Buch lesen: «Иллюзорный мир реальности»

От автора

«Им нравится жить на колесах, им нравится пить вино,

В иллюзорном мире они живут давно».

Группа «Крематорий», 1986.

В 1986 году Армен Григорян, лидер и вокалист группы «Крематорий» утверждал, что кто-то хочет взорвать «их иллюзорный мир» и даже сам не прочь был это сделать. И хотя текст песни «Иллюзорный мир» был явно не о том, о чем пойдет речь в этой книге, тем не менее строки, вынесенные в эпиграф, в полной мере соответствуют реальности и тому миру, в котором мы живем прямо сейчас. А иллюзорным, точнее кажущимся, этот мир назвал древнегреческий философ Парменид из Элеи за пять веков до нашей эры. И как раз потому, что почти всё в этом мире можно взорвать и уничтожить. Не верьте этому, – сказал Парменид (в нашем вольном изложении), – подлинную реальность уничтожить нельзя. С тех пор философская поэма Парменида по праву вошла в золотой фонд европейской философии и до сих пор тревожит умы современных философов. В двадцатом веке немецкий философ Мартин Хайдеггер признался, что основополагающее понятие всей онтологии, «бытие», по-прежнему скрыто от него и представляет собой неразгаданную тайну. Если быть более точным, то гамлетовский вопрос Парменида звучал так: «есть или не есть?» И для всех последующих философов (а также современных филологов) главной задачей в интерпретации бессмертной поэмы являлось внятное, ясное и как можно более конкретное объяснение того, что означает это самое «есть», что означает «существовать», что означает «быть», «быть сущим», «быть реальным». Именно об этом и пойдет речь в этой книге – свои ответы на эти вопросы нам предоставит одно из современных направлений умеренного реализма – онтология определённости…

В чём, собственно, проблема?

В общем виде проблему можно озвучить так: «откуда что взялось»? С давних времён бытует мнение, что из ничего не может возникнуть нечто, а тем более нечто весьма основополагающее. Вот так просто, само по себе. Ни с того, ни с сего. Не было, не было и вдруг… Это больше похоже на фокус, на волшебство, на обман, на чудо и вызывает много других вопросов без ответов. Например, «почему именно сейчас», «где это нечто было раньше». И общий консенсус был таков: это невозможно, так не бывает, этого не может быть, под этим мы никогда не подпишемся. Ведь чтобы возникло «само», это само уже должно быть, иначе оно возникло бы «не само». Значит само возникнуть не могло, значит возникло благодаря чему-то другому. Но тут возникает «редукция» или замкнутый круг – а откуда взялось «другое»? И мы снова оказываемся перед той же самой проблемой. Поэтому вердикт очевидный. Никакого возникновения для первоосновы мироздания не было и быть не могло.

С другой стороны, а какая у нас тогда есть альтернатива? Только одна (с небольшими вариациями) – если наипростейший источник нашего мироздания не появился из ничего (редукцию мы не рассматриваем), значит он существовал всегда, то есть вечно. Именно это и утверждал Парменид. Настоящее, которое есть прямо сейчас, было и будет. «Есть»! «Сейчас». Парменид сделал свой выбор. Вечность стала философской гаванью, которая «спасает от шторма всех». По деталям и частностям мнения разделились. Одни присоединились к платоновскому миру идей, другие назвали вечной материю, третьи указали на Бога. Таким образом, частично указанная выше проблема была решена: источник нашего мироздания существовал всегда и это является одной из характеристик, свойств «подлинного бытия», то есть реальности. Заметим, что словосочетание «подлинное бытие» не случайно, а выражает конкретное отличие нового онтологического термина «определённость» от постпарменидовского термина «бытие» и составляет неотъемлемую часть онтологии определённости. Это отличие обнаружится далее по мере нашего изложения.

Теперь, когда мы знаем, что искать (что-то вечное), нам надо понять «что» это? Именно в этом и заключается главная сложность. Забегая несколько вперед, мы можем сказать, что ни одна из предложенных за всю историю философии моделей мироздания не соответствует онтологии определённости, иначе просто не было бы смысла озвучивать новое направление. Каждая модель мироздания, начиная с Парменида и заканчивая Гегелем, имеет свои недостатки и противоречия, иногда, как в случае с Гегелем, явно надуманные и желанные. Скажем, Парменид запретил думать о «ничто», о «не есть», но разве это остановило последующих философов? Конечно нет! И не только потому, что каждый философ имеет свою точку зрения, а потому, что учение Парменида очевидно ошибочно. Нельзя запретить размышлять о том, о чём размышлять возможно. В онтологии определённости делается попытка избежать таких явных и неявных недостатков, хотя её основой будет именно поэма Парменида, а также множество других философских идей, от пифагорейцев до Гегеля и современных философов. Тем не менее в онтологии определённости есть и совершенно оригинальные термины. С них мы и начнем…

Основные принципы

Онтология определённости базируется на понятии (принципах) целого и на том, из чего оно состоит. Целое само по себе без учёта частей, части и целое как единое, имеющее части. Уникальность, обособленность и то, что их связывает – принцип сочетания, который и приводит к целому.

«Уникальность» и «обособленность». Звучит несколько непривычно. Более привычные термины – качество и количество. Это Аристотель и Гегель. Единое и многое – это Платон. Форма и материя по Аристотелю. Бытие и небытие – здесь аналогия не всем сразу очевидна, но будет объяснена далее. Беспредельное и предел – здесь всё противоречит и Гегелю, и Платону, и даже Пармениду. Сущность и её отрицание – здесь вообще всё непросто. Идеальное и материальное – из современной философии. Время-вечность и пространство – практически физика. Непрерывность и дискретность – математика. Более точно наши термины звучат так: «уникальность без обособленности» и «обособленность без уникальности». Звучат они так потому, что онтология определённости всячески борется с абстракциями, а наше мироздание столь сложно устроено, что упоминая одно, мы невольно цепляемся за другое. Но для ясности и простоты понимания желательно иметь чистый абстрактный термин, поэтому у нас одно явно открещивается от другого, чтобы у читателя даже мысли не возникло посмотреть в противоположную сторону. Эти понятия не есть реальность, хотя частично они где-то там прячутся, но являют себя только разуму, никакой эмпирики! А разум онтология признает, в основном, только в одном виде – в объективном. Поэтому как философское направление данная теория относится к объективному идеализму. А абстракция – это всего лишь метод временного отбрасывания того, что мешает, производимого в уме, то есть является вымыслом – предметом для исследования субъективного идеализма. «Сначала – хорошо, потом – плохо», как говорит герой Василия Шукшина в замечательном фильме Сергея Герасимова «У озера». Вариант «кто нам мешает – тот нам поможет» из известного кинофильма «Кавказская пленница» нам тоже, увы, не подойдет… Поэтому называем абстракции своими именами сразу, как есть, во избежании кривотолков.

Итак, что же такое «уникальность без обособленности»? Представьте себе мир, в котором куда бы вы, и когда бы вы не пошли, вы встретите только одно и то же, и ничего другого. Это и есть уникальность. Она даже чуть-чуть не похожа ни на что другое. И чтобы у вас не осталось ни малейших сомнений в этом – она абсолютно одинока. И хотя уникальностей много, все они «живут» в параллельных Вселенных и никак не пересекаются друг с другом. Каждая уникальность самодостаточна и никаких соседей не имеет. Поэтому уникальность беспредельна и непрерывна. Качество не имеет пределов, хотя Гегель утверждал обратное. Уникальность без обособленности всегда «одна». Более того, понятие «одна» для уникальности не существует, потому что «одним» можно быть лишь напротив компании, а рядом с уникальностью никакой компании нет. И обособляться уникальности просто невозможно. И хотелось бы, да не получится. Уникальность представляет собой вполне конкретное содержание в единственном числе (в единственном – это для нас, для понимания): «небо», «фотон», «твердое тело», «газ», «молекула водорода», «душа», «круг» и так далее. Точнее «мир неба», «мир фотона» и тому подобное. Но что мы можем знать о параллельных Вселенных? Ответ очевиден (ничего) и поэтому Парменид упаковал все эти уникальности в плотное «тело» бытия так плотно, что они потеряли свою уникальность, слились в единое, всеобщее «одно» под названием «всё». Он спрятал уникальности в свое понятие, упростив себе задачу. «Сущее прилегает к сущему». Именно поэтому уникальности, как содержательные сущности, смыслы относятся к бытию. Уникальность есть эйдос Платона. Уникальность всегда отвечает на вопрос «что»! Ей есть, что ответить! А вот «многого» Парменид «бежал», как «чёрт от ладана». По одной простой причине – многое имеет очень неприятное свойство: оно всегда изменчиво, постоянно что-то куда-то пропадает, то одного не досчитаешься, то другого, а это сильно противоречило планам Парменида, поэтому он прямо назвал «отсутствие» чего бы то ни было «иллюзией». И вместе с «отсутствием» он выбросил «многое», как его явный и непосредственный источник, а в придачу и «ничто».

Именно «многое» и есть «обособленность без уникальности», или небытие в постпарменидовском смысле. Что же такое «многое», «количество» само по себе? Ничто! Количество ничего. Обособленность есть, много обособленности, одна сплошная обособленность, но никто и никогда не узнает «обособленность чего и от чего». «Вечный призрак» небытия – это то, что никогда не реализуется. Многое не может ответить на вопрос «что»? Оно отвечает только на вопрос «сколько», да и то предельно невнятно – «много». Ничего более конкретного от «обособленности без уникальности» вы не добьётесь. Но обособленности здесь хоть пруд пруди – сплошные пределы, ограничения, стены, лабиринт Минотавра, из которого нет выхода! Более того, Парменид был так «зол» на обособленность, что даже отказал ей в существовании. А вот среди моделей множеств современных математиков Френкеля и Мостовского есть теории множеств с атомами. «Атомы» не содержат никаких элементов, не имеют содержания, однако отличаются, точнее обособляются, друг от друга и от пустого множества. Вот практически идеальный, современный и даже «научный» (хотя и сложный для понимания) образ «обособленности без уникальности».

Все бесчисленные комнаты этого «лабиринта» похожи друг на друга до полнейшей неотличимости, более того – они пусты, и только «стены» говорят вам о том, что вы находитесь в лабиринте небытия или первичной материи. Потому что именно такое понятие и является с точки зрения онтологии определённости образом «праматерии». Той самой, которая и является источником нашего мироздания, как мы покажем далее, наравне с миром эйдосов Платона. Такой же вечной, как и вечное бытие у Парменида. А можно ли назвать праматерию сущностью? Очень хотелось бы, так и «напрашивается», это сделать но… Можете ли вы назвать самим собой свое собственное отражение в зеркале? Очевидно, что нет. Это скорее «копия» (копия – это яркий признак материального мира). Так вот ничто – это отражение «всего». То самое отрицание, от которого отказался Парменид, чтобы утвердить «бытие». И всё-таки небытие существует, хотя Парменид говорил обратное. Каким же образом? Не так, как подразумевал Парменид, отрицая его существование. Но об этом мы расскажем подробнее чуть далее. И замечание напоследок: в мире «многого» нет и принципиально не может быть ничего в единственном числе (в единственном – это для нас, для понимания).

И, наконец, о главном принципе, без которого наше мироздание невозможно: принцип сочетания, принцип целого, принцип развития, принцип родителей, принцип любви. Это всё названия одного и то же принципа. Как можно было заметить «уникальность без обособленности» и «обособленность без уникальности» явно противопоставлены друг другу. И, как сказал современный философ Михаил Бойко, между ними, между бытием и небытием, пролегает непреодолимая бездна вечности. И эта бездна действительно пролегает и она, увы, действительно непреодолима! Никто не может объяснить, как идеальная, бытийная, всего лишь умопостигаемая сущность может воплотиться в реальную материальную вещь, которую можно потрогать руками. Идея – это идея, а вещь – это вещь. Даже Платон, «отец» объективного идеализма, это утверждал. Но, как оказалось позднее, «принцип целого» столь могущественен, что ничего невозможного для него нет и мост через бездну был найден! Бездна оказалась «заражена» вирусом «развития», который просочился как в бытие, так и в небытие, и преобразовал их так, что они стали несколько ближе друг к другу, в результате чего и появился наш идеально-материальный мир, в котором мы живем. Но это не значит, что чистое бытие и чистое небытие не существуют в реальности, ведь, возвращаясь к первоначальной проблеме «откуда всё взялось» другого ответа не предвидится – всё возникает именно из бытийного вечного мира уникальностей, точнее является им. А теперь немного подробнее о том, как это было с философской точки зрения…