Buch lesen: "Ныряющий кузнечик", Seite 12
– В России, конечно, демократы, – согласился с ней Серафим Парфёнович. – Но баня в Тупарях осталась всё та же и дырка в стене вечная, как чугунная статуя… в кепке. Традиции незыблемы.
Он не сомневался, что подобных статуй по России превеликое множество. Нет и не будет такой силы, чтобы низвергнуть многочисленную массу каменных, глиняных, гипсовых, чугунных, медных и прочих мужиков. Да и надо ли! Ведь это наша история! А теперь мы вляпались в… другую, и она, похоже, покруче, чем предыдущая.
В купе вошла Маша со стаканами на подносе и твёрдым голосом сказала:
– Я твёрдо намереваюсь баранину и омуля… с гнильцой, то есть, с душком запивать молоком от бешеной кобылы, – решительно сообщила она. – Это не только по причине моего любопытства. Дело в том, что я в коммерческом банке взяла большую ссуду. А покойники, как все знают, не расплачиваются по счетам.
Всё ещё голый, в женском халатике, Аркадий Дмитриевич взял из рук Маши стаканы и разлил из первой же банки белую жидкость по стаканам.
Обитатели седьмого купе плотно придвинулись к столу, включая и Машу.
– Что ж, давайте, выпьем за здоровье славного Серафима Парфёновича и всех пассажиров нашего замечательного поезда, – Аркадий Дмитриевич поднял вверх стакан с «Архи». – Конечно же, пью и за славный бурятский народ, который умеет производить водку даже из молока.
Все, без исключения, выпили и решительно закусили омулем, а потом и копчёной бараниной.
– Нормально, – заметила Ирина. – Я была не права. Водка пьётся хорошо, и омуль уже, почти ничем не пахнет.
– Уверяю, что после третьего стакана замечательной водки, Ирочка, – сообщил Серафим Парфёнович, – тебе и занавеска на окне покажется чебуреком со свининой. Поистине, волшебный напиток.
– Тогда предлагаю выпить ещё по полстакана нашего «молочка», – сказала Алина, – и продолжим беседу.
Долго упрашивать Аркадия Дмитриевича не пришлось. Он торопливо разлил спиртное по стаканам. Все выпили и закусили.
– Однако, подъезжаем к Хабаровску, – сообщила Маша.– Собирайте вещи, Серафим Парфёнович, продукты тоже. Протухшего омуля мы уже сожрали, но баранины и молочной водки осталось много.
– Вещи у меня уже собраны. А всё, что на столе, дорогие вы мои, остаётся вам, – пояснил Серафим Парфёнович. – Пейте и ешьте, и вспоминайте меня, доброго и замечательного человека, со злым зелёным лицом.
– Нет, Серафимушка, – Аркадий Дмитриевич разлил по стаканам очередную порцию «Архи», – мы ещё успеем выпить с тобой на посошок. Прямо сейчас! Ты же нас уважаешь?
– Ну, давайте, – согласился с предложением Серафим Парфёнович, торопливо выпивая водку в стакане. – Счастливо вам набраться… тьфу ты, удачно вам добраться до Владивостока! Меня провожать на перрон не надо. Я не девица какая-то, да и чемоданчик у меня маленький. Донесу! Прощевайте! Не поминайте лихом!
Поезд остановился, и все, в том числе и проводница Маша, начали обнимать и даже целовать Серафима Парфёновича.
Он довольно бодрой походкой направился по вагонному коридору в сопровождении Маши в сторону тамбура. Потом вышел на перрон, где Серафима Парфёновича ожидали два его внука, здоровых бугая, Тимоша и Паша.
Они похлопали своего дедушку по плечу, взяли его чемодан и неторопливо спустились с ним в подземный переход. Там на вокзальной площади их ждал микроавтобус, на лобовом стекле висела табличка: «Автосервис Политовых».
Наконец-то, Аркадий Дмитриевич решил надеть брюки и рубашку. Ирина и Алина тоже привели себя в порядок и прикрыли оголённые участки тела.
Очень скоро, вместо выбывшего из состава весёлой компании Серафима Парфёновича, в купе вошёл с маленьким чемоданчиком и чёрным целлофановым пакетом довольно интеллигентной внешности молодой человек. На вид ему было примерно тридцать, не больше. Поправив на лице роговые очки, он сказал:
– Приятного аппетита, господа и дамы! Очень сожалею, что вынужден своим присутствием помешать вам. Но судьба сложилась так, что я оказался вашим попутчиком. Но только до завтрашнего утра, до прибытия во Владивосток, до конечной станции.
Молодой интеллигент ловко забросил свой чемоданчик, в багажное отделение, положил пакет на стол.
– Вы интересный молодой господин, – закинула удочку Ирина, – и, может быть, мы за эту ночь познакомимся с вами поближе.
– Вы очень симпатичная и даже фрагментами красивая дама, – ответил комплементом молодой интеллигент. – Но я старюсь избегать случайных… ну, этих самых, интимных связей. Во избежание…
– Но почему? – удивлённо спросила Алина. – У вас, что, проблемы с потенцией?
– Нет. Тут всё нормально, извините, – ответил интеллигент. – Просто мне мама не разрешает иметь дело с незнакомыми женщинами.
– «А мне мама, а мне мама целоваться не велит»! – пропел и потом сказал Аркадий Дмитриевич. – Но, надеюсь и предполагаю, ваша мама не будет против того, если вы поддержите нашу компанию.
– Ну, что вы! Стаканчика два или три «Архи» я с удовольствием выпью, – принял предложение интеллигент, подсаживаясь к столику, доставая из пакета что-то, завёрнутое в газету. – Я пью её с большим удовольствием. Это варёные яйца, двенадцать штук. Больше ничего нет.
– А больше ничего и не надо, – успокоила его Лемакина. – У нас тут всё есть. Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
– Меня зовут просто Лёня, – представился молодой интеллигент. – Я в прошлом преподаватель академии железнодорожного транспорта, кандидат математических наук, а сейчас разъездной гадальщик. Гадаю по гениталиям. Сейчас еду гадать по вызовам во Владивосток, Уссурийск, Артём, Находку, Арсеньев и другие города и посёлки Приморского края.
– Понял, – Аркадий Дмитриевич, как всегда, разлил по стаканам «Архи», – ты, Лёня, гадаешь по женским улыбкам, которые ниже пояса, ну и по… яйцам.
– По варёным, что ли? – удивилась Алина. – Оригинально!
– Нет. Подразумеваются другие яйца, – сказала Ирина,– не варёные, а те, что всмятку, кожаные и волосатые, и совсем не яйца, а яички. Да, видимо, по всему мужскому… организму.
– Теперь понятно,– Алина подняла, как и все остальные, стакан с молочной водкой. – Давай, Лёня, выпьем за знакомство. Кстати, вот эту умную женщину, специалистку по кожаным яичкам, зовут Ирина. Этот ещё молодой мужчина с блуждающим взглядом, Аркадий Дмитриевич, а я – Алина, по специальности метеоролог.
Все, соединив дружно, ударив стаканы о стаканы, выпили. И пошла живая не принуждённая беседа, частые тосты, поднятие стаканов.
Потом Ирина сняла плавки, прилегла на постель, приглашая к себе жестом Лёню. Он внимательно стал рассматривать её влагалище, с помощью миниатюрного зеркальца, предсказывая ей по гениталиям её будущее. Конечно же, не забыл сказать кое-что о прошлом и настоящем. Подтвердил, что совсем скоро она станет известным художником. Об этом убедительно говорил широкий разлёт её верхних половых губ.
Следующей, изображая основательную скромность, была Алина. Лёня тоже, держа в левой руке стакан с водкой, а правой, раздвигая половые губы Алины, что-то долго и обстоятельно ей рассказывал.
Потом явилась и Маша, которая тоже, немного выпив, предоставила Лёне на обозрение свою «лохматку». Она даже попыталась крепко обнять Лёню и активно предложить ему сексуальные услуги. Но он отказался, вырываясь из цепких рук проводницы.
– Нет, дорогие дамы, – предупредил Лёня. – Я только гадаю. Провожу медицинскую диагностику. Это моя работа. Никаких эротических массажей и половых связей! Хотя удержаться трудно, потому что материал очень интересный. У вас, Маша, ваша «штучка» продолговатая, как рыбка. К примеру, иваси. Чудесно! У Алины – широкая и плотная ватрушка, у Ирочки – морская чайка, «крылья» – в разлёт. Вы – прекрасны! Но я – на работе и никогда об этом не забываю.
Сказав это, он вышел в коридор. Но до туалета не дошел. Лёню приглашали в свои купе женщины и мужчины. Он разглядывал их «инструменты» и говорил, говорил, говорил…
А ему, в его чёрный пакетик, благодарные пассажиры пихали деньги. Ни много – ни мало, но за полтора часа натекла почти месячная зарплата Воркутинского шахтёра. Ну, может быть, чуть поменьше.
– Лёня – настоящий чародей, – Алина укладывалась спать. – Он всё точно поведал обо мне. Даже сказал, что у меня было семнадцать абортов.
– А я буду великой художницей, – сообщила Ирина, – и, может быть, выйду замуж за Лёню и не буду ему изменять… почти.
– Я ложусь спать,– Аркадий Дмитриевич забрался на верхнюю полку.– Я, всё-таки, почти не верю в чудеса, тем более, в бред.
– Но, как раз, ты, Аркеадий, в них и должен верить, – напомнила ему Лемакина. – От обычного плевка женщины в твой правый глаз, ты стал абсолютно зрячим.
– Это была не женщина, – возразил Палахов, – а девушка-девственница, правда очень и очень взрослая.
Он не просто засыпал, а с задорным смехом. Да как это можно по половым органам что-то определять? Чушь какая-то. Нелепость.
Но вот, наконец-то, настало раннее утро. Поезд прибывал к конечной станции, городу Владивостоку. Всё пассажиры купе дружно собирались к выходу. Наспех пили «Архи», доедали баранину и обменивались адресами и телефонами. Тут же были Маша и Гриша.
Аркадий Дмитриевич решительно вывалил из брюк свой фаллос перед Лёней и довольно сурово сказал:
– Скажи, Леонид, что меня ждёт! Говори всю правду! Я – бесстрашный майор в отставке, если, точнее, то теперь уже запаса, и в ближайшее время – снова кадровый. У нас только так. Доверяю тебе своего ныряющего «кузнечика».
– Хорошо! Только сообщу самоё основное потому, что скоро нам всем выходить. И так! Какой у вас странный изгиб самого стержня, Аркадий Дмитриевич! И сам конец замысловато закручен! Направлен в сторону!
– Короче! – сказал Аркадий Дмитриевич. – Некоторые гражданки в вагоне уже знают, что у меня располагается там и какое. Имели возможность близко познакомиться с моим «кузнечиком».
– Через три – четыре месяца… Нет! Встреча произойдёт скоро, во Владивостоке, может быть, на перроне, но не обязательно… Вижу, как в тумане, но довольно чётко. Перед глазами… город Подольск. Брюнетка Жанна. Женитьба. Нищета. Развод. В дальнейшем Дом престарелых, – охотно сообщил Лёня. – Страшная судьба! Но, может, всё обойдётся. Хотя, вряд ли. Правда, подобные предсказания сбываются – пятьдесят на пятьдесят. Некоторая определённость прослеживается…
Ни с кем не прощаясь, Аркадий Дмитриевич не стал дослушивать предсказаний Леонида до конца, схватил свой чемодан, выбежал в коридор вагона. Протискиваясь, сквозь толпу нетерпеливых пассажиров, он выскочил в тамбур. Не дожидаясь остановки поезда, он выпрыгнул на перрон.
Навстречу Аркадию Дмитриевичу бежала его племянница Марьяна с какой-то моложавой женщиной. Они остановили его, стали тискать и обнимать.
– Дядя Аркадий, – радостно сообщила она, – как я рада, что ты приехал. Познакомься. Это моя подруга, будет тоже у меня гостить. Она из Подмосковья, как и ты. И зовут её…
– Жанна! – сказал очень громко и уверенно Аркадий Дмитриевич и заплакал. – Я всё знаю… Женитьба. Любовники. Импотенция. Нищета. Дом престарелых. Я… улечу отсюда далеко-далеко! Я устроюсь работать водолазом без выхода… на сушу. Я уйду в глубокую тайгу или в… пустыню. Я буду жить только в товарных вагонах и ездить зайцем по всей стране матушке. Но я не хочу… в Дом престарелых. Мне там не интересно…
– Твой дядя очень переутомился в дороге, Марьяна, – определила подруга его племянницы.– Но ничего. Придём домой – и я сделаю ему клизму. А потом… постельный режим. Может, где и я рядом прилягу.
Аркадий Дмитриевич уныло поплёлся вслед за ними, испуганно озираясь по сторонам. Выхода из создавшегося положения он не находил.
Но тут он резко осознал, что надо бежать. Прочь бежать! Подальше от опасного места…
Палахов почти вырвался из объятий своей племянницы Марьяны и устремился в сторону ближайшего виадука. При этом, на ходу, он снимал с себя одежду и разбрасывал в разные стороны. Ему мешала убегать от опасности даже она, да и чемодан. Аркадий Дмитриевич бежал по ступеням вверх, к виадуку. В сторону не морского, а железнодорожного вокзала.
Вдруг он резко ощутил, уже теряя сознание, что очень крепко ударился головой о фонарный столб. Голый и беспомощный, но зато свободный, майор в отставке упал навзничь.
А потом… Потом он вдруг оказался в служебном купе одного из пассажирских поездов. Слава богу, его подобрали добрые люди и очень быстро погрузили в один из отправляющихся экспрессов.
Он приподнялся с нижнего сидения, встал на ноги, совершенно не стесняясь своей наготы. Перед ним стояли совсем молодые проводник и проводница. Как ни странно, они тоже были обнажены.
Вероятно, Палахов запамятовал, как и почему очутился здесь. Аркадий Дмитриевич совершенно не удивился тому, что, красивые, белокурые и синеглазые молодые люди знали его не только по имени и отчеству, но по фамилии.
Так же он помнил, что проводницу зовут Лиля, а ее коллегу – Пантелей.
– Благодарю вас, господа, за моё спасение, – отставной майор слегка поклонился железнодорожникам без формы. – Но очень надеюсь, что ваш поезд направляется не в США, не в эту страну.
– А почему бы и нет? – пожал плечами Пантелей. – Там некоторым очень и очень даже нравится. Правда, обычные поезда туда не идут, а наш доберётся…
– Успокойтесь, Аркадий Дмитриевич, – проводница положила ему руку не на плечо, а на его мощные гениталии. – Везде живут люди. Хорошо там, где нас нет.
– А где только нас, сволочей, нет! – завопил Палахов. – Я созвонюсь с родственниками! Я хорошо заплачу! Мне пришлют не только одежду, но и деньги… Но я не желаю отправляться в дикие и жуткие страны! Там без суда и следствия расстреливают даже коров! Так по телевидению говорят…
Парень и девушка многозначительно переглянулись. Было ясно, что их совершенно не заинтересовала идея и желание Палахова куда-то там звонить.
Аркадий Дмитриевич окончательно понял, что находится в том мире, где ни доллары, ни евро, ни даже юани и рубли не имеют никакого значении.
Отставной майор с тоской сел на нижнюю полку-лежанку и произнёс:
– Я всё понял, Я умер.
Проводники снова переглянулись и поочередно пояснили ему, что, наоборот, это он явился к ним из мира мертвых в обитель живых. А поэтому беспокоиться не стоит. Всё идёт по плану.
Разумеется, Палахов был храбрым и отчаянным человеком. Он вскочил с места, выбежал из купе. Очень быстро добежал до тамбура и на полном ходу поезда выпрыгнул наружу.
Приземлился, вроде, удачно… Открыл глаза и увидел, как над ним склонились его двоюродная племянница Марьяна, её подруга, несколько посторонних зевак и молодая женщина-полицейский в форме лейтенанта.
Слабым голосом он произнёс:
– Похоже, что прыжок из поезда загробного мира у меня удался! Я хочу пить! Но не воды мне, а водки!
Но тут всех сразу же опередила чернявая и симпатичная, совсем молодая лейтенант местной полиции:
– Вы, уважаемый господин, получите, скорей всего тюремный срок за то, что бегаете между двумя вокзалами в голом виде. Хотя, в принципе, есть, на что… присмотреться, но это… Это хулиганство!
– Что ещё я сделал не так? – прошептали губы отставного майора. – Я заплачу, как только найду свой чемодан и одежду.
– У вас не хватит денег, – сурово ответила сотрудница полиции. – Вы сшибли своим дурацким лбом удивительный и красивый фонарный столб. До сих пор ни одной автомашине не удавалось это сделать.
– В чём же его историческая ценность? – Палахов с трудом, но поднялся на ноги. – Чем же этот столб отличается от других?
– Под этим столбом, может быть, часто стоял в раздумье уже в 1900 году великий исследователь Дальнего Востока, писатель и учёный Владимир Клавдиевич Арсеньев, – сообщила миловидная лейтенант полиции, – и другие господа и товарищи, но чуть попозже. А вы его жестоко и бесчеловечно сбили своим лбом.
– Почему они стояли именно под эти столбом? – удивился Палахов.
– Потому, что этот столб был самым красивым, – пояснила она. – Где же ещё им стоять?
Но тут вдруг оживились Марьяна и её подруга.
Они отвели в сторону прекрасную молодую женщину, лейтенанта полиции, и клятвенно пообещали ей, что покроют все расходы, связанные с нервным срывом и непонятными действиями Аркадия Дмитриевича Палахова.
Тут появился с чемоданом Палахова и собранной одеждой Аркадия Дмитриевича пожилой и усатый сержант полиции. Всё это он положил перед лежащим и по-прежнему голым майором в отставке.
К нему подошла всё та же дама-полицейский, в звании лейтенанта, кивнула головой своему подчинённому. Тот, козырнув, удалился.
Она слегка наклонилась к Палахову и сказала:
– Меня зовут Полина! Вы нормально стоите на ногах, Аркадий Дмитриевич? Вас не качает?
Не отвечая на её вопрос, он развёл руки в стороны, разумеется, прекрасный, как Аполлон, и даже симпатичней.
Улыбнувшись, Полина заверила отставного майора, что они очень скоро встретятся для оформления необходимых бумаг и документов. Протянула ему руку, Палахов тоже поступил, точно так же, как она.
Но вдруг женщина-полицейский, тяжело вздохнув, резко пожала ему не правую ладонь, а его бравый и увесистый пенис, его славного ныряющего «кузнечика». Причём, это пожатие длилось довольно долго.
Уходя, она приветливо помахала ему рукой. Ему даже показалось, что она крикнула; «Чао, мой мальчик!». Но что абсолютно точно, так то, что она сделала перед ним реверанс, почти по-французски. Никого тут не надо судить и критиковать. Ведь Полина не только полицейский, она ведь ещё… и прекрасная женщина. Это следует учитывать.
Но тут к нему подбежали Марьяна и её подруга, которая с нескрываемой обидой произнесла:
– Чего эта полицейская дама жмёт вас, где попало, Аркадий Дмитриевич! Что за вольность? Трогать за… здесь ушибленного и, может быть, свихнувшегося человека не очень-то красиво и гуманно.
– Дорогая Жанна из города Подольска, – тихо сказал Палахов, держа в руках широкие семейные трусы. – Я понимаю ваш определённый ко мне интерес, но, вряд ли, наше сближение пойдёт нам обоим на пользу.
– Дядя Аркаша, – вставила своё слово и Марьяна, – ты тут совершенно не прав.
– Я знаю, что говорю, – он принялся надевать трусы, и молодые женщины с интересом наблюдали за тем, как красиво и… приятно раскачивается из стороны в сторону мощная мошонка под его «кузнечиком». – Если бы я не знал, то и не стал тут рассуждать. Прекрати летать ко мне в голом состоянии по ночам! Меня это давно не радует.
– Никакая я тебе не Жанна! – возмутилась подруга его двоюродной племянницы. – Меня зовут Дина, и живу я в Мытищах. Это, считай, уже Москва. Я ещё посмотрю, летать к тебе по ночам или нет. Подумаешь! Отрастил яйца! Да, если хочешь знать, даже у самого малолетнего слона они гораздо больше.
– Возможно, – очень широко улыбнулся Палахов, – со слонами конкурировать не намерен. Это сложно. Я, вполне, доволен своим энергичным и ненасытным «кузнечиком». Он редко меня подводил.
– Самоуверенный тип! – заметила Дина. – Это по причине твоей не стремительно, но назревающей старости, господин Палахов.
– Да, какая там, к чёрту старость! – засмеялся Палахов. – Мне всего-то тридцать пять лет, и я уже майор. Всё складывается отлично, девочки! Жизнь продолжается! У меня уже почти не болит голова. Я сейчас оденусь, и мы едем к тебе, Марьяна. По дороге что-нибудь прикупим.
– Мне даже нравится, Аркадий Дмитриевич, что ты – пошлое и мерзкое существо, – честно призналась Дина. – В этом есть какой-то, особенный шарм.
Он был человеком не только слова, но и дела. По этой причине очень быстро оделся и даже взял в руки чемодан. Его ждала во Владивостоке не Жанна, а Дина. Это уже почти натуральным образом его окрыляло и радовало.
Палахов шёл к месту посадки на такси, на привокзальную площадь и даже что-то пел. Вроде даже, что-то на английском языке. Хотя, вряд ли. Ведь он не знал на нём не единого слова потому, что в школе и в университете изучал немецкий язык.
Они с Диной очень скоро разденутся, и продолжится правдивая и откровенная жизнь. К черту, ложь! Ведь она ни к чему хорошему не приведёт. А комфортабельных железнодорожных экспрессов во всём мире великое множество и, может быть, это хорошо, что они совершенно голые, культурно сказать, обнажённые, как души, желания и страсти человеческие.
Палахов явственно ощущал, как в штанах его неугомонный «кузнечик» стремительно увеличивался в размерах и твердел. Этот шалунишка уже сейчас был готов нырять и нырять в самую широкую глубокую яму, заросшую, разумеется, не сочными зелёными травами, а естественным волосяным покровом совсем даже неважно, какого цвета. Да и в приятных эротических занятиях, вполне, можно обойтись и без него. Самое главное – было бы куда нырять.
А кузнечики на городских цветочных клумбах не резвились кузнечики. Они не только ныряли в траву, но ещё и бешено стрекотали, радуясь жизни, в частности, новому наступающему дню. Грядущее назойливо обещало быть не таким уж и плохим.
