До мурашек. Об играх со временем, неосторожных желаниях и о ворчунах, вечно спасающих мир

Лифт

– Стойте, стойте! – кричала запыхавшаяся женщина, давясь воздухом, когда двери лифта уже катились навстречу друг к другу.

Виталик нажал на горящий жёлтым кружок, и механическая пасть медленно распахнулась.

– Фу-у-у-ух, – протянула раскрасневшаяся тётка, вбегая внутрь. Вместе с ней в лифт залетел тяжёлый аромат скисшего пота. – Мальчик, ты наверх? – спросила она у Виталика, вытирая рукавом плаща взмыленный подбородок.

Тот лишь неловко кивнул и потянулся к кнопке, вставая на цыпочки, так как ростом был не выше офисного кресла.

– Давай помогу, а то мы так до второго пришествия тут будем околачиваться, – женщина оттолкнула паренька острым локтем и вдавила кнопку в панель.

Двери лениво поползли к центру. Когда зазор между ними был всего в полдюйма, в щёлку пролезли чьи‑то тонкие пальцы. Механизм грустно вздохнул, и двери снова разошлись, так и не прикоснувшись друг к другу. В лифт зашло нечто вытянутое, лохматое, с бледным, словно обескровленным лицом и чёрными мешками под глазами. От нового пассажира веяло пылью и бумагой. Вжавшаяся в один из углов женщина сморщила нос.

Мужчина холодно улыбнулся и поднял палец. Судя по всему, это означало «Вы наверх?». Виталик снова кивнул, а женщина что‑то недобро прокашляла в ворот плаща, но ничего внятного сказать не смогла.

Мальчишка повернулся и предпринял новую попытку нажать заветную кнопку. Мужчина его не торопил: он спокойно занял место у стенки и, скрестив руки на груди, принялся ждать. Тётка завернулась поглубже в плащ и громко засопела носом.

– Стоять, гадёныш! – крикнул кто‑то очень громко. Виталик от испуга отскочил в сторону и припечатался к стенке. В лифте появился четвёртый: молодой, прилично одетый парень с бумажным стаканчиком в руках, на котором было написано Starbucks.

– Я не поняла, все наверх, что ли? Давайте вы, может, другой лифт подождёте, а то набились тут, как сельди в бочке! – недовольное женское лицо показалось из плаща и начало громко протестовать против нового пассажира.

– Тётя, ты не кипятись, для давления вредно! – усмехнулся парень, затем снова хлебнул из стакана и смачно сплюнул под ноги «бледному». Тот смерил его обиженным взглядом, но продолжил молча стоять.

– А ты за моё давление не радей, пижон! Я и без тебя уже знаю, что полезно, а что вредно. Сам вон дрянью накачиваешься, «сердечко молодое, можно и потравиться, помирать‑то не скоро», так ведь? – злобно передразнивала его женщина тоненьким голоском, отчего всем вокруг стало не по себе.

– Этот лифт наверх едет? – спросил кто‑то снаружи.

– Нет! – на этот раз ответили все четверо, включая молчаливого мужика.

– Ладно, я и по лестнице могу, – сказал тот, кого Виталик не смог разглядеть за спинами, и побрёл вверх по бетонным ступенькам.

Пижон нажал на кнопку, и двери сделали третью попытку закрыться, но и она не увенчалась успехом. Когда они были уже близки к цели, две огромные ручищи, напоминающие боксёрские перчатки, схватили их: словно Самсон, разрывающий пасть льва, огромный мужчина развёл в сторону механические челюсти.

– Здравствуйте, – сказала довольная улыбающаяся морда, красная и шарообразная, словно её недавно покусал рой пчёл.

– Муж-чи-на! – грозно прорычала тётка в плаще. – Вы сюда не зайдё…

Не успела она договорить, как здоровяк протолкнулся внутрь и сразу же вытеснил из лифта почти весь кислород.

– Ты чего делаешь?! Пошёл вон отсюда! – истерично завопил пижон, который успел облиться кофе, когда новый пассажир случайно толкнул его грудью.

– Послушайте, эти старые лифты рассчитаны на двести – двести пятьдесят килограммов максимум. Впятером мы весим триста пятьдесят, плюс минус десять кэ-гэ, – голос лохматого напоминал шелест тетрадных листов.

– Ого! Как это вы так быстро посчитали? – восторженно удивился здоровяк.

– Я бухгалтер, мне достаточно одного взгляда, – с нескрываемым пафосом заявил «бледный».

– Понял, толстяк? Лифт не поедет! Давай, шуруй на выход и жди следующий. Хотя, думаю, таким, как ты, самое место внизу, – брезгливо заметила единственная дама в помещении.

– Почему? – удивленно спросил гигант.

– Потому что обжорство – это грех, а грешникам положено всегда ехать только вниз.

Толстячок обиженно отвёл взгляд от оскорбившей его тётки и нажал на кнопку. Двери наконец захлопнулись, мотор зашумел, сделал рывок и тут же остановился. «Перегруз» – высветились под потолком тусклые буквы.

– Я же говорю, не поедет, – цинично вздохнул бухгалтер.

Двери распахнулись. Здоровяк, на радость остальным, вышел наружу. Пижон тут же нажал на кнопку и показал круглолицему средний палец. Двери захлопнулись. Под потолком снова высветился «перегруз».

– Да чтоб тебя! – выругался пижон. – Давай, вылазь! – приказал он бухгалтеру.

– Но почему я?

– По кочану. Вылазь, ты‑то по-любому чёрную бухгалтерию вёл, бабки помогал отмывать, откаты выписывал.

– И что? Разве за такое я не могу ехать наверх?

– А сам‑то как думаешь? – спросила тётка и, пихая острыми локтями в бока, вытолкнула бухгалтера из лифта.

Двери снова закрылись. Под потолком в очередной раз высветилась злосчастная надпись.

– Ну что, дамы вперёд? – улыбнулся парень, глядя на вжавшуюся в угол женщину.

– Или что? Ударишь меня?

– Как я могу? За такое наверх не примут, но вам‑то там и так делать нечего.

– Это ещё почему?

– Понятия не имею, но от вас так и смердит грешками.

– А сам‑то? Хамло необразованное!

– Я, к вашему сведению, самый что ни на есть филантроп.

– Секс-меньшинство, что ли? – поморщилась женщина и снова закуталась в плащ.

– Нет, уважаемая. Филантроп – это человек, который занимается благотворительностью. Моя фирма выделяет сотни тысяч разным приютам и муниципальным учреждениям. Мне – только наверх. А вы чем можете похвастаться? Тем, что в столовой поднос сдаёте?

Женщина покраснела, щёки её нервно затряслись, а губы выдували горячий воздух. Она злобно зыркнула на тех, кто стоял в коридоре, а затем – на филантропа.

– Да чтоб ты знал, козёл: я всю жизнь трудилась на огромном предприятии! Работала не покладая рук! Дослужилась до начальника отдела…

Собственные слова напомнили ей, как она шла по головам, лишала премий, доносила, растаптывала неугодных, подставляла и сажала в тюрьму невиновных, чтобы избежать срока самой. Но это ничего не значило: она работала, а труд – благороднейшее средство для достижения целей.

– Это не из-за меня лифт не едет! – наконец подвела она итог.

– А вы выйдите, мы и проверим, – предложил пижон.

Женщина вся тряслась от злости и страха, но в итоге решила, что бодаться с этим кретином нет смысла, и вышла. Остались только он и Виталик, который всё это время молча стоял в углу. Пижон нажал на кнопку, и двери захлопнулись. Мотор загудел, кабина сделала рывок и… «перегруз».

– Да твою ж мать! – послышалось из лифта.

– А-ха-ха-хах! – истеричный смех женщины пугал своей искренностью. – Пошёл вон из лифта! – верещала она.

Пижон с совершенно разбитым видом покинул кабину, а тётка тут же залетела внутрь и вдавила кнопку с такой силой, что та залипла. «Перегруз».

– Да что такое? Я хорошая! Я никогда не воровала, не убивала. Почему я не могу поехать наверх? – вопрошала она у почерневшего от времени потолка, но тот противно молчал.

– Дамочка, выходите! – наконец подал голос бухгалтер.

Женщина повесила голову и покинула лифт, вытирая покатившиеся слёзы. Бухгалтер заскочил внутрь и радостно начал жать на кнопку. Двери даже не дёрнулись. Надпись горела, как и прежде. Что‑то пробубнив себе под нос, он тоже вышел, оставив в лифте одного Виталика.

– Извиняюсь, – проталкиваясь вперед, сказал толстяк.

– Ты‑то куда лезешь? – засмеялись все трое. – Не видишь – перегруз! Лифт, похоже, сломан.

– Точно! Сломан! Вот в чём проблема, – обрадовались пассажиры и облегчённо вздохнули.

Круглолицый зашёл внутрь и, подмигнув Виталику, легонько нажал на кнопку. Двери так заспешили навстречу друг другу, словно не виделись тысячу лет. Мотор зашумел, крякнул. Натягивая трос, катушка потащила лифт наверх.

Оцепеневшие от увиденного женщина, пижон и бухгалтер молча смотрели на закрытые двери. Через минуту лифт вернулся, и двери снова распахнулись. Все трое ломанулись вперёд, толкаясь за право уехать.

– Вниз… – дрожащим голосом произнёс бухгалтер.

– Зачем нам вниз? Наверх жми! – дала ему подзатыльник тётка в плаще.

– Да тут всего одна кнопка – «вниз»! – гавкнул он в ответ.

– Я-я-я не хочу вниз! – плакал филантроп. – Подумаешь, несколько приютов переделал под предприятия и магазины! Я же в фонд деньги давал, значит, поступал правильно! Правда ведь? – искал он поддержки среди новых знакомых.

– Фонд «Добрые руки?» – поинтересовался лохматый.

– Да!

– Я вёл у них бухгалтерию. В этом фонде на первую машину заработал, осваивая подобные «благотворительные» поступления, – мечтательно вздохнул бухгалтер.

– Лестница! – вспомнила женщина и выпрыгнула из лифта. Остальные последовали за ней.

В подъезде не было ничего, кроме четырёх стен. Даже выход на улицу исчез. Откуда ни возьмись возникла дверь, в проеме появилась старушка в больших круглых очках. Не обращая ни на кого внимания, она прошагала прямиком к открытому лифту. Троица тут же рванула следом. Уже внутри они увидели, что кнопка снова показывает «вверх». Двери сомкнулись и снова разъехались в стороны – «перегруз».

– Следующий подожду, – сказала старушка и вышла. Бухгалтер быстро нажал кнопку. Двери закрылись, мотор зашевелился и крякнул. Катушка начала свой ход. Лифт медленно пополз по шахте.

– Наконец! Ура! – раздались восторженные возгласы.

Всё закончилось, и только пижон тихо плакал в углу. Красными глазами он смотрел на горящую кнопку с чёрной стрелкой, указывающей в направлении пола.

Журавлик

– Фамилия, имя. Отчество, если есть, – негромко прохрипел старик, глядя на молодого человека в изодранной одежде и со множеством кровоподтёков.

– Журавль Дмитрий Олегович.

– Журавль, значит, – погладил старик длинную бороду. – Что же ты не взлетел, когда в обрыв сиганул? – старик говорил медленно, от его сиплого голоса клонило в сон.

– Это, по-вашему, смешно?

– Хм. Не знаю, кроме тебя здесь никого, вот ты мне и скажи: смешно?

– Не очень.

– Знаешь, я, между прочим, редко шучу. Возможно, поэтому получается так себе. Люди почему‑то никогда не хотят меня слушать, огрызаются или, того хуже, начинают хамить. Можно подумать, что это моя вина, что они попада…

– А можно уже подняться на борт?

– Ну вот, опять. Пытаюсь завести беседу, быть вежливым, а мне дерзят.

Парень смотрел на старика, держащего в руках весло, с видом полного безразличия и нетерпения. Последнее, о чём он мечтал в этот момент, была бесполезная болтовня, которую затеял перевозчик.

– Плату за проезд приготовил?

– Какую ещё плату?

– Обычную. Нужна монета, чтобы я смог пропустить тебя вперёд. Те, кто платят, едут первыми, остальные стоят в очереди.

– Но я здесь один!

– Это ты сейчас один. А через пять минут тут будет целый самолёт, который разобьётся в поле.

– Тогда нам нужно поспешить. Так я могу пройти?

– Ну… В принципе, можешь, проходи.

– Гав! – разлетелось эхом по всему подземелью.

Глаза у старика вылезли из-под густых бровей. Он прокряхтел что‑то и поковырял пальцем в ухе, явно подозревая, что у него начались проблемы со слухом.

– Ты чего гавкаешь? – спросил он у парня.

– Да так… Нервничаю просто, всё‑таки в царство мёртвых не каждый день попадаешь.

– Ну да, ну да, ты прав. Ладно, зале…

– Гав-гав! – раздалось снова.

Старик смотрел на парня: тот явно изменился в лице, а потом пару раз гавкнул, но этот лай совершенно не был похож на тот, что звучал ранее.

– Ты что, думаешь, я совсем дурак?

– Нет, говорю же – нервничаю.

– Ага. Невроз. Ты в курсе, что с собаками сюда нельзя?

Парень хотел было возразить, сказать старику, что тот – маразматик, которому давно пора на пенсию. Но тут из-за его спины выбежал небольшого размера пёс, чья шерсть была изодрана, а спина зияла свежими ранами.

– Гав-гав-гав! – радостно здоровался лохматый барбос, виляя обрубленным хвостом.

– Можно я возьму его с собой? – голос парня больше не звучал так надменно, как несколько минут назад.

– Ну разумеется…

– Правда? – обрадовался молодой человек.

– Разумеется, нет. Ты что, с ума сошёл? Собакам не место в царстве мёртвых людей, у них своё ведомство – радуга, собачий рай – я, честно говоря, без понятия. Но в мою лодку этот тип не сядет, – отмахивался веслом старик от намеревавшегося плыть с ним пса. – Ты что, блохастый, не слышал? Фу, пошёл вон! Эй, скажи ему!

– Не могу, это не мой пёс, я подобрал его на дороге, прежде чем случилась авария. Я даже не знаю, как его зовут.

– Ну, ты взял его – ты за него и в ответе. Давай забирай, самолёт уже идёт на посадку, тут сейчас будет как на МКАДе в шесть часов вечера.

– Разряд, – послышался откуда‑то новый голос.

– Что это?

– Это доктора пытаются тебя реанимировать.

– Так я, возможно, не умер?

– Это уже от них зависит. Мне, честно говоря, плевать. Всё, у меня самолёт приземлился, сейчас попрут. Решай быстрее, идёшь в лодку или нет?

– Ещё разряд, давайте укол!

Парень посмотрел на руки, и те, кажется, стали растворяться на глазах.

– Есть пульс!

– Я… Я оживаю, что ли?!

– Похоже на то. Поздравляю, – сухо произнес старик, глядя на тающего в воздухе парня, а потом вдруг опомнился: – Эй, собаку забери! Эй! Стой! – старик пытался поймать парня веслом, точно крюком, но оно пролетало сквозь тело.

Парень исчез, а на его месте уже была толпа с только что разбившегося лайнера.

– Пропустите, я первая стояла! – визжала какая‑то тётка, держа за руки двух неуправляемых карапузов, которые без конца дрались и орали.

– Спокойно, мамаша, очередь согласно купленным на рейс билетам! – не давал ей проходу обгоревший на солнце здоровяк со сломанной шеей.

– Да что же это такое! Я даже после смерти должна терпеть подобный бардак? Эй, кучер! Уважаемый! У вас тут ещё лодки есть?

Старик тяжело вздохнул, глядя на эту неорганизованную толпу и, как обычно, следуя протоколу, начал принимать пассажиров.

– Всех, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперёд, остальным ожидать в порядке очереди, – монотонным голосом произнёс он, явно не надеясь, что его будут слушать.

Люди пёрли, толкались, кричали, дрались.

– Повторяю! Всех, у кого есть монета… Эй! А ну, пошёл вон! Я кому говорю, отойди от лодки! – закричал он на самого наглого паренька в деловом костюме.

– Да ты знаешь, кто я такой? – взъерепенился тип и полез во внутренний карман пиджака, из которого выудил ксиву.

Старик шибанул наглеца по руке веслом, и ксива утонула в чёрной, как космос, воде.

– Да ты чё? Совсем охренел? – тип бросился на перевозчика, и тот уже приготовился дать ему веслом по голове, как вдруг из толпы вылетел пёс и вцепился парню в ногу.

– Ай! – завизжал «костюм». – Фу! Фу, я сказал! Уберите пса!

Но пёс вцепился в ногу мёртвой хваткой. Он рычал и дёргал мордой, чтобы посильнее прокусить плоть.

– А-а-а-а! Ладно, ладно! Понял, отхожу! – верещал парень.

Пёс отпустил его и встал перед лодкой, обнажив зубы. Толпа подалась назад.

Очумевший от произошедшего старик с недоумением смотрел на пса и испуганную ватагу людей. Выйдя из оцепенения, он прокашлялся и начал заново:

– Всех, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперёд, остальным ожидать в порядке очереди.

– Да нет у нас монет! – крикнула стюардесса с задних рядов.

– Тогда в порядке очереди. Согласно возрасту. Сначала старики.

Первым из толпы вытолкнули какого‑то хромого деда, который, судя по виду, и без авиакатастрофы был на пути в царство мёртвых.

Дед дрожал, как желе. Он меньше всего хотел, чтобы пёс вгрызся в его практически торчащие наружу кости, проступающие через тонкую кожу, но толпа уверенно толкала его вперёд, и он, прихрамывая, отдался на волю судьбы.

Пёс гавкнул, и мужчина икнул от страха. Тут мохнатый страж отошёл в сторону, пропуская первого пассажира. Дедушка аккуратно поставил ногу на судно, затем вторую. Перевозчик душ оттолкнулся веслом от берега, и пёс тут же запрыгнул в лодку. Он положил морду на колени к хромому, а тот принялся гладить животное и благодарить его за разрешение пуститься в последнее плавание.

Паромщик грёб веслом чёрную водную гладь и думал, как теперь будут обстоять его дела с учётом нового жителя подземного мира, от которого, судя по всему, так просто не избавиться. Когда он высадил первого пассажира и поплыл обратно, пёс уставился на него маленькими блестящими глазами, в которых отражалось неприкрытое любопытство.

– Хочешь, расскажу тебе шутку? – прервал наконец молчание старик.

Пёс радостно гавкнул, и мужчина, прокашлявшись, начал рассказывать анекдот, который придумал пятьсот лет назад. Он сбивался и путался в именах героев, но пёс всё равно вилял хвостом и тяжело дышал, выказывая интерес. Когда старик закончил и спросил: «Ну как?», пёс снова подал голос, явно одобряя юмор, и лизнул его морщинистую руку. Губы хмурого перевозчика изобразили что‑то вроде улыбки, и он погладил пса по лохматой голове.

– В конце концов, у Аида есть Цербер! А мне, что ли, нельзя пса завести?

Пёс чихнул, словно подтверждая правоту старца.

Лодка пристала к берегу, и толпа уже готовила нового претендента на переправу.

– Скажите, а как зовут вашего охранника? – поинтересовалась женщина, которая была следующей в очереди.

– Журавлик. Его зовут Журавлик. Он назван в честь того, кто спас две одинокие души.

Ночной шиномонтаж

За окном стояла лунная ночь. Боря сидел за накрытым газетами столом и чистил вяленую рыбу. С улицы донёсся приближающийся стук копыт и затих прямо возле шиномонтажа, где Боря и вёл своё существование. Затем раздалось мощное ржание и несколько глухих ударов хлыстом.

Мужчина даже не привстал. По телевизору, который стоял на шкафу под потолком, шёл какой‑то ситком начала двухтысячных и, по мнению Бориса, это было куда интереснее того, что творилось за стенами.

В металлическую дверь постучали, но мастер лишь поёрзал на стуле, разминая затёкший зад.

Стук становился настойчивее, и, так как пульт от телевизора потерялся, а слов героев сериала из-за шума было не разобрать, мастеру пришлось встать и дойти до двери.

Отперев замок и толкнув дверь, Боря увидел на пороге высокого мужчину в чёрном плаще до земли. Тонкая кожа, белая, словно свежая дорожная разметка, обтягивала череп. В тёмных глазах подёргивался бледный огонёк.

– У вас написано: «Работаем круглосуточно», – немного раздражённо произнёс человек в дверях.

Боря пожал плечами, затем зевнул и лениво произнёс:

– Что там у вас?

– Колесо замято, и спица вылетела. Я очень спешу, не могли б вы быть немного расторопнее?

Боря ещё раз зевнул, но на этот раз так сладко, что человек не выдержал и зевнул в ответ.

Мастер щёлкнул выключателем, и на улице загорелся жёлтый фонарь, осветив всё вокруг. Прямо перед шиномонтажом была припаркована накренившаяся на один бок колесница, запряжённая парой вороных лошадей. Из их ноздрей вырывался горячий пар. Совершенно невозмутимый Боря зевнул в третий раз. Даже лошади не смогли устоять и повторили за ним.

Подойдя к колеснице, мастер неуклюже пнул замятое колесо и присвистнул.

– Тридцатый радиус. В копеечку встанет, – причмокнув губами, констатировал он, глядя на ночного клиента.

– Да плевать мне, сколько это будет стоить! Вы сможете починить? – тип явно был не в духе.

– Ну-с-с-с. Вообще‑то обычно мы таких работ не делаем. По-хорошему, вам к сварщикам или кузнецам.

– Ночью работаете только вы, – мужчина в чёрном злобно прожевал эти слова, явно понимая безысходность своего положения.

– Могу отстучать молотком и приварить спицу, но гарантии на сварку не даю – не моя специальность, – развёл руками Боря.

– Делайте! Только быстрее, умоляю!

– О’кей, босс, – с этими словами Боря вразвалочку пошёл за домкратом.

Колесо снялось не с первого раза. На пневмопистолет не было нужной насадки, гайку пришлось откручивать газовым ключом. Каждую дополнительную операцию Боря педантично записывал в тетрадку.

Ремонтируемая деталь была небрежно брошена на стол к рыбьим очисткам.

– Можно аккуратнее? Этому колесу почти пять тысяч лет, его сделали из вавилонской стали! – всё больше выходил из себя посетитель, но Боря в очередной раз смерил его простодушным взглядом.

Мастер навернул около тридцати кругов вокруг стола, с профессорским видом прикидывая план будущих работ. Клиент то и дело поглядывал на настенные часы, цокал языком и уже досконально изучил все выцветшие плакаты с голыми женщинами, которыми было обклеено помещение. Где‑то вдалеке слышались звуки сирены.

Наконец Боря взял в руки молоток и начал стучать. Стучал он долго, с разной силой, периодически проверяя на глаз ровность и округлость. Затем проделал ту же операцию с отвалившейся спицей, которая была согнута в вопросительный знак.

Когда колесо снова обрело форму обруча, Боря ушёл в соседнюю комнату. Оттуда стали доноситься звуки передвигаемых вещей и лёгкий профессиональный мат, не адресованный никому лично, но обязанный быть услышанным, чтобы присутствующие поняли, как сильно напрягают мастера. Сирена приближалась.

Наконец Борис вернулся: одна его рука тянулась к полу под весом сварочного аппарата, а вторая держала пачку каких‑то древних электродов времён перестройки.

Сварочной маски у Бори не было – он просто отворачивался от вспышек и щурился, стараясь попасть электродом в места соединения. Когда дело было сделано, колесо потеряло всю элегантность и внутренней стороной напоминало скорее хулахуп, но вполне могло ещё послужить.

– С вас семьсот рублёв, – зевнул в очередной раз Боря, а затем добавил: – Балансировка нужна?

– Не надо, ничего мне не надо, просто прикрутите, и я поеду!

Сирена была уже близко. Буквально в паре километров. Боря пожал плечами и, поставив колесо на место, начал прикручивать гайку.

В какой‑то момент гайка перестала крутиться.

– Резьба замялась, нужно плашкой пройтись, – лениво произнёс мастер.

– Не нужно! Держится?

– Шататься будет.

– Плевать. Вот ваши деньги! – мужчина вынул из кармана золотую монету и кинул Борису.

– Это что?

– Шумерское золото.

– И что мне с ним делать? Рублей нет?

Мужчина вскинул руки к небу, попросив у него терпения, затем достал кошелёк и отсчитал Борису ровно семьсот рублей. Потом залез в колесницу: в одной руке из воздуха возник кнут, в другой – огромная коса, лезвие которой блеснуло лунным светом. Он занёс кнут, но ударить не успел. Рядом по дороге промчалась машина скорой помощи с включёнными мигалками и сиреной.

– Вот чтоб тебя! – выругался худой тип в плаще и опустил руку с занесённым кнутом.

– Что такое? – неохотно поинтересовался Боря.

– Не успел…

– Бывает. Поверьте, оно ведь к лучшему. Зато сейчас вам шпильку прокрутим, потом отбалансируем – будете нормально ездить, не переживая за безопасность. Может, кофе?

– Можно, – понуро ответил мужчина, слезая с повозки.

– Заходите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.

Боря поставил чайник, достал из шкафа банку «Нескафе» и, встав на стул, сделал телевизор погромче.

– В нашем деле главное – сервис! – гордо заявил он и прошёлся тряпкой по гостевому креслу. – А спешка – она ни к чему. Можно ведь и на тот свет попасть, если сильно спешить.

– Да уж, попадёшь с таким сервисом, – негромко проворчал посетитель и развалился в кресле поудобнее.

Этой ночью не было зафиксировано ни одного смертельного случая.