Книжка‑подушка

и Февральскую любить не за что, всю эту сволочь левее кадетов с окрыленными лицами я всегда терпеть не мог, но и красномордые государственники ведь – туши свет, сливай воду. Не выходит никакой у меня стройности, ну и ok: право-левая каша самая съедобная. А стройность хороша в архитектуре и в фигуре. Ну еще в фигуре речи, естественно.

29 июля Прочел во френдленте впечатления одной русской об Италии: Chto kasaetsa italianok, to zdes oni vse neuxogennie, za soboi ne sledat, odevautsa prosto, i vnechne ne privlekatelnie, grubovatie, tak chto ia chuvstvuu seba zdes krasavizei. И правильно чувствует. С утра она приклеит ресницы Барби, отштукатурит мордочку и наденет все свое лучшее вечернее: розовую в блестках блузку, голубую, как у Мальвины, юбку. И, стуча высокими каблуками, отправится гулять по городу: Испанская лестница, фонтан Треви. И ей сразу повезет; ее выделит, выхватит из толпы самый красивый мужчина Рима, с пушистыми душистыми усами, в черных лакированных ботинках – нелегал из Львова, работающий за кэш на стройке.

Меня тут спрашивают, кто я – правый или левый. Пребываю в растерянности. Я за свободу выбора, а значит, за низкие налоги и право богатых самим распоряжаться своими деньгами: пустить в оборот, построить хоспис или кинуть в камин, как Настасья Филипповна. Это вроде бы правая ценность, но лучше бы было побольше хосписов, конечно. Я за свободу выбора, а значит, за аборты, за эвтаназию, за однополые браки и пр. левые радости. Но лучше бы эвтаназии не было и абортов, по возможности, тоже. Октябрьскую