Buch lesen: «Тёмные времена 1. Раб»
Г
лава 1. Здравствуй, новый мир
Пробуждение было весьма неприятным, несмотря на тёплую южную ночь. На ногах я ощущал что-то тяжёлое, которое при моем шевелении нехорошо загремело. И вообще, мне было на редкость неудобно лежать, потому что моё тело возлежало на какой-то циновке «для собак», брошенной на самую обычную землю с пылью и мелкими камнями.
Вокруг меня довольно скученно спали люди, издающие во сне разные звуки. Вначале я ощутил приятный запах реки, лугового разнотравья, затем кислый запах застарелого пота человеческого тела и одежды. Кстати, так же пах и я сам. Но сильнее всего пахло нечистотами, причём, слово «пахло» совершенно не отражало реальную действительность – капитально воняло. После таких открытий мою голову посетила очень глубокая по своему содержанию мысль: «Интересно, как я на фоне такого благоухания смог учуять свежесть реки и аромат полевых цветов? Возможно, что вначале человек думает о прекрасном, а потом оценивает окружающую действительность в полной мере».
Я попытался встать, чтобы сходить в «одно место», ориентируясь в окружающей темноте на нюх. Как оказалось, сделать это было не так-то легко. Вот вы пробовали встать и идти со спущенными штанами? Штаны были на мне, а вот ноги сковывала железная цепочка. В итоге, не прочувствовав длину цепи, я грохнулся на лежащих рядом мужчин, огласив окрестности русским матом и другими нецензурными выражениями.
– Святозар, ты чего шумишь, что случилось?
– Это ты кого так назвал?
– Тебя.
– Простите, ради Христа, запутался в оковах, братцы.
– С чего это ты Христа вспоминаешь?
– Бог он, а Бога вспомнить благое дело.
Разбуженный моими подвигами народ побухтел и попыхтел, но быстро угомонился, продолжая прерванный сон, а я улёгся, продолжив думать «думу великую».
– Оказывается, я очень даже понимаю старославянский. Ангел, спасибо, что не бросил на произвол судьбы, снабдив виртуозным владением древним языком. Как там меня назвали – Святозар или Светозар? Это имя, если немного углубиться в его трактовку, означает «священный глава или озаряющий светом». Ладушки, похоже, что по жизни я какой-то крутой кекс, раз такое имя дали. Имя славянское и очень даже героическое, что уже хорошо. Все же генетические корни своё берут и я рад, что оказался славянином, а не каким-нибудь полинезийцем. С именем тоже повезло. Было весело, если бы меня звали, например, Ананий сын Акакия, о котором в будущем будут слагать былины типа: «И взял великий Ананий меч одной, нет, лучше двумя руками, и такого натворил, что ого-го!» Почему-то вспомнила фраза нашего спортивного комментатора, ведущего репортаж с чемпионата Европы 1992 года: «Защитник датчан поднял ногу, и атака голландцев захлебнулась», – очень даже аллегорично выразился.
Живу я теперь, благодаря шутке Богов, в каком-то далёком древнем веке где-то в рабовладельческом государстве. А раз такое дело, то мне очень интересно, как у меня обстоят дела с владением мечом? Судя по моему внешнему виду, я довольно молодой и здоровый товарищ, с развитой мускулатурой и крепким телом.
Почесав извилины своего мозга очередной мыслью, попутно наморщив широкий лоб – лично приложил ладонь и оценил его ширину, я понял, что понимаю ещё и язык, который учёные будущего назовут тюркским, в смысле татарский, плюс пушту. Да и арабские слова и предложения, знакомые мне ещё по прошлым жизням, очень даже всплывали в голове, так что все мои умозаключения сразу дублировались на татарский, пушту и арабский языки – полиглот, однако.
Вспомнились записки тверского купца Афанасия Никитина «Хождение за три моря» с «датой публикации» в 1475 году, в которых он свободно делал записи в свой дневник на языках тех местностей, по которым путешествовал. А шёл этот парень из Великого Новгорода в Индию. Таким образом, он умел изъясняться на славянском, тюркском и санскрите, а то ещё и на фарси. Правда, был он не обычным купцом, а доверенным лицом, который направился с важной «изотерической миссией» от волхвов Руси к индийским жрецам – брахманам – представителям высшей касты сословий индийского общества.
Получается, что на Руси того времени в хождении были и татарский, и арабский, и славянский языки, и «ушедший в мир иной» настоящий Святозар мог более-менее на них изъясняться. Кстати, даже на знаменитой «шапке Мономаха» – официальном головном уборе русский великих князей, а впоследствии, царей, сделаны надписи на арабском языке, а именно, вышита цитата из Корана, которая переводится как: «Обрадуй правоверных обещанием помощи от Аллаха и скорой победы».
С какого «перепуга» русские православные цари одевали на официальные праздники и события явно «чуждый» по религии «царский головной убор»? Кроме этого, шапку, а в будущем – шлем, украшало изображение архангела Михаила. Вот тут-то и возник ещё один повод для исторических путаницы и спекуляций – как на предмет православной царской власти могли быть нанесены одновременно цитата из Священного писания мусульман, и православное изображение архангела Михаила?! Так что «шапка Мономаха» является предметом дискуссии учёных-историков на протяжении нескольких веков. Время и место изготовления, первый владелец, идеологическая составляющая – все эти аспекты имеют многочисленные версии и своих последователей, и соответственно, разные версии истории древней и средневековой Руси.
С учётом изысканий альтернативных историков, начиная от Ломоносова и заканчивая 21 веком, я могу сделать вывод о том, что в те века была дружба между религиями: христианами Руси и мусульманами арабского халифата, а впоследствии, турками-сельджуками и турками-османами. И была Русь настолько уважаемым государством, что царь имел право одевать на себя мусульманскую символику и спокойно носить её на своей голове. Кстати, все известные войны России и Турции приходятся на период после «смутного времени» 1600-х годов, когда произошла смена царской династии с Рюриков на Романовых. Тогда-то и начались территориальные войны русов и османов, а до этого времени турки «шпилили» старушку Европу, да Азию с Африкой, не обижая Русь. А до турок арабы Великого халифата также разгромили всех на Кавказе и в Средней Азии, попутно навставляв пистонов хазарам, но далее «дикого поля», где лежала страна Скифия, в Русь не совались.
Учёным приходится сталкиваться с невероятным количеством фальсификаций в истории. Но интересно, что часть «фейков» созданы руками самих историков. Ярким примером исторического подлога является хронист Иоанн Магнус, написавший в 16 веке внушительный том об истории Шведского королевства и его правителях. В 21-м веке учёными Европы и самой Швеции установлено, что все события до 1000 года, отражённые в труде Магнуса, были придуманы им. Летописец выдумал 11 королей – пять Эриков до Эрика Победоносного и шесть Карлов до Карла Сверкерсона. Так что, сбрасывая со счетов придуманных правителей, правильно считать Карла XII, который воевал с Петром I, шестым по счету, а не двенадцатым. А Китайские официальные лица вообще заявили, что принятая история – сплошная фикция, как говорят, обычная «Филькина грамота». Был такой на Руси патриарх по имени Филипп II, который засыпал царя Ивана Грозного увещевательными грамотами с выражением недовольства всем и вся, о которых царь Иван четвёртый отзывался как о невежественных и бесполезных писульках.
А попал я, судя по всему, как раз в раннее Средневековье в самый расцвет «тёмных веков», о котором учёные толком ничего и не знают, но делают вид, что там всё ясно и понятно. Ещё в советском учебнике истории за пятый класс об этом периоде мировой истории говорилось, что время это малоизученное, а поэтому и называется «тёмными веками».
В общем, осмотрев свою цепь, я понял, что руками мне её не порвать, никаких молотков и зубил в округе не наблюдалось, так что наводить «суету» и выяснять, на основании какого решения суда меня заковали, было делом бесполезным и даже чреватым для здоровья. Стану я возмущаться, разбужу раньше времени надсмотрщика, значит, что – можно и плёткой отхватить по своему драгоценному организму. К тому же облегчённый от всяких ночных излишеств организм чувствовал себя вполне нормально, поэтому я улёгся и, неожиданно для себя, заснул.
Второе пробуждение было более тяжёлым. Я только разоспался, так сказать, вошёл во вкус утреннего сна, как какой-то козёл на нерусском, а судя по моим глубоким языковым познаниям, тюркском языке, орал, чтобы мы, ленивые собаки, поднимались жрать.
«Чего ты орёшь, баран бородатый», – пробурчал я, вставая с камышовой подстилки.
В загон зашло несколько надсмотрщиков и рабов, которые принесли воду и чан с кашей. Поднявшись, я осмотрелся, чтобы узнать, где товарищи делают то самое, чтобы сделать его туда же при свете дня. А товарищи шли делать самые первые утренние процедуры, причём, рядом с джентльменами мостились на корточках и дамы. Потом народ подходил к раздатчику еды, по пути доставая свои деревянные ложки. Я засмотрелся на это действие, но после хлопка своего товарища по плечу, спешно побежал за ним.
Народ стал подтягиваться к питью и еде. Мы так же выстроились в очередь, чтобы получить свою кружку живительной влаги и плошку еды. Передо мной стояли славянские полонянки, ждущие своей очереди, как вдруг приковыляли и пристроились перед ними какие-то «неруси» из даков, по-своему шикнув на возмутившихся баб.
Принесённой воды с кашей было не так уж и много, так что, если всех пропускать, то и самим не хватит. Я тоже двинулся вперёд, обходя девиц, и, подойдя к этим румынам, на румынском языке будущего сказал, чтобы они свалили отсюда. Меня не поняли, в результате чего я зарядил по морде ближнему ко мне перцу, затем второму и дёрнувшемуся в мою сторону третьему мужику, уложив всю троицу на землю.
– Вот так, парни, чемпион мира по боксу, хоть и в прошлом – это не халам-балам!
Правда, тут я был весом килограммов 80, не больше, но тоже здоровяк по местным меркам. Проходящие мимо загона торгаши приостанавливались, смотря на бесплатное развлечение. Ко мне направился надсмотрщик, поигрывая кнутом. Он взмахнул рукой, кнут щёлкнул в воздухе, и, полоснул пустое место, потому как я изловчился отпрыгнуть в сторону.
"Хе-е-е!"– оскалился печенег и двинулся ко мне снова. С закованными ногами особо не попрыгаешь, убегая от профессионала, но ещё пару раз мне удалось уклониться от кнута, чем заслужил одобрительные возгласы зрителей. В четвёртый взмах, кнут очень даже больно хлестнул меня по ногам, обвив их, охранник дёрнул рукой и я грохнулся на землю. Печенег выдернул кнут и махнул мне рукой, мол, иди в строй. Я поковылял назад в очередь.
– Легко отделался, Свят, могли запороть, ибо товарный вид дакам попортил.
– Ничего, где наша не пропадала.
Зато услышал спасибо от наших, славянских полонянок. Перекусив, я снова уселся на землю и стал созерцать окружающую действительность, данную нам в ощущениях. В загоне нас находилось довольно много. В основном это были люди славянской внешности, но встречались и какие-то басурмане типа половцев или печенегов, цыган, румын и молдован. Так что гомон стоял приличный и разноязычный.
Затем при свете дня я осмотрел своих товарищей. Несмотря на то, что в эти времена люди начинали самостоятельную жизнь годков с 15, отвечая за свои поступки как взрослые, а 25-летние люди, вообще, являлись аксакалами, всё равно, это были молодые парни со всеми вытекающими из этого чертами характера. А именно, были за любой кипиш, кроме голодовки.
Вот только я никого из них не знал, все они оказались для меня совершенно новыми людьми.
– Ничего, снова я сержант и под моим началом пара отделений разных по характеру людей. Значит, надо знакомиться.
Раз надо, то я и приступил к разговору: «Други мои, хочу рассказать вам сон свой, который полностью изменил меня. Так что многое я забыл, а многое узнал там, где побывал этой ночью».
– Свят, что ты там придумал? Ты сам не свой сегодня.
– Не перебивай, Первуша, рассказывай, братец.
– Снились мне вы все этой ночью. Подошли мы к высокой горе, где даже жарким летом лежит белоснежная шапка снега.
– Такое разве бывает, чтобы летом снег лежал!?
– Не перебивай, Медведь. Свят, бай дальше.
– Бывает, Медведь, так вот встали мы лагерем под горой, а там и ночь пришла. Стою я на посту, караулю ваш сон, а с горы вой жуткий раздаётся. Непонятно почему, но меня потянуло на этот зов. Поднимаюсь я на гору, на самую её вершину, ветер страшно воет, а я пру вперёд, не оглядываясь, только меч крепче сжимаю. И вот взобрался я на вершину, вышел на широкую поляну, всю лежащую в вековом снегу, а навстречу мне идёт чудище – толи человек, толи зверь. И говорит оно мне: «Какого ты сюда припёрся? Погибель свою ищешь!?»
Стало мне страшно, здоровый он, словно великан Валуй. Затряслись у меня все поджилки, но собрал я свой страх в кулак и отвечаю: «Ты чего, урод волосатый, «берега попутал», совсем мозги отшибло? За жизнью твоей я пришёл! Как зовут тебя, ошибка природы, то есть чудище поганое?»
– Ха-ха-ха, человечишко, за речи такие кушать тебя буду сырым. А звать меня великий Колбас.
– Посмотрим теперича, какой ты Колбас!
И стали мы с ним колбаситься, потом штыриться, потом плющиться, то он меня побеждает, то я его.
– Свят, неужто, такой сон присниться может, так чем он кончился?
– Ну, когда без меры браги на мухоморах жахнешь, то бывает, так «прёт», что и не такое приснится. А кончилось дело тем, что подобрались мы в борьбе нашей к краю пропасти, сошлись в последней схватке, и сорвались со скалы. Только Колбас полетел в свой ад, а я поднялся в небо. Вот там и открылись мне знания будущего и так, кое-что по мелочи. Правда, оказалось, что пришлось и мне отдать часть своей памяти. Вот и получается, что я тут помню, а тут не помню.
– Ты с богом дрался?
– Думаю, что это был мелкий демон. А с Богом… Кто ж с Богом драться будет, тем более что ему до нас нет дел – муравьи мы для него. Иногда проливает он сладкий нектар на землю, как ты медовую воду. Муравей пьёт капельки сладости и ему счастье. Так и мы наполняемся пролитым нектаром Богов, и получается, что на нас нисходит эта самая благодать. Отец-создатель и его дети, боги-творцы, установили и поддерживают миропорядок, согласно которому, если человек имеет веру в себя и намерение чего-либо достичь в жизни, он этого достигнет.
– Да, изменился ты, Свят, будто другой человек стал, и говоришь иными словами, непонятными – колбаситься, штыриться…
– Все это слова из будущего. Видел я белые птицы будущего, такие огромные, что в них помещалось пятьсот человек, а потом они взлетали в небо, телеги, бегающие по земле без лошадей, корабли, плавающие без парусов и весел, и огромные дома из стекла и бетона в 200-300 этажей.
– Не может быть, Свят!
– Сейчас не может, а в далёком будущем такое будет.
– А что нас ждёт?
– Галеры, наверное, но этого мне не показали. Главное, вместе держаться, а там прорвёмся. Елизар, ты лучше расскажи, как мы в плен попали?
– Пошли в поход великий за славой воинской на Запад, то есть пограбить. Ходили мы большой силой в 300 гридней и под тысячу воев к лютичам, что в Полонии, да разбили нас.
– Ты не торопись, друже, обстоятельнее расскажи.
– Да что тут рассказывать. Прошлись мечом по Жмуди, там людишки бедные, но кое-что взяли у них – еду, да железо собирали. А дальше перешли Вислу и наткнулись на войско ворогов. Сеча была страшная, их тысячи две было.
– Тоже мне страшная, 1300 на пару тыщ воинов.
– Это большая сила, Святозар. Рассеялась наша рать по лесам, а вороги стали отжимать нас к Висле. Готовились мы помереть, да ты скомандовал отступать. Вот мы отрядом в пять десятков гридней и воев бросились на юг. Вначале просто спасались, а когда оторвались от преследователей, то собрались в отряд и решили добычу взять, чтобы домой с прибытком вернуться. Прошлись по землям древлян, да кривичей, где с боями, а где, как мышки, тихо. Подошли к Днепру, да там богатого купца взяли с большой лодьёй. Прибыток хороший получили, было, с чем домой возвратиться. Да не судьба воспользоваться им оказалось.
– Древляне, говоришь. Они что, в лесу в деревянных древлянках живут и по деревьям лазают?
– Нет, Свят, древляне – древние люди, среди которых есть и знать, и работный люд. Потом решили отпраздновать этот подвиг. Зашли в ближайший городок, уселись в корчму, напились вина и завалились спать, а проснулись уже связанными. А дальше продали нас работорговцам, да по реке вниз сплавили. Так тут и оказались. Вон домишки городка Олешье виднеются.
«Олешье? – прикинул я, вспоминая историю. – Где-то в этом районе или на месте Олешья в будущем раскинется город Херсон. Значит, я на юге Руси, а тут сейчас печенеги или половцы с хазарами. С кем там киевляне воевали? Вроде, со всеми тремя каганатами, только по очереди, но печенеги с хазарами были раньше».
Народ кивал, поддакивая рассказу Елизара.
– Удачный поход, ничего не скажешь. А скажи мне, Елизар, какая сволочь предложила напиться?
– Ты ничего не помнишь? Ты же и предложил, мол, братцы, любое дело надо обмыть.
– Понятно, пьянство до добра не доводит. Слушай, Елизар, а кто я вообще по жизни, есть ли у меня семья, родители?
– Братец, так ты и меня не узнаешь? Я твой старший брат, занимаюсь маленькими торговыми делами. А ты – гридень княжеской дружины. Родители наши зажиточные, но, в общем, обычные жители – не старейшины и не князья.
– А кто у нас старший из воинов?
– Да, пожалуй, что ты остался, остальных побили. Вот нас человек десять ремесленников, да я – торговец, и вас – молодых воев 12 мечей, да отроки.
– А вы умеете с мечом орудовать?
– У нас, Свят, все умеют, но вы, ратники, лучше, ибо постоянно учитесь ратиться.
– Ну что же, Елизар, Митрий, возьмём мы ещё своё царство на копьё. Главное, сейчас не загнуться. А пока мы тут сидим, как тополя на Плющихе, расскажите обо мне и обо всех нас. Кто есть кто из нас, ибо ничего я не помню.
– Ох, братец, как тебя-то колбаснуло! Русы мы, варяги, ещё нас словенами называют, живём мы возле самого Новагорода, что на Волхове стоит. Здесь несколько твоих родичей в плен попало. Живём все вместе в слободе, но у каждого взрослого своё подворье. Я – твой старший брат, мне уж 25 годков, торгую рыбой и всем, чем получается. Отроки при дружине нашего боярина Микулы Селяниновича: Ярослав, Данила, Первуша, Уголёк, Алёша, это наши родичи – племянники, да братья двоюродные, всем им по 14-15 лет и живут со своими родителями. Из взрослых тут наш двоюродный брат Митрий, ему 24 года. Он мастеровой по дереву, корабел, лодьи делает. А ещё один двоюродный братец – Угорь, тот все больше к знахарству тяготеет, лечит нас в походах, ему 21 год. Племянники наши: Волк 17 лет – только стал гриднем младшей княжеской дружины, а Витимир – такой же по возрасту, но помощник кузнеца и углежог. Собственно, все кто в кузне работают, по зиме заготавливают уголь древесный.
– А мне сколько лет?
– Тебе 19 лет.
– Понятно, великовозрастная дубина, дорвавшаяся до свободы. Максимум на что хватило ума – это напиться. Хотя приказ правильный отдал – всем спасаться, значит, есть мозги в голове.
– Все мы такие. Большую глупость свершили и как теперь её расхлёбывать будем, ума не приложу. Давай дальше расскажу. Остальные парни с нашей и окрестных слободок, в основном, все твои сверстники от 17 до 20 лет.
Гридни младшей княжеской дружины: Горыня, Лавруша, Любомир, Добрыня, Ратибор, Ворон, Медведь Олеша, Вьюн. Боян у нас сказитель и летописец, само имя за себя говорит – бает человек. Мастеровые кузнецы, что по металлу работают, защитные доспехи и оружие мастерят – это Твердыня, Олег «Бушка», Олег «Дятел» всё молоточком стучит, мастерит что-то изящное, тонкое, вот и прозвали дятлом. Вадислав у нас алхимик, вечно всякие материалы смешивает, золото создать хочет, то у него не догорит, то перегорит, то, вообще, сгорит всё, вот и прозвали Недогарком. Игоша, тот на лодьях ходит, плотник по совместительству, если на лодье что поправить надо – сам может сделать, да Иван – строитель: каменщик и плотник.
Я хотел было продолжить «бетонщик, арматурщик, плиточник», но воздержался, вместо этого спросив: «Слушай, а что собой представляет дружина, гридни – это дружинники, а вои – это кто, а новики?
Тут вступил в разговор Боян.
– Есть у нас в слободе старший дружинник князя – боярин Микула Селянинович, который носил золотой пояс. То есть он входил в старшую дружину охраны самого князя. Был он нашим боярином, да погиб в сече на реке Висла.
Я вспоминал историю, в которой говорилось о трёхстах «золотых поясов» Великого Новгорода, типа конкретная местная элита, так сказать, пупы земли русской. Возможно, что именно сейчас закладывается будущее богатство этих родов. Их самостоятельность надоест Ивану Грозному, который её и урежет, низведя статус Великого Новгорода до обычного уездного городка. Вернувшись на землю от этих воспоминаний, я обратился к Бояну: «Не родственник наш?»
– Нет, он же боярин.
– Ну и хрен с ним тогда, помер и помер, дальше бай, Боян-баюн!
– Дружины состоят из профессиональных воинов. Старший дружинник – боярин, подчиняется князю. У каждого старшего дружинника есть собственная, младшая дружина: военные слуги – отроки и дружинники – гридни. Вот ты с несколькими парнями и есть боярские гридни. Вои – это наше ополчение типа нас – мастеровых, торгашей, просто удалых ребят. Мы пошли в поход как городские вои, находясь в обозе. А отроки, ты их новиками назвал – это есть воинская молодёжь, они только учатся воинскому искусству, и в тоже время помогают боярину в походах.
– Аналог денщика «стой, держи, неси, бросай, иди, мальчик, не мешай». Вы – это городские вои, то есть из города, а ещё какие есть?
– Племенные, что с деревень или отдельных племён приходят на службу, но мы, городские, круче их, наш статус выше. Зачастую, наши бояре или князья приглашают наёмные войска. Так что, когда идём на войну, бывает, что и иноземные воины идут рядом в качестве княжеских наёмников.
– А кого нанимают князья?
– Тех, кто есть под рукой, того и нанимают: славян, германцев, нурманов, угров-венгров, угров с Печоры и Карелии, ободритов, лютичей, печенегов, эстов и жмудь разную, половцев, татар, мерю и людишек остальных народностей с Поволжья или с юга с Дикого поля.
Слушая Елизара, про себя подумал: «Э-э-эх, ёлки-палки, всех своих товарищей, да молодых родственников собрал в плену. Потеряли наши семьи своих родных благодаря «умному и прозорливому» воину Святозару».
Нужно отметить, что это не семьи будущего с одним ребёнком. Сейчас у всех куча братьев и сестёр, у них свои дети, у тех свои, и все живут рядом, входя в род. Так что оставшиеся помогут тем семьям, чьи мужчины не вернутся из похода. Что же, придётся за молодёжью присматривать, да и за остальными тоже, – вновь подумал я, а вслух сказал, – ничего, други, раз попали сюда все вместе, то и выбираться из плена будем вместе, никого не бросим».
– Верно говоришь, Свят, всем вместе держаться надо.
На этой оптимистичной ноте все снова замолчали, думая свои думы и наблюдая за окружающей обстановкой. Я смотрел на своих товарищей – ребята были рослыми, как истинные северяне, крепкими и уверенными в себе молодыми людьми. Одни были жилистые и поджарые, другие – настоящие богатыри. Так ростом в два метра или «хорошо» за 190 сантиметров, статью, крепкими костями и мощью мышц отличались Медведь, Волк, Горыня – человек-гора, Добрыня, Вадислав, Вьюн, Любомир, да и новик Первуша через пяток лет станет громилой. Одним словом, по своей конституции они походили на Виктора Калинина из моей прошлой жизни – здорового от природы и спортивного образа жизни мордоворота. Витимир и Донвой являлись этакими 170-сантиметровыми накачанными «квадратами» с мощной грудной клеткой и руками, а Лавруша, Игореша и Боян невысокими ростом, худенькими, но подвижными и жилистыми ребятами. Отроки были физически вполне развитыми пацанами. Худощавостью и жилистостью при 180 сантиметрах росту отличались я и оставшиеся парни. Вот такой коллектив сейчас окружал меня, те люди, с которыми мне придётся делить невзгоды и радости.
– Елизар, а как наша фамилия?
– Лукошкины мы?
– Какие Лукошкины?
– Мы живём в средней части слободы, значит, средние Лукошкины, Уголёк, тот нижний, а Митяй с верхнего края – верхний Лукошкин.
– С именем хорошо получилось, а вот фамилия у нас, прямо скажем, не очень героическая.
Я на минуту закрыл глаза, вновь представив себе летописи будущего: "И пошёл войной великий князь всея Руси Святозар Лукошкин Средний воевать врагов земли русской и победил их. С тех пор на Руси воцарилась княжеская династия средних Лукошкиных. Слава великому среднему Лукошкину!"
– Н-да, с фамилией надо будет в будущем что-то делать. Как гласит народный юмор по такому поводу «Пришёл мужик в паспортный стол и говорит: «Хочу изменить свои инициалы.
– А вы кто, как зовут?
– Зовут меня Иван Говнюк.
– Отлично, а кем хотите стать?
– Василием».
Затем, переключив своё внимание, стал рассматривать других людей, сидящих в загонах: мужчин, женщин, детей. Всех их скоро купят и разъедутся они рабами по разным уголкам Причерноморья: в Византию, Дакию или что там сейчас – Болгарское ханство, к хазарам и печенегам. Эх, скоро и нас купит какой-нибудь "хозяин жизни".
Несмотря на раннее утро, базар бойко шумел разноязычным гомоном. Я видел, как мимо загонов с нами проходили нурманы-викинги: даны, норвеги, шведы, каким-то ветром занесённые в эти края. Хотя известно, каким ветром. Небось, продали свои мечи византийским придворным и сопровождают их в торговых походах или грабежах, как честных торговцев. Вон идут даки – будущие румыны, валахи, молдовашки и мадьяры. Следом шествуют кочевники-печенеги, которых через пару сотен лет разобьют византийцы, устроив геноцид этому народу, вырезая всех, включая детей, а их остатки растворятся среди булгар, турок-сельджуков и мадьяр. Проходили и славянские купцы из древлян, кривичей, сербов и «один великий Хрен» знает, кого ещё. Все они смотрели на нас, словно на пустое место, одно слово – рабы. И я с высокомерием смотрел на этих людей, как говорится "от тюрьмы, да от сумы не зарекайся".
– О чем задумался, Свят?
– Сижу и обдумываю наше положение. С одной стороны, братцы, всё хорошо!
– Хм, а с другой стороны?
– А с другой стороны – мы!
К хозяину загона обратился купец, по виду типичный грек, с интересом смотрящий на нас. Возможно, что прибыл наш покупатель.
– Эх, греки – народ жестокий, из свободных работников все соки выжимают, а из рабов и говорить не стоит. Хотя, кто знает, что лучше – у византийца или богатого кочевника-печенега вкалывать? Похоже, что нас купили или почти купили.
Через некоторое время к нам подошли пара греков и печенег – хозяин загона, сообщившие нам радостную новость.
– Я, почтенный Гармах из Афин, беру этого шустрого и ещё тринадцать северян.
«Грек, – обратился я к нему, – купи всех нас, не прогадаешь!»
– Зачем мне все, раб?
– Мы команда, хорошо сработались, больше пользы принесём.
– Нет, хватит десятка и ещё четырёх. Афиноген, тебе не нужны северяне?
«Что умеете? – спросил спутник Гармаха.
– Есть воины, есть мастеровые, но тоже воины.
– Нужны гребцы на галеры, а мастеровые – у нас мастера лучше ваших варваров.
– Зато мы сильные, грести хорошо будем, господин Афиноген.
– Откуда наш язык знаешь, варвар? Хотя и коверкаешь слова, но понять тебя можно?
– Век живи, век учись. Я чувствовал, что нужно знать язык самой просвещённой нации мира, вот и учил. Бери всех, пригодимся!
Афиноген развернулся к почтенному Гармаху.
– Гармах, покупай, кого хочешь, остальных заберу я.
– Хорошо, Афиноген, забирай остальных, по соседству жить будут.
На прощание я окинул взором девиц, которые недавно стояли перед нами в очереди. Они смотрели на нас с горечью и жалостью, а их глаза, как будто говорили: "Вот ещё одних земляков уводят. Прощайте, родичи".
