Больше вопрос о новой столице Руси в Переяславеце никем и никогда не поднимался. Чтоб потом никакому умнику не пришло в голову писать о Переяславецской Руси.
А Болгария с минимальными затратами и почти без потерь была спокойно аннексирована Византией.
Коварство победило безрассудную храбрость.
От Святослава осталось три сына:
– Ярополк Святославич, князь Киевский;
– Олег Святославич, князь Древлянский;
– Владимир Святославич, князь Новгородский.
Все они, по сути, как и их погибший отец, являлись князьями-воеводами, командующими сильными дружинами, собранными по всему Северу. Там были и славяне, и скандинавы, и самые разные пришлые «джентльмены удачи».
Но вообще список князей, претендующих на то или иное княжение по «лествичному праву», далеко не полный, да и княжеских столов в то время было значительно больше. Но мы, к сожалению, уже никогда не узнаем имён от остальных «языческих» линий, которые с приходом официального христианства были безжалостно вычеркнуты из истории или сознательно понижены в звании.
Косвенно известным стало только имя некого Рогвольда, князя Полоцкого, чью дочь, 12-летнюю Рогнеду, Владимир Святославич изнасиловал на глазах братьев и родителей, явно в назидание – не хотела девушка выходить замуж за сына рабыни. Потешил, так сказать, свою уязвлённое самолюбие, а затем приказал всех родственников умертвить.
Сам Владимир (по излишне стыдливым уверениям историков) только лишь «в пагубном язычестве» изредка увлекался человеческими жертвоприношениями и прочими «нехорошими излишествами». Хотя тут всё достаточно прозаично.
Он просто, но кардинально решал проблемы с лишними претендентами-наследниками. И «рубил концы», не заботясь о приличиях и не задумываясь о нежной психике своих романтичных потомков. По принципу: «Должен остаться только один!»
К 977/978 году он действительно стал наиболее сильным из всех князей, правящих различными регионами Руси. А далее продолжил заниматься тем же, что и его предшественники: покорял, обкладывал данью и успешно сбывал дань в Византию.
Власть его была устойчивой, войско сильным, а достойных конкурентов … не осталось.
Вот что было сказано про Владимира Святославовича в Истории Русской Церкви (1868) Макарием (Булгаковым), Митрополитом Московским и Коломенским: «В то и другое царствование по особенному устроению Промысла Россия вся почти непрерывно находилась под властию одного государя, хотя ещё с самого начала в неё введена была так называемая система уделов. Оба эти монарха пользовались величайшим уважением в глазах своих подданных и имели на них сильное нравственное влияние. Внутреннее состояние России и внешние отношения её к другим государствам были тогда гораздо лучше, нежели во весь последующий период её древней истории».
Если бы Владимир Святославович продолжил жить по заветам предков, то к старости он бы вполне мог накопить достаточно сил и во всём превзойти своего отца. А современные упоминания про татаро-монголов просто бы померкли на фоне рассказов о завоеваниях Великой Руси. Но это опять сослагательное наклонение.
Вот только Владимир Святославович не прошёл испытания «медными трубами». Византия купила его «с потрохами», причём даже больше лестью, чем дарами. В обмен за внешнее почитание, он откровенно загубил свою молодую империю. По сути, он стал последним князем единой Руси.
Уже положение Ярослава Мудрого – сына Владимира Святославовича стало очень шатким, а Русь стала распадаться.
А ведь как всё хорошо начиналось!
Русь достаточно быстро усиливалась. Каждый старший князь к концу своего правления устраивал «поход походов», и с каждым разом эти походы становились масштабнее:
– 913 Олег устроил резню в Арране и Ширване с помощью 20.000 воинов;
– 944 Игорь устроил резню вокруг Константинополя силой 20.000 воинов;
– 971 Святослав чуть не захватил Болгарию, граничащую с Константинополем силой 30.000 воинов.
Владимир, с учетом союзников, уже мог выставить до 40.000 воинов.
А вот «великий» Византийский император Василий II Болгаробойца в ключевом сражении у Траяновых ворот (986), а потом и в битве на Клейдионе (1014) смог выставить менее 10.000 воинов.
Да и территориально Русь росла с каждым годом. Население её тоже увеличивалось, во многом (как это не удивительно) благодаря всё тем же христианским миссионерам. Такой вот сопутствующий эффект.
Владимир «Великий»
В 986/987 году Византийская империя «неожиданно» выказывает своё самое «искреннее» уважение и радушно предлагает Владимиру Святославовичу руку царевны Анны, родной сестры императоров Василия и Константина.
Если исходить из языческих представлений, князя Владимира Святославовича поднимали на один уровень с императорами тысячелетней империи Ромеев, которая своим величием поражала не только современников, но и их потомков. Даже спустя долгие и долгие века после своего исчезновения.
Только представьте – стать братом императоров и быть равным Августам!
И такая невероятная «удача» выпала потомку тех, кто всеми силами добивался права наняться в имперскую армию и мечтал хоть слегка прикоснуться к роскоши Византии (просто полистайте договоры 911 и 944 годов).
Перед носом малообразованного, но чрезвычайно сильного дикаря помахали сверкающими перспективами и он… купился. Да и не мудрено, если всего за десятилетие до этого какая-то Рогнеда, дочь малозначимого князя Полоцкого, отвергла его притязания. Рылом, пардон, родом видите ли не вышел ей этот сын рабыни.
Анну Византийскую, которую «сосватали» Владимиру, величали как «наиболее прекрасную, обольстительную и утонченную женщину своего времени, одинаково выделявшуюся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью».
Трудно не поверить византийскому историку Льву Диакону, написавшему такое в 980-е годы. А уж последние её качества прямо как «лыко в строку».
Тут требуется небольшое отступление.
В дальнейшем монахи-хроникеры Руси пытались «найти» причину тому, зачем гордый и доблестный Ромейский (Византийский) Басилевс пошёл на поводу у безродного варвара с Руси. И даже отдал за него свою единоутробную сестру. Были высказаны две основных версии:
– в 988 году Русь привела войско под стены Херсонеса (современный Севастополь) и, грозя оттуда Константинополю, заставила того пойти на уступки;
– Византия в 987 году заключила союзнический договор для подавления мятежа Варды Фоки94 и уже в 988-989 Русь участвовала в его подавлении.
Только вот обе эти версии не выдерживают никакой критики.
Русь действительно привела «войска» под стены Херсонеса, крестилась и забрала царевну, как и было согласовано сторонами ещё за год-два до этого. А теперь вспомните, что отец Владимира всего 16 лет до этого пришёл под стены Константинополя, но тогда никто и не подумал предлагать ему ничего более ценного чем золото. Так что присутствие Владимира в провинции, отделенной от Константинополя морем, никак не могло угрожать империи. Тем более серьезно.
Русь действительно помогла Византии в 989 году при разгроме мятежа Фоки. Можно назвать это родственной помощью, но с учетом того, что такую помощь Русь оказывала Византии постоянно (за деньги) в течение всего Х века, а русские наемники воевали за Византию во всех её более-менее серьезных войнах, то эта версия еще более притянута за уши.
По богатству Византийская империя находилась на недосягаемой высоте, а Русь всегда была чрезвычайно охоча до золота.
Просто за незабвенную Анну Византийскую у Владимира Святославовича попросили взамен сущую малость. Так, безделицу.
Признать христианство государственной религией всей Руси.
Ну, а чтобы всё получилось «хорошо и правильно», «старшие товарищи» были готовы направить нужное количество византийских «духовных лиц» делопроизводителями. Да, а чтобы местная чернь не заартачилась, назначить их официальными чиновниками.
Пустите козлов в огород и будет вам по осени небывалый урожай…
В 987 году Владимир принял это предложение. На совете бояр он официально озвучил своё решение о крещении «по закону греческому». Вот как это отражено в «Повести временны лет»: «В лѣто 6495. (987) … Отвѣщавъша же боярѣ и рѣша: «Аще лихъ бы законъ грѣчкый, то не бы баба твоя Олга прияла кресщения, яже бѣ мудрѣйши всих человѣкъ». Отвѣщав же Володимѣръ, рече: «То кде кресщение приимемь?». Они же рѣша: «Кдѣ ти любо.»95
Византийские же хроники это эпохальное событие в массе своей откровенно проигнорировали. Только в двух из них есть хоть какое-то упоминание об этом «эпохальном событии». В «Аноним Бандури» и «Ватиканской хронике» весьма сухо констатировали: «В году 6496 [988] был крещён Владимир, который крестил Росию». Там вполне обоснованно считали, что обращение Руси произошло столетием раньше.
Да и вообще, обращение в христианство было стандартной практикой Византии в отношениях с воинственными народами-язычниками. В IX веке попытки христианизации предпринимались в отношении Великой Моравии (862) и Болгарии (864-920).
Путём крещения правящей верхушки Византия стремилась закрепить язычников в своей сфере влияния и уменьшить опасность военных конфликтов на своих границах.
Вполне разумно и практично.
Цель очевидна – и Русь к себе понадёжнее привязать, а заодно сделать Владимира «вероотступником» в глазах остальных князей. А вообще желательно выставить его откровенным предателем. Это бы гарантировало многолетнюю смуту, обрушение властной вертикали и сосредоточение внимания Руси на внутренних проблемах, а не на внешних завоеваниях.
Недаром же политика Римской, а потом и её преемницы – Византийской империи по отношению к варварам коротко, но ёмко укладывалась в «Divide et impera». Противники должны быть «разделены», и заниматься своими внутренними междоусобицами, а империя должна гласно или негласно поддерживать все враждующие партии, чтобы те не мешали ей спокойно «властвовать».
Так, благодаря этому, кстати, вполне «рядовому» событию, между Русью и Византией был создан союз, продлившийся до 1040-х годов.
И вполне логично, что Русь со временем превратилась в бедного, раздираемого внутренними противоречиями, политического карлика под негласным внешним управлением.
Вот как Митрополит Московский и Коломенским Макарий описывал изменения в управлении Руси после крещения: «В первый период своей жизни Русская Церковь была как бы одною из греческих митрополий, подчинённых Константинопольскому патриарху, и находилась точно в такой же зависимости от него, как и все эти митрополии. Патриарх сам, со состоящим при нём Собором, без всякого участия со стороны русских князей и иерархов и избирал, и поставлял для России митрополитов, управляя чрез них Русскою Церковию, и притом избирал и поставлял исключительно из греков и, может быть, из южных славян, так что в числе 22 наших тогдашних первосвятителей мы не знаем ни одного, несомненно русского, который бы был поставлен самим патриархом.»
А уже в начале XII века среднеазиатский врач и историк аль-Марвази констатировал: «И когда они обратились в христианство, религия притупила их мечи, и вера закрыла им двери занятия, и вернулись они к трудной жизни и бедности, и сократились у них средства существования …»
В 988 году началось «тотальное» крещение Руси священниками, выписанными царицей Анной из Византии и Болгарии (уже входящей в Византию, за что особая «благодарность» Святославу Игоревичу). Одновременно священники становились делопроизводителями и, по сути, управляющими уделами Руси.
А вот само крещение проводилось настолько насильственно и безжалостно, что вызвало восстания в Новгороде и Ростове (исторических оплотах Рюриковичей).
Так начиналась эпоха новой христианской веры.
На Юге, в Киеве и его окрестностях с достаточно существенным христианским населением, крещение происходило мирно и не встречало какого-либо существенного сопротивления. Летописи о таком ничего не упоминают, несмотря на одновременное повсеместное уничтожение (языческих) культовых сооружений.
На Севере крещение уже носило все признаки гражданской войны.
На Северо-Западе (Новгород) и Северо-Востоке (Ростов) христианство насаждалось исключительно силой. При этом безжалостно и полностью уничтожались языческие капища и идолы, а сопротивлявшиеся подвергались массовым репрессиям.
Так в Новгород (990), основной центр Руси, а также главный политический, ремесленный, экономический и торговый центр Севера, который являлся оплотом язычества, прибыл византийский епископ Иоаким. И не один, а при поддержке армии во главе с воеводой Добрыней и тысячником Путятой.
Армия сгоняла население и принудительно его крестила. Что привело к массовым беспорядкам с участием тысяч местных ратников. И эти столкновения вызвали серьёзные пожары, последствия от которых даже сейчас видны при археологических раскопках.
Позднее киевляне, гордившиеся тем, что введение христианства прошло у них более или менее гладко, злорадно поминали новгородцам: «Путята крестил вас мечом, а Добрыня огнём».
В том же 990 году в Ростов (третий центр Руси), прибыли «мирные» греческие епископы. Гордо, без воинской поддержки. И были с позором изгнаны. Постоянная христианская кафедра появилась в тех местах только в 1070-х.
Отказ от крещения стал одним из факторов, ускоривших славянскую колонизацию Северо-Восточной Руси. Туда переселялись (бежали) наиболее стойкие приверженцы язычества из южных пределов.
Противодействие крещению со временем переродилось в сопротивление церковной и великокняжеской власти. Новое духовное учение, не получив поддержки на Севере, стало всё больше ассоциироваться с Киевом. Весь ХІ век князям пришлось «жестко» подавлять языческие мятежи на Севере.
Можно убедительно доказать, что Киев в 988 году действительно превратился из домена старшего князя, в столицу Руси. Вот только контроль над Севером был фактически утрачен.
Таким образом два из трёх основных центров Руси стали демонстративно дистанцироваться от Киева. Киев стал временной столицей Руси… без самой Руси.
При этом, сразу после «официального» крещения Руси, количество властвующих (феодальных) князей начало неудержимо расти. Чуть ли не в геометрической прогрессии. Резко усилились междоусобицы между ними, всё более поглощавшие все доступные ресурсы.
К 1015 году Владимир І, ставший уже «Великим» при жизни, если верить поздним «христианским» летописцам, мощным пинком постарался направить подвластное ему разношерстное племенное сообщество (вместе с охраняющими его князьями) в раннефеодальные отношения.
Уничтожение язычества и волхвов лишило наново реформируемую систему той реальной силы, которая, в значительной мере, ограничивала власть князей и заставляла их подчинятся единой вертикали власти.
Не надо забывать, что до этого на Руси веками поддерживалось беспрекословное повиновение выборным старшим. Несогласные или непокорные младшие безжалостно истреблялись, а благодаря многоженству никакого недостатка в «лояльных» княжичах никогда особо не ощущалось. Наоборот, имелся их постоянный переизбыток. В таких условиях выживали только самые сильные, безжалостные и авторитетные.
Именно из-за этого Владимир так и не смог завершить свои преобразования. Он стремился превратить Русь в централизованную монархию византийского образца – с единым императором, правящим исключительно по праву крови, при полной церковной юстификации (стремлении всячески оправдать абсолютно любые поступки правящего монарха).
Только вот не учёл он инерцию мышления своих подданных и особые интересы византийской церкви, которой никоим образом не нужна была сильная единая Русь.
Так что попытка Владимира изменить принцип престолонаследия и напрямую завещать власть любимому младшему сыну Борису (от Анны Византийской) вполне закономерно завершилась неудачей.
Хоть он предусмотрительно и зачистил всех своих родственников старшего поколения, но у него было множество своих собственных сыновей. А переход под новые правила отбрасывал их назад – к боярам. А они как-никак князья и гордые владыки крупных областей.
Только вот отец всерьёз настроился на «приватизацию» семейной собственности: что было общим, должно стать единоличным!
Как наиболее кратко и ёмко через много веков озвучит его французский коллега: «Государство – это я!»96
Ярослав Мудрый
Оценив для себя последствия ожидаемых родительских преобразований, Ярослав Владимирович, прозванный потомками «Мудрый» (будучи к этому моменту младшим князем в Новгороде), в 1010 году отказался отсылать часть своих налогов (дани) отцу в «столичный» Киев, а с 1014 года вообще решительно прекратил выплаты ежегодного урока (фиксированного размера дани) в две тысячи гривен.
В это время и его родной брат Святополк тоже стал одним из соучастников, но уже своего собственного заговора, готовившегося в Киеве, не только против своего отца, но и по отвращению Руси от «византийского обряда». Таким образом Святослав стал первым русским автокефалистом97. Сама по себе церковь и преимущества, получаемые от её деятельности, его вполне устраивали. Не устраивало только чрезмерное засилье византийских чиновников.
Но заговор был быстро раскрыт, а сам Святополк, вместе с женой и духовником, брошен отцом в поруб (темницу).
Это были только «первые ласточки».
Для того чтобы противостоять своим многочисленным и коварным родственникам, Ярослав стал усиливать свою младшую дружину скандинавскими наёмниками под командованием Эйсмунда98.
Вот только наёмники, откровенно маявшиеся вынужденным бездельем, стали творить бесчинства в Новгороде. Терпение у новгородцев лопнуло, и в одну ночь они взбунтовались, а всех свеев, попавшихся на пути толпы, забили до смерти.
Ярослав пришёл в ярость, но пообещал виновникам полное прощение. В знак примирения он созвал к себе представителей новгородской знати, и … расправился с ними особо изощрёнными способами.
И вдруг с этого момента Ярославу откровенно «попёрло». Словно нужные жертвы вовремя принёс Перуну (главному языческому богу, покровителю князя и дружины) – удачно «окропил красненьким».
И для него наступило время благоприятных событий.
Вначале его сильный и авторитетный отец, лично отправившийся для сурового усмирения своего очередного непокорного сына, неожиданно умирает в пути.
Потом печенеги, как с цепи скрываются, и нагло вторгаются в киевские пределы. А вся собранная против Ярослава армия, которую после смерти отца возглавил младший брат Борис, вынужденно поворачивается назад – отражать нападение.
Святополка, томящегося в темнице, в этот краткий период «безвременья», активно поддерживают бояре, ранее составлявшие его окружение в Вышгороде под Киевом. Он выходит на свободу и без особых затруднений вступает на временно «пустующий» престол. Вполне резонно, как старший из сыновей Владимира.
Борис (являвшийся, кстати, византийским «выдвиженцем») не менее неожиданно признаёт старшинство Святополка и отступает от Киева, со словами, что «не поднимет руки на старшего брата, ведь он после смерти отца займёт его место».
Тогда окрылённый Святополк, не откладывая важных дел в долгий ящик, принимается «зачищать поляну». В течение того же года (1015) им были планомерно умерщвлены три других его единокровных брата: Борис, муромский князь Глеб и древлянский князь Святослав.
После этого быстро и вполне успешно покоряет весь Юг.
И начинает очень осторожно ограничивать власть византийской церкви. Но при этом, он не предпринимая никаких особых гонений на саму церковь. Однако, даже за это его потом выставят самым непопулярным персонажем в православной историографии – Святополком Окаянным.
Воистину, нет пророка в своём отечестве.
Но именно эта осторожные игры с церковью его и подвели.
Для Византии вдруг неожиданно стал жизненно важен Ярослав, затаившийся в своих северных угодьях. Исключительно для соперничества со Святополком, таки решившим осуществить автокефалию.
Ярослав, при активной поддержке христианской церкови, сумел договорился с новгородцами (пообещав заплатить виру за каждого ранее убитого). Быстро собрал новую армию из остатков дружины Эйсмунда, объединив их с новгородцами.
И вступил в борьбу за власть со Святополком.
Последующие попеременные успехи в трёхлетнем братском соперничестве наёмных «интернационалов» – Ярослава с его скандинавско-новгородской дружиной и Святополка с польско-печенежскими войском – закончились полным разгром и последующей скорой смертью Святополка.
Последним, чисто потенциальным соперником, оставался только его брат Мстислав. В 1026 году Ярослав вновь собрал большое войско. Но вдруг передумал и неожиданно для всех решил прекратить «братоубийственные распри». И даже заключил мир.
Договорились «по-братски» поделить земли по Днепру. Левобережье осталось за Мстиславом, а правобережье за Ярославом.
Но предусмотрительный Ярослав, став через некоторое время великим князем Киевским, до 1036 года всё же предпочитал держать свою основную ставку в Новгороде.
Слишком хорошо он понимал всю шаткость своего положения.
Таким образом Западная Русь (Полоцк) перешла под династию Рогволодовичей-Изяславичей, а Юго-Восточная Русь (Чернигов, Переяславль, Тмутаракань) полностью подчинялась его брату Мстиславу.
В результате на «поделённой» Руси установилось многовластие разновеликих полюсов сил. Только вот исчезновение «довлеющих» языческих норм не позволяло однозначно разрешить данную проблему. Ибо больше не было условий, способной заставить князей подчиниться явно выраженной вертикали власти.
Тем более, что христианская церковь, наоборот, всеми силами изначально поддерживала исключительно «своих» православных князей. И именно устойчивая институциональная структура Церкви с её чёткой дисциплиной позволяла реализовывать эту поддержку достаточно эффективно. Игнорируя постоянно возникающие «конфликты интересов». Такой вот наглядный результат использования «мягкой силы» при divide et impera.
А это постоянно генерировало новые центры сил.
Князья уже больше не воспринимались как одно из сословий отдельно взятой общины. Теперь они встали и над сословиями, и над общиной. С христианством «восточного типа», княжеская власть стала всё больше обожествляться, а любые действия, направленные на её сдерживание, уже не встречали понимания церкви.
Кроме того, быстрый рост населения усложнил социальную структуру и усилил региональную знать. Вот ей, этой новой знати, для сохранения своего благополучия, требовались уже всё более крепкие связи между столом и боярами. И это не их причуда, а назревшая жизненная необходимость.
Теперь любой переезд княжеского двора на другое место (например из Новгорода в Киев) мог поломать всю устоявшуюся структуру хозяйствования и становился весьма обременительным для всех заинтересованных лиц. Начиная от самого князя, бояр как княжеских, так и столбовых, да и прочих приближённых дворян. И особенно Церкви, для которой весьма важно стало иметь предсказуемую локальную обстановку.
У местной знати, с ростом благосостояния, накапливалось всё больше ресурсов. Ей становилось значительно выгодней иметь «на месте» своего «правильного» князя, представляющего исключительно их собственные интересы и защищающего их исключительные права. А это стало вполне возможным, как только количество князей перестало регулироваться языческим рядами.
Так появилась и дополнительная нужда в новой церкви.
Это только первое время церковь весьма осторожно балансировала «между Сциллой и Харибдой»99. Во-первых, она тогда полностью зависила от доброй воли и фискуса князей (понятие «фиск» от латинского fiscus, буквально означало «денежный ящик», т.е. казну). Во-вторых, церковь находилась под прямым управлением Константинополя и управлялась византийскими епископами, для которых Византия являлась родиной, а Русь – исключительно туземной «проблемой».
Но времена постепенно менялись и жизнь «по понятиям» стала потихоньку «кануть в Лету».
После смерти Ярослава в 1054 году Русь была разделена, в соответствии с его завещанием уже между пятью сыновьями. Старшему Изяславу отошли Киев и Новгород; Святославу – Чернигов, Рязань, Муром и Тмутаракань; Всеволоду – Переяславль и Ростов; младшим, Вячеславу и Игорю – Смоленск и Волынь.
Каждый получил одну вотчину на христианизированном «надёжном» Юге, и одну вотчину на «почти-христианском» полуязыческом Севере, где общее недовольство было всё ещё сильно.
Развал Руси
Сыновья, после смерти Ярослава Мудрого в 1054 году сформировали некое подобие феодальной конфедерации100. Но тут схема престолонаследия по «лествичному праву», бывшая чрезвычайно эффективной для выживания при военно-родовом строе, в новых феодальных условиях стала создавать сплошные проблемы.
Началась длинная череда междоусобиц, в которых привычная регуляция численности князей не происходила, а их количество неудержимо росло.
К 1090-м ситуация стала вообще критической. Так Владимир Мономах после смерти отца (1093), великого князя Всеволода, мог занять киевский престол, но вынужденно уступил его Святополку по «лествичному праву». Чтобы затем его заново покорить, честолюбивому Мономаху пришлось пройти долгий путь: от князя Ростовского (1066-1073) к князю Смоленскому (1073-1078), Черниговскому (1078-1094), Переяславскому (1094-1113) и, наконец, старшему князю Киевскому (1113-1125).
Что подтолкнуло его к очевидной мысли, что настала пора перестать так мучаться и терять время, когда можно просто «оставлять престол в своём потомстве».
Это только раньше сила князя была в его дружине, а само княжество – исключительно источником содержания, где размер собираемой дани был фиксирован рядами.
Теперь на первый план выходила функциональная полезность «крышуемого» княжества. Что требовало помощи в его развитии и определённого вклада сил. А вот передача «своего» удела, уже «нагулявшего жирок», даже в руки горячо «любимого» родича – прямое усиление потенциального конкурента. Тут становилось более важным отхватить у соседа феод (жалованные земли) побольше.
Потребовался Любечский съезд101, где князья попытались договориться о прекращении распрей из-за уделов и хоть как-то сплотиться против половцев, регулярно разорявших Русь. Но в конце концов все остались на «жлобском» варианте: «каждый да держит отчину свою».
Тем самым был начат процесс создания региональных династий и обособление регионов Руси на отдельные, пока ещё временно союзные владения.
Уже в 1102 Владимиру Мономаху удалось не допустить замены своего сына Мстислава в Новгороде сыном Святополка, княжившего в Киеве. Это при том, что начиная с эпохи Вещего Олега – старший сын старшего князя княжил в Новгороде, готовясь к повышению на «тучный» Юг.
Несмотря на такие изменения, князей Киевских декларативно, хоть и ненадолго (1097-1134), стали снова признавать «старшими среди равных». При этом определение «равный» всеми воспринималось основополагающим.
Как это не анекдотично, но именно тут свою весомую роль несомненно сыграла «творческая» деятельность князя Мстислава Владимировича, сына Владимира Мономаха. В исключительно удачном редактировании «Повести временных лет».
Так впервые в русской истории своё влияние на княжеский социум оказала местная, хоть пока ещё хлипкая, но уже четвёртая власть.
Если Владимир Мономах до 1125 года реальной силой действительно подтверждал своё право называться не только великим князем Киевским, но и великим князем всея Руси, то Мстислав своим «литературным трудом» лишь создал фантом о декларативном единстве Руси с центром в Киеве, который развеялся с его смертью в 1134 году.
Стоит особо отметить, что Владимир Мономах действительно пытался сделать единую Русь с престолонаследием по византийскому образцу, где прямыми наследниками становились бы его старшие дети. Так его сын передал Киев своему брату Ярополку (1132-1139).
Но вот намерения последнего, отличного полководца, но весьма посредственного политика, поставили жирный крест на всех «передовых» начинаниях отца. Его неспособность определиться со своим преемником моментально вызвала невиданную грызню среди потомков Мономаха.
Те сразу вспомнили о лествичном праве. Заводилами выступали ростовский князь Юрий Долгорукий и волынский князь Андрей, но и остальных достаточно быстро затянуло в воронку междоусобной бойни.
Это окончательно добило Русь.
Сначала Новгород отложился от Киева и провозгласил «вольность во князьех», а затем и Полоцк объявил о своём полном отделении. Далее территории дробились и дробились. Каждая воспроизводила свою языческую систему правления, абсолютно непригодную для феодализма, привнесённого из Византии.
Зато титул великого князя Киевского в основном, из-за расположенной там кафедры митрополита, да и благодаря известности «Повести временных лет», разошедшейся в списках, стал котироваться исключительно как достойный приз для сильнейших князей. Что-то вроде звания «хранитель святынь»102.
При этом политико-экономическое значение князя и княжества Киевского быстро снижалось.
Усиление удельных князей превратило Киев фактически в институциональный фантом. И не только внутри Руси, но и за её пределами.
Так, уже в XII веке великому князю Киевскому в Константинополе соответствовал скромный придворный титул стольника. Сама Киевская митрополия (территория, возглавляемая митрополитом) в Константинопольских диптихах занимала место в ряду последних: в древнейшем из них – 61-е, а в более позднем, составленном при Андронике II Палеологе (1306-1328), вообще 77-е место.
Такое вот подспудное падение значимости киевских князей – от равного императорам до лакея за чужим столом.
Кто бы что не утверждал, но для столицы Киев – однозначно проклятое место…
Послесловие
С 1136 года земли Руси пребывали в состоянии раздробленности, пока в 1486 году великий князь Московский Иван ІІІ (вот уж кто действительно Великий) провозгласил себя великим князем всея Руси (уж простите за вынужденную тавтологию) и начал завершать в Руси реформы Владимира «Великого», заменяя феодалов и удельные княжества на служилые сословия и наместничества.
Вот он сделал реально много, возвращая Руси её значение Х века, но уже в христианской версии.
В этом ему активно помогала и всячески поддерживала православная церковь, которая в 1448 году наконец избавилась от константинопольской опеки и стала работать на единую страну, а не во благо греческих (византийских) интересов.
К своей смерти в 1503 году, Иван ІІІ из семи земель Руси объединил в Великое княжество Русское половину:
– Северо-Запад (Новгород),
– Северо-Восток (Москва),
– восточную часть Юга [Северию] (Чернигов),
– Юго-Восток (Рязань).
А его сын Василий ІІІ в 1512 году добавил Центр (Смоленск).
Остались в составе Великого княжества Литовского: