Buch lesen: «Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники»

Schriftart:

Памяти моего отца

Введение

В мировой истории существует немало явлений, поражающих воображение своей кажущейся нелогичностью, несоразмерностью гигантских последствий и вроде бы незначительных причин, их вызвавших, несоизмеримостью Ответа на брошенный Вызов.1 Как укрепленный разбойничий лагерь, основанный главарем бандитов Ромулом, превратился в Вечный город – столицу могучей империи? Почему огромная Персия, у которой количество воинов превышало все население Греции, включая грудных младенцев, проиграла этим грекам войну? Каким образом дезорганизованная, голодная, необученная армия Французской Республики одержала победу над своими многочисленными врагами, стремившимися задушить Великую Революцию? Такие воображаемые несообразности можно перечислять очень долго, но куда сложнее дать ответы на подобного рода вопросы. Впрочем, некоторые явления объясняются достаточно просто: тут можно вспомнить роль личности, технологическое и моральное превосходство и так далее. Но есть факты истории, истолковать которые значительно сложнее. И одним из самых удивительных феноменов мирового исторического процесса стала монгольская всемирная империя Чингисхана и его преемников. Раскрытие основных составляющих этого уникального исторического явления – личностной, политической, психологической, военной, идеологической – и является основной задачей этой книги.

На этом пути существует немало трудностей. Одна из самых серьезных – резкое культурологическое расхождение двух очень разных типов цивилизации – кочевого и оседлого. Современному российскому читателю, воспитанному, как правило, в традициях западного типа культуры (при всем нашем своеобразии), трудно понять даже самые элементарные поведенческие стереотипы образа жизни кочевника-степняка. То, что для средневекового монгола было естественным, как дыхание, сегодня воспринимается как нонсенс. Вот классический пример, ставивший в тупик многих исследователей жизни Чингисхана: при набеге меркитов он оставил свою жену, фактически обрекая ее на неизбежное пленение, так как для нее «не хватило коня». При этом, с нашей точки зрения, лошадей хватило бы на всех, и поведение Чингисхана представляется большинству историков (особенно западных) совершенно необъяснимым, и начинаются разного рода спекуляции и просто фантазии: он не любил свою жену (что противоречит всей дальнейшей жизни Чингисхана); он рассчитывал, что ее не найдут или не тронут (нелепо!); он струсил, впал в панику и бежал, ничего не соображая (и это будущий железный полководец, создатель могучей империи). В общем, варианты можно множить, а в реальности для монгола здесь не возникало даже выбора, как поступить. Императив первый: жизнь главы семьи важнее жизни остальных ее членов. Императив второй: чтобы спастись от вражеского преследования, у главы семьи должен быть заводной конь. И все, для любого монгола абсолютно ясно, почему на девять членов семьи не хватило девяти лошадей. Одному члену семьи действительно недостало коня. Лишней в данном случае оказалась Борте.

Этот пример приведен здесь лишь как наиболее ярко иллюстрирующий разность менталитета кочевых и оседлых народов. Но подобного рода коллизии, пусть и не такие очевидные, возникают постоянно, затрудняя восприятие и интерпретацию фактов. Отсюда и сложность для нашего восприятия такого важнейшего источника по истории монголов, как «Сокровенное Сказание» (другое название – «Тайная история монголов»). Ситуацию еще более осложняет тот факт, что остальные источники по монгольской истории написаны представителями других типов цивилизаций – китайской и исламской. И если вторая хотя бы стремилась понять и объяснить деяния монголов, памятуя о своих полукочевых предках-арабах, за полтысячелетия до Чингисхана покоривших половину мира, то китайская культура никогда не принимала и не понимала принципов кочевого общества. Для китайцев все кочевники были варварами, сеющими смерть ради грабежа и бессмысленного разрушения. Между тем, в силу географических причин именно китайские источники являются наиболее многочисленными (особенно до середины XIII века). Впоследствии, после монгольских завоеваний, появилась и еще одна группа источников – панегирические по отношению к Чингисхану и его преемникам. В них тоже непросто отделить правду от лжи, но, если можно так выразиться, – в обратном смысле.

В целом великие потрясения эпохи Чингисхана и его наследников описаны достаточно подробно в сочинениях разных народов – собственно монгольских, китайских, арабских, русских, армянских, западноевропейских. Здесь не место для подробного историографического очерка, но стоит назвать хотя бы важнейшие из исторических источников на эту тему. В первую очередь следует назвать удивительное, а в чем-то и уникальное «Сокровенное Сказание». Написанное одним из ближайших сподвижников Чингисхана (возможно, его приемным сыном Шиги-Хутуху) вскоре после смерти великого завоевателя, оно дает совершенно исключительный взгляд изнутри, взгляд почти непосредственного очевидца событий или, по крайней мере, собеседника очевидцев, больше того – прямых творцов этих событий, не исключая, вероятно, и самого Чингисхана. В общем, значение этой небольшой книги трудно переоценить, особенно в том, что касается периода, предшествующего великому курултаю 1206 года, провозгласившему создание монгольской империи. Есть у «Сокровенного Сказания» и минусы, как это ни странно, напрямую связанные с главным плюсом – монгольским происхождением. Это и почти полное отсутствие датировок, особенно событий XII века – периода становления державы Чингисхана. Это и сам характер сочинения – в первую очередь, это все-таки «Сказание», а не «История». В этом смысле она перекликается с известнейшим «Словом о полку Игореве». Литературный характер произведения часто толкает автора к иносказаниям, умышленным неясностям и вуалированию. «Умному достаточно» – вот кредо создателя «Сокровенного Сказания».

Вторым важнейшим свидетельством эпохи монгольских завоеваний является знаменитый «Сборник летописей» («Джами ат-таварих») Рашид ад-Дина. Этот выдающийся историк в течение двадцати лет занимал важнейшие чиновничьи посты при монгольских ханах Ирана – Хулагуидах. По заказу ильханов2 им и был создан (точнее, отредактирован) этот выдающийся труд. В силу своего высокого положения Рашид ад-Дин был допущен к совершенно секретной информации – знаменитому «золотому сундуку» – семейным реликвиям Чингизидов, в котором хранились тексты, посвященные родовой истории Чингисхана, описанию походов и деяний создателя империи и его потомков. Выражаясь современным языком, эта информация была полностью закрытой и предназначалась только для членов царствующей династии. Заслуга Рашид ад-Дина в том, что он сделал ее доступной, хотя, очевидно, не в полном объеме. Конечно, в силу объективных причин, труд этот во многом панегиричен, тем не менее, с точки зрения фактологии он совершенно незаменим.

Отметим и еще одну важную группу источников – произведения китайских авторов. Особое место среди них занимает «Полное описание монголо-татар» («Мэнда бэй-лу») Чжао Хуна. Это единственный текст, написанный еще при жизни Чингисхана, – что называется, по горячим следам. Если учесть уже упомянутую специфику китайской историографии, то сочинение Чжао Хуна (заметим, непосредственного свидетеля завоеваний Чингисхана – он был послом южнокитайской династии Сун в ставке Мухали, ханского наместника в северном, Цзиньском, Китае) нужно оценить достаточно высоко. Другой важнейший китайский труд по истории монгольской империи, легендарная «Юань-ши» («История династии Юань», т.е. Чингизидов), весьма информативна, но, к сожалению, лишь небольшая ее часть переведена на русский язык – вероятно, из-за ее большого объема.

В заключение этого небольшого историографического экскурса стоит отметить еще одну очень интересную группу исторических свидетельств – произведения европейских авторов, в силу разных обстоятельств оказавшихся среди монголов. Это «История мунгалов» Плано Карпини, «Путешествие в восточные страны» Гийома де Рубрука и широко известная (хотя известность эта довольно сомнительная) «Книга Марко Поло». Особенно ценна книга Рубрука – вообще человека приметливого, удивительно наблюдательного. Рубрук лично встречался с Батыем (Бату) – покорителем Руси, с последним всемонгольским ханом Менгу (Мункэ) и оставил очень яркие зарисовки монгольского быта.

Конечно, этим кратким перечнем далеко не исчерпывается почти необозримая литература, посвященная истории монгольской империи. Для интересующихся этой темой в конце книги приложен библиографический список источников и литературы. Здесь же необходимо сделать немаловажное авторское отступление.

При работе над этой книгой я столкнулся с целым рядом специфических проблем (в дополнение к уже упомянутым). Так, например, в силу разноязычности источников большую сложность представляла правильная передача имен собственных, географических названий и т.п. Скажем, имя знаменитого полководца Субэдэя, одного из «четырех псов» Чингисхана, имеет, по меньшей мере, десяток записанных вариантов произношения. Не желая вступать в спор с профессиональными монголоведами, я выбрал следующую схему: там, где в русском языке уже сформировался некий общепринятый принцип написания, будет применяться именно он. Будет «Темучин» вместо более близкого к монгольскому «Тэмуджин», «Тэмучжин». Джучи вместо Джочи, Батый вместо правильного Бату и т.д. Иногда это будет дополнительно оговариваться, но я посчитал, что перегружать книгу этим не стоит. В большинстве остальных случаев будет принята транскрипция Рашид ад-Дина, иногда – «Сокровенного Сказания». В спорных случаях – например, когда неясно, идет ли речь об одном и том же человеке, автор оставляет за собой право на собственное мнение.

Еще в большей степени это касается некоторых небесспорных фактов или их различной интерпретации в исторической литературе. По ряду случаев у меня имеется своя версия событий, отличающаяся от принятых в современной историографии: например, о происхождении названия «монгол», о двукратном провозглашении Темучина Чингисханом и т.д. Такого рода авторские версии будут по возможности оговариваться; вместе с тем, я считаю, что авторская интерпретация событий, при условии, что факты изложены верно, – неотъемлемое право историка. За точность же изложения фактов я ручаюсь.

В заключение этого несколько затянувшегося введения добавим, что автор ставил перед собой цель понятным языком рассказать о сложнейшем и интереснейшем периоде мировой истории. При этом мне хотелось сохранить максимальную объективность повествования, без развешивания ярлыков вроде «Темучин – кровавый пес войны» или полярной точки зрения – «Темучин – величайший герой». К сожалению, многие, особенно современные оценки, страдают подобной субъективностью. Я постарался в меру своих сил писать «без гнева и пристрастия». Тебе, читатель, судить, насколько это у меня получилось.

Александр Доманин

Глава 1
Великая степь в пространстве и времени

Восемьсот лет назад, в самом начале весны 1206 года, у истоков реки Онон (на границе современных России и Монголии) произошло событие планетарного масштаба, которое его современники, кроме, конечно, самих участников, практически не заметили. Некий князь кочевых монголов Темучин из рода Кият-Борджигин был поднят на кошме из белого войлока и провозглашен своими сподвижниками ханом всех монголов – Чингисханом3. Так выбирались ханы и за тысячу лет до него, и от скольких из них – больших и маленьких – в истории порой не осталось даже имени… С Чингисханом получилось иначе. Уже через несколько десятилетий стало ясно, что март 1206 года явился поворотной вехой истории – датой создания великой Монгольской империи.

Монгольскую империю Чингизидов иногда называют «степной империей». Название по сути неверное, ведь в период своего расцвета держава монголов простиралась от лесов Северной Руси до тропических джунглей Вьетнама. 95% жителей нового сверхгосударства оседло жили вне пределов степи – в горах, лесах, речных долинах и оазисах. И все же, если взять действительно главный стержень новой державы, то название это правильное. Степь сформировала весь образ жизни монгольских завоевателей, наложила свой властный отпечаток на их менталитет и культуру; гигантские степные просторы, словно костяк, скрепляли всю огромную империю. Нигде, кроме степи, монгол не мог чувствовать себя по-настоящему счастливым. И эта степь, породившая и взрастившая величайших в мировой истории завоевателей, по праву получила название Великой.

От берегов Адриатического моря до Тихого океана и уссурийской тайги, через всю Евразию протянулась Великая степь. Десять тысяч километров с запада на восток, две, а то и три тысячи с севера на юг – и размеры, и географическое положение делают Великую степь настоящим становым хребтом крупнейшего континента Земли. С севера ее ограничивают сибирская тайга и смешанные леса Русской равнины, с юга – великие горные системы Евразии, от Наньшаня до Кавказа. И сама степь далеко не представляет собой единое пространство, поросшее травой от горизонта до горизонта, как многие привыкли думать. И природа, и климатические условия достаточно четко делят Великую степь на две половины.

Западная часть Великой степи, более низменная и влажная, включает в себя почти всю территорию нынешнего Казахстана, степную зону Западной Сибири и Урала (от гор Алтая и верховьев Оби до Волги и Каспия), Причерноморскую (или Южнорусскую ) степь и упирается в Карпатские горы, за которыми лежит последний ее отросток – венгерская пушта. Эту западную часть Великой степи в большей или меньшей степени питают своими дождями и снегопадами циклоны, идущие с Атлантики. Летом это создает изумительные условия для пастбищного и кочевого скотоводства. Но зимой… Наверное, все помнят картину снежного бурана, описанную Пушкиным в «Капитанской дочке». Снега наносит по колено, а то и по пояс человеку, многочисленный скот прокормить в этих условиях почти невозможно. Поэтому стада на зиму всегда переводят на стойловое содержание. Пастухи-скотоводы вынуждены переходить к оседлой жизни, строить себе добротные дома для защиты от буранов, и так – до следующей весны. Именно поэтому в западной части Великой степи не сложилось и не могло сложиться подлинно кочевое скотоводческое хозяйство. Такой образ жизни лучше назвать полукочевым, и он формировал и свою особенную культуру, и особенные общественные отношения. Весной и летом кочевники Западной степи представляли собой грозную силу, неожиданно появляясь и нападая на соседей-земледельцев. Зимой, прикованные к местам своих стоянок, они становились очень уязвимы для ответной атаки (вспомним хотя бы 60 (!) походов Владимира Мономаха на половцев). В этих условиях полукочевники западной части великой степи, окруженные куда более многочисленными оседлыми народами, так и не смогли создать собственного государства. Иное дело – восточная половина.

Атлантические циклоны, увлажняющие западную степь, значительно слабеют после многотысячекилометрового пути над сушей (поэтому, между прочим, казахские степи куда более засушливы, чем, например, донские). А в конце этого пути их встречают мощные горные преграды Алтая и Тянь-шаня, преодолеть которые они не могут. Тихоокеанские муссоны в зимний период движутся от материка к океану. В результате в Центральной Азии зимой царит самый мощный в мире антициклон (так называемый азиатский максимум). Воздух свеж и прозрачен, и, несмотря на постоянные жестокие, особенно ночью, морозы (до -50 градусов) степь в течение всей зимы остается практически бесснежной. Сухая прошлогодняя трава легко доступна для травоядных животных на всем необозримом пространстве восточной степи. Весной воздух, раскаленный от перегретой палящими солнечными лучами почвы размывает нижние слои атмосферы, и в образовавшуюся полосу низкого давления вторгаются несущие обильную влагу тихоокеанские муссоны. Степь словно вскипает жизнью. Травы, особенно в Восточной Монголии и предгорьях Большого Хингана, достигают человеческого роста, а порой скрывают и всадника с конем. И этой травы хватает многочисленным степным животным, домашним и диким, на весь год. Скот кочует со своими хозяевами-пастухами от пастбища к пастбищу, никогда не задерживаясь подолгу на одном месте. Кочевой образ жизни приобретает в этой части степи абсолютный и непреложный характер со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не привязанные к одному месту, мобильные в любое время года и почти неуязвимые для медлительных и неповоротливых армий оседлых соседей, кочевники превращаются в страшную силу… если находится власть, способная их объединить. Когда такая власть (или личность) возникала, в восточной части Великой степи появлялись могучие государственные образования: держава Хунну, тюркский Вечный Эль и, наконец, Монгольская империя Чингисхана.

И здесь пора перевести взгляд с географии Великой степи на ее историю. А история эта не менее интересна и богата событиями, чем история любой из древнейших и крупнейших стран мира.

Если начинать, так сказать, ab ovo4, то следует сразу отметить, что с точки зрения ландшафтной Великая степь – сравнительно новое образование. Уральские горы стояли и сто миллионов лет назад; миллионы лет напластовывает на Китайскую равнину свои лессовые отложения Хуанхэ, в такую же древность уходят тропические леса Африки и Южной Америки. Великая степь в том виде, в каком она предстает сейчас, сформировалась менее десяти тысяч лет назад. То есть, она – ровесница великой неолитической революции, сверстница первых городов, построенных людьми, в каком-то смысле ровесница самой человеческой цивилизации. Только после окончательного таяния последнего ледника, загораживавшего путь атлантическим циклонам, формируется климат, определивший и границы, и историю Великой степи. К северу от нее, в зоне наиболее интенсивных циклонов, от избытка влаги выросли леса, отделившие ее от своей северной сестры – тундры. Ледниковые озера в центре степи по большей части высохли, создав полосу пустынь, крупнейшая из которых – каменистая Гоби – разделила Монголию на внутреннюю (южную) и внешнюю (северную). К концу третьего тысячелетия до нашей эры степь приобрела современные очертания, и к этому же сроку для нее настало время человечества.

Нельзя, конечно, сказать, что именно в это время тут появились первые люди. Дети ледника, охотники на мамонтов и длинношерстных носорогов, бродили здесь, когда не было еще и самой степи. На берегах многочисленных благодатных ледниковых озер жили первобытные рыбаки и собиратели. Но… растаял ледник, высохли озера, вымерли мамонты и шерстистые носороги, и Великая степь опустела. Она стала раем для бесчисленных стад травоядных животных, но человеку, по сути, в ней места не было. До тех пор, пока человечество не ответило на вызов природы великим изобретением – номадизмом5.

Время появления номадизма как образа жизни, а значит, и время начала настоящего освоения человеком Великой степи – конец третьего тысячелетия до нашей эры. Изобретателями номадизма и первыми номадами были, весьма возможно, знаменитые арии. До сих пор историки ломают копья в спорах о том, где находилась прародина ариев. Данный спор находится далеко за рамками этой книги, но стоит отметить, что наиболее доказательной является точка зрения о происхождении ариев из Северного Причерноморья (западной оконечности Великой степи), то есть с нынешней территории Южной Украины и Южной России. Именно такую локализацию косвенно подтверждает и номадизм ариев. Для других территорий, где историки размещают предполагаемую прародину ариев – Малая Азия, Балканы, Иран – кочевое скотоводство было неактуальным, ибо не являлось необходимым. Для Великой степи же оно было вопросом и нормального выживания (не только физического – у моря худо-бедно можно прокормиться рыбой), и владычества над Степью. Арии нашли адекватный ответ и стали владыками степи, а уже оттуда начали свои беспримерные походы в Индию, Европу, Африку, Иран. Следует отметить, что кочевой образ жизни по крайней мере той части ариев, которые разрушили древнюю цивилизацию в долине Инда6, хорошо известен и не вызывает никаких сомнений. Достаточно ознакомиться с индийским эпосом «Махабхарата» и «Рамаяна».

Итак, на рубеже III – II тысячелетий до н.э. первые кочевники-арии двинулись на завоевание Великой степи. Здесь, видимо, стоит отметить, что внедрение кочевого скотоводства не могло не вызвать того, что мы сегодня именуем демографическим взрывом7. Став хозяевами степи, арии получили столько земли, а значит и пищи, что в исторически очень краткий срок – двести пятьдесят-триста лет (но это пятнадцать-двадцать поколений, а любой человек, знакомый с математикой, понимает, что такое геометрическая прогрессия) – стали чрезвычайно многочисленным народом. В конце концов им стала мала и степь, и наиболее отчаянные головы двинулись через Гиндукуш в Индию и Иран, через Карпаты в Европу, через Алтай в Восточную степь. «И покорились им и Персия, и Индия» (ну, с Европой и так понятно), но на востоке они столкнулись с неведомым и очень многочисленным народом, остановились «и не пошли они дальше»8.

Народом, остановившим экспансию ариев на восток, были вовсе не китайцы (как вы, наверное, подумали) – по той простой причине, что в то время китайская национальная общность только начала формироваться, постепенно включая в свой состав все новые соседние племена, идентичные в расовом отношении. Ариев встретил народ, живший к северу и северо-западу от китайской прародины. Название этого народа в истории не сохранилось (ученые много спорят об этом, но в таком вопросе сколько людей, столько и мнений), более или менее достоверно только одно: именно этот народ стал прародителем великого народа восточной степи – хуннов.

Протохунны (назовем их так за неимением лучшего) первоначально населяли юго-восточную часть Великой степи, по соседству с древнейшим китайским государством Шан-Инь и находились если не в сфере, то под влиянием его культуры. «Чжоуская революция»9 и контакт с пришедшими с запада ариями стали теми двумя событиями, которые предопределили дальнейшую судьбу предков хуннского народа. Чжоусцы были старыми врагами протохуннов, в отличие от шан-иньской монархии, и после захвата власти династией Чжоу давление формирующегося Китая на своих северных соседей резко возросло. И, вероятно, рано или поздно протохунны повторили бы судьбу многих и многих народов, добровольно или не очень вошедших в орбиту Pax Sinica10. Встреча с ариями изменила для протохуннов этот доминантный вектор истории.

Анализ исторических источников и данных археологии позволяет с большой долей вероятности говорить, что контакт ариев с предками хуннов (а в более широком смысле – вообще с народами монголоидной восточно-азиатской расы) не носил враждебного характера. Скорее, произошла этническая и, что очень важно, культурная ассимиляция. Протохунны приобрели многие европеоидные черты, став, по существу, смешанным в расовом отношении народом. Не случайно китайцы считали отличительными признаками хуннов высокие носы – типичная черта европеоидной расы. Но не носы и рыжие волосы стали главным наследством, полученным протохуннами от ариев. Главным было обучение ариями протохуннов принципам кочевого скотоводства. До этого племена, жившие в китайско-степном пограничье, вынуждены были ориентироваться на китайский образ жизни. Протохунны получили номадизм, а с ним – власть над степными просторами, а значит, в широком смысле, и подлинную независимость. И когда в начале XII века до н.э. чжоуский император Вэнь-ван обрушился на протохуннов, те не стали сражаться с превосходящими силами противника, а сели в свои кибитки и отправились в далекий путь через мрачную пустыню Гоби на север.

Мы не знаем, насколько тяжелым был для них этот поход – наверное, очень тяжелым – но они его совершили. К концу XII в. до н.э. эти выходцы из Китая покорили уже всю северную часть Восточной степи и стали тем народом, который вошел в мировую историю под именем хунны. Это событие подтверждается археологическими данными, согласно которым, в XII в. до н.э. на юге Сибири появляется совершенно новый тип культуры, однозначно указывающий на ее китайское происхождение. Вместе с китайским стилем здесь складывается и новый расовый тип – монголоидно-европеоидный. Так три народа – арии11, протохунны и южносибирские охотники и собиратели – положили начало тому, что известный китайский историк Сыма Цянь назвал «хуннским царством».

С XII и почти до конца III в. до н.э. история древних хуннов никак не освещена письменными источниками, но это не значит, что ее не было. Вероятно, этот период включает в себя и борьбу за гегемонию в степи, и последующую долгую консолидацию народа. Однако к III в. до н.э. хунны представляли собой внушительную силу, контролируя Великую Степь от Алтая на западе до Большого Хингана на востоке и от Байкала на севере до китайских царств на юге. Правда, держава эта была хотя и большой, но рыхлой. Ею руководили двадцать четыре хуннских родовых старейшины, которые выбирали из своей среды формального верховного главу – шаньюя – не обладавшего, однако, реальной полнотой власти. Нужна была личность, способная объединить аморфную недоимперию. И в конце III в. до н.э. такой человек появился. Это был старший (и нелюбимый) сын шаньюя12 Туманя – Модэ.

Фигура Модэ настолько значительна и своеобразна, что заслуживает подробного описания. Не случайно некоторые историки называют его «Чингисханом древности». И для такого определения действительно есть основания. Модэ во многом схож с великим монголом. Он создал великую державу, просуществовавшую около трехсот лет, установил жесткий порядок в общественной и политической жизни, провел крупнейшие реформы, добился огромных успехов на военном поприще. И, что особенно важно в рамках нашей книги, установления Модэ (по крайней мере, многие из них) на тысячелетия пережили своего создателя, легли в основу социальных отношений в Великой степи и вплоть до Чингисхана во многом определяли всю систему жизненных ценностей в этом регионе мира. То, что было сделано Модэ в Великой степи, по своему размаху и последствиям превосходит деяния Юлия Цезаря или Карла Великого. Но имена этих европейцев известны каждому, Модэ же остался незаслуженно забытым. Попробуем восполнить этот пробел.

Модэ появился на арене истории в тот момент, когда хунны переживали далеко не лучший период в своей истории. Центральная власть в лице выборного шаньюя была почти номинальной, всем заправляли родовые старейшины. К тому же во второй половине III в. до н.э. для хуннов резко ухудшилась внешнеполитическая обстановка. В Китае в это время заканчивалась эпоха Борющихся царств, и в 221 г. до н.э. Ин Чжэн, правитель княжества Цинь, разгромив всех своих соперников, провозгласил себя первым императором объединенного Китая – Цинь Ши-хуанди. В 214 г. до н.э. войска Цинь нанесли тяжелое поражение хуннам и захватили их южные области. Шаньюй Тумань, не проявивший себя ни как политик, ни как полководец, в панике бежал на север в Халху. Гегемония хуннов в степи сразу же рухнула, и началось брожение среди народов степи, входивших до этого в сферу хуннского влияния. На западе резко активизировались юэчжи – потомки ариев, чрезвычайно воинственный народ, столетием позже создавший могучую Кушанскую державу13. На востоке племена дунху – предки монголов – воспользовались ситуацией и напали на хуннов. Тумань не смог оказать сопротивления и стал платить позорную для хуннов дань. Своего старшего сына Модэ он отправил заложником к юэчжам – возможно, для того, чтобы как-то обезопасить себя от удара с запада, но скорее затем, чтобы просто избавиться от нелюбимого отпрыска. Тумань не скрывал, что предпочитает младшего сына, которому он и планировал передать пост шаньюя после своей смерти.

Дальнейшие события подтвердили, что заложничество Модэ было именно хитрой уловкой шаньюя, стремившегося избавиться от своего слишком честолюбивого и талантливого сына. Вскоре Тумань, совершенно не заботясь о его безопасности, а может быть и желая его смерти, совершает нападение на юэчжей. Однако Модэ обманул свою стражу, похитил у юэчжей коня и, вырвавшись из плена, вернулся к отцу. Он, несомненно, знал об отцовском предательстве, но ход Модэ оказался оправдан. Под давлением общественного мнения степняков, восхищенных удалью смельчака, Тумань не только побоялся расправиться с сыном, но и дал ему в управление тумен (тюмень), то есть десять тысяч воинов. Модэ прекрасно понимал, что, пока жив отец, ему самому всегда угрожает опасность. И, недолго думая, начал готовить ответный удар.

Свистящие наконечники стрел


Он стал обучать свою конницу по-особому: приказал всем пускать стрелы вслед за его специальной свистящей стрелой. Невыполнение этого приказа каралось смертью. Когда Модэ добился его четкого исполнения, он, чтобы укрепить дисциплину воинов, выпустил свистящую стрелу в своего любимого аргамака. Тем, кто пожалел великолепного коня и не выстрелил, он велел отрубить голову. Вскоре Модэ направил свистящую стрелу в свою красавицу-жену; многие в ужасе опустили луки и тоже были безжалостно казнены. Затем он пустил стрелу в коня своего отца. Теперь уклонившихся уже не было. И тогда, во время совместной охоты с шаньюем, Модэ пускает свистящую стрелу в своего отца. Ежика видели? Занавес опускается, Модэ становится шаньюем.

Воспользовавшись общим замешательством, новоиспеченный шаньюй расправляется с братом-конкурентом, мачехой и теми старейшинами, которые попытались противиться перевороту (тоже, видимо, не без помощи свистящей стрелы). Остальные смирились – кто-то из страха, а кто-то из искреннего восхищения хитростью и решительностью Модэ.

Хунны простили новому шаньюю тяжкий грех отце-и братоубийства в том числе и потому, что многие из них понимали, что в это тяжелое время, когда встал вопрос о самом существовании народа, только такой смелый, жестокий и волевой человек имеет шансы на успех в борьбе с ополчившимся на хуннов множеством врагов. И Модэ оправдал их надежды.

В том же 209 г. до н.э. дунху решили воспользоваться междоусобицей среди хуннов и потребовали не только дани, но и передачи им части хуннских земель. Многие старейшины хуннов, страшась мощи восточных соседей, советовали откупиться. Модэ не стал протестовать против тяжкой дани (между прочим, осмелевшие дунху потребовали даже любимую жену шаньюя), но по земельному вопросу занял непримиримую позицию. – «Земля есть основание государства, как можно отдавать ее?» – резко высказался он и отрубил головы всем трусливым советчикам. После этого он двинулся в поход на дунху и наголову разгромил их так, что те в страхе бежали кто куда и с тех пор никогда уже не составляли единого народа, разделившись на три племени: ухуань, сяньби и тоба. Затем, не распуская армию, Модэ отправился далеко на запад и нанес поражение не ожидавшим нападения юэчжам. Они, впрочем, с этим не смирились, и война юэчжей и хуннов превратилась в затяжную, завершившись окончательной победой хуннов уже при сыне Модэ.

1.Главные элементы исторической концепции английского историка Арнольда Тойнби. Его теорию иногда так и называют «теорией Вызова и Ответа».
2.Ильхан – «звездный хан». Так называлась монгольская династия, основанная внуком Чингисхана Хулагу и правившая в Иране с 1256 по 1353 год.
3.О возможных значениях слова Чингис см. ниже, в гл. 6.
4.ab ovo – «от яйца» (лат.), т.е. с самого начала.
5.Номадизм – кочевое или полукочевое скотоводство, при котором скот (а вместе с ним и люди) переходит от пастбища к пастбищу по мере их опустошения.
6.Города-государства Мохенджо-Даро и Хараппа.
7.Заметим, что уникальность сделанного ариями подчеркивает тот факт, что в абсолютно сходных природных условиях прерий Северной Америки и южноамериканской пампы индейцы не обратились к номадизму, оставшись охотниками и собирателями. Производящее скотоводческое хозяйство кочевого типа не было открыто ими, и потому даже через двести лет после прихода европейцев прерию не населял никто, кроме животных.
8.Стоит напомнить, что вопрос об арийском происхождении и дальнейшем распространении номадизма остается спорным, и в данном случае представлена авторская версия решения этой сложной проблемы.
9.Отстранение в Китае от власти династии Шан-Инь и воцарение династии Чжоу.
10.Pax Sinica – «Китайский мир», по аналогии с Pax Romana – «Римский мир».
11.К арийской (европеоидной) группе относились хорошо известные археологам динлины, населявшие Прииртышье и Северное Семиречье.
12.Сыма Цянь, китайский историк, переводит этот титул как «величайший». Но до Модэ более верным был бы перевод «высший в совете», т.е. в совете старейшин хуннских родов.
13.Современные историки определили, что китайское название «юэчжи» соответствует арийскому племени кушан, которое во II в. до н.э. разгромило Греко-Бактрийское царство, а к I в. н.э. создало могущественную Кушанскую державу – одну из четырех великих империй того времени (остальные – Рим, Парфия и Ханьский Китай).

Genres und Tags

Altersbeschränkung:
6+
Veröffentlichungsdatum auf Litres:
17 März 2011
Schreibdatum:
2010
Umfang:
521 S. 69 Illustrationen
ISBN:
978-5-227-02115-1
Download-Format:

Mit diesem Buch lesen Leute