А я уеду ночью в Питер,
Когда меня никто не ждёт.
Когда никто не пожалеет,
Не скажет тихо: Пусть идёт…
И на рассвете над Невою
В лицо повеет влажный бриз,
И чайки реют надо мною,
Кричат и смотрят грустно вниз.

Как петербурженки красивы
На Невском в полдень и с утра.
И длинноноги, и спесивы,
И ожерелье в три ряда…

И вот уж ночь.
И снова Питер —
Прекрасный Город Без Имён.
И ветер фонари качает,
Играя тихий котильон.
Засну у льва под чёрной лапой,
Накроюсь золотым крылом.
И утеку вместе с Невою
В прекрасный сон под этот звон.

Ад – уже на Земле

Выиграй с закрытыми глазами
У тех, кто управляет снами.
Бегущие крысы сказали тебе:
Отчаянный странник, во всём следуй Тьме!
Но ты им не веришь – они лишь фантом,
И нерва разряд, мыслеформы нейрон.
Проходишь карниз, снизу тёмный балкон.
Смотри, не скользни на холодный бетон.
А дальше – под арку, в руке лёгкий меч.
Летучие тени касаются плеч.
И страха предчувствия были верны:
Смотри, эти крысы лежат уж мертвы!

Ад – уже на Земле. Ад – крик жизни больной.
Ад в твоей голове.
Ад – это страх. Прими этот бой!
Ад – это жизнь. Ад – груз давних грехов,
Безбожие божьих сынов.
Бегущие крысы не лгали тебе.
Ты мог убежать, укрывшись во тьме.
Ты их не послушал, они не ушли.
В руке твоей меч, так сражайся. Иди.
Где-то во сне закончится бой.
Кто-то опять следит за тобой —
Кто-то, кто в комнате, пока ты во сне,
Кто-то грызёт сухарь на тебе.

Безешка моя

Миллиарды следов
Красных танковых гусениц —
Следы губ на бинте.
Я считаю заусенцы —
При нечётном количестве
Женюсь на тебе.

Только б в свадебном торте
Не засохло безе…
Без безе не целуется,
Без безе нам нельзя.
В этой белой хламиде
Ты – безешка моя!

Нравится, не нравится —
Замуж. Пусть удавятся
Подруги-некрасавицы
И парни бывшие твои.
Нравится, не нравится —
Пока что дело ладится.
Кольцо на пальце мается —
Я властелин любви.

Денег коробка
Чем-то белым обвязана.
Половина – твоя,
Но ты будешь наказана:
Ты, безешка моя,
Зачерствела, красавица…

Безе зачерствеет
На свадебном торте,
Что останется в прошлом,
Которого нет.
Сладкий вкус растворится
В суете пресных лет.
Всё обман, сказка, сговор
Белоснежных невест
И барыг, алчно ждущих
В магазинах колец.

Торт как айсберг коварный
Жизни днище пробьёт,
Холостяцкий Титаник
На корм рыбам пойдёт.
Я стою у штурвала,
Я вообще молодец,
Но под сливочным кремом
Скрыто слово «конец».

Безтополиная кухта

Безтополиная кухта
Окутывает мягкой пылью.
Как много девок вне себя
Я встретил этой долгой былью…

Я был наружу, не в себя.
И отражением светился.
И падал, капал и искрился.
Как оказалось позже – зря.

Я ел помногу, не постился,
Хотя твой блог манил меня.
Зело челом твоим прельстился
Комментов жаждали глаза.

Я дочитал твой пост до донца,
До криков утреннего соловья.
Ведь я тогда тебя не понял —
Я не нашёл в конце конца.

Затем зима покрыла раны
И след от валенков твоих
Вдруг скрылся в снежности Нирваны,
В душе оставив этот стих…

Белая баночка красной икры

Белая баночка красной икры —
На свет посмотри и тихо возьми.
Иди, потрясаясь небу,
Морозному мёртвому небу
Вечерних шагов.

Ты – Фредди Меркьюри из осетров.
В сапожках-балетках на всё ты готов.
Но мелко в проулке трясёшься,
Боишься не встретить Солнца.
Икра по ногам твоим бледным
Тихо стекает.

Летят мурманчане за Солнцем на юг,
А я в промежутке спою про уют.
А ты – ты осётр, молчишь.
И, наверное, ранен.
Попались в проулке мерзавцы и нож.
И брюхо вспороли – чего же ты ждёшь?
От чёрной икры отпадая, летят красные капли.
Белую баночку красной икры —
На свет посмотри и тихо возьми.
Иди, потрясаясь небу,
Морозному мёртвому небу
Вечерних шагов…

Бессмертья чашка

Бессмертья чашка на столе.
Ты в темноте идёшь ко мне.
Осенний лист запахнет сном
И белый снег сотрёт его.

Мир распирает от витрин.
И с манекеном ты в один.
На нём всё то, что на тебе —
Своих нет мыслей в голове.

Немного денег и надежд,
Но голый ты под ворохом одежд
И чашка – образ с кинолент.
В ней кофе призрачных побед.

И горечь чуть уставшим ртом.
И веки грустные притом.
Бессмертье в чашке на столе
И моя смерть идёт ко мне.

Успею выпить антияд —
Не хочется. Полно наград:
Я самый быстрый по мечтам,
Я – перепрыгивальщик ям.
Я списывал секретный план
И сочинял удачно бред,
Хотя ещё как посмотреть…

Реклама – жизнь.
И смерть – лишь брэнд.
Секунды – деньги.
Я – богач!
Не пополняем счёт удач.
И в минус мне уж не уйти.
Я пью за вас!
Мне, кстати, на работу к девяти…

Бросить город

В Деньгограде сквозь сети обмана
Пробираюсь меж девушек-кошек.
Отупляет самореклама.
Я на майке пишу «Я хороший!».

Все читают газеты, журналы,
А на майку никто не смотрит.
Только сзади рука обнимает
Прямо там, где лежит кошелёк мой.

В униформе подходят бандиты,
Проверяют мои документы.
От того, что не так я одетый —
Ну и что? Всё-равно денег нету.
Я сбегу. Укачу-ка в деревню!
Там избушка стоит нежилая,
Да соседка Марья Сергеевна.

Поутру золотит Солнце росы,
На пруду меня ждёт рыбалка.
И карьеру пущу под откос я.
Только времени трачена жалко.

На душе станет снова спокойно.
Отосплюсь, отопьюсь сладким чаем.
Заскучаю, тебя ночью вспомнив,
И открытку с утра отправлю.
Марку шлёпну рукой на дорогу:
Приезжай поскорей, дорогая!
Тут деревья – и те ближе к Богу.
А житьё – абсолютно, как в Рае…

В антракте весёлого лета

Снегопад. И надежда умчится
С мокрым снегом к тебе на закат
Помню, чувствовал я: Не получится
Отыграть нам с тобой первый акт.

Эх, в антракте весёлого лета
Нам остаться бы только вдвоём!
Я б признался в любви – ну конечно
Мне не страшно – один раз живём.

В белой стуже куётся характер

В банке розового рассола
Мотается жёлтый укроп.
Всё случается снова и снова
Ну а я к зиме не готов.

И душевно я очень противлюсь.
Хоть и знаю, что тщетно всё.
Но на брови шапку надвину,
Выйду в дверь да на голый лёд.

Убедиться, что снова холод
Понаполз-окружил, задавил.
Даже Солнце и небо белые.
Я не помню, как лето прожил.

В белой стуже куётся характер
И застывшие складки лица.
Внутри ярость грохочет как трактор:
Только тронь – и сорвётся резьба.

Словно бог из замёрзшего Ада
Я с лопатою вышел в дозор.
Потемнело холодное небо.
Снова снегом завален двор.

Ветер призраком шепчет песни
Средь сосулек на ветках берёз.
Я пишу тебе это послание,
Чтоб ямщик завтра в почту отвёз.

В деревне Страшного суда

В деревне Страшного суда
Я брёвнышки считал кастетом.
Текла ленивая вода,
Жара сменялась вдруг рассветом.
И скукота, и глупость, пыль,
И запустенье холостое —
Всё осуждает твою быль
И помнит всё твоё плохое.
Когда ж мой час? Тоска зудит.
В окне напротив паутина.
Везёт, когда ты сам паук
И осуждаешь мух невинных.

Весь мир – игра

Весь мир – игра.
Выигрывают наши.
Но эти наши никого не признают.
Я среди них как овн средь барашек.
А кто нас съест, и кто же наш пастух?

Куда ведут все эти реки, тропы,
Кто режет стропы на небесной высоте?
Кто струны тянет из больной Европы.
И кто пельмень свой варит в уголке?

Никто не поцелует в щёчку
Ну или, впрочем, хоть куда.
Зачем? Отращивают зубы.
Сожрут – но скажут, что любя.

Вёл меня отец мой

К яблонову саду вдоль курганов древних
Вёл меня отец мой, за руку держа.
На высоком древе
Вижу странну птицу.
О Земле прекрасной
Вне пределов сада
Пела нам она.

Сердце встрепетало – голос предков слышал:
Тихий родной голос
Из глубин души.
И отец сказал мне:
Сын мой! Милый сын мой…
Ты теперь их слышишь,
Ты теперь их знаешь —
Голос их запомни
И в душе храни.
Солнце стало красным, стало уж садиться.
Тени холодили слёзы на щеках.
Яблони, качаясь, тихо шелестели:
Нам пора прощаться!
Вам идти пора…
Вижу мою птицу —
Нас с отцом оставив,
На широких крыльях
Высоко взлетела
Прямо в небеса…

Вихри снежинок

Вихри снежинок, нам неизвестных,
В мир наш спадают, поя свои песни.
Пепел тел бренных водных кристаллов
Сыплет и сыплет – кто их посылает?

Я их считал и глядел в небосвод:
Видел сосульку и водоотвод.
Видел кота, что сигал вниз за птичкой,
Видел, как пробует сало синичка,
Видел себя вверх ногами в сосульке,
Видел девчонку с цветком в переулке.
Видел меня и Снежинковый Бог
И снег отменил до поры – так-то вот.

По пояс в снегу, непрерывно пыхтящий,
Я чувствовал жизнь, и что я – настоящий.
Перчатки забыл и зашёл скорей в дом.
В Ад белый смотрел, что лежал за стеклом.
И думал о вас, и думал о птицах,
О жарких ветрах и о том, что не спится.

А если и мы пятиглавой снежинкой
Замёрзнем во сне незатейливой льдинкой —
Кто вынесет нас и куда потом сбросит?
Кто будет смотреть, как нас ветром уносит?