобы люди думали, чтобы сравнивали разную информацию из разных источников. Вот, к примеру, Алексей Арестович, которого я знаю лично, постоянно врёт. И я у себя разместил его пост из его Фейсбука, который он написал в 2018 году и в котором он признался, что врал все четыре года с начала боевых действий на Донбассе. И тут же рядом поставил его последний ролик, где тот же Арестович говорит, что российская армия почти разгромлена. В комментарии я написал – как можно верить этому человеку, который раньше четыре года нам врал?

Слова Орлова произвели впечатление.

– А откуда ты знаешь Арестовича? – спросил опер.

– Он – бывший актер, играл в моем спектакле в киевском театре «Черный квадрат», в котором я работал режиссером, – ответил Саня.

Тюремщики замолчали, переваривая информацию. Потом блондин, как главный, видимо, решил задвинуть мысли о театре и прочем в какую-то потаенную шухлядку своего мозга, и стал излагать политинформацию вновь прибывшему арестанту.

– Я полностью согласен с Арестовичем, он на сегодняшний день рассказывает о том, что…

Дальше прозвучал пятиминутный выпуск украинских новостей, в которых Российская Федерация, конечно же, агрессор, все россияне, естественно, пи…сы, а украинцы, разумеется, оху…е парни, которые везде побеждают пи…сов, Америка и заграница нам, конечно же, помогут и вот-вот украинские танки разъе…шат Кремль.

– Ладно, а 263 статья – это что? Что у тебя нашли? – выдохнувшись немного после демонстрации «сводок с фронта», резюмировал свой спич опер.

– Это гранату у меня «нашли», – ответил Орлов. – И чья это граната?

Саня улыбнулся.

– Честно?

– Честно!

– Граната не моя!

Тюремщики переглянулись. Подгорный понимающие кивнул.

– Ладно, иди. Следующий!

Саня вышел и встал в ту же позицию у «кармана», а стоявший слева седой мужик зашёл в кабинет. Дверь закрылась, и Орлов остался стоять в позе «голову вниз, ноги шире». Как он позже узнал, это называлось «поставить на растяжку». Но он недолго простоял в такой позе – седой уже через 5 минут вышел и опер вместе с дежурным прошли буквально пару метров к открытой камере. После чего Подгорный махнул рукой Сане и седому.

– Заходите, располагайтесь, как говорится, чем богаты…

Арестанты зашли в камеру номер 902. Орлов, работая журналистом, не раз бывал в Днепропетровском следственном изоляторе, так что обстановка в камере его не шокировали. Наоборот – он был даже рад, что наконец-то наступила хоть какая-то определенность. Уже было понятно, что к уголовникам их не посадят – об этом им тут же сказал оперативник.

– Вы знаете, как к вам относятся урки? Они вас порвут, если вы к ним попадете. И вот моя задача, как оперативного сотрудника – этого не допустить. Сидеть будете здесь с такими же сепаратистами и колаборантами. На двери камеры, – он мотнул головой в сторону, – вывешены правила распорядка. Общаться только со мной, все просьбы и заявления – только через меня. Располагайтесь, в камере поддерживайте чистоту и порядок.

С этими словами Подгорный повернулся и вышел из камеры. Следом вышел дежурный и стал закрывать камеру, дверь лязгнула и захлопнулась.

Обстановка в камере была, что называется, спартанская. Три шконки – двухъярусные металлические нары – занимали примерно половину пространства помещения размером примерно 6 на 2,5 метра. Справа была одна шконка, слева – две. То есть, всего было шесть спальных мест. За шконкой, которая была справа, если стоять спиной к двери, располагался стол, тоже железный. Над ним – железная же полка с отделениями на шесть человек, которая на тюремном сленге называется «телевизор». За полкой и столом – умывальник, который, как позже выяснилось, не работал. Кран, точнее, труба, торчащая из стены, была забита деревянным чопиком, которому неизвестный слесарь-юморист придал форму мужского полового органа.

За умывальником, прямо рядом со входом в камеру, располагалось отхожее место. Туалетом его назвать можно было с трудом – это, скорее, был «нужник», то есть, приспособление, куда ходят по нужде. Сельским жителям такое заведение знакомо, оно еще называется «сортир», а тем, кто подобные артефакты не видел, советую сходить в заведение под названием «туалет» на какой-либо заброшенной маленькой станции. Вот там вы сможете увидеть нечто похожее на туалет в тюрьме. В целом ничего сложного – отверстие, ведущее в канализацию, обрамленное двумя железными ступенями, точнее, прямоугольниками для ног, вокруг – цементная площадка с вкраплениями кафельной крошки. И с этой площадки, которая находится на небольшом возвышении, вниз ведут две ступеньки, тоже цементные. Сие сооружение окружено двумя стенками, между ними – проход. Который, в общем-то, открывает на обозрение всем любого, кто решит воспользоваться этим отхожим местом.

Одним словом, Орлов понял, что начинается новая страничка в его жизни, которую как раз и символизирует данное сооружение…