Рассказы, изданные на бумаге. Война. Книга 1

Предисловие автора

Почти все рассказы о войне были мною написаны в течение 2013 – 2014 года. Закончив работу, я отправлял мои сочинения в редакции разных журналов и на литературные конкурсы.

К этому времени, «бумажных носителей» в нашей стране становилось всё меньше и меньше. Очередь «на печать» росла всё быстрей и быстрей. Тогда она достигала двух, трёх и более лет.

Переделав рассказы в романы, я рассылал их по книжным издательствам. Вот так и случилось, что книги «Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной», «Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда» и «На подступах к Сталинграду» были представлены публике раньше, чем их отдельные части.

Нужно добавить, что редакторы журналов России тогда не платили никаких гонораров и не присылали сочинителям ни одного экземпляра. Мало того, они не считали нужным, сообщать, что твои творения увидели свет. Благодаря чему, некоторые рассказы, почти одновременно, вышли в разных местах.

Об этом я, большей частью, узнавал совершенно случайно. Наверняка, кое-что пропустил. Ведь не все журналы удавалось найти в интернете. К тому же, почти все издания тихо закрылись, а их архивы исчезли неизвестно куда.

Кисет

Военная проза. Рассказ «Кисет»

Издан в русскоязычном журнале «Наша Гавань», № 68 январь-февраль 2015 г. стр. 7

Кроме того, вошёл в роман «Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной», выпущенный издательством ЭКСМО в июле 2015г.

Когда началась Великая Отечественная война, моей маме – Любовь Федоровна Соболева отметила лишь девятый год от рождения. В то давнее время, она проживала в селе Новоголовка Джалильабадского района Азербайджанской СССР.

Небольшую деревню, построили ещё в годы освоения Кавказа в восемнадцатом веке. Переселенцев из центральной России тогда привезли очень мало. Поэтому, у всех оказались всего две фамилии: Соболевы и Дураковы.

Со временем, они переженились между собою и все стали друг другу близкими или дальними родственниками. Как-то раз, моя любимая мама поведала мне небольшую историю, что произошла у неё на глазах.

С самого раннего детства, погодки Саня и Лёша были всегда неразлучны, словно нитка с иголочкой. Они сильно любили друг друга, и всё делали вместе. Они даже учиться пошли одновременно.

Младший оказался очень настойчивым мальчиком и ни в чём не хотел отставать от старшего сына в семье. Поэтому, первого сентября шестилетний малыш встал ни свет, ни заря. Он быстро оделся и вместе с братом двинулся в сельскую школу. Она находилась в центральной усадьбе колхоза, в трёх километрах от дома.

Учитель глянул на родственников, похожих один на другого, как две капли воды. Он посмотрел в принесённые ребятами метрики и с удивленьем отметил, что у них даже инициалы одни и те же – Александр Иванович и Алексей Иванович Соболев. Педагог не стал возражать против тяги мальчика к знаниям, записал в первый класс их обоих и посадил рядом за парту.

Наступил положенный срок, братья окончили семилетку, и вместе пошли работать в колхоз. Через несколько лет они повзрослели, возмужали и обзавелись крепкими семьями. Причём, одновременно. Мало того, они взяли в жёны родных сёстёр, что обитали в ближайшей деревне. Этих девушек звали очень похоже – Надя и Нина.

Парни были крепкими, сильными и чрезвычайно упорными. Они скоро поднялись на ноги, а затем в один год, обзавелись просторными личными избами.

Совершенно естественно, что пятистенки тоже построили рядом. Так и жили теперь по соседству, через забор друг от друга. А чтобы не ходить далеко, сделали в ограде калитку, ведущую из одного подворья в другое.

Началась Вторая мировая война. В 1941 году братья получили повестки от военкома, собрали необходимые вещи и простились с родными и жёнами. Они одновременно ушли из села и отправились в Рабоче-крестьянскую Красную армию.

Однако, судьба проявила свой норов и всё вдруг изменилось. Начальство не посчиталось с привычкой парней всегда быть рядом друг с другом. Их развели в противоположные стороны и определили в разные части.

Саня очутился в пехоте, а более проворный и ловкий Алёша, попал в полковую разведку. Они оказались в разных полках, а затем и в соседних дивизиях. И тот и другой хорошо воевали, а в минуты затишья, писали домой длинные письма.

К великому сожалению братьев, скоро началось отступление. Всё очень быстро менялось. Они не могли напрямую общаться по почте, спрашивали друг о друге родных и, лишь из коротких ответов, узнавали какие-то новости.

В середине зимы сорок третьего, в дом младшего брата Алёши пришло очередное письмо с немецкого фронта. Однако, прибыл не треугольник, свёрнутый из листа тетрадной бумаги, оказавшейся вдруг под рукой. В этот раз, к ним принесли серый казённый конверт.

Он очень долго добирался до тыла, сильно измялся и успел пару раз побывать под дождём. Написанный «химическим грифелем», адрес немного расплылся. Названье села и их длинной улицы читалось легко, а вот, какая цифра стояла в конце, было трудно понять. То ли двадцать три, а может быть, двадцать пять?

Жена Алексея, бросила взгляд на принесённую почтальоном депешу и наотрез отказалась её принимать. Она часто видела такие послания, что приходили родным и знакомым. Поэтому, женщина знала, в ней лежит «прохоронка»!

Нина указала почтальону на дом, стоящий поблизости и твёрдо сказала: – Здесь вышла ошибка. Это письмо не ко мне, а к нашим соседям.

Пожилой, много повидавший мужчина не стал спорить с измученной Ниной. Он с пониманьем кивнул и потопал туда, куда указали. Дрогнувшей от страха рукой, Надежда взяла то письмо, разорвала серый пакет и извлекла из него «ИЗВЕЩЕНИЕ».

В нём было написано: – «Ваш муж, рядовой Алексей Иванович Соболев был убит…» – дальше стояла дата его славной гибели, а чуть ниже, в новой графе: – «…похоронен в братской могиле, возле села…»

Надежда не решилась сказать младшей сестре о смерти любимого мужа и спрятала ту «похоронку» в ящик старого шкафа: – Если Нина не верит в то, что Алёша погиб, – решила Надежда: – то пусть продолжит надеется на лучший исход. Ведь кто знает? Вдруг, судьба над ней сжалится и произойдёт невероятное чудо?

Но чуда, увы, не случилось. Алексей не вернулся домой вместе с братом и с другими людьми, ушедшими из села на войну.

После Победы, прошло несколько месяцев. Однажды, Александр и Надежда заметили, как в дверь соседнего дома вошёл незнакомый боец Красной армии. Они бросили заниматься делами, проскочили сквозь калитку и двор, и влетели в просторные сени вслед за солдатом.

Гость переступил порог комнаты и громко спросил: – Здесь живёт Нина?

Молодая хозяйка вздрогнула и испуганно глянула на незваного гостя. Она ощутила слабость в дрожащих ногах, шагнула к столу и, потеряв последние силы, упала на стул.

– Я только что прибыл из Германии. – сообщил молодой человек и продолжил: – Осенью сорок третьего года, я воевал в одном отделении с вашим мужем – Алёшей

Мы с ним очень дружили, спали под одною шинелью и ели из одного котелка. Поэтому, мы с ним условились, если один из нас вдруг погибнет, то второй отыщет ближайших родных и сообщит им о смерти товарища.

Как-то, нас всех послали в разведку, в тыл немцев. Ночью мы перешли линию фронта, углубились на территорию фрицев, а там угодили в засаду. Мы начали в бой и с огромным трудом, всё-таки вырвались из того окружения.

В этот момент, пуля попала Алёше в живот, и он рухнул на землю. Красноармейцы, что остались в живых, были все ранены и не могли унести его на себе. Ваш муж сразу всё понял и твёрдо сказал: – «Бегите! Я вас прикрою!»

Я оставил ему запасную обойму, и мы немедля ушли. Выстрелы за нашей спиной, продолжались ещё минут десять-пятнадцать. Потом, послышался взрыв советской гранаты и всё тотчас стихло. Прощаясь, он передал мне предмет, который очень любил.

Мужчина порылся в кармане потёртой шинели, достал из-за пазухи и положил перед женщиной самодельный кисет для махорки.

Женщина бросила взгляд на вещицу и сразу узнала потёртый полотняный мешочек. В сорок первом году, она сшила его своими руками и вывела гладью на лицевой стороне: – «Любимому мужу Алексею, от Нины».

Бой под Могилёвым

Военная проза. Рассказ «Бой под Могилёвым»

Издан в журнале «Луч» № 11-12 2015 стр. 6…15

Кроме того, рассказ вошёл в военный роман «На подступах к Сталинграду»

Издан в издательстве ЭКСМО февраль 2018г.

23 июня 1941 года, в селенье Домашка Куйбышевской области прибыл нарочный из районного центра. Город Кинель находился в сорока вёрстах от старинной деревни. Дорога между обоими пунктами представляла собой не мощеный просёлок, и проехать по ней по распутице было почти невозможно.

На счастье гонца, целый месяц стояла сухая погода. Не перепало даже грибного, слепого дождя, так что, «грунтовка» оказалась в полном порядке. Иначе, на столь длинный путь, пришлось бы потратить не менее суток.

Пожилой милицейский сержант отбыл из дома сразу после рассвета и только к полудню добрался до нужного места. Подъехал к правлению небольшого колхоза. Потянул за старые вожжи и остановил гнедую лошадку, впряжённую в рядовую двуколку.

Устало вздохнув, мужчина прыгнул на землю и оказался возле крыльца, вокруг которого росли лопухи. Стряхнул серую пыль с синей поношенной гимнастёрки и галифе, сильно выцветших от долговременной носки

Спустя пару минут, из здания выскочил бледный бухгалтер и двое учётчиков, сидевшие в тот момент в кабинете конторы. Мужчины прыснули в разные стороны и помчались вдоль пыльных улиц в разные части большого села. По дороге они стучали в ворота и велели крестьянам собираться на сход. Несколько быстрых мальчишек помчались в луга, где их родители косили траву.

Уже через час, все сельчане стояли перед управой и с огромной тревогой ожидали дурных новостей. Не успели мужики докурить самокрутки, свёрнутые из самосада с газетой, как в окно выглянул пожилой председатель и позвал к себе двух парней, что стояли возле стены.

Ребята переглянулись, с недоумением пожали плечами и поспешили на зов большого начальника. Затем, дверь открылась, и они вышли из тёмных сеней. С собой они притащили старенький стол и два табурета. Носильщики установили мебель на улице и вернулись в толпу.

Перед людьми появился руководитель сельхозпредприятия. Он немного помялся и сказал севшим, каким-то надтреснутым голосом: – Товарищи. Все вы уже знаете, что вчера началась война с фашистской Германией. – он указал на милиционера, стоявшего рядом и со вздохом добавил: – Сейчас, оперуполномоченный начнёт вызывать нужных людей. Они должны сюда подойти, взять повестку из военкомата и расписаться в её получении.

Сержант уселся за стол, взял из планшета пачку маленьких бланков казённого вида и ученическую тетрадку с огрызком химического карандаша. Он положил это всё перед собой, стал брать бумажки одну за другой и громко читать фамилии имя и отчество.

Скоро все мужчины призывного возраста – от восемнадцати до шестидесяти лет, получили листочки мятой бумаги. В них говорилось о том, что завтра, к полудню они должны все прибыть в военкомат.

Ниже главного текста, имелась приписка: – …иметь при себе… – а дальше шёл список имущества, что придётся всем взять в этот дальний поход. Там был скромный набор тех важных вещей, что пригодятся бойцу на каждой войне. Тысячи лет Великая Русь отбивалась от ближайших соседей, но перечень данных предметов не менялся за долгое время и, скорее всего, не изменится в будущем.

Русь воевала с хазарами, с татаро-монгольскими ханами, с тевтонскими железными ордами, с заносчивою польскою шляхтою, с наполеоновской армией из сорока языков и другими лихими людьми.

Несмотря на частую смену врагов, в заплечном мешке всех солдат всегда находилось лишь то, без чего нельзя обойтись: ложка, миска и кружка, смена белья и запас провианта на несколько суток.

Когда всем людям роздали повестки, хмурый, как туча, председатель колхоза поднялся со своего табурета. Он не стал ничего говорить. Вяло махнул рукой, мол, идите друзья по домам. Сельчане тоже ничего не сказали и молча двинулись в разные стороны.

На этот раз, в притихшем селе не пели весёлых песен и не шумели застолья, которые устраивали во время проводов в Красную армию. Оно и понятно, не до веселья сейчас окружающим людям. Ведь слишком много народу снималось вдруг с места и отправлялось неизвестно куда. Почитай, уходили все мужики поселения. То есть, почти шестьдесят человек.

Ранним утром, призывники сели в телеги, запряжённые небольшими лошадками, и отправились в дальний путь до райцентра. К полудню, они прошли почти сорок вёрст и прибыли в военкомат.

Только тут им сообщили, мол, в повестках немного напутали. Как оказалось, в армию брали людей до пятидесяти пяти лет включительно. Тем, кому перевалило за данную цифру, тем же ходом отсылали обратно.

Пожилые счастливцы простились с сельчанами и, едва сдерживая, бурную радость, отбыли домой. Они ведь не знали, что несколько лет им придётся тянуть на себе весь колхоз. То есть, пахать за троих до тех самых пор, пока не закончиться мировая война. Но и после её завершения, их жизнь не измениться и долгое время, останется такой же тяжёлой, как прежде.

Павел Смолин поцеловался с отцом, которому стукнуло пятьдесят шесть с небольшим, проводил его до угла тихой улицы и вернулся назад. Вместе с другими сельчанами, он вошёл в тесную комнату и встал в длинную очередь. Там заседала комиссия медиков.

Измученные наплывом людей, врачи не вдавались в подробности, а проверяли всего пару пунктов: наличие целых конечностей, да пальцев на руках и ногах. До всего остального им не было дела.

Через пару часов, призывников отвели на ближайшую станцию и посадили в пустой товарняк, в котором до этого возили скотину. НКВДешники заперли двери снаружи, и под особым надзором отправили в Куйбышев.

Кто-то из старых сельчан неожиданно вспомнил о том, что в ходе Гражданской войны, в таких двухосных вагонах ставили небольшие «буржуйки». Благодаря металлическим печкам, температура внутри была выше, чем зимою снаружи, за что данный состав ласково звали «теплушками».

Площадь пола внутри не превышала восемнадцати метров квадратных. Однако, на них умещалось до сорока пехотинцев с оружием и всем снаряжением или восемь полковых лошадей, со сбруей и кавалерийскими сёдлами.

Сельчан погрузили в состав по тем самым нормам, что и четверть века назад. К их сожалению внутри не нашлось трехъярусных нар, а полы оказались покрыты слоем навоза. Так что, усесться на доски они не могли. Пришлось всем стоять вплотную друг к другу.

Хорошо, что поездка оказалась недолгой. Всего тридцать-тридцать пять километров. Да и состав шёл намного быстрее, чем простые телеги, на которых они добирались от родного села до районного центра.

Не доезжая до Куйбышева, поезд встал среди леса. Раздался приказ: – Всем покинуть вагоны!

Новобранцы спустились прямо на насыпь. Их, как заключённых, построили в большие колонны, и повели от железной дороги. Через два километра они вышли к лагерю с забором из ржавой колючки. Судя по внешнему виду, там не очень давно жили «зеки».

Людей завели внутрь зоны и разместили в дощатых бараках. Их всех до единого остригли машинкой «под ноль» и, лишь после этого, дали команду: – Отбой!

Чуть позже сельчане узнали, что оказались в расположении, только что созданной воинской части. В ней проходило формирование пехотных полков.

На другой день, всем прибывшим, вручили новенькую военную форму, а быстро разбили на отделения и взводы. Командиры осмотрели людей, отобрали крепких парней и определили их в артиллерию, миномётную и пулемётную роты.

Среди этих «счастливцев» оказался и Павел. С раннего детства он был высок и очень силён. Так что, ещё в ранней юности легко управлялся с мешком, тянущим больше полцентнера. Командир благосклонно взглянул на солдата, похлопал его по плечу и направил в обслугу батальонного миномёта «БМ-37», образца 1937 года.

После чего, начались каждодневные муки. Пока остальные учились стрелять из винтовки, весившей четыре с половиной кило, парень таскал огромные тяжести другого порядка.

Ведь к его амуниции – трёхлинейке, подсумкам, шинели, сапогам, солдатскому «сидору» и другим мелочам, добавлялся ещё миномёт. А вес его, между прочим, превышал шестьдесят восемь кг.

И хотя оно разбиралось на три равные части: сам ствол, длинной в один метр, двуногу-лафет, которая походила на ученический циркуль, сваренный из дюймовых металлических труб, и стальную плиту диаметром в локоть. Любая деталь тянула на полтора с чем-то пуда.

Добавьте ещё несколько небольших чемоданчиков. Они назывались лотками, и каждый из них, вмещал три массивных снаряда калибром 82 миллиметра. Так что, при переноске орудия, боевому расчёту приходилось несладко. Все пять человек, были навьючены до крайних пределов, и постоянно потели, как лошади.

Павлу бывало так трудно, что он часто думал: «Скорей бы кончились эти мучения и нас отправили в бой! Ну, а там уж, как Бог даст!»

Меж тем, положение на фронте сложилось настолько печальное, что командиры давно обходили неприятную тему и ограничивались агитационной накачкой. Её суть выражалась словами известной песни тогдашних времён: – От тайги до британских морей. Красная Армия всех сильней! Мы охраняем рабочий класс, кто же посмеет идти против нас?

О том, что происходило на западе, можно было узнать лишь по сводкам «Софинформбюро». Их удавалось услышать из громкоговорителя, висевшего среди пыльного плаца. Немцы неудержимо рвались на восток, а наши войска уже оставили большое число городов. Среди них находился такой крупный промышленный центр, как Минск. После чего, Красная армия стала медленно отходить к Могилёву.

После призыва прошло две недели, и обучение новых солдат неожиданно кончилось. Вновь сформированный полк, ночью подняли сигналом тревоги и погрузили в знакомые парню «теплушки». Паровоз дал длинный прощальный гудок, тяжело тронулся с места и, ускоряясь, рванулся на запад. Он мчался вперёд без остановок, словно тащил за собой не простой эшелон, набитый солдатами, а экспресс правительства СССР.

Павел отметил, что в этот раз, всё изменилось. Их вагон приспособили к перевозке людей значительно лучше, чем две недели назад. За прошедшие дни, путейцы сделали удивительно много.

Полы были очищены от коровьих лепешек и тщательно подметены. В обоих концах помещения обнаружились нары в три яруса, сколоченные из хороших гладких досок. Лежанки представляли собой широкие плоскости. Они простирались от стены до стены и занимали всё свободное место.

В каждой «теплушке» разместилось по четыре десятка бойцов или по восемь грузовых лошадей. Но попадались и такие вагоны, где третью часть занимали полати, устроенные для коноводов, а напротив них размещались, обычные стойла с четырьмя животинками.

Поэтому возчикам весьма «повезло». Они оказались не в переполненном людском общежитии, а в хлеву на колёсах. В дополнение к радости такого соседства, скотину нужно было кормить и поить, а главное, выгребать за ней кучи навоза.

В каждой «теплушке» имелось два входа. Они находились в средней части вагона и открывались на разные стороны железнодорожных путей. Между ними лежала свободная площадь величиной три на два метра. Здесь стояли двадцатилитровая армейская фляга с питьевою водой и переносная чугунная печь высотою не более метра.

Насколько знал Павел, эти времянки звали «буржуйками». Странное слово к ним прицепилось в ходе Гражданской войны. Почему так случилось, никто толком не знал. То ли, их так назвали за то, что в те далёкие годы их удавалось купить лишь богатым буржуям, то ли ещё по какой-то причине. Как бы то ни было, прозвище совсем не забылось и бытовало в народе до настоящих времён.

Жестяная труба торчала из топки, похожей на короткий цилиндр шириной в один локоть и высотой в полтора. Она прорезала деревянную крышу и выводила наружу дым от пылающих дров.

Кроме важного в быту агрегата, на свободном пространстве стояло ведро с круглой крышкой. Этот нужный для жизни предмет все презирали, но постоянно им пользовались.

А куда было деваться? Поезд летел, словно птица, и продвигался вперёд по многу часов. Он редко тормозил на вокзалах, да и то лишь на пару минут. Так что, бойцам было некогда, искать придорожный сортир. Дежурные едва успевали выйти наружу и вылить на рельсы содержимое простого устройства.

Сначала, было весьма неприятно справлять нужду на виду у десятков людей, но все быстро привыкли к таким неудобствам. Кто-то вдруг вспомнил, как зовут эту штуку «на зоне», и стали кликать её ласковым словом «параша».

Для освещенья вагона имелся обычный фонарь – керосиновая «летучая мышь». Она висела на потолке в центре прохода. Свежий воздух поступал через четыре узких, невысоких окошка, закрытых частой решёткой снаружи. Они находились в углах помещения и размещались под крышей.

Когда-то давно, в рамах имелись парные стёкла. Потом они благополучно разбились, и от них не осталось даже мелких осколков. Хорошо, что стояла жара. Внутрь влетал ветерок, насыщенный запахом позднего лета.

После принятия военной присяги, граждане стали считаться служивым сословием, и отношение к ним слегка изменилось. За ними теперь не следили, словно в обычной тюрьме. Энкавэдэшники куда-то исчезли, а роль внешней охраны принялись выполнять офицеры полка.

По словам пожилых мужиков, порядки в РККА были значительно мягче, чем те, которые бытовали «на зоне». Поэтому, широкие двери не запирались снаружи, и их открывали в любое удобное время, даже на полном ходу. На всякий пожарный случай, путейцы предусмотрели здесь ограждение съёмного типа. Прочный брусок крепился в метре от пола, пересекал широкий проём и не давал выпасть людям во время езды. Особенно на крутых поворотах.

Благодаря подобной заботе, можно было, опереться локтями на эти перила, высунуть голову из душной «теплушки» и подышать свежим воздухом. Чем новобранцы и занимались от нечего делать.

Прошло трое суток после отправки на фронт. Поезд резко замедлил свой ход и замер возле небольшого лесочка. Стояло тихое раннее утро, но поспать в этот день всё же не вышло.

Послышался крик: «Покинуть вагоны!»

Бойцы вскочили с полатей и спешно оделись за сорок секунд, положенные строгим уставом. Они схватили оружие, личные вещи с мешками и выпрыгнули из надоевших «теплушек». Поправляя армейскую форму, сильно помятую за время поездки, они встали в линейку вдоль железной дороги.

Младшие командиры проверили, все ли на месте, и занял место во главе отделений. Лейтенанты приняли доклады сержантов и приказали своим подчинённым, стоявшим на вытяжку: «Начать разгрузку состава!»

Через час, всё имущество, принадлежащее воинской части, было успешно извлечено из эшелона и распределено между бойцами.

Прозвучала другая команда: «Построиться в походный порядок!

Минуту спустя, взводы и роты стрелков встали в большие колонны, и раздался приказ: «Шагом марш!»

Все тронулись с места, и пошли за начальством. Полк удалился от насыпи на два или три километра и остановился перед невысоким пригорком. На нём росла старая сосновая роща. Офицеры построили полк литерой «П» так, что обе ножки буквы упёрлись в подошву холма.

На песчаный пригорок зашёл полковой командир. Он стал между могучих стволов, покрытых коричнево-красной корой, набрал полную грудь свежего воздуха и произнёс короткую эмоциональную речь.

Кроме всех заклинаний о верности Родине и товарищу Сталину, Павел Смолин услышал, что их часть находится севернее Могилёва. Она должна остановить продвижение немцев и не дать им замкнуть кольцо вокруг города. Иначе фашисты вырвутся на оперативный простор, и пойдут на Смоленск.

Пока офицер говорил, стало так тихо, что не было слышно даже лёгкого шелеста хвои и листьев кустов. Откуда-то вдруг налетел порывистый ветер. Деревья, под которыми стояли начальники, разом все вздрогнули и зашумели высоким кронами.

Раздался оглушительный треск. Сверху сорвался сухой длинный сук и устремился к земле. Он промелькнул серой молнией, упал на полковника и, словно копьё, пронзил его широкую грудь.

Из ужасающей раны брызнули струи дымящейся крови. Командир громко вскрикнул и захрипел. Он схватился руками за ветку, торчащую из поджарого тела, рухнул на плотный песок и мгновенно затих.

Полк пехотинцев застыл в немом изумлении. По неподвижным рядам пронёсся взволнованный вздох. Он одновременно вылетел из трёх с лишним тысяч бойцов. Следом послышался тихий ропот толпы. В нём отчётливо слышался страх, охвативший солдат.

Стоявший рядом старик быстро, но набожно перекрестился и чуть слышно сказал:

– Смерть командира перед началом сраженья – очень плохая примета. Чует моё дряхлое сердце, все мы поляжем костьми …

Начштаба не растерялся и немедленно взял на себя управление полком:

– Санитары! – крикнул он в сторону стоящих солдат. – Оказать помощь раненому! Командиры батальонов, ко мне. Остальным – разойтись всем повзводно и встать ротами в небольшом отдалении на свободном пространстве!

Услышав команду, все сразу забегали. Бойцы с санитарными сумками помчались на холм. Майоры, капитаны, старлеи рванулись за новым начальником. Офицеры ушли за полковником и скрылись из виду за невысоким пригорком.

Лейтенанты закричали на своих подчинённых и отвели их подальше от места трагедии. Там всех построили в прежнем порядке, дали команду: «Всем вольно!» и стали ждать других указаний

Спустя полчаса, роты и отделения оправились от большого испуга, вызванного нелепой случайностью. Офицеры вернулись назад, и приказанья посыпались одно за другим. Все тронулись с места, и пошли на позиции, отведённые планом обороны дивизии.

Красноармейцы прошли пять или шесть километров. Полк наткнулся на луговину, лежавшую между двумя перелесками. Он растянулся в короткую линию и перекрыл ровное место. Согласно данным разведки, именно здесь должны были пройти немецкие танки.

Бойцы сбросили с плеч «жаркие» скатки и тяжёлые вещевые мешки. Все сняли с пояса небольшие лопатки, что называют «сапёрными» и стали спешно копать индивидуальные земляные ячейки. Закончив с нелёгким трудом, они принялись за ходы сообщения, и связывать ими, тесные щели, вырытые в твёрдом суглинке.

К полудню, солдаты закончили большую часть тяжёлой работы. Так появилась линия обороны, что состояла из трёх ниток окопов. Траншеи оказались не очень глубокими, но они целиком перекрыли долину и узкими переходами соединялись друг с другом. Теперь, бойцы могли двигаться с места на место, не выходя на поверхность земли.

В кожухи станковых пулемётов залили холодную воду, которую привезли на телегах из ближайшей речушки. «Максимы» установили на стыках всех отделений, открыли коробки с холщовыми лентами, набитыми боевыми патронами, и приготовили к началу стрельбы

Миномётные и артиллерийские части полка отнесли немного назад и сдвинули вглубь обороны на две сотни метров. Полевые орудия подняли на небольшие пригорки, разместили меж толстых деревьев и закрыли маскировочной сеткой. Будет хоть какое укрытие от фашистских самолётов-разведчиков.

Вместе с расчётом, Павел быстро управился со сборкой своего миномёта и подготовкой его к предстоящему бою. После чего, бойцы открывали деревянные чемоданчики и брались за снаряды. Они доставали четырёхкилограммовые чушки, вворачивали небольшие взрыватели и укладывали аккуратным рядочком на расстеленный рядом брезент.

Лишь после этого, солдаты взялись за лопатки и начали рыть для себя небольшие окопчики. Спрятаться в них в течение боя, увы, не получится, но можно будет укрыться во время бомбёжки.

Благодаря труду пехотинцев дело быстро продвигалось вперёд. Уже ближе к вечеру, обустройство полевой обороны, наконец, завершилось. Пусть укрепления были весьма примитивными, но довольно надёжными.

На счастье бойцов, немецкие танки не появились поблизости. Вокруг было удивительно тихо, словно фронт находился далеко-далеко. Лишь высоко в облаках парил очень странный небольшой аппарат с парой блестящих на солнце винтов.

Самолёт имел необычную форму и походил на длинную форточку с двумя длинными крыльями по обоим бокам. Солдаты между собой его так и прозвали – «оконною рамой». Покружив над стрелковым полком, аэроплан понемногу сместился на запад и незаметно исчез.

Тем временем, появились упряжки коней с передвижными кухнями, из которых курился слабый дымок. Повара подогнали повозки к окопам, взялись за черпаки и раздали бойцам густую перловую кашу, какой их усердно кормили все последние дни.

По старой армейской привычке её сварили на обычной воде, без намёка на масло и почти что без соли. Хорошо, что в ней появились мясные волокна американской тушёнки. Глотать подобное варево было не очень-то невкусно, но Павел знал, что нужно плотно поесть.

Ведь теперь он не дома и не в далёком тылу, где можно зайти в любой магазин или в столовую и купить что-то съестное, а то и спросить что-нибудь у незнакомых людей. Сейчас он на фронте, и никому неизвестно, когда ему снова удастся слегка подкрепиться. Парень вздохнул и проглотил всё, до последней крупинки.

Командиры прошли по вверенным им отделениям. Они назначили часовых и их ближайшую смену, после чего, вернулись к местам, где должны находиться по штатному расписанию полка.

Все остальные бойцы спустились на дно неглубоких окопов и стали готовиться к наступающей ночи. Павел развязал ремешок и развернул тяжёлую скатку, в которую была плотно свёрнута его шерстяная шинель.

Солдат расстегнул хлястик сзади на поясе и с облегченьем отметил, что складка, которая была на спине, развернулась почти до конца. Теперь в пальто удавалось укутаться, не сунув руки в два рукава. Можно было улечься на одну широкую полу, а второю укрыться, как небольшим одеялом.

Парень бросил шинель прямо на пыльную почву. Он лёг на сукно и невольно подумал: хорошо, что сейчас стоит лето и погода сухая и тёплая. А что будет, когда начнутся дожди или придут холода? Как нам тогда спать на голой земле?

Боец устало вздохнул и успокоил себя: «Надеюсь, что к этому времени, война уже кончится, – он быстро устроился, как можно удобнее и тотчас провалился в непроглядную тьму.

От лежания на жёсткой земле, у бойца затекли очень многие мышцы. Так что, Павел проснулся от весьма ощутимой боли в спине. Парень поднял тяжёлые веки и увидел, что почти рассвело.

– «Часов пять утра», – привычно прикинул солдат. Он всю жизнь вставал в это время и шёл на работу. Сейчас спешить было некуда. Боец решил немного поспать и повернулся на левую сторону. Едва Павел начал дремать, как в долине послышалась громовая команда: «Подъём!»