Buch lesen: «Никто не в стороне»

Пролог. Какое-то время назад

Ливневый дождь окончился совсем недавно. Солнце, вышедшее из-за туч всего полчаса назад, уже изрядно прогрело землю, и лужи от дождя мелели прямо на глазах. Старенький, латаный-перелатанный пикап из славного японского племени «Тойот» ехал по красной дороге, дребезжа и громыхая всеми своими частями. Казалось, что он вот-вот остановится без сил и не проползет дальше и метра. Но нет, он упрямо двигался вперед навстречу блокпосту, который занимало подразделение иностранного легиона. Вышедший вперед солдат в камуфляже, с нарочитой небрежностью державшийся за висящий на груди автомат, поднял вверх левую руку и затем показал налево, призывая пикапу остановиться на обочине. Машина свернула на небольшой промежуток между дорогой и сплошной стеной джунглей, и двигатель, рыкнув напоследок, умолк. Через переднее стекло на солдата смотрели одинаково испуганные глаза немолодой негритянки и ее разновозрастных детей. Водитель выбрался из кабины и с документами в обеих руках пошел к проверяющему. Он держался заискивающе и подобострастно, как и большинство жителей этой страны по отношению к военным. Улыбка его, открывающая белые зубы, казалось, приросла к лицу, а темные глаза смотрели печально и чуть отрешенно, словно их владелец уже давно не верил в благополучный для себя исход. Солдат, изучив документы, сделал знак ждать и повернулся к капралу, сидящему на мешке с песком, рядом с пулеметом.

– Семья. Двое взрослых, восемь детей. Возраст – от четырех до десяти лет. Едут на север, к родственникам.

– Что везут? – меланхолично спросил капрал.

Солдат пожал плечами:

– Ничего! Говорят, что это все их имущество, – он показал рукой на кузов. – Всякий хлам и дырявые мешки.

– Возьми Новака и проверь машину.

Солдат козырнул, позвал:

– Франц, иди сюда.

Оба солдата вместе с водителем пошли к машине.

Начальник блокпоста Станислав Сухов выбрался из штабной палатки и поглядел по сторонам, задержав взгляд на семействе, выходящем из старенького автомобиля. Мать выглядела изможденной, а дети голодными.

– Рутина, лейтенант, – сказал адъютант-шеф Любавский, по-своему истолковав взгляд Стаса, брошенный на пикап. – Нас используют как средство препятствия контрабанде, только и всего. Здесь тихо.

Любавский был заместителем Сухова.

– Пока мы тут находимся, – не согласился Стас. – Как только нас перебросят в другое место, здесь тут же начнутся бои.

– Не стану спорить, командир.

Для сорокалетнего унтер-офицера Яна Любавского это была четвертая африканская страна, где он восстанавливал порядок и справедливость, естественно, с точки зрения правительства Франции. Стас, хотя и носил офицерское звание, служил в легионе в полтора раза меньше по времени и был почти на десяток лет моложе своего зама.

– Господин капрал! – резкий выкрик солдата, заставил взяться за оружие, и дуло пулемета грозно уставилось на застывшую в ужасе семью.

– Посмотрите, что я нашел, – легионер вышел из-за пикапа.

Капрал бегом бросился к нему.

– Пойдем тоже посмотрим, – сказал Стас.

– Есть! – бодро отозвался Ян.

Командиры блокпоста менялись чаше, чем гарнизон, и лейтенант в ближайшие дни завершал свое дежурство. Оттого и не хотел каких-то проблем под его окончание.

Прямо на земле позади пикапа лежали два автомата Калашникова, найденных в машине. Второй легионер распрямился в кузове и бросил на траву еще два сменных магазина. Вид у оружия был совсем не боевой, точно с помойки.

Стволы ржавые и разбитые приклады.

– На что они надеялись? – буркнул сам себе Ян. – Всегда одно и тоже. Неугомонные, право-слово.

– Господин офицер! – быстро заговорил отец семейства, молитвенно сложив руки на груди.

– Моя семья ничего не знала. Это я спрятал оружие. Прошу вас, отпустите их.

– Зачем ты это сделал? – спросил Сухов, подбросив суровости в голос.

– У меня не было выбора, поверьте! – мужчина чуть не плакал. – Не было выбора!

Повторяясь и ежеминутно призывая Аллаха в свидетели, он путано рассказал, что, когда собрался уезжать, к нему пришли из леса и потребовали взять попутный груз. Иначе его не выпустили бы. Он дал согласие, и ему принесли оружие.

– Ты плохо его спрятал, друг, – сказал ему Любавский. – Разве тебя не предупреждали о блокпостах?

Мужчина вздохнул:

– Я не знал, что будут стоять легионеры. Армейцы не проверяют машины.

– Кому ты должен был отдать оружие?

Мужчина замялся, ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос.

– За ним придут, когда мы приедем в город.

– Что будем делать, лейтенант? Согласно распоряжению командования, мы обязаны передать отца в комендатуру, семье же придется добираться на своих-двоих. Хотя, с другой стороны, отсюда до ближайшей деревни не так уж и далеко, – сказал Ян.

Сухов не ответил. Он сосредоточенно смотрел на сбившихся в кучу детей и двух взрослых.

– Что-то не так, – сказал он после минутного молчания. – Странная ситуация, не находишь?

Любавский недоуменно посмотрел на пикап.

– Хотите сказать, что мы слишком легко нашли груз?

– Именно. Те, кто дал им автоматы, не такие дураки, чтобы надеяться так просто проскочить. Я в это не верю.

– Полагаете, что у них есть еще что-то запрещенное?

– Полагаю, – серьезно ответил Стас. – Думаю, стоит еще раз проверить пикап и обыскать их самих. И как можно тщательнее. То, что спрятано должно быть дороже автоматов. Только так.

– А пожалуй, вы правы, лейтенант! Армейские части не досматривают машины только тогда, когда им дают взятку. А какую взятку могут предложить им эти бедняки? Не сходится. – Он повернулся к легионерам и повысил голос. – Ей, парни! Не расслабляемся. Вы, двое, еще раз прошерстите пикап сверху донизу. Ничего не пропускать. Капрал, попроси Берту осмотреть женщину и детей. Вперед!

Капрал козырнул и побежал к стоящей поодаль палатке с красным крестом.

Черноволосая и синеглазая девушка в ладно сидящем на ней камуфляжном комбинезоне с нашивками сержанта медслужбы, придерживая рукой медицинскую сумку, вышла из палатки и направилась к детям. Любавский с удовольствием проводил ее взглядом. Берта была военнослужащей французской армии, исполнявшей в их части обязанности военного фельдшера. Служить в легионе женщинам запрещалось.

Тем временем мужчина с явной тревогой наблюдал за действиями солдат. А лейтенант в свою очередь наблюдал за ним, все больше уверяясь в том, что дело нечисто. Африканец порывался что-то сказать, но сдерживался. Что такого он и его семья могли скрывать? Самой дорогой контрабандой считались алмазы. Их пытались переправлять многие бандитские группировки. Прятали камни на теле в самых неожиданных местах, таких как анус, пищевод, и даже в ранах, обертывая бинтами. Но перевозчики были людьми проверенными, ведь им доверялось, порой, целое состояние. Могли ли алмазы отдать простому неграмотному работяге? Вряд ли. Или он далеко не прост? Но чтобы так достоверно играть отчаяние, нужно быть хорошим актером. И он им, как оказалось, был. Глава семьи прыгнул вперед, едва раздался голос Берты:

– Господин лейтенант! Идите сюда! Кажется, эти дети…

Африканка не дала ей договорить, набросилась, схватив за волосы. Она что-то закричала на местном диалекте, и дети бросились в рассыпную. Берте удалось вырваться, локтем она ударила женщину в грудь, а затем подсечкой опрокинула на землю. Тут только растерявшийся капрал пришел на помощь, удерживая яростно бьющуюся на земле африканку.

Ее муж, под наставленными на него стволами, застыл на месте. Его лицо исказилось. Он затравленно оглянулся и встретил взгляд офицера.

Вечером, за ужином Берта Меер, француженка, не смотря на фамилию, не удержавшись, спросила у Стаса, чуть прижимаясь к нему бедром, благо за столом они сидели рядом:

– Господин лейтенант, скажите, почему вы не поверили этим людям. Ребята говорят, что поначалу семья выглядела очень убедительной. Вы – настоящий детектив, если усмотрели фальшь в их игре.

Она кокетливо улыбнулась симпатяге командиру.

Стас оглядел своих подчиненных, заметив на их лицах неподдельный интерес.

– Ладно, скажу, – ответил он. – Но тут нет никаких тайн. Просто, когда мы обнаружили оружие, я совершенно случайно бросил взгляд в их сторону и мне показалось, что дети держались как-то странно, точно они боялись не нас, а своих родителей. А ведь им лично ничего не грозило. Я и подумал, что проверку следует продолжить.

– Воровство детей в этой стране – дело обычное, – заметил Любарский, ревниво покосившись на телодвижения военного фельдшера. – А мне интересно, как ты догадалась, красавица?

Девушка улыбнулась уголками губ. Она давно знала о молчаливом томлении бедного поляка и временами заставляла себя ревновать.

– У одного мальчика была ссадина. Я решила обработать ее перекисью и смазать йодом. Протертое спиртом место оказалось гораздо светлее. Так ведь не бывает, чтобы у двух темных родителей были светлые дети. Правда?

– Ну, иногда бывает, – сказал кто-то, сразу вызвав смешки легионеров. Берта отмахнулась от них рукой.

– Кстати, шеф, – обратилась она к Любарскому, – вы ведь все знаете об этой стране. Что теперь будет с детьми?

– Пока поместят в местный приют и станут выяснять откуда они, остались ли родители, – оживился он. – Если нет, повезут дальше, в столицу. А там устроят в детский дом. Но я думаю, что родители у всех имеются и достаточно богатые, чтобы внести выкуп. Иначе овчинка не стоит выделки.

Последнюю фразу он произнес по-польски. И никто, кроме командира, ее не понял. У Стаса была отличная память и явные способности к языкам. Поэтому он легко запоминал слова и целые выражения на разных языках. Польский числился у него одним из любимых. Он быстро посмотрел на старшину и сразу же отвел взгляд. То, что тот неровно дышал к сержанту Меер, не догадывался только ленивый. Из чувства товарищества, лейтенант мягко отодвинулся от Берты и сказал, завершая разговор:

– Так или иначе, вы можете записать на свой счет одно доброе дело. Для нашей профессии добрые дела не обязательны, зато поднимают репутацию в собственных глазах. А то, что вы обошлись без стрельбы и трупов, возводят ваши заслуги в квадрат.

Все заулыбались.

– Парни, сколько походов в церковь мы сможем пропустить? – снова выкрикнул шутник под общий смех.

Возвращение

Нас часто ждут именно там, куда мы возвращаться не хотим.

Эльчин Сафарли

Глава первая

Если быть честным до конца, то нужно признать, что Стас никогда не любил город, в котором родился и прожил свои детские и юношеские годы. Тот всегда представлялся ему слишком значительным и важным, а лично для него, Стаса, даже суровым. Позже, поездив по Европе, он видал – перевидал разные города. И по сравнению с некоторыми из них, столица заштатного балтийского государства была, словно Золушка среди принцесс. А все же уважение, густо перемешанное с неприязнью, у Стаса к родному городу сохранилось. Наверное потому, что он ощущал себя здесь пасынком, человеком не титульной нации, а попросту говоря, чужим.

И вот, оказавшись в столичном аэропорту, спустя одиннадцать лет, он прислушивался к себе. Не ощутит ли снова скрытую враждебность, идущую, как ему всегда казалось от самого города, его зданий и площадей. Тогда, уезжая, он садился в самолет с мстительной радостью. Мол, идите вы все, я прекрасно проживу без вас и всей вашей страны. Сейчас же он ждал, как среагирует на его возвращение брошенный на произвол судьбы город.

Впрочем, скоро Стасу стало уже не до самокопания. Еще подходя к пункту таможенного досмотра, а большая часть пассажиров к тому времени его преодолела, он ощутил неясную тревогу, хотя ничего непозволительного с собой не вез. И точно, как будто сглазил. Когда он водрузил на ленту чемодан и дорожную сумку, положил ключи, телефон, ремень, а сам прошел без проблем через рамку металлоискателя, к нему подступили два бравых молодых человека в форме с одной полоской поперек погон. Женщина-таможенник, сидящая перед монитором, тусклым голосом на английском языке объявила, что ему и его багажу придется пройти более тщательный досмотр. На резонный вопрос «на каком, собственно, основании» немного оторопевшему Стасу было сказано, что ему все объяснят в комнате для досмотра. Другие пассажиры стали бросать на него любопытные взгляды и перешептываться. Молодые люди подошли ближе, и Стас решил не качать права, понимая, что ничего хорошего этим не добьется. Он лишь недоуменно покрутил головой и, забрав вещи, последовал за своим суровым сопровождением.

Его подвели к двери с надписью «Личный досмотр» на двух языках: национальном и английском, и, вежливо пропустили внутрь. Помещение оказалось совсем небольшим. Слева от входа, у самой двери, стоял письменный стол, за которым сидел более пожилой по сравнению с конвоирами таможенник, на погонах которого красовались целых три полосы. С другой стороны стола откинулся на спинку офисного кресла человек в штатском. В центре комнаты стоял широкий стол, на котором, как не трудно было догадаться, и досматривали вещи пассажиров. В противоположном углу стояла ширма, похожая на медицинскую, а вдоль стены выстроились строгие канцелярские стулья. На двух из них сидели две девушки в синей летной униформе, не отрывающие глаз от своих мобильников. Когда в комнату набились вновь прибывшие, в ней сразу стало тесно. Таможенник более высокого ранга встал со стула и повернулся к Стасу.

– Меня зовут Петер Левиньш, – объявил он на английском. – Я – старший инспектор таможни аэропорта. Предъявите, пожалуйста, ваш паспорт.

Стас молча отдал его и стал ждать дальнейшего развития событий. Он привык не суетиться и не поступать опрометчиво. Полистав паспорт, инспектор не вернул его, а положил на стол, с которого тот сразу же перекочевал в руки человека в штатском.

– Господин Сухов, к нам поступила информация, что вы, возможно, провозите контрабанду. Поэтому мы вынуждены провести самый тщательный обыск ваших вещей. Вы можете сдать контрабандные предметы добровольно, что повлияет на смягчение наказания. Вы меня понимаете?

– Да, я вас хорошо понимаю, – ответил ему Стас также по-английски. – Никакой контрабанды я не везу. Проверяйте, если вам так это нужно.

– Хорошо. Досмотр будет проходить в присутствии понятых. Откройте чемодан и сумку.

Стас набрал на замке код и тот щелкнул.

– Остальное за вами, – он демонстративно сел на стул и скрестил руки на груди, всем свои видом показывая свое неудовольствие подобным произволом. Одна из стюардесс, оторвавшись от телефона, посмотрела на него с интересом, только был ли он личным или профессиональным, понять не представлялось возможным.

Поначалу таможенники взялись за дело рьяно и очень тщательно обыскали его вещи сверху донизу. Результат их не впечатлил и они, переглянувшись с инспектором, вялыми движениями вернули вещи на свои места и отступили от стола. Далее ему предложили пройти за ширму и передать одежду для досмотра. Что он и выполнил, хихикая про себя. Ощупанные и чуть ли не обнюханные предметы одежды были возвращены владельцу.

Когда Стас, не торопясь, оделся и вернулся к столу, в комнате оставались лишь инспектор и штатский. Возвращая паспорт, инспектор высокопарным слогом извинился за доставленное неудобство и даже предложил обжаловать их действия, если господин Сухов считает их неправомерными. На лице таможенника явственно проглядывало ожидание бурной реакции на его слова. Но Стас не спешил ее выражать. Он пристально посмотрел на инспектора, будто собирался закрепить его облик в памяти, после чего произнес очень серьезным тоном:

– Ладно, там будет видно.

Инспектор несколько невпопад произнес:

– Хорошо, это ваше право.

– Значит, я могу быть свободным? – поинтересовался Стас.

– Совсем скоро. Осталась маленькая формальность, – развел руками инспектор, неожиданно переходя на русский. При этом он то ли улыбнулся, то ли просто растянул губы.

– Вам придется немного подождать, буквально минут пять, мы выдадим вам справку, и вы сможете беспрепятственно покинуть аэропорт.

Таможенник постарался еще раз, совсем по-приятельски, улыбнуться Стасу, что получилось не очень правдоподобно, и скрылся за дверью.

– Присаживайтесь, Станислав, – сказал штатский, впервые за все время открыв рот. – Как говорится, в ногах правды нет. Курить будете?

По-русски он изъяснялся с ярко выраженным прибалтийским акцентом. На вид – лет сорок. Коротко стриженные волосы чуть серебрились на висках. Черты лица были резко очерченными и грубоватыми. Тонкие губы, складываясь в полуулыбку, позволили увидеть крепкие желтоватые от никотина зубы, несомненно, свои. Одежда не дешевая, но без особого шика. А вот взгляд твердый, начальственный. Хотя и без этого видно, что штатский по должности и званию здесь самый старший.

– Разве тут можно? А как же правила? – улыбнулся в ответ Стас, показывая рукой на глазок камеры наблюдения. Наступал прямо вечер улыбок.

– Правила иногда следует немного нарушить. Вентиляция хорошая, а пепел можно сбрасывать в бумажный стаканчик.

Штатский достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Стас почти не курил, но сейчас решил не отказываться от сигареты, поняв, что вся эта катавасия с личным досмотром неминуемо завершится приватным разговором, и постарался слегка подыграть.

– Могу я поинтересоваться, какова причина вашего приезда? – спросил штатский.

– У меня здесь умер брат. Я приехал к нему на похороны.

– Соболезную. Говорю это искренне. Мы вас задерживаем, наверное?

– Не особенно, – Стас пожал плечами. – В любом случае уже поздний вечер, я собирался ехать в гостиницу. А все дела и хлопоты с утра. Простите, не знаю как к вам обращаться.

– Маркус. Просто Маркус. Я, вообще-то, не из таможни, – он снова чуть улыбнулся и заговорщически подмигнул. – Скажем так, из службы надзора. Курирую подобные вопросы. Как ваш, к примеру.

Он говорил медленно, с большими паузами, будто слушал и оценивал сам себя. Если этот Маркус рассчитывал удивить Стаса таким признанием, то его ждало разочарование. Не бином Ньютона, так сказать. Сухов продолжал курить с самым невозмутимым видом.

– Вы себе не можете представить, с какими, порой дикими, случаями таможне приходится иметь дело, – говорил между тем Маркус. – На что только не идут люди, чтобы провести контрабанду.

– Люди, всегда люди, – поддакнул ему Стас. –Хотя, на мой взгляд, в наше время перманентной борьбы с терроризмом и наркотиками, вся контрабанда обречена на неудачу.

Высказав сей пассаж, он с глубокомысленным видом посмотрел на собеседника.

– Полностью с вами согласен, – подхватил Маркус, щурясь от сигаретного дыма. – И еще раз прошу прощения на произошедший инцидент. Мы обязаны реагировать на любой сигнал. Даже анонимный. Звонивший очень подробно описал и вас, и ваши вещи. Таможня не могла не среагировать.

Собеседник слегка приоткрыл карты. Значит, это не случайность, кто-то решил доставить ему неприятности прямо в аэропорту. И этот кто-то прекрасно осведомлен, думал Стас, слушая таинственного Маркуса.

– Далеко не все понимают специфику таможенной службы, – вещал между тем тот. – Вместо того, чтобы облегчить нашу работу, некоторые граждане начинают вставать в позу, грозить всяческими карами. Особенно западные европейцы. Вы, Станислав, в этом смысле, приятное исключение. Кстати, простите мое любопытство, вы ведь русский и родились в нашем городе. Как же вам удалось стать гражданином Франции? Если это, конечно, не секрет.

– Служба в иностранном легионе. Сначала получил вид на жительство, а затем и гражданство.

– О! Так вы – легионер?! И как вам служба? Многие из нашей молодежи желали бы пойти по вашим стопам. Но посчастливилось, увы, немногим.

– Военная служба всегда тяжела, – философски заметил Стас, не собираясь вдаваться в подробности. – Нужны хорошее здоровье и самодисциплина.

Тут у Маркуса пискнул мобильник, докладывая, что пришла эсэмэска. Тот мазнул по экрану взглядом и снова посмотрел на Стаса.

– Простите, мне нужно ответить.

Пока он нажимал клавиши, Стас бросил окурок в стакан, на дне была вода, и он зашипел.

– Итак, если это была шутка, то неудачная. А возможно, вас кто-то сильно не любит, – сказал Маркус, оторвавшись от телефона.

– А звонок не удалось отследить?

– Нет. Даже не ясно, откуда звонили. Скорее всего из автомата. Но звонок из Франции.

Они не успели толком вернуться к разговору, как вошел инспектор, вид у него был такой, словно он все время стоял за дверью и ждал подходящего момента. А может, так оно и было. Стасу отдали справку, еще раз извинились. И он в одиночестве покинул комнату досмотра. Идя по полупустому в такое позднее время залу аэропорта, Стас подумал о том, что город уже начал показывать ему клыки, и теория о здешней враждебности верна. Пожалуй, стоит планировать свое пребывание в родных пенатах, как военную операцию.

У самого выхода его догнал один из младших таможенников.

– Мы хотели бы частично загладить вину, – объяснил он свое появление.

– Скоро полночь, такси обойдется вам дорого. Мой шеф предлагает вам свой автомобиль. Водитель отвезет вас туда, куда скажете.

На английском он изъяснялся лучше своего начальника.

– Вы очень любезны, – чопорно ответил ему на том же языке Стас. – Что же, я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением.

Погода встретила его тоже неласково. Шел дождь. Резкие порывы ветра доносили холодные капли и под навес, где Стас остановился, ожидая машину. Было холодно, и ему пришлось застегнуть пальто на все пуговицы и поднять воротник. Через минуту-другую подъехал «Опель» кофейного цвета. Степенный водитель не спеша вышел из машины и открыл багажник. Он помог Стасу уложить туда вещи и снова сел за руль. Стас забрался на заднее сиденье, расстегнулся и уселся поудобней. В салоне тихо играла музыка, и было тепло. Глаза стали закрываться сами собой, но Стас мужественно преодолел сонливость. Он достал телефон и послал СМС адвокату Цирусу, сообщив о своем приезде. Звонить он не стал, посчитав время слишком поздним. Адвокат откликнулся сразу, ответив одним словом «Принято». И Стас стал смотреть в окно автомобиля на проносящиеся мимо освещенные улицы города, отмечая их сегодняшний более респектабельный вид.