Buch lesen: «Урановая буча»

…Эх, тройка! птица тройка! … Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка… куда ж несёшься ты? … Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земле, и … дают ей дорогу другие народы и государства…

Н. В. Гоголь

©Александр Ведров, 2024

©Интернациональный Союз писателей, 2024

Об авторе

Александр Ведров (Белоногов) родился в Свердловске, в рабочем посёлке Уралмашзавода. Отец, Дмитрий Белоногов, ушёл добровольцем на финскую войну, где погиб. Военные годы семья провела в сельской местности, а в 1946-м переехала в Верх-Нейвинск, в котором начиналось строительство головного атомного комплекса СССР. Здесь Александр Ведров окончил с серебряной медалью среднюю школу и поступил на физико-технический факультет Уральского политехнического института им. С. М. Кирова.

В 1963-м принят на Ангарский электролизно-химический комбинат, где стал начальником связующего подразделения завода по обогащению урана. В 1973-м был избран секретарём парткома электролизного завода, затем секретарём Юго-Западного райкома партии города Ангарска по промышленности. В 1983-м утверждён заведующим оборонным отделом Иркутского обкома КПСС. С 1995-го работал заместителем председателя Избирательной комиссии Иркутской области. Заочно окончил Иркутский институт народного хозяйства и Академию общественных наук при ЦК КПСС.

Член Российского союза писателей и Интернационального Союза писателей. Лауреат восьми международных и общероссийских литературных премий. Член-корреспондент Международной академии наук и искусств. Член Общественного совета при аппарате Губернатора и Правительства Иркутской области.

Пролог

Ещё в разгар Великой Отечественной войны Сталин видел угрозу, исходящую от союзников по антигитлеровской коалиции. Она состояла в разработке американского оружия массового поражения. В 1942-м Государственный комитет обороны (ГКО) принял постановление «Об организации работ по урану», по которому Академии наук СССР предписывалось представить доклад «О возможности создания урановой бомбы», а операции по разгрому войск вермахта под Сталинградом присвоено символичное название «Уран». Уже тогда значение атомной программы приравнивалось к победе в Великой Отечественной войне. В 1943-м создан научно-исследовательский центр по урановой тематике «Лаборатория № 2 АН СССР», ныне это Российский научный центр «Курчатовский институт». В августе 1945-го, без всякой на то военной необходимости, американцы подвергли атомному разрушению мирные японские города Хиросиму и Нагасаки. Это была репетиция атомного уничтожения СССР, к которому янки готовились в ходе Второй мировой войны. Поэтому тогда же создан Спецкомитет № 1 во главе с Л. П. Берией по производству атомной бомбы, а затем – Спецкомитет № 2 по ракетостроению во главе с Г. М. Маленковым, который назначил главным конструктором новой отрасли С. П. Королёва. В 1946-м американцами был составлен список двадцати советских городов для нанесения по ним ядерного удара, а У. Черчилль призвал в Фултоне к ядерному нападению на СССР, недавнего союзника по антигитлеровской коалиции.

В декабре того же года приняты решения о строительстве в посёлке Верх-Нейвинск Свердловской области завода-813 для получения урана методом газовой диффузии, на Южном Урале – завода-817 (ПО «Маяк») по наработке оружейного плутония, а также о создании Лаборатории № 4 по разработке центрифуг для разделения изотопов урана. В июле 1949-го по плану «Троян» список советских городов, подпадающих под ядерный удар, на 1 января 1950 года, был расширен до семидесяти. Пентагон рассчитывал нанести по СССР удар такой силы, чтобы ответные действия были исключены. Аппетиты росли, и в 1953-м президент США утвердил план атомной атаки уже на триста советских городов, её срок был перенесён на 1 января 1957 года с тем, чтобы страны НАТО подготовили к вторжению в СССР 164 дивизии. Наша страна, разорённая и обескровленная в разрушительной мировой войне, оказалась перед угрозой смертельной опасности и необходимостью мобилизации неимоверных усилий для сохранения нации и государства. В стране создавался мощный комплекс атомных производств, в него включались сотни предприятий, институтов и конструкторских организаций, весь цвет советской науки. Десятки тысяч учёных по всей стране работали над Атомным проектом. Закрытые города атомного профиля вырастали как грибы после дождя, укрываясь в Уральских горах и сибирской тайге. Их насчитывался добрый десяток.

Все силы страны были брошены на создание самой наукоёмкой отрасли, где работы велись без утверждённых проектов и смет, а расходы оплачивались по факту. Атомная отрасль поглощала такой же объём капитальных вложений, как все другие министерства оборонной промышленности. Спецкомитет ГКО наделялся правом привлечения любых ресурсов страны. К исполнению его заданий привлекались смежные предприятия разных ведомств с численностью работающих в сотни тысяч человек. Так рождалось военно-экономическое чудо. Началась ядерная гонка за количеством произведённых бомб. Атомный проект очень дорого обошёлся государству, но именно он на долгие годы обеспечил мир на земле.

В марте 1954-го ЦК КПСС и СМ СССР приняли решение о строительстве в Ангарске крупного промышленного комплекса (завода-820 с указанием адреса: почтовый ящик 79) по химической переработке природного урана и разделению изотопов урана методом газовой диффузии. Сегодня он известен как Ангарский электролизно-химический комбинат (АЭХК). Роль и значение ангарского комбината в том, что он принял на себя максимум энергетических и технических затрат на создание уранового материала, тогда как его доводка осуществлялась на других предприятиях страны. Атомный гигант потреблял половину электроэнергии, вырабатываемой Иркутской ГЭС, и для его развития потребовалось строительство на Ангаре ещё более мощной Братской ГЭС. Кроме того, в состав комбината в статусе цеха входила крупнейшая в стране миллионная ТЭЦ-10.

До сих пор население Приангарья живёт слухами о «подземном заводе», таинственной «десятке», где производится «что-то несусветное». Эти слухи и домыслы появились от неизвестности, строжайшего режима секретности производства. Сегодня же завеса над некоторыми тайнами приоткрыта, и общественность не только может, но и должна знать реальную обстановку прошлого и настоящего, роль и вклад ангарских атомщиков в создание боевого и мирного урана. Надеюсь, эти воспоминания о начальном этапе развития атомной отрасли будут интересны не только атомщикам, но и широким читательским кругам.

Часть 1
Атомный проект СССР

В ракетно-ядерном комплексе СССР хозяйничал триумвират, прозванный для краткости и по условиям неразглашения, группой трёх «К». За первой буквой «К» стоял Курчатов («Борода»), научный руководитель Атомного проекта. В числе основных претендентов на эту важнейшую роль были учёные с мировым именем, академики А. Ф. Иоффе и П. Л. Капица, но В. М. Молотов, тогдашний первый заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, остановил свой выбор на молодом и малоизвестном Игоре Васильевиче Курчатове. В марте 1943-го он был утверждён руководителем проекта. В 1948-м на заводе-817 (Челябинск-40) пущен реактор для наработки плутония, положивший начало атомной отрасли Советского Союза. Курчатов получил здесь крупные дозы облучения, в результате чего его здоровье было сильно подорвано. Опыт отзывался тяжёлыми последствиями, результат ставился выше ценности жизни. Первый год на заводе работали без дозиметров. Ликвидация аварийных ситуаций производилась вручную. В качестве «защиты» получали по сто граммов спирта. Ефим Павлович Славский, главный инженер завода-817, позднее – министр Минсредмаша, вспоминал: «Решалась судьба урановой загрузки <…> самой дорогой ценой – путём неизбежного облучения персонала. С этого часа весь мужской персонал объекта, включая тысячи заключённых, проходит через операцию выемки труб. В общей сложности было извлечено и вручную переработано тридцать девять тысяч урановых “блочков”». Курчатов тогда первым шагнул в ядерное пекло. Первая отечественная атомная бомба была собрана в Арзамасе на челябинском плутонии; корпус бомбы изготовили неподалёку от Челябинска, в Кыштыме. Созданием ракет занимался отец отечественного ракетостроения Сергей Павлович Королёв, обозначенный вторым «К». В 1938-м он, уже известный конструктор ракет, был арестован, подвергался допросам, на которых ему сломали челюсти, и отправлен на колымские золотые прииски. Другой арестант, конструктор самолётов Андрей Туполев, затребовал оттуда золотодобытчика Королёва в своё распоряжение и привлёк его в казанском конструкторском бюро, а попросту – в тюремной «шарашке», к разработке фронтового штурмовика Ту-2 и лучшего во Второй мировой войне пикирующего бомбардировщика Пе-2. Тоже полезная работа. Королёв – провидец и первопроходец целого ряда основных направлений ракетного вооружения и космической техники.

Ну а третьим «К», ответственным за то, чтобы доставлять ракеты точно до места назначения, стал космический теоретик М. В. Келдыш. Вместе с Королёвым он работал над созданием и пуском первого искусственного спутника Земли. Главными направлениями деятельности трижды Героя Социалистического Труда Мстислава Всеволодовича, математика высочайшего уровня, были ракетодинамика и небесная механика. Так был образован советский конвейер создания атомного оружия, ракетных установок с ядерными боеголовками и системы их запуска в заданном направлении, что предотвратило Третью мировую войну с катастрофическими последствиями для всей планеты. Мир стал биполярным. В 1949-м в Советском Союзе было произведено испытание атомной бомбы, что охладило амбиции Америки, видевшей себя властительницей послевоенного мира. Президент США долго не мог поверить, что «азиаты могли создать такое сложное оружие, как атомная бомба». Его можно было понять, ведь для создания атомного оружия требовалась мобилизация всего комплекса естественнонаучных знаний человечества. Созданное в СССР оружие относится к социально-техническим феноменам. Академик Ю. Б. Харитон отмечал, что на этапе военных лет роль разведки в создании советского атомного оружия была первостепенной. Команда Курчатова, опираясь на разведданные, шла кратчайшим путём. Первая советская атомная бомба РДС-1 оказалась точной копией американской, собранной по Манхэттенскому проекту; знал бы о том американский президент – меньше бы удивлялся. Или больше. Но в последующие годы на первые роли у нас вышли собственные разработки.

В октябре 1952-го американцы первыми взорвали термоядерное устройство, но это было наземное лабораторное сооружение, размещавшееся в двухэтажном здании, а через десять месяцев, в августе 1953-го, советские атомщики взорвали на Семипалатинском полигоне более мощную водородную бомбу, пригодную для военного применения, перехватив пальму первенства у обескураженных американских ястребов. Государственной комиссии открылось тогда адское зрелище. Когда рассеялся взметнувшийся в небеса грандиозный гриб, втянувший в себя все, что находилось в эпицентре взрыва, металлическая башня вместе с массивным бетонным основанием исчезла: она попросту испарилась вместе с бетоном и железом. «Чудовище», – выдохнул присутствующий на испытаниях Сергей Павлович Королёв. Ему, главному конструктору ракетной техники, предстояло обеспечить доставку «чудовищ» в любую точку земного шара. Игорь Васильевич Курчатов, уроженец Челябинской области, всю жизнь посвятил физике атомного ядра. Первый ядерный реактор, запущенный в 1946-м, первая атомная станция в Обнинске, взрыв первой советской атомной бомбы – это всё он, академик Курчатов, создатель школы советских физиковатомщиков. Он же руководил работами по исследованию термоядерной реакции. В феврале 1960-го приехал в санаторий Барвиха навестить друга, академика Юлия Борисовича Харитона. Во время беседы на скамейке парка сердце Игоря Васильевича остановилось. Курчатову было пятьдесят семь лет. А в 1966-м на хирургическом столе остановилось сердце Королёва, которому не исполнилось и шестидесяти. Операцию по удалению язвы желудка, считавшуюся пустяковой, проводил министр здравоохранения академик Петровский, но при вскрытии он увидел тяжелейшую саркому, для устранения которой в операционной не имелось ровно никаких средств. Где была дооперационная диагностика? Изношенное сердце Сергея Павловича не выдержало многочасовой операции, проводимой в допотопных условиях. Медицина не сделала ничего, что от неё требовалось для сохранения здоровья выдающихся учёных и создателей ракетно-ядерного щита державы. Академик Келдыш, пятнадцать лет возглавлявший Академию наук СССР, непомерными нагрузками был доведён до тяжелейшей депрессии и психологического расстройства.

В 1978-м он умер в своём гараже то ли от остановки сердца, то ли от угара автомобильных выхлопов.

Три великих «К»: С. П. Королёв, И. В. Курчатов, М. В. Келдыш

* * *

Строящийся город Свердловск-44 и старинный посёлок Верх-Нейвинск, основанный в 1769-м, располагались по разные стороны большого пруда, а между ними, на плотине, стоял демидовский металлургический завод. В посёлке сохранились старинные дома с затейливой резьбой, пожарная каланча и прекрасное здание школы царских времён. С наступившим летом следующего года наша семья Ведровых, откликнувшись на призыв правительства, перебралась из Артинского района Свердловской области в город-новостройку. Мой отчим, вернувшийся с дальневосточного театра военных действий против Японии, имел четыре класса образования сельской школы, но двинулся в город, которого ещё не было, устроившись в пожарную команду, которая уже была. Корову за двести километров от нового поселения родители привели пешим ходом, используя её в качестве вьючного животного мощностью в одну коровью силу.

В декабре 1945-го решением Совета народных комиссаров СССР в посёлке Верх-Нейвинск, что под Свердловском, началось строительство завода № 813 (Уральского электрохимического комбината) для производства обогащённого урана. Выбранное место считалось одним из красивейших на среднем Урале. Великолепное озеро Таватуй, соединённое протокой с Верх-Нейвинским прудом в окружении пологих горных возвышений, неоглядно простиравшихся до самого горизонта. Скальные творения природы: Заплот-камень, Семь братьев, Висячий камень – позволяли этим местам претендовать на звание уральской Швейцарии. В предвоенные годы руководство Уралмашзавода, гиганта советских пятилеток, приступило к строительству в районе Верх-Нейвинского озера санатория «Уральский машиностроитель». Из Свердловска сюда стали ходить дачные поезда, но благие планы возведения уральского города-курорта перечеркнула война, распорядившаяся приступить к разбивке промышленной площадки для производства лёгких сплавов рядом с демидовским металлургическим заводом. Возле Уральской горы появился посёлок Фанерный из домиков, стены которых засыпали опилками и с двух сторон обшивали фанерой. Получалось дёшево и сердито. Качество жилья улучшалось за счёт сборно-щитовых бараков, а центральная улица украсилась двухэтажными домами оригинальной застройки из деревянного бруса. Эти раритеты сохранились до наших дней как памятники военной эпохи, ставшие украшением города.

Не успели на заводе расплавить лёгкие металлы, как незавершённое строительство было передано Наркомату авиационной промышленности; но и авиацию в конце войны сместила программа Атомного проекта СССР. В 1942-м президент США подписал распоряжение о строительстве заводов по производству боевого урана и плутония, тогда как Советский Союз все ресурсы бросал в пекло Великой Отечественной войны против объединённой Европы. За Сталинградской битвой развернулось Курское сражение, а советская разведка выложила на стол Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР детальное описание сверхсекретной американской атомной бомбы неслыханной мощности, находившейся в стадии сборки. На Манхэттенский проект трудились сто тридцать тысяч участников атомных разработок, громадный коллектив учёных западной коалиции, в составе которых насчитывалось двенадцать нобелевских лауреатов. Казалось, заокеанская атомная мощь неотвратимо сметёт первое в мире социалистическое государство.

В 1946-м на Верх-Нейвинской площадке началось строительство завода № 813 по производству обогащённого урана. Полуразрушенная страна не обладала необходимыми экономическими и техническими возможностями, но была поставлена задача в минимальные сроки построить суперкомбинат и современный город при нём. На стройке господствовал ручной труд. На балансе Верх-Нейвинского Стройуправления № 865 имелось три действующих паровоза, семьдесят автомобилей и 298 лошадей. В следующем году страна подкрепила строителей несколькими экскаваторами, затем – четырьмя бульдозерами. Чем могла. Первых строителей размещали в дощатых бараках, оборудованных нарами в два яруса и заглубляемых в землю до метра. Первым директором предприятия назначен А. И. Чурин, научным руководителем – академик И. К. Кикоин.

Правительство напрягало силы для срочного ввода важнейшей стройки, от которой зависело существование государства. Заявки на поставку грузовых вагонов и платформ исполнялись в течение суток, а их продвижение по стране обеспечивалось со скоростью не менее четырёхсот километров в сутки; для того времени это был фантастический предел. За скоростную доставку отвечало Министерство путей сообщения. Первыми на стройку, как всегда, прибыли заключённые, пионеры великих строек, и город, а с ним и предприятие, росли буквально на глазах. Дополнительную рабочую силу, заменяющую технику, возили из соседних сел Рудянка и Шурала вагонами, известными в народе как «Экспресс-Кизима». На станции Свердловск-Сортировочная резко возросли объёмы перевозок, что не могло остаться незамеченным постороннему глазу. Только диффузионных машин завезли в количестве семи тысяч единиц, а материалы и вспомогательное оборудование поставляли десятки предприятий. Требовалось прикрытие, которое взяло на себя ведомство Берии, присваивавшее «секретным» поездам серию «7000», под которой в СССР возили заключённых.

Зарубежная разведка к переброскам арестантов из конца в конец страны относилась равнодушно.

Стройку одновременно вели десятки тысяч строителей и заключённых, осуждённых по «бытовым» статьям. Жители, ограждённые от внешнего мира заборами с колючей проволокой, будто и сами заключённые, в качестве компенсации за причиняемые неудобства имели улучшенное снабжение и повышенный коэффициент заработной платы. Первые магазины открылись по улице Победы и назывались один «деревянным», для промышленных товаров, другой «каменным», торговавшим продовольствием. На прилавках «каменного» магазина лежали горы красной и чёрной икры на развес по четыре рубля с полтиной за килограмм. Деликатесы черпали поварёшками из бочек в тару покупателей. Пётр Ильич, мой замечательный отчим, испробовав зернистую новинку, сказал, что такой пакости он ещё в рот не брал. Огромные квадратные куски сливочного масла по заказу покупателей продавщицы резали большим ножом. Масло было настоящее, не то, которое ныне называют сливочным.

Руководство города, насколько удавалось, не забывало об удовлетворении культурных запросов горожан. Напротив теперешнего вокзала, прямо среди леса, работала танцплощадка под духовой оркестр. В первые годы функции культурных заведений исполняли столовые. Вечерами в них показывали кино, проходили званые семейные и корпоративные торжества или открывались танцевальные площадки. С наступлением темноты воинская часть устраивала кинопоказы в уличных дворах, натягивая простыни на стенах домов. Зрители приходили со своими стульями и табуретами, устраивая смотровые сеансы на свежем воздухе.

В исправительно-трудовой колонии была поставлена добротная художественная самодеятельность. Профессиональные артисты, лишённые свободы, ставили спектакли, концерты и даже оперетту Кальмана «Сильва». В клубе «Строитель» платные концерты заключённых проходили при аншлаге. Зрители вызывали на бис артистов, а те выходили и раскланивались под дулами автоматов в руках солдат охраны, не покидавших сцену и гримёрные. Театральный антураж с огнестрельным оружием напоминал о неразрывной связи сценических иллюзий с суровой реальностью и дисциплинировал присутствующих.

Затем в городе стали появляться специализированные учреждения культуры и искусства. Уже в 1949-м, аккурат под тридцать вторую годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции, был построен шикарный кинотеатр «Родина» сразу на два зала – голубой и коричневый. В следующем году товарищ Сталин подписал постановление о строительстве в малонаселённом Свердловске-44 театра оперетты. Поручение вождя было исполнено за одиннадцать месяцев, к тридцать четвёртой годовщине Великого Октября. При этом сооружение театра появилось раньше, чем поселение получило статус города. Первые труппы провинциального театра составляли корифеи из Ленинграда и Москвы. Отчего бы нет, если их зарплата финансировалась из федерального бюджета и в разы превышала достаток служителей Мельпомены в соседних городах. Они значились работниками комбината, а в графе «должность» было написано: «артист цеха номер такой-то». В 1955-м введён в строй великолепный ДК комбината, а через пару лет – театр кукол, и оба, как по заказу, к очередной годовщине Октября.

Улица Зелёная, на которой прошли мои школьные годы, стояла вдоль высокого забора исправительно-трудового лагеря ИТЛ-100 и выходила на посёлок Западный, где селили после освобождения исправившихся зэков, там был ближайший к нам магазин, хотя и без икры. Своим началом улица упиралась в лагерное кладбище; где по ночам закапывали умерших заключённых. Закапывали неглубоко: из могильных бугорков торчали развалившиеся гробовые доски и кости упокоенных. Сегодня на том месте мемориал, пусть даже не захороненным горемычным людям, а погибшим воинам Великой Отечественной войны. Сочтутся славою. С четвёртой стороны улицу прижимал главный уральский хребет, куда гоняли на пастбище коров. Со всех сторон экзотика.

Через кладбище мы ходили коротким путём в школу-семилетку, что по улице Первомайской, а вечерами, когда зэков выводили на просмотр кинофильмов, от юных киноманов охранникам не было житья. Мы, отчаянные мальчишки, лезли в колонию через забор и по подкопам под ним, прятались от охранников в ногах у заключённых, забирались на сцену с задней стороны экрана: страсть к искусству кино была неистребимой. Не отставали и девчонки. Амнистией 1953-го три четверти осуждённых были освобождены, и многие остались в городе, устраивались на работу, хорошо освоенную в колонии; некоторые успешно продвигались по службе. Работодателей устраивало дисциплинированное и закалённое пополнение.

В пятидесятых годах на городских улицах можно было встретить Героя Советского Союза Степана Неустроева, командира батальона 150-й стрелковой дивизии, штурмовавшего рейхстаг. Это разведчики его батальона Егоров и Кантария водрузили над фашистским логовом Знамя Победы, ныне хранящееся в Центральном музее Вооружённых Сил России. На предприятии уральских атомщиков Неустроев работал слесарем, затем – комендантом заводской охраны. Все жители знали этого крепыша с рябоватым лицом, одетого в форму майора внутренних войск. Вскоре он перебрался ближе к своей малой родине, из Свердловска-44 в Свердловск-45, будущий Лесной, тоже закрытый город.

* * *

В 1943-м Исааку Константиновичу Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные задачи: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями под молекулы и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность Кикоина в урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана: газодиффузионной и центробежной. Как только Кикоин разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954-м был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Кикоин, сочетающий таланты учёного и инженера, выполнил на высочайшем уровне.

Его по праву можно ставить четвертым в ряду трёх великих «К». Три года спустя диффузионный завод Д-1 произвёл материал с обогащением урана в 75 %, что было недостаточно для бомбы, но уже 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне был произведён взрыв атомной бомбы, собранной на плутонии челябинского комбината № 817 (ПО «Маяк»).

Пуск первого диффузионного завода (Д-1) к числу триумфальных не отнести. Завод, состоящий из полутора тысяч машин ОК-7, в 1949-м вырабатывал уран, но в катастрофически малых количествах, по сто граммов в сутки. Производство разрасталось, а впереди него, как снежный ком, нарастали проблемы. Вакуум не держался, коррозия сбивала процесс, при термическом расширении на компрессорах разрушались подшипники. В итоге всех неполадок концентрация урана застряла на уровне семидесяти процентов, тогда как надо было получить девяносто и даже больше. Продукцию приходилось дорабатывать на заводе-814 (Свердловск-45) с применением электромагнита-гулливера весом в три тысячи тонн и высотой в двадцать один метр. В поле такого магнита газовый поток урана делился на пучки тяжёлого и лёгкого изотопов. Словом, тот же масс-спектрометр, только гигантский. Стало ясно, что модель ОК-7, первоначально называвшаяся ЛБ-7 (Лаврентий Берия-7), себя не оправдала, надо заменять.

В то же время на стол Сталину ложились донесения разведки о том, что американцы приступили к серийной сборке атомных бомб. Их диффузионный завод К-25 в Окридже работал с марта 1945-го. В Кремле – гнев и буря!

В этой чрезвычайной обстановке летом 1949-го состоялся приезд в Верх-Нейвинск председателя Спецкомитета Берии, прихватившего с собой Курчатова и других ответственных лиц. Машину для передвижения по городу московский шеф не заказывал, потому что она прибыла с ним в отдельном вагоне, а съезжала на платформу по специально сколоченному наклонному помосту. Мы, пацаны, вереницами ходили на экскурсию поглазеть на знатное деревянное сооружение, решив, что ничего особого оно собой не представляло. Покатое изделие на скобах из досок грубой обработки. Лаврентию Павловичу пришлось на месте оказывать практическую помощь руководству комбината. Первым облегчение в работе ощутил директор комбината Александр Леонтьевич Кизима, отстранённый от должности. Его несомненные заслуги не были приняты во внимание. В 1945-м разработку и производство газодиффузионных машин (ГДМ) руководство страны поручило ленинградскому Кировскому заводу. Тогда директором там работал Кизима, поставивший выпуск ГДМ на поток, за что коллектив ленинградских машиностроителей награждён орденом Ленина. Ему же поручили заняться их монтажом и в 1948-м перебросили из северной столицы в уральскую глухомань. Его фамилия была на слуху у всего городского населения. Посланник из Ленинграда уверенно подтянул и завершил строительство комбината, запустил его в строй, но технология оказалась сырая. Кизима, оставшийся не у дел, трагически погиб в сорок пять лет.

Другим причастным лицам на выявление причин технологического сбоя Берия дал срок три месяца, хотя общая картина прояснилась; Лаврентию Павловичу доложили, что вместо «семёрки» будет поставлена машина «Лаврентий Берия-6», которая не подведёт. Вместо прощания грозный инспектор бросил короткую фразу «иначе пеняйте на себя» и уехал в том же вагоне. От крутой расправы заводчан спасло наличие резервного варианта сборки атомной бомбы на плутонии, полученном на курчатовском реакторе в Челябинске. Её и взорвали. Год ушёл на переоборудование завода, который был повторно пущен в 1950-м и проработал ещё пять лет. Правительство тоже не дремало, издало постановление о строительстве в Свердлов-ске-44 нового завода Д-3, оснащаемого более совершенными машинами типа Т-45, Т-47 и Т-49 с трубчатыми фильтрующими насадками. Завод располагался в цехе № 24 и строился два года. Вопрос вопросов – какую кандидатуру предъявить Правительству для утверждения на ключевую должность начальника цеха-24? Достойных людей было хоть пруд пруди, но нужен был гигант ума и организаторских способностей. Выбор пал на Виктора Новокшенова со среднеспециальным и неоконченным высшим образованием, уже девять месяцев трудившегося на рабочей должности аппаратчика. Обучался он в Уральском политехническом институте не на физика-ядерщика, а на энергетика, но по учебной программе шёл с отличием. В своё время Виктор Фёдорович Новокшенов, будучи диспетчером Уралэнерго, угодил в обкомовский список перспективных работников и был переведён на строящийся атомный объекта в Свердловске-44. Это случилось в 1949-м. Правительство утвердило кандидатуру выходца из рабочего класса, посчитав, что в аховом положении на урановом заводе без диктатуры пролетариата не обойтись. Новый завод пущен в 1951-м. На нём получали оружейный уран с требуемой концентрацией девяносто процентов. В том же году была взорвана первая советская бомба на нём.

Урал – кузница кадров. Так повелось со времён Петра Великого, что он с его предприимчивым народом и богатейшими природными ресурсами стал опорным краем державы. Здесь знаменитый род Демидовых владел двумя десятками металлургических заводов; уральские пушки крепили мощь русской армии. Тяжёлое машиностроение – это тоже Урал, а после Великой Отечественной войны здесь же ковался ядерный щит СССР.

Крестьянское детство Николая Петровича Габова было нелёгким, трудовым. В деревне Сергино, что под Пермью, он окончил школу-семилетку и в 1941-м, в возрасте четырнадцати лет, возглавил девчоночью бригаду на лесоповале. Состав бригады был подростковый, а нормы выработки – без скидок на возраст. Фронт колхозных работ парнишке накатывал по сезону – посевная, покос, уборочная и снова лесоповал. Так прошли три военных года, а за ними – курсы подготовки молодого бойца. Оттуда кого-то направляли в действующую армию, а Николая направили в училище по специальности столяра-краснодеревщика. Страна загодя готовила специалистов для восстановления разрушенного народного хозяйства. Летом 1948-го Габова вызвали в Пермский обком партии, где он находился на особом счету, и дали анкету для заполнения, не объясняя, куда, зачем и кому она понадобилась. Анкета ушла по назначению, а ему вдруг предоставили внеочередной отпуск без права смены места жительства, который прервался так же неожиданно, как и начался. Снова обком, где получены подъёмные и дана команда в составе некой группы прибыть в Свердловск и позвонить по определённому телефону, где скажут, что делать дальше. Не жизнь, а какой-то детектив. По телефону группу неизвестного назначения отправили ещё дальше, на берег Верх-Нейвинского пруда, сооружённого пару веков назад Демидовыми. Там, среди гор и тайги, за забором с колючей проволокой строился завод и поднимался новый город Свердловск-44. Народу нагнали много, а жить было негде, прилегавший посёлок и соседние с ним были переполнены, но армия заключённых жильё строила быстро.