Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1

XXIX. Влюбленный и дама его сердца

В Блуаском замке горели свечи у безжизненного тела Гас-тона Орлеанского, последнего представителя прошлого. Горожане слагали ему эпитафию далеко не хвалебного свойства; вдовствующая герцогиня, забыв, что в юности она так любила покойника, что бежала из отцовского дома, теперь, в двадцати шагах от траурной залы, углубилась в денежные расчеты. Вообще жизнь в замке текла своим чередом. Ни мрачный звон колокола, ни голоса певчих, ни пламя свечей, мерцавшее за оконными стеклами, ни подготовка к погребению не смущали парочку, которая сидела подле уже знакомого нам окна; оно выходило во внутренний двор из комнаты, принадлежавшей к так называемым малым апартаментам.

Веселый солнечный луч (ибо солнце, по-видимому, мало беспокоилось о потере, понесенной Францией) падал на двух собеседников.

Он был юноша лет двадцати пяти, маленький, смуглый, с хитрым живым лицом и огромными глазами, затененными длинными ресницами; его большой рот часто улыбался, показывая прекрасные зубы, а острый подбородок обладал редкой подвижностью. Во время разговора он нежно наклонялся к молодой девушке, которая, надо сказать, не отстранялась от него с той поспешностью, которой требовали строгие правила приличия.

Девушку мы знаем, так как уже видели ее однажды у этого самого окна под лучами такого же яркого солнца. Лукавство сочеталось в ней с рассудительностью. Она была очаровательна, когда смеялась, и красива, когда становилась серьезной. По правде говоря, она чаще бывала очаровательна, чем красива.

Собеседники были увлечены каким-то полушутливым, полусерьезным спором.

– Скажите, господин Маликорн, – спросила девушка, – угодно ли вам наконец поговорить разумно?

– А вы думаете, это легко, Ора? – возразил Маликорн. – Делать то, чего от тебя хотят, когда нельзя делать то, что можешь?

– Ну, вы, кажется, запутались в словах. Бросьте, мой дорогой, прокурорскую логику.

– Опять-таки немыслимо: ведь я чиновник… И вы меня упрекаете за то, что я стою ниже вас… Итак, я ничего вам не скажу.

– Полно, я и не думаю упрекать вас. Скажите, что вы собирались сказать. Говорите, я этого хочу.

– Хорошо, повинуюсь. Герцог умер.

– Ах, боже мой, вот новость! Откуда вы явились, чтобы сообщить это?

– Я приехал из Орлеана.

– И это ваша единственная новость?

– О нет… Я могу еще сообщить, что принцесса Генриетта Английская едет во Францию, чтобы выйти замуж за брата его величества.

– Вы положительно невыносимы, Маликорн, с вашими допотопными новостями. Если вы не бросите своей привычки вечно насмехаться, я вас прогоню.

– Ого!

– Право, вы выводите меня из терпения.

– Ну, ну, потерпите.

– Вы хотите набить себе цену? Я знаю, для чего…

– Скажите, я отвечу откровенно, если вы угадаете.

– Вы знаете, что мне хочется получить место фрейлины, о котором я имела глупость просить вас похлопотать, а вы скупитесь использовать свое влияние.

– Я? – Маликорн опустил глаза, сложил руки и принял лукавый вид. – Какое же влияние может иметь бедный чиновник?

– У вашего отца недаром двадцать тысяч ливров годового дохода, господин Маликорн.

– Провинциальное состояние, сударыня.

– Ваш отец недаром посвящен в тайны принца Конде.

– Это преимущество ограничивается тем, что отец ссужает принца деньгами.

– Словом, вы недаром самый большой хитрец во всей провинции.

– Вы мне льстите.

– Чем?

– Я утверждаю, что у меня нет никакого влияния, а вы говорите обратное.

– Ну, так что же мое место, дадут мне его или нет?

– Дадут.

– Но когда?

– Когда вы пожелаете.

– Где же патент?

– У меня в кармане.

Маликорн улыбнулся и вынул из кармана бумагу. Монтале схватила ее, точно добычу, и жадно пробежала глазами. Ее лицо постепенно прояснилось.

– Маликорн, – воскликнула она, кончив чтение, – право, вы добрый человек!

– Почему?

– Потому что вы могли заставить меня заплатить за место фрейлины – и не сделали этого.

Но Маликорн храбро выдержал ее нападение.

– Я вас не понимаю, – сказал он.

На этот раз смутилась Монтале.

– Я открыл вам свои чувства, – продолжал Маликорн. – Вы трижды сказали со смехом, что не любите меня; а один раз без смеха поцеловали меня. Это все, что мне нужно.

– Все? – проговорила кокетка тоном оскорбленной гордости.

– Да, все, – ответил Маликорн.

– А!

В этом восклицании звучал гнев вместо благодарности, какой он мог ждать. Он спокойно покачал головой.

– Послушайте, Монтале, – начал молодой человек, не заботясь о том, понравится ли его даме такое фамильярное обращение, – не будем спорить на эту тему.

– Почему?

– Потому что за время нашего знакомства, которое длится уже год, вы уже двадцать раз выгнали бы меня, если бы я вам не нравился.

– Скажите пожалуйста! А по какому поводу я выгнала бы вас?

– Я бывал достаточно дерзок.

– Что правда, то правда!

– Не будем ссориться. Итак, раз вы меня не выгнали, то не без причины.

– Но не потому, что я вас люблю.

– Согласен. Скажу даже, что в данную минуту вы меня ненавидите.

– О, вы никогда не говорили большей правды!

– Хорошо. Я вас тоже.

– А, принимаю к сведению.

– Принимайте. Вы меня находите грубым и глупым. Я нахожу, что у вас резкий голос и лицо исказилось от гнева. Сейчас вы скорее выброситесь из окна, чем позволите мне поцеловать кончик вашего пальца. А я охотнее брошусь с колокольни, чем дотронусь до подола вашего платья. Но через пять минут вы меня будете любить, а я вас обожать!

– Сомневаюсь!

– А я вам ручаюсь.

– Какая самоуверенность!

– А потом, это еще не главная причина. Я вам нужен, Ора, как и вы мне. Когда вам угодно быть веселой, я вас смешу; когда мне хочется быть влюбленным, я на вас смотрю. Я добыл вам место фрейлины, которого вы желали. Вы сделаете сейчас все, что я захочу.

– Я?

– Да, вы. Но в данную минуту, милая Ора, заявляю вам, я ничего не хочу; итак, будьте спокойны.

– Вы ужасный человек, Маликорн. Я так обрадовалась этому месту, а вы мне испортили все удовольствие.

– Ну, у вас еще есть время. Успеете порадоваться, когда я уйду.

– Так уходите…

– Хорошо, но раньше позвольте дать вам совет…

– Какой?

– Развеселитесь: когда вы дуетесь, то становитесь безобразной.

– Грубиян!

– Надо же говорить правду друг другу.

– Как вы злы, Маликорн!

– А вы неблагодарны, Монтале!

Маликорн облокотился на подоконник. Монтале взяла книгу и раскрыла ее.

Маликорн встал, почистил рукавом шляпу и оправил черный плащ.

Притворяясь, что читает, Монтале тайком посматривала на него.

– Теперь он принимает почтительный вид! – с горячностью вскричала она. – Значит, будет дуться неделю.

– Две, – с поклоном заметил Маликорн.

Монтале замахнулась на него книгой.

– Чудовище! – сказала она. – Ах, почему я не мужчина?

– Что бы вы тогда сделали со мной?

– Я задушила бы тебя.

– Ага, отлично! – ответил Маликорн. – Мне кажется, я начинаю желать одной вещи.

– Чего, демон? Чтобы я задохнулась от злости?

Маликорн почтительно вертел в руках шляпу. Вдруг он отбросил ее, схватил молодую девушку за плечи, привлек к себе и приник к ее губам губами, слишком жаркими для человека, который старался казаться равнодушным.

Она хотела было закричать, но поцелуй заглушил ее восклицание. Раздраженная и взволнованная, девушка оттолкнула Маликорна к стене.

– Ну вот, – философски заметил Маликорн. – Теперь на шесть недель. До свидания, сударыня, примите мой почтительный привет.

И он сделал несколько шагов к выходу.

– Нет, нет, вы не уйдете! – вскрикнула Монтале, топнув ногой. – Останьтесь, я приказываю.

– Вы приказываете?

– Разве я не ваша госпожа?

– Да, властительница моих чувств и моего ума.

– Значит, мое достояние – сухой ум и глупые чувства?

– Берегитесь, Монтале, – остановил ее Маликорн, – я вас знаю: вы можете влюбиться в вашего слугу!

– Ну да, да, – сказала она, кидаясь к нему на шею скорее с детской беспечностью, нежели со страстью. – Да, да, ведь я же должна поблагодарить вас!

– За что?

– За место фрейлины: в нем вся моя будущность.

– И моя также.

Монтале посмотрела на него.

– Как ужасно, – вздохнула она, – что никогда не угадаешь, говорите вы серьезно или шутите.

– Вполне серьезно. Я еду в Париж; вы едете туда же, мы едем в столицу.

– Значит, только ради этого вы помогли мне? Эгоист!

– Что делать, Ора, я не могу жить без вас.

– По правде сказать, я тоже не могу обойтись без вас. А все-таки надо сознаться, что вы злой человек.

– Ора, милая Ора, берегитесь, не принимайтесь опять за оскорбления; вы знаете, какое действие они производят на меня. Я буду вас обожать.

И, еще не кончив говорить, Маликорн снова привлек к себе девушку.

В это мгновение на лестнице послышались шаги.

Молодые люди стояли так близко друг к другу, что вошедший увидел бы их обнявшимися, если бы Монтале с силой не оттолкнула Маликорна, который ударился о дверь спиной в то самое мгновение, когда она открылась.

Послышался громкий возглас, сердитая воркотня.

Это оказалась г-жа де Сен-Реми. Злополучный Маликорн стукнул ее дверью, которую она открывала.

– Опять этот бездельник!:– закричала старая дама. – Вечно он тут!

– Ах, извините, – почтительно ответил Маликорн, – вот уже целая долгая неделя, как меня здесь не было.

XXX. Наконец появляется настоящая героиня этой повести

Следом за г-жой де Сен-Реми по лестнице шла Луиза де Лавальер. Она услышала взрыв материнского гнева и, поняв, что его вызвало, с трепетом вошла в комнату. Тут она увидела беднягу Маликорна. Даже самый хладнокровный зритель невольно рассмеялся бы или почувствовал бы сострадание при виде его безнадежной позы.

Он спрятался за большое кресло, чтобы избежать первого натиска г-жи де Сен-Реми; не надеясь смягчить ее речами – она говорила громче его и без передышки, – он возлагал все надежды на выразительность своих жестов.

Почтенная дама ничего не слышала и не видела; она давно невзлюбила Маликорна. Однако ее гнев был так велик, что неминуемо должен был излиться и на сообщницу Маликорна. Очередь дошла до Монтале.

– А вы, сударыня, должно быть, надеетесь, что я не передам герцогине, что делается у одной из ее фрейлин!

– О матушка! – воскликнула Луиза. – Ради бога, пощадите!

– Молчите, сударыня, и не трудитесь напрасно заступаться за недостойных. Уж и того довольно, что вам, честной девушке, вечно приходится видеть такой пример. А вы еще заступаетесь! О, я не потерплю этого!

– Но, – возмутилась наконец Ора, – не понимаю, почему вы так говорите со мной? Кажется, я не делаю ничего дурного!

– А этот бездельник, сударыня? – продолжала г-жа де Сен-Реми, указывая на Маликорна. – Его-то что сюда привело? Доброе дело? А?

– Ни доброе, ни злое; он просто пришел повидаться со мной.

– Хорошо, хорошо, – пригрозила г-жа де Сен-Реми, – ее королевское высочество все узнает! Герцогиня сама рассудит…

– Во всяком случае, я не понимаю, почему господин Маликорн не может иметь на меня виды, раз у него честные намерения.

– Честные намерения? С таким-то лицом! – возмутилась г-жа де Сен-Реми.

– Благодарю вас, сударыня, от своего лица, – поклонился Маликорн.

– Пойдем, дитя мое, пойдем! – позвала дочь г-жа де Сен-Реми. – Мы предупредим герцогиню, скажем ей, что в ту самую минуту, когда она оплакивает своего супруга, а мы нашего господина, в старом замке Блуа, в этой обители скорби, находятся люди, которые забавляются и веселятся.

– О! – в один голос застонали обвиняемые.

– Фрейлина! И это фрейлина нашей герцогини! – возопила г-жа де Сен-Реми, воздевая руки к небу.

– В этом вы как раз и ошиблись, – сказала, потеряв терпение, Монтале, – я больше не фрейлина, по крайней мере не фрейлина герцогини!

– Вы подаете в отставку, сударыня? Прекрасно! Я могу только порадоваться вашему решению и радуюсь!

– Я не подаю в отставку, я только перехожу на другое место.

– У мещан или у судейских чиновников? – презрительно спросила г-жа де Сен-Реми.

– Знайте, сударыня, что такая девушка, как я, не может служить мещанам или судейским чиновникам. Я перехожу от жалкого двора, где вы прозябаете, ко двору почти королевскому.

– Ах, к королевскому двору! – воскликнула г-жа де Сен-Реми, пытаясь рассмеяться. – Что вы на это скажете, дочь моя?

И она повернулась к Луизе, стараясь во что бы то ни стало увести ее от Монтале. Но Луиза, не разделяя желания г-жи де Сен-Реми, примирительно смотрела своими прекрасными ласковыми глазами то на мать, то на Ору.

– Я не сказала «к королевскому двору», – ответила Монтале, – потому что принцесса Генриетта Английская, которая будет супругой его высочества герцога Филиппа, не королева. Я сказала «к почти королевскому двору», и не ошиблась, потому что принцесса станет невесткой короля.

Если бы в крышу замка ударила молния, она бы менее ошеломила г-жу де Сен-Реми, чем последние слова Монтале.

– При чем тут ее высочество принцесса Генриетта? – пролепетала старая дама.

– Я хотела сообщить вам, что вступаю в число ее фрейлин, больше ничего.

– Ее фрейлин? – в один голос закричали г-жа де Сен-Реми и Луиза, первая с отчаянием, вторая с радостью.

– Да, мадам.

Госпожа де Сен-Реми опустила голову: удар был слишком силен.

Но она почти тотчас же выпрямилась, чтобы выпустить в противницу последний снаряд.

– О, – сказала она, – такие обещания дают нередко. Люди тешат себя безумными надеждами, но в последнее мгновение, когда приходит время исполнить обещание и осуществить эти надежды, влияние, на которое рассчитывали, вдруг рассеивается как дым.

– Сударыня, влияние моего покровителя несомненно; его обещания равносильны выполнению.

– А не будет ли нескромностью спросить имя этого покровителя?

– О, ничуть! Мой покровитель – этот господин, – поклонилась Монтале, указывая на Маликорна, который в продолжение всей этой сцены сохранял самое невозмутимое хладнокровие и самую комическую важность.

– Господин Маликорн! – воскликнула г-жа де Сен-Реми, разражаясь хохотом. – Человек с таким могуществом, обещания которого равносильны выполнению, – это господин Маликорн?

Маликорн улыбнулся, а Монтале вместо ответа вынула из кармана патент на должность фрейлины и показала его г-же де Сен-Реми.

– Вот патент, – сказала она.

Свершилось! Бросив взгляд на чудесную бумагу, бедная женщина опустила руки, выражение безграничной зависти и отчаяния исказило ее лицо, и, чтобы не упасть в обморок, она опустилась на стул.

Монтале не злоупотребляла своим торжеством; она была не способна чрезмерно радоваться победе и унижать поверженного врага, особенно когда врагом этим была мать ее подруги.

Маликорн был менее великодушен. Он принял важную позу и развалился в кресле с таким непринужденным видом, за который два часа тому назад ему, наверное, пригрозили бы палкой.

– Фрейлина молодой принцессы! – повторила еще не совсем поверившая г-жа де Сен-Реми.

– Да, и только благодаря хлопотам господина Маликорна.

– Это невероятно. Правда, Луиза, это невероятно?

Но Луиза молчала, задумчивая, почти печальная. Приложив руку к своему красивому лбу, она вздохнула.

– Однако, господин Маликорн, – вдруг спросила г-жа де Сен-Реми, – что вы сделали, чтобы добыть это место?

– Я попросил об этом одного из моих друзей.

– А, у вас есть при дворе друзья, которые могут давать вам такие доказательства своей дружбы?

– Гм! Как видите.

– А можно узнать их имена?

– Я не говорил, что у меня несколько друзей, сударыня. Я сказал «один из друзей».

– И его имя?

– Как вы торопитесь! Когда у человека есть такой могущественный друг, он не показывает его всем, опасаясь, как бы его не украли.

– Вы правы, господин Маликорн, скрывая имя своего покровителя: полагаю, вам было бы трудно назвать его.

– Если этого друга не существует, – заметила Монтале, – то, во всяком случае, существует патент, а это главное.

– Значит, – проговорила г-жа де Сен-Реми с улыбкой кошки, готовой выпустить когти, – когда я застала у вас господина Маликорна, он привез вам патент?

– Именно, вы угадали.

– Но тогда в этом нет ничего дурного.

– Я тоже так думаю.

– И я напрасно упрекала вас.

– Совершенно напрасно, но я так привыкла к вашим упрекам, что извиняю их.

– В таком случае, Луиза, нам остается только уйти. Что же ты?

– Что вы сказали? – спросила, вздрогнув, Луиза де Лавальер.

– Я вижу, ты совсем не слушаешь меня, дитя мое!

– Нет, я задумалась.

– О чем?

– Об очень многом.

– Ты-то хоть не сердишься на меня, Луиза? – спросила Монтале, сжимая руки подруги.

– За что же я могу на тебя сердиться, дорогая моя Ора? – ответила молодая девушка своим нежным, мелодичным голосом.

– Ну, если бы она и досадовала на вас, – заметила г-жа де Сен-Реми, – бедняжка имела бы, пожалуй, на это право.

– За что же?

– Мне кажется, она из такой же хорошей семьи и такая же красивая, как вы.

– Матушка! – вскричала Луиза.

– В сто раз красивее меня – да! Но из лучшей семьи – это, пожалуй, нет. Однако я не понимаю, почему из-за этого Луиза должна на меня сердиться.

– А вы думаете, ей весело похоронить себя в Блуа, когда вы будете блистать в Париже?

– Но, сударыня, ведь не я же мешаю Луизе отправиться в Париж. Напротив, я была бы счастлива, если бы она переселилась туда.

– Но мне кажется, что господин Маликорн, всемогущий при дворе…

– Ах, сударыня, – ответил Маликорн, – в этом мире каждый заботится о себе.

– Маликорн! – остановила его Монтале. И, наклонясь к молодому человеку, прибавила шепотом: – Займите госпожу де Сен-Реми, спорьте или миритесь с ней, только займите. Мне нужно поговорить с Луизой.

И легкое пожатие руки наградило Маликорна за ожидаемое повиновение.

Маликорн нехотя подошел к г-же де Сен-Реми; между тем Ора обняла подругу и спросила:

– Что с тобой? Скажи, может быть, ты действительно меня разлюбишь за то, что я буду блистать при дворе, как говорит твоя мать?

– О нет, – едва сдерживала слезы Луиза, – напротив, я очень счастлива за тебя.

– Счастлива? А между тем ты, кажется, готова расплакаться?

– Разве плачут только от зависти?

– А, понимаю! Я еду в Париж, и это слово напоминает тебе об одном человеке!..

– Ора!

– Который когда-то жил в Блуа, а теперь живет в Париже.

– Не знаю, право, что со мной, но я задыхаюсь.

– Так плачь, если не можешь улыбаться…

Луиза подняла свое кроткое личико, по которому катились крупные, блестевшие, точно брильянты, слезы.

– Сознайся же, – настаивала Монтале.

– В чем?

– Скажи: почему ты плачешь? Без причины не плачут. Я твоя подруга и сделаю все, о чем ты попросишь. Поверь, Маликорн имеет больше влияния, чем думают! Скажи: ты хочешь попасть в Париж?

– Ах! – вздохнула Луиза.

– Ты хочешь в Париж?

– Остаться здесь, одной, в этом старом замке, когда я так привыкла слышать твое пение, пожимать твою руку, бегать с тобой по парку! О, как я буду скучать, как скоро я умру!

– Тебе хочется в Париж?

Луиза вздохнула.

– Ты не отвечаешь?

– Какого ты ждешь ответа?

– Да или нет; по-моему, ответить не трудно.

– Ах, ты очень счастлива, Монтале!

– Значит, ты хотела бы быть на моем месте?

Луиза молчала.

– Упрямица! – упрекнула ее Ора. – Ну, виданное ли дело иметь секреты от подруги? Сознайся, что ты умираешь от желания переехать в Париж, от желания увидеть Рауля.

– Я не могу сказать этого.

– Хорошо, Луиза. Ты видишь патент?

– Конечно, вижу.

– Ну, так я выхлопочу для тебя такой же.

– С чьей помощью?

– Маликорна.

– Ора, ты говоришь правду? Это возможно?

– Если Маликорн достал патент для меня, то нужно, чтобы он сделал то же и для тебя.

Услышав свое имя, Маликорн воспользовался этим предлогом, чтобы закончить беседу с г-жой де Сен-Реми. Он обернулся:

– Что угодно?

– Подойдите, господин Маликорн, – с повелительным жестом проговорила Ора.

Маликорн повиновался.

– Такой же патент, – произнесла Монтале.

– Как?

– Еще точно такой же патент. Кажется, ясно? Мне он нужен!

– Ого! Нужен?

– Это невозможно, правда, господин Маликорн? – кротко спросила Луиза.

– Гм! Если это для вас…

– Для меня, да, господин Маликорн, для меня…

– И если мадемуазель Монтале тоже просит об этом…

– Не просит, а требует.

– Тогда придется повиноваться.

– И вы получите для нее назначение?

– Постараюсь.

– Без уклончивых ответов. Еще на этой неделе Луиза де Лавальер будет фрейлиной принцессы Генриетты.

– Как у вас все просто!

– На этой неделе, не то…

– Не то?

– Вы возьмете обратно мой патент, господин Маликорн. Я не расстанусь с подругой…

– Дорогая Монтале!

– Хорошо. Пусть ваш патент остается при вас. Мадемуазель де Лавальер будет фрейлиной.

– Правда?

– Да, да.

– Так я могу надеяться, что уеду в Париж?

– Можете быть уверены.

– О, господин Маликорн, как я вам благодарна! – воскликнула Луиза, прыгая от радости.

– Притворщица! – сказала Монтале. – Уверяй меня теперь, что ты не влюблена в Рауля!

Луиза покраснела, как майская роза. Вместо ответа она подошла к матери и обняла ее.

– Господин Маликорн – переодетый принц, – заметила старая дама, – у него неограниченная власть.

– Вы тоже хотите быть фрейлиной? – спросил Маликорн, обращаясь к г-же де Сен-Реми. – Пока я здесь, придется мне для всех добыть назначения.

С этими словами он вышел, оставив бедную г-жу де Сен-Реми в полном смятении, как сказал бы Таллеман де Рео.

– Ну, – прошептал он, спускаясь с лестницы, – это будет стоить еще тысячу ливров. Что поделаешь! Мой друг Маникан ничего не устраивает даром!