Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда (издание второе, исправленное)

Наступавший советский отряд потерял много людей в перестрелке. Сил, чтобы продолжить атаку, у него не имелось, и наступление тотчас захлебнулось.

Пальба скоро стихла, а полуразрушенный дом стал похож на слоёный пирог с очень разной начинкой. Сверху и снизу одна, а в середине другая. Впрочем, так было по всему Сталинграду. Иногда слои перемешивались между собой и более причудливым образом. Особенно, если прочное здание насчитывало более трёх этажей и, плюс ко всему, в нём имелся подвал.

– Есть, кто живой? – раздался голос с верхней площадки.

– Есть! – звонко отозвалась медичка, а все раненые, что находились в сознании, облёгчённо вздохнули.

По лестнице осторожно спустилось двое бойцов с «ППШ» на груди. Сзади шёл Лёня с револьвером, зажатым в руке. Он огляделся по сторонам, но ничего увидел. На улице едва занимался рассвет, а в глубоком подвале без окон было темно, как в угольной яме.

– Сестричка. – обратился он к санитарке: – Посвети-ка, пожалуйста, мне нужно поговорить с моим другом.

По голосу девушка узнала танкиста. Она включила фонарик и повела лучом по направлению к Доле. Он сидел у стены и ожидал, когда к нему подойдёт командир «тридцатьчетвёрки».

Стараясь не задеть раненых красноармейцев, Лёня пробрался к механику. Он опустился на пол рядом с ним и спросил: – Ты как?

– В полном порядке. – откликнулся Доля: – А что там случилось, когда ты ушёл? – в общих чертах, он знал, как развивались события, но делать ему было нечего, и хотелось услышать об этом подробно.

Распалённому боем, танкисту нужно было сбросить то напряжение, что его наполняло, и он стал рассказывать, размахивая при этом руками. Опять, же рядом стояла сестричка и, хлопая большими глазами, слушала эту историю. Словно никогда не бывала на фронте и не видела весь этот ужас изо дня в день.

– Пока тебя бинтовали, к дому скрытно пробрался взвод штурмовиков. Они закидали гранатами первый этаж, ворвались туда, и началась катавасия. Я выскочил тогда из подвала, пальнул одному фрицу в спину, другому в лицо. Вижу, ко мне летят ещё двое и строчат из своих «шмайсеров».

Я бросился вглубь помещения, наткнулся на лестницу и помчался наверх. Фашисты бегут следом за мной. Я палю в них, они оба в меня. Заряды у меня быстро кончились, ну думаю, теперь всё пропало.

Выскочил на второй ярус здания, а там наши стоят. Они уложили фашистов, а я стал менять патроны в пустом барабане. Вижу, снизу летит туча штурмовиков, а нас всего человек десять-двенадцать. Мы принялись отбиваться, а сами потихоньку, отходим на третий. Забрались на верхотуру, а дальше бежать уже некуда. Залегли на площадке и встретили наступавших врагов изо всех наших стволов.

Те видят, что не смогут пройти, остановились и повернули назад. Они завалили лестницу всяческим хламом и на том успокоились. А мы же сидим и не знаем, что делать дальше?

Внизу фашисты. У нас нет ни воды, ни еды, да и патроны уже на исходе. Я обошёл все комнаты здания. Поглядел осторожно из окон и понял, что мы в западне. Дом стоит на отшибе. Он виден со всех сторон горизонта, а до ближайших развалин более ста с чем-то метров.

Как к нему фрицы подкрались, мне непонятно? Скорее всего, их просто проспали. Бойцы здесь сидят очень давно, они устали до чёртиков, вот и прошляпили взвод автоматчиков.

Я глянул в окно и увидел, что на одном из простенков раньше висела труба водостока диаметром в сто пятьдесят миллиметров. Когда стемнело, я очень тихо вылез через соседний проём.

Сначала хотел снять сапоги, чтобы удобнее было упираться ногами при спуске, но потом передумал. Ведь, кто его знает, как дальше дело пойдёт? Вдруг мне придётся прыгать вниз с высоты, а там битый камень. Поранишь ступни и не сможешь даже шагу ступить.

Одним словом, я встал на карниз и дотянулся до стального кронштейна, на котором висела сливная система. Дальше, всё было значительно проще. На моё счастье, облицовка с фасада местами слетела и кое-где обнажилась кирпичная кладка. Я цеплялся руками за оставшуюся на стене штукатурку, за широкие трещины, за железки, что торчали наружу, и потихоньку спускался к земле.

Миновал второй ярус здания, там всё было тихо. Видимо, фрицы караулили лестницу и не подходили к оконным проёмам. А вот когда я оказался недалеко от газона, на первом завозились фашисты.

Пришлось мне замереть и висеть на стене, как летучая мышь. Наконец, часовой отошёл к другому проёму. Я тихонько добрался до уровня почвы, растянулся на ней в полный рост и пополз к ближайшим развалинам.

Нужно сказать, что мне повезло. Самолёты бомбили переправу так сильно, что гул канонады глушил те немногие шорохи, которые у меня возникали при спуске. По всей Волге горели баржи с бензином, соляркой и нефтью. Столбы чёрного дыма поднимались к высокому небу и закрывали луну, словно плотные тучи.

В нашем районе, на улице было темно, как в пещере. Хорошо, что я с вечера запомнил нужное мне направление и полз прямо к данным руинам. К счастью, фрицы меня не заметили. Да и то сказать, они тоже ведь не железные. Такие же люди, как мы, только фашисты.

Добрался я до развалин. Думал, там наши позиции, а там было пусто. Двинулся дальше. Нашёл штаб стрелков, где мы с тобой были. – Лёня легонько толкнул Долю локтем и тут же продолжил: – Я рассказал, что здесь и, как и попросил помощи, чтобы отбить этот дом. Майор дал мне взвод пехотинцев. К рассвету мы вернулись обратно, ну, а что было дальше, вы знаете.

– Вы всех фрицев убили, что прятались в здании? – спросила молодая сестричка.

– Нет, застрелили восемь-десять фашистов, а остальных загнали на верхний этаж.– вздохнул командир «тридцатьчетвёрки».

– А если они, так же, как вы убегут и позовут сюда подкрепление? – испугалась девчушка.

– Я рассказал всем бойцам, как было дело и объяснил им, что нужно очень внимательно смотреть в разные стороны. – хмуро откликнулся Лёня: – Надеюсь, они не проспят появление фрицев, как они прошляпили нас.

– Пока фашисты сидят наверху, они не дадут нам выйти из дома. Перебьют, словно в тире. – встрял кто-то из раненых.

– Может быть, можно уйти из подвала через канализационный канал? – предложил другой человек: – Вон там торчит какой-то металлический люк.

Эвакуация в тыл

– Сестричка. Дай мне, пожалуйста, твой чудесный фонарик. – оживился вдруг Лёня.

Он взял протянутую небольшую коробочку с батарейкой квадратного вида и прошёл в угол комнаты, на который указывал раненый. Там он увидел ребристую крышку в полу.

Командир танка поднял кусок арматуры, валявшийся рядом, подцепил железный кругляш и с ощутимой натугой откатил его в сторону. Снизу пахнуло такой жуткой вонью, что танкист отшатнулся. Он отступил немного назад и, стараясь дышать только ртом, подождал десять секунд.

Острота обоняния слегка притупилось, а отвратительный запах не стал досаждать с такой силой, как раньше. Командир шагнул к канализационному зеву, наклонился вперёд и вгляделся в тёмный провал.

Колодец был глубиною около двух с чем-то метров. В одной стенке имелось отверстие диаметром в сто пятьдесят миллиметров. Из него, когда-то лились фекальные воды трёхэтажного здания.

Но так было до двадцать третьего августа, когда самолёты фашистов напали на Сталинград. Во время налёта, бомбы разрушили насосную станцию. Вода прекратила идти в трубы города, и люди прекратили использовать сантехприборы. Все стали бегать на улицу. За прошедшие дни, зловонная жидкость окончательно высохла, но тошнотворный запах остался.

Командир перевёл яркий луч на противоположную стену и увидел там, что-то подозрительно тёмное. Лёня влез в люк ногами. Переступая со скобы на скобу, что торчали из кладки, танкист спустился до самого низа. Он встал на дно колодца и обнаружил большое отверстие.

Оно оказалось довольно приличных размеров. В нёго можно было пролезть, стоя на четвереньках. За этой круглой дырой виднелась труба из бетона того же диаметра. Она шла в сторону улицы и терялась во мраке.

Лёня взглянул на обратную сторону небольшого фонарика. Как знал танкист, на задней крышке устройства имелась хитро изогнутая железная дужка. При её помощи можно было повесить коробочку себе на ремень, или на пуговицу верхней одежды.

Танкист перекинул блестящую проволочку в верхнее для неё положение и зажал в своих крепких зубах. Теперь луч яркого света падал вперёд, а он мог встать на четыре опоры и двигаться в нужном ему направлении.

Фекальный сток оказался не очень уж длинным. Через несколько метров, он благополучно закончился, и Лёня попал в бетонный коллектор диаметром в два с лишним метра.

Взрывы фугасов разрушили город, но подземные коммуникации остались в полной сохранности. Большая труба шла слева направо и имела приличный уклон. Благодаря этому канализационные массы сами текли к широкой реке.

Танкист поднялся на ноги и повертел головой. С обеих сторон в трубе зияли отверстия стоков, ведущие в общий коллектор из соседних домов. Чтобы не потерять ту дыру, из которой он вылез, Лёня подкатил к ней внушительный камень, неизвестно откуда попавший сюда. Он убедился, что данный знак хорошо различим, и двинулся вниз по уклону.

Лёня прошёл шагов тридцать, повернул голову и заметил ржавые скобы, торчащие из вертикальной стены. Он поднялся по ним до верха трубы, оказался в узком колодце и упёрся матерчатым шлемом в круглую крышку.

Командир надавил на неё макушкой головного убора, помедлил секунду и чуть приподнял. В узкую щель ударил такой яркий свет, что танкист инстинктивно зажмурился. Он подождал, пока зрение привыкнет к сиянию солнца, бьющему сквозь тонкие веки, открыл глаза и посмотрел, куда он попал?

Придерживая правой рукой металлический блин, он повертел головой и узнал, что оказался посреди узкой улицы. Значит, вылезать здесь очень опасно. Люк расположен в двадцати метрах от дома. Сидевшие на втором ярусе, фрицы могли заметить движение и в любую секунду открыть ураганный огонь.

Проверяя себя, Лёня посмотрел в противоположную сторону. Туда, где, как он помнил, течёт река Волга. Танкист заметил резкое понижение городского рельефа и уверился в том, что не ошибся.

Он поставил крышку на место, спустился вниз и вернулся назад. Командир легко нашёл камень, расположенный возле нужного стока. Лёня встал на четвереньки и влез в небольшое отверстие. Через минуту, он очутился в колодце, с которого начал осмотр. Затем, поднялся наверх.

Танкист с облегчением втянул в себя относительно чистый воздух подвала и рассказал раненным людям о том, что он разведал: – Воняет там, конечно, ужасно, но лучше шагать по дерьму, чем под пулями фрицев. К тому же, путь идёт под уклон, прямо к реке. Там всех посадят в катера или баржи и отправят на противоположную сторону.

– А как же те, кто не может идти? – возмутилась сестричка: – Что же мы, их бросим здесь?

– Командир полка мне людей больше не даст. – сказал твёрдо Лёня: – Майор заявил, что это был его последний резерв. – танкист мотнул головой в сторону лестницы, имея ввиду тех стрелков, которых привёл недавно сюда и добавил:

– К нашему сожалению, их оказалось так мало, что они не смогли уничтожить врага. Поэтому никому непонятно, сколько будет тянуться создавшееся теперь положение? Тем более, что будет потом? То ли, наши придут к нам на помощь? То ли, раньше появятся фрицы?

Конечно, я могу сбегать в наш батальон. Пригнать сюда танк и расстрелять шрапнелью из пушки второй этаж дома. Только ещё неизвестно, чем это закончиться. Может случиться и так, что вместе с немцами, погибнут и бойцы, что сидят на первом и третьем ярусе здания. А если перекрытия обрушатся, то убьёт всех людей, кто находится здесь, а заодно, завалит подвал, где прячетесь вы. Кто вас будет откапывать?

Лучше я отведу ходячих на берег. – закончил танкист: – Вернусь назад и расскажу о «тяжёлых» тому молодому майору, который давал мне солдат. Он пришлёт сюда пехотинцев, и они, через трубу унесут всех отсюда. Другого выхода нет. К тому же, стрелки должны знать, как можно проникнуть в дома, что заняты фрицами.

На этом дискуссия кончилась. Сестричка принялась, выяснят, кто же может самостоятельно двигаться? Из тридцати двух человек, ходить могли только пятнадцать.

То есть, только те воины, что получили скользящие попадания в голову, или ранения в руки и плечи. Плюс те трое солдат, у которых прострелена только нога. Им удалось бы хромать, опираясь на прочный костыль или чужое плечо.

Все остальные либо лишились нижних конечностей, либо кусочек металла попал в торс человека и повредил ему внутренности. Но делать-то нечего. Здесь люди не никогда поправятся. У них нет ни воды, ни еды, ни лекарств.

Получается, с каждым днём, им будет всё хуже и хуже. Значит, нужно выводить из подвала столько красноармейцев, сколько получится. Да и санитарке станет полегче, окажется меньше работы.

Так и решили. Лёня поднялся на первый этаж и принёс пару наличников, которые он оторвал от косяков. Ни окон, ни дверей в доме не было, так что, не стоило думать о красоте интерьеров.

Кто-то вынул из «сидора» длинный нож, смахивавший на горский кинжал, и отдал танкисту. Он расщепил доски в длину и изготовил несколько нешироких брусков. Затем, срезал острые грани, укоротил до полутора метров, и получились неказистые на вид батожки. Костыли были бы лучше, но делать их слишком долго.

После этого, Лёня вернулся к колодцу. Он спрыгнул на дно, а санитарка осталась в подвале. Действуя парой, они помогали всем раненым спуститься вниз по металлическим скобам. Самые «лёгкие» вставали на четвереньки и сами ползли к большому коллектору.

Других приходилось тащить. Двигаясь задом, как рак, танкист забирался в узенький сток, брал за шкирку бойца, лежавшего на спине, и, медленно пятясь, волок за собой. Лёня вытаскивал красноармейца на открытое место, укладывал возле стены и возвращался за следующим.

Наконец, те, кто мог самостоятельно двигаться, оказались в огромной трубе. Лёня в очередной раз вернулся в подвал. Высунулся из колодца по пояс и отдал санитарке отключенный фонарь.

Батарейка в нём сильно села, но, если понадобиться, у девушки будет, хоть какой-нибудь свет. Танкист сказал, чтобы она ждала пехотинцев, которых он скоро пришлёт, поставил крышку на место и на ощупь добрался до раненых, которых пытался спасти.

У трёх красноармейцев нашлись зажигалки, сделанные из винтовочных гильз. В свете небольших огоньков, танкист поставил вертикально всех раненых. Он разместился между двух охромевших на разные ноги бойцов и велел им закинуть руки на свои широкие плечи.

Потом, взял подопечных за поясные ремни и маленькими шагами устремился вперёд. Благо, что ширина бытового коллектора позволяла передвигаться трём людям, стоя в шеренге.

Обезножившие красноармейцы, взяли в свободные руки неказистые на вид батожки. Они скакали на здоровых конечностях и каждым неловким движением, норовили свалить командира на грязный бетон.

Хорошо, что последние дни стояло жаркоё вёдро. Не выпало ни капли дождя, и канализация оказалась сухой, как пустыня Сахара. Иначе, прыгуны могли поскользнуться в воняющей жиже, рухнуть с полного маха и увлечь других за собой.

Остальные стрелки ничем не могли, помочь усталому Лёне. Время от времени, они чиркали колёсиком зажигалки по кремнию. Язычки слабого пламени вспыхивали на пару секунд и подсвечивали раненым путь, по которому нужно идти. Иногда, им везло. В крышках люков встречались отверстия или узкие щели. Лучи яркого солнца проникали в коллектор и рассеивали плотную тьму.

Следом за Лёней, шёл Доля, и тащил на себе третьего пехотинца с больною ногой. Парень не видел ни зги, перемещался вслепую и полагался на зрение своего провожатого. За ними плелись все остальные. Большая часть из них двигалась парами. Они поддерживали друг друга, и каждый помогал сослуживцу не упасть на грязный бетон.

Основная часть раненых потеряла большое количество крови. Они быстро выбивались из сил, и нуждались хоть в каком-нибудь отдыхе. Заметив, что бойцы валятся с ног, запыхавшийся Лёня всем говорил:

– Короткий привал. – он усаживал на пол своих подопечных и сам падал рядом. Все тяжко дышали и тут же валились на спину. Пару-тройку минут красноармейцы лежали и старались придти немного в себя. После небольшой передышки, танкист помогал всем подняться, и цепочка калек двигалась дальше.

На расстояние около трёх километров, потратили более двух с половиной часов. Наконец, Доля почувствовало, как что-то вокруг изменилось. То ли, воздух стал чище? То ли, уменьшилась толща земли, висящая над головой?

Потом, он услышал какой-то подозрительный звук и напряг притупившийся от контузии слух. С каждым шагом шум становился всё громче. Так продолжалось до тех самых пор, пока парень не понял – это гул частых взрывов. Иногда они гремели так сильно, что большая труба начинала дрожать.

Парень помнил о том, что сухопутные пути давно перерезаны, и чтобы попасть в Сталинград, нужно всем переплыть широкую реку. Однако, он толком не знал, как обстоят дела с переправами? Когда он въезжал в город на танке, то видел издалека широкое русло. Это не позволяло ему, осознать в полной мере тот неслыханный ужас, который творился на Волге.

Гитлер требовал от своих многочисленных войск: – Уничтожить всех защитников города! – но к советским частям всё время шло подкрепление. Чтобы исполнить приказ бесноватого фюрера, фашисты били по Волге круглые сутки, и не давали бойцам добраться до линии фронта. Большое число пехотинцев гибло от крупных снарядов и бомб, но часть из них прорывалась к правому берегу, и с ходу вступала в кровавую битву.

Поняв, что это за грохот, раненые стрелки вдруг пали духом. Пока они сидели в подвале, всем почему-то казалось, что стоит оттуда им вырваться, как всё будет в полном порядке. Они тут же выйдут из зоны сильных боёв.

Лишь подобравшись к концу толстой трубы, бойцы осознали, что их ждёт впереди. Однако, страшная действительность фронта оказалась значительно хуже, чем можно было, представить себе.

Измученный путешествием Лёня глянул вперёд и рассмотрел слабый свет, мерцающий где-то вдали. Танкист уложил калек на бетон и пошёл посмотреть, что их ждёт впереди? Через сто с чем-то метров, труба неожиданно кончилась.

Командир подошёл к её краю и понял, что оказался в узком овраге, заросшем высоким кустарником. Лёня вернулся назад и помог раненым выбраться из подземелья наружу. Каждый из них с удовольствием вдыхал чистый воздух и без сил валился на землю.

Оставив всех подопечных возле трубы, Лёня низко пригнулся и, крадучись, направился к Волге. Танкист добрался до устья оврага, выглянул из плотной листвы и увидел берег реки, усеянный множеством раненых.

Первое, что его удивило, люди лежали ни кто, как хотел, просто вповалку. Они находились в строгом порядке: плечом к плечу и ногами к воде. Все размещались так плотно, что выглядели парадной шеренгой, рухнувшей навзничь. Большие ряды увечных бойцов протянулись вдоль зеленоватой воды. Они находились на открытом пространстве и подвергались смертельной опасности при воздушном налёте.

Это были «тяжёлые», которых уже приготовили к погрузке на корабли. Вот только, когда они подойдут, никто толком не знал. Любое плавстредство являлось целью немецких пилотов, и им было плевать, кого те везут? Здоровых солдат на войну, или горстку калек в тыл страны.

Гражданское население тоже хотело, покинуть разрушенный город, в котором кипела великая битва. Они садились на лодки и катера и попадали под выстрелы вместе с военными.

Тех, кто мог двигаться самостоятельно, жались к большому обрыву, нависшему над узеньким пляжем. Их спины защищала земляная стена. Они получали чуть больше шансов на то, чтобы выжить. Но только до тех самых пор, пока на высокие кручи не падал снаряд или бомба. Тогда, взрыв сдвигал тонны грунта. Лавина из глины подала вниз и засыпала десятки людей.

Откапывать бедолаг было некому. Санитаров вокруг крайне мало и им не совсем не до этого. Не успеваешь подходить к тем бойцам, что громко кричат от ужасающей боли. Некогда зыркать по сторонам и смотреть за тем, что случилось вокруг. Ну, а тысячи раненых, что находятся рядом, сами дышат с трудом и не могут хоть чем-то помочь. Им бы самим кто-нибудь подсобил.

Лёня смотрел на филиал христианского ада, открытый фашистами на советской земле, и удручённо качал головой. Так же, как Доля, он прибыл в Сталинград по железной дороге. Причём, приехал в последние дни, перед тем, как её перерезали немцы. Он отступил с батальоном в разрушенный город и почти неделю сдерживал нападающих фрицев.

Десятки хороших знакомых танкиста давно уж сложили здесь голову. Тех кому «повезло», получить тяжёлую рану, с лёгкой душой, отправляли к берегу Волги. Мол, там их положат в воинский госпиталь, быстро подлечат и вернут снова в строй. И вот теперь, он увидел воочию, что представляет собой эвакуация с фронта.

Над Волгой летало большое число истребителей, которые стреляли во всё, что как-то двигалось по реке и земле. «Лаптёжники» нападали на пароходы и баржи. Они бросали бомбы на палубы и топили плавсредства вместе с людьми.

Дальнобойная артиллерия слала снаряд за снарядом и утюжила все берега, как паровой тяжёлый каток. По воде текли горящие озёра из нефти и поджигали всё то, что смогло бы сгореть: катера, лодки, баркасы. Объятые пламенем, люди прыгали за борт и тонули в огне, покрывающем всю акваторию.

Что теперь делать с ранеными, Лёня не знал. Привести их на берег, значит подставить под бомбы, снаряды и пули. Бросить в овраге – обречь на скорую смерть от воспалившихся ран.

Да и чем они будут питаться? Где возьмут лекарства и воду? Всё это есть на другом берегу. Получается, что придётся рискнуть. Повезёт, они доберутся до той стороны. Нет, на всё воля Божья. Он вернулся к трубе. Рассказал подопечным о том, что увидел и понял, многие были готовы к такому положению дел.

– «Конечно, – подумал танкист: – большая часть пехотинцев прибыла в Сталинград через Волгу. Они видели всё своими глазами и доподлинно знали, что их ждёт впереди?» – он взял ближайшего раненого подмышки и осторожно поставил на ноги. Затем, поднял всех остальных и повёл вниз по склону, заросшему густыми кустами.

Идти оказалось куда тяжелей, чем по ровной бетонной трубе. Бойцы спотыкались и падали один за другим. Слышались крики, стоны, проклятья на все голоса. Приходилось возвращаться к упавшим, и помогать им, встать вертикально.

Спустя полчаса, танкист вывел калек к берегу Волги, усадил их возле обрыва и неожиданно вспомнил о том, что механик ослеп. Лёня взял Долю под локоть и подвёл к пожилому солдату. У него вместо правой руки торчала культя.

Он устроил товарища рядом и попросил старика: – Мне нужно возвращаться назад, а ты пригляди за моим верным другом. Сам он ничего больше не видит, так что, ты ему подскажи, куда и когда нужно идти и что, он должен делать потом.

– Спасибо сынок, за то, что вывел нас из того проклятого дома. – ответил боец: –Если теперь и помру, то хоть на природе. – солдат посмотрел на механика с забинтованными глазами и уверил танкиста: – А ты за него не волнуйся. Буду жив, доведу до санбата.

Лёня крепко пожал руку механика и тихо сказал: – Прощай Доля. Даст Бог, ещё где-то свидимся.

– Прощай Лёня. – откликнулся парень. Он прислонился спиною к обрыву и услыхал, как командир танка пошёл обратно к оврагу. Ему было нужно пройти по канализационной трубе, выбраться из неё недалеко от трёхэтажного дома и найти майора советских стрелков, с которым он виделся ночью. После чего, рассказать о тяжелораненых красноармейцах, сидящих в подвале, и мчаться в овраг, где стоит батальон.

А там, начальство считает, что его уже потеряли. Как-никак, почти целые сутки прошли с тех самых пор, как он со своим экипажем отправился в бой. Даже если он и вернётся на базу, то только один и без «тридцатьчетвёрки». На чём он теперь пойдёт воевать?

Производство на тракторном остановили. Новых машин взять уже негде, а ремонтировать те, что остались, смогут недолго. Закончатся запасные детали, и они превратятся в кучи железа.

Везти машины с левого берега, вряд ли получиться. Фашисты следят за переправами Волги. «Лаптёжники» и артиллерия топят баржи с людьми и оружием, что идут по реке. До Сталинграда, доходит на удивление мало.

Остаётся лишь отбивать машины у фрицев. У них нашей техники много. Взять те же «гадюки» и танки, что попали к ним в руки в начале войны. Да и потом, немало они захватили. Сам видел «Матильды» с крестами.

Размышляя о подобных проблемах, Доля старался отвлёчься от шума, что висел над рекою. Гул самолётов, вой пикировщиков, взрывы бомб и снарядов, всё это делало ожидание, прочти нестерпимым.

То, что парень лишился способности видеть, усугубляло его положение. Ведь он не мог даже заметить приближенья опасности. Парень не знал, имеется ли рядом воронка и не мог спрятаться в яме от осколков и пуль.

От чувства беспомощности стало намного страшней. Вот только некуда было Доле деваться. Сиди тут и жди, когда отведут на корабль. Рядом был старый солдат, что обещал, проводить его до санбата. Оставалось надеяться, что того не убьют по дороге туда.

В течение дня, к той части берега, где сидел Доля Первов, приставали небольшие плавсредства. Механик не видел, что там уткнулось в песок, но отчётливо слышал всё то, что происходило потом.

Вот командиры отдали приказы. По сходням сбегали здоровые, молодые солдаты и торопились, как можно скорее, уйти от воды. Затем, слышались голоса санитаров, и начиналась погрузка раненых воинов. Каждый раз, Доля собирался вставать, но сосед останавливал парня.

– До нас ещё далеко. – говорил он механику: – Я скажу, как дойдёт наша очередь.

Никуда не спеша, солнце уходило на запад, а затем, тихо упало за край горизонта. Над Волгой вдруг потянул ветерок. Стало гораздо прохладней, и Доля понял, что пришла летняя ночь. Несмотря на полную тьму, что опустилась на землю, интенсивность обстрела реки не уменьшалась. Наоборот, она возросла.

– «Если бомбят сильнее, чем раньше, – сказал себе парень: – значит, лодок на Волге резко прибавилось». – он спросил у соседа, не ошибся ли он, и получил подтверждение своих заключений.

– «Видимо, наше начальство считает, что в темноте больше шансов, пересечь широкую Волгу. Вот только, при световых бомбах фашистов всё видно не хуже, чем днём». – парень печально вздохнул и стал ожидать скорой посадки. Делать всё равно было нечего. Оставаться в Сталинграде нельзя. Так может быть, им повезёт и они доберутся до другой стороны?

За прошедшее время, Доля сильно устал и реагировал на ближние взрывы не так остро, как раньше: – «Сколько можно бояться? – убеждал он себя: – Всё в руце Божьей, как говорят христиане! Как он решил, так всё и будет с тобой».

Ближе к полуночи, сосед шевельнулся и тихо сказал: – Ну, вот и за нами приехали.

Услышав эти слова, Доля резво поднялся на ноги. Ведь кроме зрения, молодой человек был в полном порядке. После контузии голова сильно болела, но на подобную мелочь, не стоило обращать никакого внимания.

Он помог солдату подняться. Тот положил ладонь парня на плечо своей здоровой руки и сказал: – Иди за мной, но не быстро, не то мне наступишь на пятки.

Боец сделал шаг и неспешно пошёл к широкой реке. Парень медленно двинулся следом. Они пересекли полоску песка и скоро добрались до уреза воды. Солдат остановился и предупредил:

– Осторожно здесь сходни.

Доля нащупал ногой шаткие доски и поднялся по ним за своим провожатым. Солдат подвёл его к свободному месту, сказал:

– Аккуратно садись.

Они опустились на мокрую палубу, привалились спиной к ограждениям и поджали ноги, чтобы никому не мешать. Вокруг слышались стоны раненых красноармейцев, голоса женщин и плачь малолетних детей.

Так же, как прежде, в воздухе громко свистели снаряды и постоянно летали самолёты фашистов. Затем, раздался вой пикировщика. Где-то поблизости, грохнул взрыв бомбы, и волна прохладной воды обрушилась на скромный баркас. Она вымочила Долю до нитки, и схлынула в реку.

Наконец, погрузка закончилась. Кораблик чуть дёрнулся, отошёл от узкого пляжа и рванулся к противоположному берегу. Он, то ускорялся, то замедлялся, то резко вилял в правую или левую сторону.

Над головою послышался стук пулемётов. Один раз длинная очередь стегнула по палубе рядом с танкистом. Пули зло простучали по мокрым доскам. Раздались чмокающие неприятные звуки, а вслед за ними, крики тех бедолаг, в кого угодили кусочки свинца.

Так продолжалось достаточно долго. Затем, Доля услышал шум камышей, что тёрлись о борт небольшого плавсредства и шорох ветвей над головой. Парень с облегчением понял, что баркас всё же достиг левого берега. Он вошёл в небольшую протоку. Самолёты фашистов потеряли его среди плотных зарослей карагача и прочих деревьев.

Кораблик ткнулся носом в песок. Из кустов выскочили санитары и принялись выносить тяжелораненых. За то время, что они плыли по Волге, таких стало значительно больше, а несколько красноармейцев убило пулями или осколками.

Те, кто мог ходить, сами спустились на землю. Среди них оказались Доля и его поводырь, которого звали Иваном Сергеевичем. Их посадили в полуторку и повезли на восток.

Пока добирались до железной дороги, уже рассвело. Солнце поднялось в небо, а вместе с ним появились и фрицы. То ли, у Гитлера было много пилотов, и они летали посменно? То ли, они не вылезали из своих самолётов целыми сутками? Как бы то ни было, но налёты фашистов не прекращались ни ночью, ни днём.

Чтобы не облегчать работу противникам, полуторки не сбивались в колонны, а каждая двигалась сама по себе. Водитель сам выбирал нужный маршрут и вёл машину по разбитым просёлкам.

Фрицы охотились за всеми подряд. Заметив автомобиль, телегу, или группу людей, они пикировали с большой высоты, строчили из пулемётов, а если имелись под крыльями бомбы, то бросали их вниз. Причём, не разбирали, кто попал под удар? Военные части, раненые красноармейцы или гражданские люди: старики, женщины, дети.

Третьего сентября, ближе к полудню, Доля и его поводырь всё же добрались до железной дороги. Их посадили в переполненный санитарный вагон. Паровоз дал длинный гудок. Состав тронулся с места и потащился на юго-восток, в сторону Каспия.

Парень послушал, как редко стучат колёса на стыках, и удручённо покачал головой. Он вспомнил о том, что когда ехал на запад, то поезд бежал намного быстрее. Так было, когда их везли на Калининский фронт. Так было и не очень давно, когда батальон из города Горького спешил к Сталинграду.

Конечно, железка загружена сейчас до предела, но всё же не до такой сильной степени, чтоб оставаться на месте помногу часов, и ждать неизвестно чего. В небе кружат проклятые фрицы и лупят по эшелонам, не разбирая, кто там внутри? Так и убьют по дороге.