– Не согласна я с тобой, Инга, в части перспективы дальнейшего служебного роста за счет внедрения в директорский корпус. Свою бредовую идею выкинь из головы, как завалявшийся хлам. В остальном я тебе, конечно, помогу. Переходи к нам в отдел – детям действительно здоровая мама нужна. Да и зарплата здесь повыше, чем у кассира. Правда, совсем чуть-чуть, но все-таки повыше. А Иру очень жалко. Я помню, вы с ней постоянно соперничали из-за парней. Получается, что и самого последнего парня ты у нее увела. Видимо, не любил он ее, раз через месяц после смерти невесты женился на ее подруге.
– Любил Ирку, а сейчас – меня. Ира ушла, словно, ее и не было в нашей жизни, а у нас семья, и мы счастливы.
– Ты страшные и жестокие слова сейчас произнесла. Об ушедших от нас близких людях так не говорят. Не обижайся, Инга, но я не верю в вашу скоропалительную любовь с бывшим Ириным женихом. Любовь она созреть должна, окрепнуть – тогда она на всю жизнь. А когда сегодня любишь одну, а завтра тебя другая увела – это не любовь, а покорность совсем безвольных или игра очень азартных людей. Но тебе я желаю счастья.
Последним в отдел был принят Виталий Сотников. Тоже протеже, но главного бухгалтера банка – Ступиной Софьи Анатольевны. Она была подотчетна брату Виталика, который работал в налоговой инспекции.
– Понимаешь, деточка, приняв на работу брата нашего налогового инспектора, мы во многом облегчаем нашу жизнь. Будет меньше вопросов и финансовых потерь. Я могу обратиться к Анцеву, и он скажет тебе то, же самое. Прием на работу Виталия Сотникова – это производственная необходимость, и ты должна с этим смириться. Кроме того, у него высшее экономическое образование, и небольшой стаж работы на каком-то предприятии. Ну, что, Зоя, договорились?
– Но мне нужны его рекомендации и характеристики с последнего места работы. Это по своей сути человек с улицы, мы ничего о нем не знаем, а уже готовы принять на работу в банк.
– Забудь про какие-то дополнительные сведения или характеристики. Рекомендацию для Сотникова ты получила от меня. Есть еще вопросы?
У Зоси вопросов не было. Ладно, если это необходимо для банка, то придется согласиться с предложенной кандидатурой. Главный бухгалтер банка, наверное, понимает, что если ее кандидат не справится с закрепленным за ним участком работы, то Зося быстро его отправит туда, откуда он пришел. Увидев впервые Виталия, Зося успокоилась – скорее всего, это был очень застенчивый и скромный молодой человек, высокого роста и совсем не спортивного телосложения. Портила его внешний вид явная сутуловатость и неухоженные, засаленные черные волосы. Зато глаза – коричневые миндалины в длинных, черных ресницах, ласковые, как у новорожденного теленка, подтверждали его застенчивость и скромность, а, может, и неуверенность в себе.
Из головного банка уже начали поступать инструкции и указания по методике и организации работы нового отдела. Специалисты головного банка, видимо, сами пока не совсем понимали, в каком объеме должен осуществляться требуемый контроль, и что предусматривает конечный результат. Анцев внимательно вычитывал все входящие внутренние нормативы и понял главное – проверки клиентов должны быть минимальны и предельно тактичны.
Зосю он инструктировал наедине:
– Зоя Николаевна, как я понимаю, отдел уже полностью укомплектован, все находятся на своих рабочих местах. Чем вы сейчас занимаетесь?
– Нарабатываем табличные шаблоны для составления отчетов для головного банка, госбанка, партийных и контролирующих органов.
– Правильно – в первую очередь таблицы и отчеты. Не спешите проводить проверки клиентов. Это чревато неприятностями. Мы пока сами толком не понимаем, чего от нас ожидают. А если проверки придется проводить по отдельным заданиям, то прошу Вас вести себя предельно корректно. В народе такие мероприятия, как наши проверки называют «яйца курицу учат». У каждого предприятия наработана целая стратегия ведения производства и мы, к сожалению, с ней не знакомы. Ситуация с этими проверками может породить проблему доверия между банками и клиентами. Вы, меня понимаете?
– Да, Александр Михайлович. Буду инструктировать своих подчиненных, а на первые проверки пойду сама или вместе с Иваном. Не волнуйтесь, мы справимся.
– Хорошо. Больше у меня к Вам вопросов пока нет. Надеюсь, и не будет.
«Повезло мне с руководителем, – думала Зося, – чрезвычайно тактичен, уравновешен, справедлив и объективен. Как он блестяще упреждает наши предстоящие ошибки, и уводит отдел из-под удара со всех сторон за надуманные проверки опытнейших производственников нашими неподготовленными для этой работы экономистами. А еще он самый красивый из всех мужчин, с которыми я знакома. Конечно, кроме Саши и папы».
А город тем временем начинал благоухать нежными ароматами весны – зацвела сирень, на городских клумбах раскрылись первые головки тюльпанов. Зося, с головой погруженная в свою новую и непонятную работу, пробегала мимо куста сирени, который раскинулся возле самого входа в банк, и не заметила, как гибкие ветки принарядились клейкими листочками и тугими шариками цветов. И только когда от куста стал разноситься неповторимый, любимый с детства аромат только что раскрывшихся цветов, она заметила его весенний наряд и подошла к нему, чтобы потрогать руками эту дивную красоту.
«Оказывается весна пришла, – Зося пригнула к своему лицу цветущую гроздь сирени, – как мама любила эту пору года. А я вот и не заметила, что сирень цветет. Саша уезжает, и хорошо, что я сейчас работой перегружена. Иначе бы не выдержала и побежала к нему просить прощения за все, что между нами не случилось по моей вине».
В этот день Зося, как всегда, задержалась на работе. Она любила эти тихие часы, когда в отделе затихал шум голосов, и можно было спокойно еще раз просмотреть текущие дела и новые инструкции. Уже за окном начинала густеть темнота, когда она закрыла кабинет и пошла к своей машине. На парковке, сиротливо стояли только две машины – ее и Сашина. «Наверное, отца ожидает», – подумала Зося, открыла свою малышку и вставила в замок зажигания серебристый ключик. В это время в дверку машину кто-то постучал. Зося вышла из машины и увидела Сашу:
– Здравствуй, Зоська. Давно тебя ожидаю, хочу поздравить с первой солидной должностью. Вон и подарок приготовил, – кивнул Саша на свою машину, – пойдем, посмотришь.
Зося сделала шаг вслед за Сашей, ноги вдруг стали ватными и тяжелыми. В груди гулко стучало сердце.
– Смотри, это тебе.
Весь салон Сашиной машины был загружен ветками цветущей сирени.
– Хочешь, я тебе покажу, где все это растет. Там сейчас настоящий цветущий рай.
Зося кивнула в знак согласия, и села в Сашину машину. Ее машина так и осталась на стоянке с открытой дверью и ключом в замке зажигания. Сейчас это было совсем неважно. Рядом был Саша, и сердце тяжело отстукивало в груди – один только раз, один только раз… Из машинной магнитолы мужской голос в какой-то безнадежной безысходности и тоске пел:
«Твои глаза, как два тумана, как два прыжка из темноты, каким путем, каким обманом в двадцатый век прокралась ты?»
Зося вжалась в угол машины и спрашивала себя: «Куда и зачем я еду, может, нужно немедленно выйти из машины?» А сердце выстукивало: один только раз. Из своего угла она видела Сашины руки, судорожно вцепившиеся в руль машины. Он тоже молчал. Так, не сказав друг другу ни одного слова, они доехали до дачного поселка.
В самом конце улицы стоял двухэтажный дачный дом Анцевых. Саша взял Зосю за руку и повел по дорожке в глубину сада, где росла сирень, но она остановилась, провела прохладной ладонью по его лицу и начала нежно целовать его глаза и губы. Влечение их тел было настолько неожиданно-сильным, что все остальное – слова, мысли и поступки стали пустыми и ненужными. Саша поднял Зосю на руки и понес в дом. В темноте они дрожащими руками раздевали друг друга, а холодные губы застыли в долгом поцелуе. Годы их любви и ожидания сейчас сжались в тугой комок счастья обладания друг другом.
Зося не стыдилась своей наготы, а ее горячее и страстное тело не ощущало даже устоявшуюся зимнюю прохладу и сырость дачного дома. Только когда в комнату заглянул первый луч солнца, она потянула на себя одеяло.
– Санечка, мой любимый, мой единственный, – прошептала она первые за эту ночь слова, – я люблю тебя. Как я могла жить без тебя столько лет?
– Зачем, зачем ты обманываешь меня? – Саша рывком вскочил с кровати и повернулся к ней спиной. Его голос срывался в крик и стегал ее яростно и жестоко, – У тебя богатый сексуальный опыт, ты в постели страстная и жадная любовница. Откуда это? Ты столько лет не позволяла мне даже прикоснуться к себе, а оказалось, что ты обычная шлюха, потаскушка. Захотелось новых ощущений, и ты покинула постель старого джентльмена, чтобы потешиться с молодым? О твоей связи с Чарышевым знает весь химкомбинат. Он тебя за подарки покупает? Мама говорила, что одна твоя шубка – это уже целое состояние.
– Хватит, достаточно, – резко прервала его крик Зося, – ты хотел оскорбить меня, и ты это сделал. Я не стану оправдываться, потому что перед тобой ни в чем не виновата. Но и оскорблять себя не позволю.
– А ты попробуй убедить меня в обратном. Может быть, я все пойму, и прощу тебя.
– Дело в том, что я не нуждаюсь в твоем прощении. Поедем домой.
Снова обжитый угол машины и тяжелое молчание. Саша подвез ее к подъезду и, не глядя ей в глаза, сказал:
– Я уезжаю сегодня в Москву. Через несколько часов. Поедешь со мной?
– Нет, – решительно отказала Зося, – а тебе я искренне желаю счастья и любви.
– Без тебя это нереально.
– Санечка, я недостойна тебя. И ты сегодня в этом убедился. Все! Хватит на сегодня объяснений. Удачи тебе во всех твоих делах и начинаниях.
Зося открыла дверь машины.
– Постой, возьми вот это, – Саша достал из магнитолы кассету и бросил в Зосину сумочку, – послушай на досуге. Песня, словно, по заказу написана о нас с тобой. Разорвала ты мою душу в клочья, а сердце расцарапала до крови. Я тебя не любить, а ненавидеть должен. Уходи, а то я ударю тебя или задушу.
Зося захлопнула дверь машины, и как-то странно округлив спину, спотыкаясь на давно привычной и знакомой дорожке, пошла к своему подъезду. И только, когда она уже открыла дверь, Саша закричал:
– Зоська, прости, я люблю тебя! Скажи, как мне жить, если тебя не будет рядом?
В это время дверь подъезда, в который вбежала Зося, с гулким стуком захлопнулась, и заглушила его отчаянный крик.
Зося осторожно ступая, чтобы не разбудить Розу Самуиловну и Михаила Исааковича, прошла в свою комнату и опустила Сашину дискету в карман магнитолы – что должны подсказать ей слова песни? Зазвучал знакомый голос: «Наворожив лиху беду мне, возникла ты средь бела дня, и понял я, что ты колдунья, тобою околдован я».
«Наворожив лиху беду мне, – повторила шепотом Зося, – любимый мой, Санечка, прости меня! Не хотела я тебе беды. Я думала, что мы будем счастливы вместе. Петя изувечил меня и развел нас в разные стороны. Ты этого добивался, друг мой, Петя? Ты, на самом деле хотел, чтобы я на всю жизнь осталась одна? А почему одна? Я могу родить сына, нашего с Сашей сына».
Зося подошла к иконе Пресвятой Богородицы и встала перед ней на колени: «Пресвятая Богородица, заступница и спасительница моя! Пришло мое время обратиться к тебе с просьбой о великой твоей милости. Пошли Пресвятая Богородица мне сына от любимого человека, – Зося шептала и делилась с небесной святой женщиной своим горем и тоской, умоляла послать ей сына, и уберечь любимого человека от бед земной жизни, – Пусть любимый мой, раб Божий Александр, обретет любовь и желанных детей от любимой женщины. Пусть успокоится его душа и не болит сердце. А я обещаю тебе, Божья Матерь, что буду хорошей матерью, и выращу достойного человека». С иконы, перед которой преклоняли колени несколько поколений женщин знатного княжеского рода Чарышевых, на Зосю проницательно и молча, смотрела прекрасная богиня. Зося шептала, стоя на коленях, и время, мерило земной жизни, приостановило свой стремительный бег. Зося не замечала, что уже солидно опаздывает на работу и, что в дверь ее комнаты несколько раз осторожно стучала Роза Самуиловна. Зося просила и каялась, каялась и просила. И постепенно ее душа успокаивалась и наполнялась тихой светлой радостью, вытесняя мрачный, злой холод одиночества и тоски.
На работу она пришла с большим опозданием, только после обеда. Поздоровалась с удивленными ее опозданием сотрудниками, прошла в свой кабинет, плотно прикрыла дверь – ей все еще хотелось тишины и уединения. Она боялась расплескать этот прекрасный, струящийся свет, которым была заполнена ее душа. Но в дверь ее кабинета постучали, и вошел Анцев:
– Здравствуй, Зося! С тобой все в порядке?
– Здравствуйте, Александр Михайлович! Да, все хорошо.
– Скажи, а ты ничего не потеряла?
– Вроде, нет.
– А вот это? – в руках у Анцева были ключи от ее машины, – Ты вчера оставила свою машину возле банка с ключом в замке зажигания. Пришлось мне ее отогнать на штрафстоянку. Не пугайся, это я так неудачно пошутил – какая у нас штрафстоянка? Бери ключи, и ищи свою машину во дворе банка. Мне понравилась твоя машина – ухоженная и чистенькая. Ты хорошо за ней ухаживаешь.
– Как за ребенком, – неожиданно улыбнулась всегда серьезная и неулыбчивая Зося, и глаза ее засияли и заискрились небесной голубизной.
– Вот это фокус! Да ты изменилась совершенно! И улыбаться, оказывается, ты умеешь, Зосенька!
Зося вдруг поняла, что Анцев еще не задал ей свой главный вопрос, из-за которого и пришел сюда. Она перестала улыбаться и приготовилась услышать выговор за свое сегодняшнее опоздание на работу. В банке нарушение дисциплины всегда замечали и не оставляли безнаказанно. Но главный вопрос Анцева оказался совершенно неожиданным:
– Саша сегодня уехал в Москву. Ты вчера из-за него забыла о своей машине? Скажи мне, Зося, попросить для тебя место в центральном банке? Я подпишу тебе перевод.
– Нет! Спасибо, Александр Михайлович, за предложение, но уезжать отсюда я не планирую. Здесь я родилась, работать, и жить тоже буду здесь. Для меня слово Родина, это не сочетание пустых звуков, а конкретная часть планеты, где мой дом, где похоронена моя мама, где живет мой отец и тетя Рози с дядей Михой.
– Я все понимаю, Зося. Но тогда у меня есть еще один вопрос – скажи, а мой сынок тебя не обидел?
– Нет, не обидел. Саша прекрасной, чистой души человек. Он никого не может обидеть, а уж меня, тем более. Мы с ним просто попрощались. Навсегда!
Через месяц Зося твердо знала, что беременна. Она чувствовала себя, как никогда сильной и здоровой, и показываться врачам не спешила. Новую жизнь в своем теле она не ощущала, но вечером, перед тем как заснуть, нежно гладила свой живот и тихонько уговаривала зачаток жизни поскорее перерасти в ее сына: «Ты, сынок расти здоровеньким и сильным. Я здесь очень тебя жду. Ты сейчас совсем крохотный, но я верю, что ты меня слышишь, поэтому прошу – постарайся повторить своего папу. Он у нас замечательный и ты должен перенять от него все самое лучшее». Беременность не угнетала Зосю тошнотой и токсикозом, а, наоборот, сделала ее мягче, женственнее и добрее. Она уже не злилась, и не делала замечания сотрудникам своего отдела, когда они в рабочее время затевали чаепитие или судачили о своих домашних делах. Лишь бы с работой справлялись. А поговорить о личных делах тоже необходимо, иначе не получится команды единомышленников. Дверь своего кабинета она всегда оставляла открытой, чтобы видеть, чем занимаются сотрудники, как строят свои взаимоотношения между собой и с клиентами, какого качества их ответы на вопросы контролирующих банк органов.
И теперь, сидя в своем кабинете, она с удовольствием и большим вниманием слушала визгливый голос Инги, каждый день рассказывающей Оксане о шалостях своих малолетних детей. Инга раздраженно говорила о разбитых чашках, постоянном детском плаче, шуме, гаме и неразберихе в ее небольшой квартире. А Зося улыбалась и наяву видела этих малышей, забавных, толстых, перепачканных и ревущих.
Однажды, когда Инга в очередной раз гневалась по поводу постоянного детского плача и шума, Зося вышла из своего кабинета и сказала:
– Инга, твои дети плачут и возмущаются, потому что испытывают недостаток твоей любви. Попробуй уделять им больше внимания, они успокоятся и ответят тебе взаимностью.
– Зоя Николаевна, Вам ли судить о методах воспитания детей? Попробуйте нарожать своих, тогда и советы раздавайте. А мои сыты и здоровы, значит, все хорошо. Вырастут и сами поймут, что родителей уважать и любить надо.
– Когда они вырастут, Инга, уже будет поздно что-либо менять. Ты все-таки прислушайся к моему совету и попробуй им хотя бы сказки на ночь читать и изредка общаться. Вот увидишь, все изменится в лучшую сторону. Дети перестанут капризничать и шалить.
Когда Зося ушла на очередное совещание, Оксана вышла из-за стола, выпрямилась, потянула свое невысокое тело вверх, пытаясь спародировать Зосину стать, и сказала:
– А вы, ребята, не замечаете, что наша начальница как-то здорово изменилась? Причем, в лучшую сторону.
– Да, похорошела, – подтвердил Ванечка, – Правда, хорошеть ей уже опасно – она и так у нас королева.
– А чего ей не хорошеть? – разозлилась Инга, – она живет в золотом горшке. Чарышев весь химкомбинат к ее ногам бросил. Вы думаете, почему Анцев сам к ней на прием приходит, а не наоборот? Чарышеву демонстрирует свое уважение. Только поэтому и Зойку начальницей поставил. Не самая она тут умная, есть и поумнее.
– Ты, что ли? – удивилась Оксана, – ты сначала хоть образование получи, а уж потом рекламируй свой ум и красоту. Ты сколько заключений написала на отчеты клиентов? Вот, именно, ни одного. За тебя Зоя Николаевна пишет, потому что у тебя одни амбиции и никакого таланта.
– Да, злая ты, Инга! – подтвердил Ванечка, – а Зося тебя вопреки всему и всем на работу в отдел перевела. Детей твоих пожалела – им мама здоровая и ласковая нужна. Сейчас сама за тебя работает. А ты ведьма – ведьмой.
Один только Виталик остался равнодушен к возникшему в отделе конфликту. Зажатым в руке карандашом он бездумно рисовал нелепые фигурки в своем блокноте.
– Виталик, – подошла к нему Оксана, – а ты почему молчишь? На чьей ты стороне?
– На твоей, Саночка! – не разбираясь и не вникая в суть вопроса, ответил Виталик, – ты, как всегда, права.
Все дружно засмеялись, а Виталик снова уткнулся в свой блокнот.
Середина лета принесла аномальную жару. Зелень на клумбах быстро начала желтеть, недавно высаженные цветы засохли, так и не успев зацвести.
Асфальт на городских дорожках от жары плавился и наполнял воздух едким запахом свежей битумной мастики. Именно, в такой жаркий день Михаил Исаакович засобирался в нотариальную контору, а затем – в Сбербанк. Роза Самуиловна пробовала его уговорить не выходить на улицу, но он упрямо повторял, что у него назначена встреча с нотариусом, а затем есть еще дела в сберкассе.
– Ты не волнуйся, Розочка. До обеда я все успею сделать. А ты приготовь мне морсик клюквенный и поставь в холодильник.
– Миха, пересидел бы ты эту жару дома. Тебе нельзя выходить на улицу. Забыл, что у тебя гипертония?
– Все будет хорошо, Розочка. Меня ожидает нотариус, а ты сама знаешь, что я человек слова.
– Тогда давай позвоним Чарышеву, чтобы прислал машину или Зося пусть тебя отвезет.
– И не думай, Розочка. Зачем отрывать от дел занятых людей? Куда пенсионеру спешить? Все сам успею сделать. Я пошел. Скоро буду дома. Вари морсик.
Михаил Исаакович действительно к обеду возвратился домой. Щеки его алели бордовым румянцем, на лбу блестели капли пота. Он положил на стол папку с какими-то бумагами и присел на стул.
– Розочка, где мой морсик? Налей мне стаканчик, а я форточку открою, что-то у нас душно.
Михаил Исаакович потянулся к форточному крючку и вдруг стал оседать на пол.
Роза Самуиловна кинулась к нему, поддержала его голову, чтобы не ударился, а затем позвонила Чарышеву:
– Коленька, Миха упал и потерял сознание. Не знаю, что мне делать.
– Не ударился?
– Нет, я успела его поддержать.
– Сейчас у вас будет скорая помощь из нашей больницы. Встречайте, а я сразу поеду в больницу. Зосе позвоню из больницы, когда будет понятно, что с ним случилось.
Михаила Исааковича положили в реанимацию – у него диагностировали инсульт.
Чарышев позвонил Зосе только в конце рабочего дня:
– Зосенька, тебе нужно попросить Анцева предоставить тебе пару недель отпуска за свой счет.
– А что случилось, Николай Васильевич?
– Михаил Исаакович лежит в больнице нашего комбината. У него инсульт.
– Вы где сейчас?
– Я в больнице. Жду тебя, приезжай.
Зося написала заявление и пошла к Анцеву.
– Александр Михайлович, я понимаю, что сейчас отчет и на очереди несколько заданий по проверкам, но пусть хоть камни с неба сыпятся, а я все равно уйду в отпуск. Михаил Исаакович лежит в больнице с инсультом, и я должна быть рядом с ним.
– Зосенька, успокойся. Конечно, ты должна быть в больнице. Я не собираюсь тебя удерживать на работе. Здесь Иван справится. Скажи, может, помощь нужна?
– Спасибо, помощь не нужна. Я поехала в больницу, и пока дядя Миха не встанет на ноги, я на работе не появлюсь.
Чтобы не заснуть ночью от усталости, Зося сидела возле Михаила Исааковича на простом стульчике без спинки.
Отец и Роза Самуиловна готовы были ее заменить или хотя бы подменить на некоторое время, но Зося из палаты выходила только по неотложным нуждам – привести себя в порядок или выпить чашку чая.
– Вы должны понять и простить мое упрямство, – говорила она отцу и Розе Самуиловне, – моя мама умерла без меня, и я не смогла ей ничем помочь. Вот сейчас в коме лежит Михаил Исаакович, и я снова ничем не могу помочь.
– Зосенька, – убеждала ее Роза Самуиловна, – тебе тоже нужен отдых, иначе сама свалишься. За Михой смотрят самые лучшие врачи, это для него и есть та необходимая и нужная помощь, о которой ты говоришь.
– Врачи, это хорошо, но у него еще и мы есть. Вы мне лучше скажите тетя Рози, чем лично я могу ему помочь?
– Просто держи его за руку. Ему будет легче, если он будет чувствовать твою любовь и заботу. Он очень тебя любит.
Так Зося и сидела возле своего дяди Михи, держа его руку в своей руке. Через шесть дней Михаил Исаакович умер. Перед смертью он сильно сжал Зосину руку и его губы пытались выговорить какое-то слово.
– Все, – сказала Роза Самуиловна, – он вышел из тела, и ушел от нас в другую жизнь, чтобы жить там вечно.
Зося побледнела, и потеряла сознание. Очнулась она уже на кушетке от какого-то странного ощущения в своем теле. Рядом стоял отец.
– Очнулась, доченька. Напугала ты меня, я сам чуть сознание не потерял, но уже от страха за тебя. Как ты себя чувствуешь?
– Николай Васильевич, что со мной случилось?
– Ты просто переутомилась и потеряла сознание. Слава богу, сейчас все хорошо.
– А больше со мной ничего не случилось? Никакого кровотечения?
– Нет, ты не ударилась, никакой крови не было.
– Тиши, помолчите, я что-то слышу.
Зося положила руку на свой живот и затихла.
Николай Васильевич снова забеспокоился, хотел позвать врача, но Зося встала с кушетки, обняла отца и положила свою голову на его плечо.
– Папа, я слышала, как бьется его сердце. Мой Санечка жив и здоров. Папа, не смотри на меня, как на больную. Я беременна, и в нашем доме скоро будет малыш. Мой сынок Санечка. Давай мы дома об этом поговорим, а сейчас нужно заняться Михаилом Исааковичем.
Роза Самуиловна хотела похоронить Михаила Исааковича по обычаю своего народа. И, в первую очередь, это означало, что похороны должны состояться в день смерти.
– Роза Самуиловна, вы мне расскажите, что сейчас нужно делать? Зал для прощания, венки, цветы, одежда, гроб, поминальные столы? Чем мне заняться?
– Цветы и венки не нужны. Самый простой гроб и белые одежды должны привезти друзья Михи. А ты, пожалуйста, распорядись, чтобы выкопали могилу на еврейском кладбище, и еще нужно помещение на один-два часа для прощания. Никаких поминальных столов не нужно.
После похорон Чарышев отвез Зосю и Розу Самуиловну в свой дом. Зося сразу ушла в спальню и легла в постель. Чарышев попросил Розу Самуиловну накрыть в гостиной стол:
– Вы, Роза Самуиловна, еду в холодильнике найдете. Я сейчас зайду к Зосе, а потом мы с Вами посидим возле камина и выпьем по рюмочке за упокой души Михаила Исааковича. Похоронили мы его по еврейским обычаям, а помянем по-русски.
Затем собрал на поднос бутерброды, сок, чай и понес в комнату дочери.
– Зосенька, тебе нужно перекусить.
– Я не хочу, папа.
– Нет, дочка, тебе кушать надо. Малыш не может оставаться голодным. Ты должна заботиться о нем, а мы будем заботиться о тебе. Ты мне настоящий сюрприз сделала – в этом доме скоро будет топать малыш. Давай, кушай и отдыхай, а завтра соберем ваши вещи и перевезем вас с Розой Самуиловной сюда. И не спорь – ребенку нужен свежий воздух. И завтра же мы с тобой поедем к врачу.
– А тетя Рози согласна на переезд?
– Сейчас поговорим. Я думаю, что она согласится.
Чарышев укрыл Зосины ноги пледом, пожелал ей спокойной ночи и вышел.
Когда Чарышев спустился в гостиную, стол был уже накрыт.
– Что ж, Роза Самуиловна, выпьем за упокой души нашего дорогого Михаила Исааковича. Светлой души был человек и пусть добрая память о нем останется на всю жизнь в наших сердцах. Роза Самуиловна, вы с Зосей остались одни в квартире, и я буду постоянно беспокоиться за вас. Может, настала пора переехать в этот дом?
– Да, настала. Мы с Михой уже собирались тебе сказать, что присмотрелись к тебе, поняли, что ты для Зоси настоящий, любящий отец, о котором можно только мечтать. А потом это же несправедливо, что мы отняли у тебя дочь. Но и расставаться с ней не хотели, поэтому и решили переехать к тебе. Но все получилось по-другому. Ушел Миха, я осталась одна.
– Вовсе, Вы не одна. А скоро у нас появится еще один член семьи. Уж и не знаю, как мне Бога благодарить за его щедрость ко мне – жил-был одинокий, уже в годах, человек и, вдруг, дочь и сразу внук. Я горы готов свернуть от счастья.
– Погоди, какой внук? Зося, что снова беременна? У нее уже был неудачный опыт беременности. За год до окончания института ее изнасиловал ее друг. Она ему доверяла и была очень благодарна за поддержку во время техникумовской учебы. Я сама считала, что это очень порядочный молодой человек. А он ее изнасиловал, в то время, когда сам уже был женат. Не знаю хорошо ли это, но я вздохнула с облегчением, когда у нее случился выкидыш. Вот такая история.
– А где он сейчас? Найду гаденыша и убью.
– Я тоже просила Зосю написать заявление в милицию, но она в категоричной форме отказалась. Поэтому давай забудем о его существовании. Он все говорил о какой-то войне, может, и воют в какой-нибудь горячей точке. Пусть живет себе, нам он не нужен. Ты скажи, Коля – а сейчас что же, ребенок желанный? Тебе первому сказала, значит, признала в тебе отца.
– Зося просто сияет от счастья. Уже и имя ему придумала – Санечка. А меня, да, признала, даже папой назвала. У меня двойное счастье – дочь признала, и скоро внук родится.
– Все понятно. Зося давно любит Александра Анцева – младшего. От него и ребенок, я уверена в этом на все сто процентов. Зося не могла забеременеть от другого.
– А, что же он? Для меня это, конечно, не принципиально – хватит и материальных и физических сил воспитать своего внука. Но, он что же, негодяй? Отказался от своего ребенка?
– Нет, все не так. Зося человек гордый, навязывать ему ничего, тем более ребенка, не будет. Кроме всего, она считает себя ущербной, испорченной женщиной. Это все из-за насилия. Комплексовать начала. Я думаю, что Саша не знает о своем будущем ребенке. Он ее тоже любит, давно. Когда-нибудь они разберутся в своих отношениях. А пока, я тебя прошу, оставь все так, как есть.
– Я же сказал, что отсутствие у Зоси мужа меня совершенно не смущает. Только бы она сама не страдала. А вырастить внука я и сам постараюсь. Моя бабушка, княгиня Ольга, человек, который видел не только прошлое, но и будущее, однажды сказала, что наш угасающий род возродит ее еще не родившаяся правнучка, сильная и очень одаренная женщина. Получается, что она говорила о Зосе. Завтра перевезем Вас и Зосю сюда, и пора подумать о наемных людях для работы по дому и участку.
– А чем же я буду заниматься?
– Присматривать за всем. Я Вас директором дома назначаю. Людей я планирую нанять приходящих из города или соседней деревни, а их еще обучить надо, как еду готовить и прибираться. Поэтому работой вы будете просто перегружены.
Зося укладывала вещи, а Роза Самуиловна решила посмотреть папку, которую принес Михаил Исаакович из своего последнего похода по государственным учреждениям. В папке она нашла завещание и новенькую сберегательную книжку. Все свое имущество он завещал Ромашовой Зое Николаевне. Деньги он сразу переоформил на Зосю.
– Коля, Зося, – позвала Роза Самуиловна, – идите сюда. Смотрите, какие документы Миха оформил перед своей смертью.
Чарышев взял в руки бумаги и сказал:
– Сумма вполне приличная по сегодняшним меркам. Но эта бумажка, – помахал он сберкнижкой, – очень скоро может превратиться в макулатуру.
– Как это? – спросили в один голос Роза Самуиловна и Зося.
– Наш государственный бюджет и резервы уже несколько лет не пополняются. Резко упали цены на нефть, все денежные запасы государственной казны уже скушаны бюджетными нахлебниками. Вот-вот государство не сможет исполнять свои обязательства перед населением, хранящим свои сбережения в сбербанке. Вклады просто пропадут.
– Папа, а как сохранить деньги дяди Михи?
– Дочка, это уже твои деньги. Сделаем так – ты вместе с Розой Самуиловной едешь в сбербанк, вы обе снимаете деньги со своих счетов. А далее я по своим каналам конвертирую их в твердую валюту. Вот тогда я буду уверен, что в скором будущем вы у меня на мороженое денег просить не будете – своих хватит.
– Папа, как-то неудобно сразу после смерти дяди Михи забирать деньги со счета. Одобрил бы он мой поступок или осудил? Не могу принять правильное решение.
– Зосенька, – обрела дар речи ошеломленная услышанным Роза Самуиловна, – он тебе их сам отдал, чтобы ты ими пользовалась по своему усмотрению. Поэтому отец твой совершенно прав. Ты посмотри на сумму – разве пятьдесят тысяч валяется на дороге? Мы собирали деньги всю жизнь, все откладывали по копейкам на черный день. А сейчас государство собирается отнять их у нас? Как-то несправедливо. Поедем немедленно в банк.
Через несколько дней Чарышев принес домой тугой пакет с диковинными зелеными купюрами.
– Мои дорогие дамы, получайте вашу наличность. Разделите сами.