Вот он снова, любимый город! Наконец-то судьба распорядилась так, что Щербаков вернулся сюда. Пусть не по своей воле, но вернулся. Будет служить здесь и уж теперь приложит все силы, чтобы здесь и остаться. Неважно, в армии или еще где, но остаться в городе, в который стремился с детства. Почему-то о плохом совсем не думалось, мысли были о новой жизни, совсем другой. О том, что волею случая он вырвался из скучного провинциального болота, оторвался от пропитанной креозотом железной дороги и перед ним открывается совершенно иная, наверно, довольно интересная перспектива.

Шагая по широким улицам Волгограда, Сашка ликовал в душе. Ему хотелось прыгать и танцевать. Он уже видел себя в новенькой военной форме с золотыми звездочками на погонах. Представлял, как он приедет домой и как все будут поражены переменами в его не столь примечательном до недавнего времени облике. Даже раскаленный полуденным июльским солнцем асфальт и жаркий ветер, пропитанный автомобильными газами, не могли омрачить его прекрасного настроения.

Желтый автобус, некогда собранный дружественными венграми, увозил радостного Александра от центра города к его окраинам, где располагался нужный ему мотострелковый полк. С детства этим же маршрутом он ездил к своей бабушке. Не доехав всего одну остановку, на которой он бесчисленное множество раз выходил, начиная с детсадовского возраста и заканчивая учебой в институте, Щербаков спрыгнул с подножки остановившегося «Икаруса».

Чуть дальше по шоссе начинались постройки депо узловой станции, вдали виднелись домишки частного сектора и кирпичная башня водокачки. Полуденное марево колыхалось над плавившимся от июльского зноя асфальтом. Сухой ветер поднимал пыль с обочин дороги и гнал её в сторону железных ворот воинской части, находившейся метрах в пятидесяти от остановки. Слева от ворот на бетонном пьедестале возвышалась «БМП» цвета выжженной солнцем травы с белыми окантовками по бортам и ободу колес.

По асфальтированной дорожке, переметаемой степным песком и источающей жар сковородки, Щербаков зашагал к контрольно-пропускному пункту полка. Он проклинал черные осенние полуботинки, надетые перед отъездом. «Надо было кроссовки обуть старые или сандалии», – думал Сашка, направляясь к спасительной тени КПП. Примыкая одной стороной к забору из бетонных плит, высилась будка контрольно-пропускного пункта. Из-под её основания выскочила дворняга, молча обнюхала штанину Сашкиных джинсов и, видимо, решив, что ничего вкусного не будет, трусцой возвратилась назад. Сверху из КПП за Щербаковым и действиями полкового пса без особого интереса наблюдал солдат. Достав из сумки очки, Александр разглядел на его рукаве красную повязку с трафаретной надписью белой краской «Помощник дежурного по КПП». Несмотря на испепеляющую жару, «помощник» стоял в бронежилете, зеленая каска на стриженной «под ноль» голове немного съехала набок.

– Где дежурный? – Щербаков снял очки и засунул в карман рубашки.

– Тебе зачем? – солдат нехотя перевесил автомат с одного плеча на другое. – Есть чё курить?

– Есть, дежурного позови, – Щербаков достал из заднего кармана немного помятую пачку «L&M».

Солдат скрылся внутри будки, через некоторое время в окне показалась заспанная физиономия старшего лейтенанта с алюминиевой бляхой «Дежурный по КПП» на груди. Замутненный послеобеденной дремой взгляд румяного офицера остановился сначала на черной сумке «СССР», затем перешел на изнывающего от жары Щербакова и вдруг резко стал осмысленным.

– Саня! Щербаков! Ты чего тут делаешь?! – лейтенант с широкой улыбкой бросился к дверям КПП и через мгновенье, выскочив через небольшую калитку к воротам полка, уже обнимал опешившего от такой быстрой смены событий Александра.

– Ты чё, не узнаешь? Вадим Круглов. Вадимыч. На кафедре же вместе учились! Ты какими судьбами? В армейку загребли? К нам направили? – Круглов сходу засыпал Сашку вопросами…

– Вадимыч! Бля, вот это встреча! – Щербаков в ответ кинулся обнимать Вадима, – Да загребли, к вам! Ты давно служишь?

– Да мне всего три месяца до «дембеля» осталось! А что, в какую роту? В танковый батальон хоть? А я дежурным по КПП сегодня. Чего у тебя в предписании написано?

Александр протянул документы Круглову.

– Супер! К нам! Только в какую роту, это комбат скажет. Пошли, я тебя провожу до нашего штаба, а ты давай рассказывай, как жизнь молодая, – Вадим распахнул небольшую железную калитку, сквозь её проём взгляду открылись строения воинской части. Радостный от неожиданной встречи, Александр подхватил сумку, и они вместе вошли на территорию полка. По дороге к штабу Щербаков вкратце рассказал о событиях своей жизни после окончания института. Бывшие однокурсники остановились перед крыльцом одноэтажной казармы, в ней располагался личный состав и штаб танкового батальона. Слушая про призыв и приключения последних дней, которые Сашка рассказывал с присущим ему юмором, Вадим от души хохотал. Его вечно румяное лицо сделалось красным, как перезревшие астраханские арбузы. Наконец успокоившись, Круглов подтянул ремень, на котором в кобуре висел армейский «ПМ» и, глядя в сторону дверей штаба, сказал: «Сейчас я тебя представлю комбату – майору Купцову. Ничего про него говорить не буду, послужишь, сам поймешь, что он за человек. Но смотри, держи с ним ухо востро. Как говорят: «мягко стелет, да жестко спать», – с этими словами он открыл дверь и жестом пригласил Александра внутрь.

Пройдя по узкому коридору с надраенными до блеска деревянными полами, они очутились перед деревянной дверью со стеклянной красной табличкой. На табличке желтели трафаретные буквы «Командир танкового батальона». Осторожно постучавшись, Круглов приоткрыл дверь.

– Разрешите войти, товарищ майор, – Вадим заглянул внутрь.

Свет пробивался в душное от июльского зноя небольшое помещение через окно, занавешенное старой газетой. На стенах висели стенды с графиками учебных занятий, боевых стрельб, изображениями танковых пулемётов ПКТ и НСВТ и еще какими-то танковыми принадлежностями. В углу стояли крашенный «под дерево» желто-коричневой краской сейф и деревянный шкаф с видневшимися через треснутое стекло картонными папками и книгами по ремонту и обслуживанию бронетехники.

– Ты какого хера тут делаешь, Круглов! Почему не на КПП? – за столом сидел небольшого роста коренастый офицер с черными, тронутыми едва заметной сединой усами и что-то записывал в тонкую тетрадку. Не поднимая головы, он продолжал строчить в тетрадь какие-то эпосы. На воротнике выгоревшего до желтизны, некогда зеленого танкового комбинезона, зеленели круглые эмблемы бронетанковых войск – что-то отдаленно напоминающее танки в обрамлении колосьев. Стриженная «под расческу» голова комбата уже сильно подернулась сединой, несмотря на то, что ему еще не было и сорока.

– Товарищ майор, к нам прибыл новый лейтенант для прохождения воинской службы, – Вадим за руку втащил внутрь Щербакова. – Мы с ним вместе в институте учились.

Рука комбата, бешено передвигающаяся по тетрадному листу, замерла на половине предложения. Цепким взглядом серых, чуть прищуренных глаз он оглядел стоящего посередине комнаты немного растерявшегося Александра.

– Круглов, кру-гом и на КПП шагом-марш! – не отрывая глаз от Щербакова гаркнул майор. – Мы тут без тебя разберемся, кто с кем учился.

Вадим, молча повернувшись, закрыл за собой входную дверь.

– Ну, докладывай, или забыл как? – Купцов продолжал буравить взглядом Александра.

– Товарищ майор, разрешите доложить. Лейтенант Щербаков прибыл для прохождения воинской службы! – отрапортовал Сашка. Много раз он произносил подобную фразу в уме, представлял ситуацию, при которой она будет сказана. И вот она, та самая ситуация.

– Во-о-о-т, – протянул Купцов. – А говоришь – не умеешь, – комбат приподнялся со скрипнувшего стула. – Гвардии майор Купцов Олег Геннадьевич, – и через стол протянул Щербакову руку. Несмотря на то, что особым ростом комбат не отличался, ладонь у Купцова была большая и мозолистая. При рукопожатии он, не отрываясь, смотрел в глаза Александра.

– Присаживайся, – комбат жестом указал на деревянный стул, стоящий перед его столом. – Значит так, гвардии лейтенант Щербаков, давай договоримся сразу, – Купцов опустил своё немного грузное тело на вновь скрипнувший стул и достал из ящика стола начатую пачку «Winston», – если ты на службе появляться не будешь, как некий лейтенант Атрепьев из второго взвода третьей роты, то звать я тебя буду «этот гондон Щербаков». Если же всё будет, как полагается, по уставу, – Купцов заглянул в воинский билет Щербакова, – буду звать Александр Николаевич. Договорились?

Ошарашенный такой постановкой вопроса, Щербаков произнес: – А кто такой лейтенант Атрепьев?

– Есть у нас такой «товарищ», тоже «пиджак». Сам из Волгограда. Вот уедет на выходные и месяц потом не появляется. Вот такой вот гондон Атрепьев, Александр Николаевич, – майор затянулся сигаретой и выпустил дым в закопченный потолок, – позорит звание лейтенанта. Гвардии лейтенанта! Полк-то у нас гвардейский, а это уже повод для гордости, товарищ гвардии лейтенант! Ну, теперь давай, рассказывай, кто ты и что ты, а я пока допишу кое-что, – Купцов вновь принялся за ранее прерванную писанину.

Выученное наизусть повествование Щербакова о том, кто он и каким образом попал в танковый батальон, медленно уплывало к потолку на кольцах табачного дыма. Комбат, изредка ухмыляясь или вставляя что-то типа «у какие суки», продолжал покрывать строчками тетрадные листы. Закончив свой рассказ, Александр молча стал разглядывать стены купцовского кабинета. Особо его удивил красный вымпел с изображением Ленина и золотившейся надписью: «Лучшему трудовому звену», невесть как оказавшийся в танковом штабе. Наконец майор поставил витиеватую подпись в своём произведении и, подняв глаза на Щербакова, как будто продолжая прерванный разговор, сказал: «Значит так, Александр Николаевич, в первой и второй роте не хватает по одному офицеру, а в третьей – двух, поэтому поедешь в третью роту. Находится она в Анисовке, в сводном танковом батальоне. Анисовка знаешь где? Вот. Командир роты там старший лейтенант Апраксин. Сегодня начальник штаба оформит тебя в третью роту, а завтра с документами туда, к Апраксину. Там, помимо кадровых, служат такие же, как ты, «студенты». Они тебе всё покажут и расскажут, а сейчас иди на вещевой склад, получи обмундирование. Пропуск я тебе выписал. Где склад, сейчас нарисую». Купцов вытащил из тумбочки чистый лист бумаги и схематически нарисовал путь от штаба до вещевого склада.

– Не знаю, кто там сейчас есть, – продолжил комбат, – скажешь, что ты вновь прибывший офицер и отдашь вот эту бумажку, там всё поймут и выдадут тебе обмундирование. Потом вернешься сюда за «военником» и документами. Сейчас должен начштаба с обеда прийти, он как раз всё оформит. Сумку можешь пока здесь оставить.

Послеобеденный зной заставил всех обитателей воинской части попрятаться в спасительную тень, и в поле зрения Сашки военнослужащих не наблюдалось. Комбат обладал весьма сомнительными художественными навыками, поэтому Щербакову удалось разыскать вещевой склад лишь с помощью случайно увиденного им солдата, пробегавшего мимо. Склад находился на задах части и представлял собой одноэтажное кирпичное сооружение с зарешеченными окнами и железной дверью. Александру пришлось долго стучаться, прежде чем ему открыл заспанный прапорщик с татарскими скулами и прищуренными глазами.

– Тебе чего? – позевывая спросил он.

– Мне обмундирование получить, – протянул листок с комбатовскими письменами Щербаков.

– Старший прапорщик Загинайлов в отпуске. Приедет, тогда получишь, – пытаясь закрыть дверь и широко зевая, ответил прапор.

– В каком отпуске? Мне завтра в Анисовку ехать. Я что, в гражданских штанах поеду?

– Через неделю приходи, получишь, как Загинайлов приедет, – с этими словами прапорщик захлопнул дверь перед растерянным Сашкой.

«Вот это армия, – подумал Щербаков, – вот это им людей не хватает», – с этими мыслями он вновь возвратился к дверям комбатовского кабинета.

– Товарищ майор, мне ничего выдавать не хотят, какой-то Загинайлов в отпуске…– Щербаков, чуть не плача от обиды, заглянул к Купцову.

– Вот морда узкоглазая! – с этими словами комбат набрал несколько цифр на стоящем на столе телефоне с гербом Советского Союза на диске.

«Зарифуллин, бля, это Купцов. Ты что мне тут молодых офицеров обижаешь! Человеку завтра в третью роту ехать! Выдай ему всё, что положено! Да меня не интересует твой Загинайлов. Потом я с ним сам разберусь», – с этими словами он швырнул трубку.

– Иди, сейчас всё получишь. Совсем на своём складе охерели! Иди, Александр Николаич.

Ободренный словесным поединком Купцова и Зарифуллина, в котором вроде бы как победил Купцов, Щербаков, по уже известному пути, вновь отправился к дверям вещевого склада. У его дверей стоял прапорщик и нервно курил сигарету.

– Я ж тебе говорю, Загинайлов в отпуске на неделю, ключ мне от основного блока не отдал, я тебе щас где что искать буду? – ещё издали начал он. – И комбат ваш – чуть что, сразу орать. Ладно, заходи, – он открыл железную дверь в спасительную прохладу.

«Военная форма, камуфлированная, нового образца, один комплект. На размер больше, ну это не страшно, рукава подвернешь «под локоть», а к осени твой размер найдем. Сейчас нет. Вот планшет, новый. Ремни офицерские и «берцы» кончились, извини. Если срочно надо, купи в «Военторге», или через месяц приходи, – прапорщик не спеша ходил по складу и отыскивал на полках нужные аккуратно разложенные по комплектам вещи. – Кепка полевая, одна. Вот четыре звездочки и кокарда. Так, нательное белье – два комплекта, трусы черные – двое. Комбинезон танковый зимний – один, и размер как раз твой. Две футболки, две майки. Вроде всё. Распишись в накладной и привет комбату», – с этими словами он протянул акт приема-передачи, в котором, как заметил позже Сашка, ремень офицерский и «берцы» всё же значились.

С охапкой новых вещей, пахнувших нафталином и кожзаменителем, он вновь отправился к дверям штаба танкового батальона. У казармы Щербакова поджидал чернявый, коротко стриженный капитан. Солнце отражалось в его начищенных до зеркального блеска берцах. Форма тщательно отутюжена, обшита нужными и ненужными армейскими нашивками, в довершение, на рукаве красовался шеврон с девизом «Если не мы, то кто» и вышитой шелковыми нитками волчьей головой – эмблемой полка. Роста он был невысокого, в крепко сбитой фигуре угадывалась офицерская выправка.

– Саша, здорово! Ну чё, всё выдали? – капитан с порога обратился к Александру, как будто знал его уже лет сто. – Гвардии капитан Кукушкин, можно просто Эдик, – не дожидаясь ответа, он протянул Щербакову руку. – Начальник штаба танкового батальона. Я там на тебя уже все документы оформил, пойдем, сейчас тебе все бумаги отдам, и завтра можешь валить в Анисовку. Там найдешь командира роты Апраксина, «старлея», он тебя представит взводу и вперед. А там по ходу пьесы разберешься, что-как. Ты щас куда?

– Вещи заберу и к бабуле заеду, – ответил Александр.

– Бабуля далеко живет?

– Да тут минут десять пешком. А на чём до Анисовки добираться? – Щербаков был удивлен такому простецкому обращению.

– На электричке, в семь утра поезд, как раз к утреннему построению доберешься. Проводник подскажет, где выходить.

Ворох новых вещей был с трудом запихан в сумку, зимний комбинезон, перетянутый обрывком шпагата, в сумку не поместился. Щербаков расписался в каком-то журнале, который ему сунул Кукушкин, за технику безопасности, взял протянутые комбатом военный билет и сопроводительную записку. – Разрешите идти, товарищ майор, – обратился он к Купцову.

– Иди, Щербаков, иди. – комбат заговорщицки посмотрел на Сашку. – Ну, мы договорились, Александр Николаич, – утвердительно сказал он. – Гондоны пусть дома сидят.

– Армейского тебе счастья, – протянул руку Кукушкин, прощаясь.

С заметно потяжелевшей сумкой Щербаков направился к контрольно-пропускному пункту. Хотел поговорить об армейской жизни с Кругловым, но его на месте не оказалась, видимо куда-то отлучился. На прощание дежуривший на КПП солдатик «стрельнул» у Сашки сигаретку и вновь с тоскливым видом уставился за периметр части.

Жара была в самом разгаре, а автобуса, как назло, ни одного. «Тут идти-то одну остановку», – подумал Щербаков и, повесив на плечо раздувшуюся от обновок сумку с притороченным сверху неё комбинезоном желто-горчичного цвета, побрел по обочине в сторону поселка. Не пройдя и сотни метров, он услышал за спиной рёв дизельного двигателя, сопровождаемый протяжным воем автомобильного клаксона. Из ворот части, громыхая на асфальтовых выбоинах, выскочил зеленый армейский «Урал» и лихо вырулил на трассу. Проезжавшая мимо старая «копейка» испуганно метнулась в сторону. Набирая скорость и извергая клубы черно-сизого дыма, он устремился в направлении железнодорожной станции. «Урал», проскочив мимо, обдал Сашку смесью выхлопных газов и степной пыли и, заскрипев тормозами, резко остановился, прочертив по асфальту две черные полосы. Запах дизельного топлива сменился смрадом жженой резины.

– Саша, брателло! Садись, подвезем! – из приоткрытой пассажирской двери с белыми буквами «ТБ» высунулся Кукушкин. Щербаков вновь был удивлен таким панибратским отношением. Поправив сумку, он полез в кабину, в которой помимо Кукушкина находился еще один капитан с петлицами бронетанковых войск и солдат-срочник с круглым розовощеким лицом.

– Да тут места нет, – Александр в нерешительности завис одной ногой на подножке.

– Всё есть! Круглов, бля, давай двигайся! Расселся! – Кукушкин прикрикнул на водителя. Розовощекий сделал движение тазом, изобразив, что он двигается. Сидевший рядом капитан придвинулся к нему еще ближе, к капитану притиснулся Кукушкин и втащил внутрь Щербакова. Со второго раза дверь захлопнулась. Машина заскрежетала коробкой передач и, дернувшись от резко отпущенного сцепления, вновь стала набирать скорость.

– Мне тут идти осталось пять минут, – Сашка пытался как-то умоститься на сиденье, не предназначенном на такое количество пассажиров. Сумка с комбинезоном тоже были тут явно лишними.

– Ну ты чё, Саша, мы же офицеры! Мы же должны помогать друг-другу, – на лице Кукушкина изобразились обида и возмущение. – Кстати, знакомься, капитан Холодцов Олег, командир первой роты, – он кивнул в сторону офицера, придавившего розовощекого Круглова к водительской дверце. – А это Шумахер Круглов, да, Шумахер? – Кукушкин попытался дать подзатыльник водителю.

– Не родственник Вадима? – спросил Сашка.

– Нет, однофамилец, – Кукушкин безуспешно попытался достать из нагрудного кармана сигареты.

– Слушай, Сань, тут такое дело, – капитан Кукушкин как-то нерешительно замялся, – нам с Холодцовым медали вручили, учения у нас месяц назад были дивизионные, слышал может? Ну может, телек смотрел, показывали. Короче, денег нет, а обмыть надо – армейская традиция. Займи, сколько можешь, с получки отдам.

Стало понятно, что вся эта «офицерская взаимопомощь» – просто примитивный развод на деньги, но вот как-то сказать после такого «дружеского» отношения Кукушкина, что денег нет, Александр не мог.

– Ну хорошо, до получки, – вынимая две мятые купюры из кармана, Щербаков уже мысленно попрощался с ними навсегда. Практически через минуту «Урал», скрипнув тормозами, остановился у остановки. Сашка буквально вывалился из кабины на замусоренную шелухой от семечек и сигаретными «бычками» автобусную остановку.

– Мож, с нами, по сто грамм? – Кукушкин высунулся из дверного окошка.

– Не, спасибо, – и Александр зашагал в сторону дома бабушки.

– Как знаешь, – Кукушкин хлопнул по зеленому боку дверцы с белыми буквами «ТБ», – погнали, Шумахер!

Визит Сашки для его бабушки Прасковьи Ильиничны оказался полной неожиданностью – домашнего телефона у неё не было, а сотовые, или «мобилы», как их тогда называли, имели только бандиты или «новые русские» бизнесмены, что в принципе одно и то же. Поэтому мама не могла позвонить бабушке и сообщить ей «радостное известие», что внука забрали в армию. Увидев Александра на пороге старенького, но добротно сделанного домика, его большую черную сумку с торчащей из неё военной амуницией, бабушка Паша сразу всё поняла. Щербакову долго пришлось успокаивать её, отпаивать валерьянкой и убеждать, что служить он будет совсем близко. Убеждения Сашки на бабулю особого влияния не произвели. Она охала и причитала весь день, который плавно перекатился в теплый июльский вечер.

Из балки повеяло долгожданной прохладой, смешанной со степными запахами чабреца и полыни. Щербаков забрался на крышу маленького сарая, сделанного когда-то дедом из напиленных на доски железнодорожных шпал, отчего запах степи чуть заметно перебивался не выветрившимися за долгие годы нотками креозота. Сашка долго смотрел, как остывающее красное солнце медленно скрывалось за безбрежным горизонтом приволжской степи. За его спиной небо стало почти черным. Самые яркие звезды, какие могли побороть свет разгорающегося городского зарева, проступили на тёмно-фиолетовом небосклоне. Тишина и покой окружали Щербакова. Лишь изредка издалека доносились гудки тепловозов и колёсный перестук вагонов со станции. Ленивый лай собак и стрекот тысяч сверчков только приятно дополняли эту умиротворенность. Ветра практически не было, и дым сигареты медленно уплывал в сторону едва показавшейся серебристо-желтой луны.

«Ну что же, нужно переходить к самому главному», – ловко выщелкнув окурок в сторону скрывшегося за горизонтом солнца, Щербаков спрыгнул с крыши сарая и направился заниматься основным – а именно, прикреплением звездочек к погонам и кокарды. Вот они, четыре звездочки цвета хаки. Таким занятием он занимался первый раз в жизни, поэтому долго выбирал места, где проколоть дырочки. Наконец звездочки были вставлены в проделанные отверстия, усики, с помощью которых они крепились, разведены в стороны. То же самое Сашка проделал с кокардой на горчичного цвета полевой кепке. Щербаков облачился в «комок», повесил через плечо планшет и подошел к старому довоенному трельяжу с большим зеркалом: «Да, размерчик-то несколько большеват. Закатаем рукава – уже лучше. Штаны спадают? – подвяжем тесемки по бокам. Кепка великовата, а мы внутри шнурок подтянем, размер уменьшим. Чего-то всё-таки не хватает… Ну берцы ладно, не так страшно, а вот офицерский ремень, вот это да, без него форма не смотрится. Запихать куртку в штаны – не знаю, можно ли так, а наружу без ремня – ну вылитый военнопленный. Одно радует – лейтенантские звездочки! По две штуки на каждом плече! Сейчас прийти на работу – никто не узнает. Ладно, думаю, с ремнем разберемся завтра», – Щербаков снял с себя всё военное облачение и принялся разглаживать утюгом все складки и замятости, образовавшиеся в результате длительного хранения на воинском складе.

Поужинав и поставив будильник на пять утра, он долго не мог уснуть. Сон не шел, перебиваемый мыслями о событиях сегодняшнего дня и бабушкиными причитаниями из соседней комнаты.