Buch lesen: «Гагенпоппен. Сказки для подсознания»
ГАГЕНПОППЕН. СКАЗКИ ДЛЯ ПОДСОЗНАНИЯ
Я, Иван Факов…
Весь в панических атаках,
Сам с собой увязший в драках,
Велкам посмотреть.
Втихаря загнавшись в угол,
Извиваюсь, словно угорь,
Четвертью мне треть.
Полупуст и полуполон,
От своих душевных стонов
Глохну не спеша.
От вегетодистонии
До сосудоастении
Прочь спешит душа
Улица Верности
Атаковать паническую атаку. Да, пожалуй, это и есть основной навык, освоенный мной за долгие предпоследние годы. Знаешь, если честно, то меня преследует навязчивый страх, внезапно меня не станет, и я не успею дописать-опубликовать всё мной когда-либо задуманное. А ведь где-то у родителей на антресолях до сих пор так и хранятся не расшифрованные магнитофонные кассеты с моими ранними песнями, которые так любят в виде флэшбэков кусками навещать мою память. Хотя кто сейчас знает, что это такое – магнитофонные кассеты?
Я всё так же живу по Шопенгауэру и чищу себя под Ницше. Счастливо от того, что, как собака, предпочитаю ничего не знать о своей смерти, для чего намеренно не хожу по врачам. Не потому, что хочу заболеть и умереть, просто не хочу знать, исключаю даже малейшую возможность зримо ограничить свои дни. Хотя да, как сказал один поэт: сердце тук-тук, и время тик-так. Ощущаю это по себе уже на чисто физиологическом уровне, во снах меня с настойчивой периодичностью посещают покойники и покойницы, с которыми я постоянно куда-то еду и даже не только, но под конец наши пути как-то расходятся. Пока что. А посему другого выхода, кроме как потихоньку поспешать, у меня нет. Останов – это смерть. А слов о смерти не знает никто. Впрочем, как и паролей-явок от моих аккаунтов, где кипит мой перфекционизм, и от его пара я понимаю, что где-то уже и исписался. Пора меняться? Но, судя по популярности моих книг, теорию последнего идиота, которому не находится покупателя даже под закрытие книжной ярмарки, собой я оправдал давно и сполна.
Народная мудрость гласит, что человек обычно меняет себя по двум причинам: кто-то входит в его жизнь и кто-то выходит из неё. В общем, во всём виноваты дверь и сопутствующий её повороту на скрипящих от долгого неиспользования петлях сквозняк. Именно он, а не этот мифический кто-то, шаробобящийся туда-сюда, несёт собою ветер перемен. Сквозняк – он же ведь что? Простуда! Особенно, когда человек постоянно сидит за закрытыми дверьми в своей жизни-оранжерее. Ну, и дверь конечно же. Дверь должна закрываться. Отгораживать от внешнего мира есть её главное функциональное предназначение.
«Двери закрываются. Следующая остановка – улица Верности». Из дребезжащего пятьдесят первого трамвая, шедшего в ночи от Финляндского вокзала до Пискарёвки в самом начале далёкого, одна тысяча девятьсот девяносто третьего внезапно зазвучало:
Мы потерялись во снах,
Мы утонули во мгле.
Мы растворились в домах,
Всё дело только в вине.
Мы пьём всю ночь напролёт,
Мы пьём отчасти весь день.
Здесь невозможен уход,
Мы здесь похожи на тень.
О, Питер, город тоски,
Нам находиться здесь в лом.
Нам от тебя не уйти
И не вернуться облом…
Мы заблудились во снах,
Мы потонули во мгле,
Мы затерялись в домах,
Мы топим боль лишь в вине.
О, Питер – город тоски,
О, город вечной тоски.
Странно, я думал, что уже навсегда забыл эту написанную той холодной зимой песню. Да вообще память – довольно странная штука! Панковская. Моргенмуффельная. Впрочем, кто из нас без греха? Кто без окон, без дверей, полна жопа огурцов?
Из нас двоих, ехавших в том «противнике», в живых остался только я один. Тогда мы проехали свою остановку и пешком дошли до Богословского. Зашли на могилу к Цою. Горшка тогда туда ещё не положили, хотя тогда мы ещё и не знали, кто такой Горшок. Да и сейчас я смутно это представляю. Летов ещё только начинал своё движение в национал-большевизм, а мы уже направлялись в сторону Москвы. Уже не помню на чьей кухне, приютившей нас по пути на вокзал, я впервые пел эту написанную в трамвае по дороге в Пискарёвку песню. Все вокруг снисходительно улыбались, а ты подпевал. Даже несмотря на своё вечно хромающее чувство ритма. Больше я её почти и не исполнял… Потом плацкарт в одном вагоне с каким-то оркестром, выменянные на остатки взятой в дорогу палёной, как оказалось, водки сигареты…
– Сплю, простите, суда́рь, да и мне не мешайте!..
Убирайтесь, прошу Вас! Захлопните дверь!
Ладно, стойте пока, только кофе подайте…
Но в любовь я не верю… – На сегодня поверь!..
Первым атаковать паническую атаку. Купировать купаж. Присниться сонному параличу. И деградация начинает деградировать. Спи спокойно, старина! Путь свободен, впереди ни одного охранника. Твой рок-н-ролл в моих венах. Деградация деградировала, деградировала и выдеградировала.
Чёрный хлыщ
Говорят, злой я. И пошлый. И глупый. И глупостями занимаюсь. И никому не верю. Да, я – важный телефонный звонок в самый разгар нерукоприятственного секса! Я – черный хлыщ! У каждого поколения свои кумиры. Но что способны сделать вы, не отрывая жопы от дивана?
Если попытаетесь обратить меня в свою веру, с большей долей вероятности вы предпочитаете миссионерскую позицию. Скажете: «Лучше маленькими шажочками идти на вершину, чем со скоростью в бездну»? «В бездну не идут, в бездну падают. Тут уже шажочки не в счёт – сколько ногами не семени, не взлетишь», – срезонирую в ответ я. «Для летать нужны крылья», – попробуете найтись вы. «Зачем крылья, самолёт вполне сойдёт», – оборву полз вашей мысли я и немедленно направляюсь в аэропорт. Лететь куда глядят глаза, лишь бы вас они больше не видели.
Хотя и меньше тоже. О, эта внутренняя свобода! То «чего на белом свете и вообще не может быть». И дело здесь совсем не в социальном образе жизни. Общественное сознание – оно на то и общественное, что на туалет или транспорт похоже. Всякая взаимная привязанность начинается с потрясающей иллюзии, что вы одинаково думаете обо всем на свете, и заканчивается бегом трусцой за уходящим автобусом. Никогда не буду бежать за человеком, помахавшим мне рукой. Нет, не из-за того, что корона упадет, хотя это тоже неприятно. Автобус в соответствии с расписанием подойдёт следующий, новые общественного назначения люди аналогично. Просто я не люблю бегать. Да и к персональному авто, как породистый кот к лотку, жизнью приучен. Есть люди-камни, тянущие меня вниз, а есть и человеки-крылья, дающие мне чувство полёта. И если с че-камнями всё понятно, то лю-крыльев достаточно просто перепутать с пассажир-говном, ибо и те и другие не тонут и поначалу увлекают вверх. Но одни на поверхность, другие к небесам. И если я вдруг понимаю, что уже надолго задержался на водной глади, фибрами души дефибриллирую, в любой момент может вдруг откуда ни возьмись прямо ввысь появиться кто-то, кто нажмёт кнопку смыва. Поэтому предпочитаю смываться сам.
Большинство из вас считают меня извращенцем, в то время как вы сами испытываете болезненную потребность приблизиться к тому, что может вас унизить или даже уничтожить. Иначе чем объяснить эту непреодолимую тягу к чтению того, что ЗА ВАС говорю ВАМ в глаза Я, то, что вы сами о себе только молча думаете? На самом деле нужно всегда иметь в арсенале клей, ластик и карандаш. Чтобы склеивать себя, стирать напрочь прошлое и рисовать, рисовать картину будущего. А потом понимать, что рисунки рисунками, но разбитую чашку не склеишь, а склеишь – грога из неё не попьёшь. Человек, не имеющий прошлого, живёт одним настоящим и не имеет будущего. А ластики? Ластики существуют лишь для того, чтобы в начальной школе на них менять свою совесть. Как можно быть свободным от самого себя? Ну, если только заместиться страхами и комплексами. Но это уже к психологу или к психиатру.
Кстати, о самочувствии. Разрываясь между умными и красивыми, хочется всё-таки примкнуть к здоровым. С недавнего времени заставляю себя делать зарядку. Делай раз: открываю глаза, а они закрываются, открываю – закрываются, открываю – закрываются. Делай два: ушёл в себя, вышел из себя, пришёл в себя. Всё, «делай три» не будет, никуда больше сегодня не пойду. Нагулялся. Меньше тоже. До тех пор, пока злобу дня не сменит радость ночи.
Мужика выбирает женщина, а женщину – мужчина. Главное, чтобы внезапно не появилась баба и не оставила бы всех без выбора. Хотя если верить статистике, баба неминуема. Со стреногой для коня и дверью от горящей избы.
– Сделай же что-нибудь! Будь мужчиной!
– Расскажи же как! Будь женщиной!
А как по утрам развлекаетесь вы?
Уродские сказки
– После десяти лет брака мы с женой настолько прониклись друг другом, что даже думать стали одинаково!
– Интересно, это она начала думать о бабах или ты о мужиках?
Субботнее утро как любимая женщина. От него невозможно убежать, его можно только тупо просрать. Или проспать. В любом случае, проэ-э-э.… бать. В пятницу. Это раньше я думал: если что-то и сведёт меня с ума, то это будут женщины. Когда вы ищете начало, в первую голову глядите в накануне. Теперь я точно знаю: с этой задачей успешно справлюсь и сам. Ведь если прямо сейчас мне взять, забить на всё и отъехать кукухой, то можно будет ещё успеть прожить недолгую, но счастливую жизнь, ибо за все желания приходится расплачиваться их исполнением. За нежелания тоже…
– Дорогая, я так устал, промёрз, плохо себя чувствую. Боюсь, что сегодня я больше ни на что уже не способен…
– Покажи лизык!
– Может быть, язык?
– Нет, но давай договоримся: ты не пытаешься съесть меня, я не пытаюсь съесть тебя.
– Спасибо, что не яблососину. По рукам.
Женщины могут всё, но в большинстве своём просто стесняются. Девочки постоянно завидуют мальчикам, ибо тяжело всю жизнь делать вид, что не хочется трахаться на первом свидании. Девушки делятся на тех, кто качает бедрами, и кто качает права. Первые определенно выигрывают, но Боже, есть ли смысл сокрушаться, что в жизни всё через задницу, если по Библии мы произошли от Адама и Евы, у которых было три сына? Сильная женщина, как козырная дама в колоде жизни, независимо от статуса и положения бьет даже туза. Но никогда не стоит забывать, что козыри, по воле тасовки, в начале кона назначает сдающий, а любая дама сама по себе – всего-навсего три очка. С королем – семь, с валетом – пять. С тузом либо четыре, либо четырнадцать. С другой дамой – шесть, как повезёт. Ведь в жизни, ровно в картах, всё зависит от расклада и правил игры. И джокера. А крупье? Крупье не нужен!
– Для большинства удовлетворение низших биологических потребностей – это единственная и конечная цель жизни. А у тебя какие потребности?
– Сделать этот мир лучше…
– Ну, тогда исполни мне куни. Если справишься мазово, значит и мир станет ближе к совершенству! В общем, делай хорошо – и будет хорошо. Два в парадный, один в шоколадный, от перемены мест слагаемых оргазм только приближается…
Конечно, у близорукого гинеколога всегда мокрый нос, но читаю классика современной речетативной поэзии: «Любые отношения делятся на четырнадцать не статичных во времени периода: конфетно-букетный, кобельково-ответный, орально-глотательный, носорожеко-сверчковый, ротешно-жопешный, игрушко-интимный, ролеигровой-БДСМный, устало-анальный, котлетно-первертный, устало-первертный, эго-мастурбационный, алко-ментальный, буддийско-эзотерический и период саморефлексии».
Интересно, где в этой системе координат потерялись мы, если вместо слов: «Доброе утро» наступает пора говорить: «Желаю тебе дня, который ты заслуживаешь»? И пусть карма сама разбирается со всем этим дерьмом, ибо духовный рост больше похож на болезненное сползание с пьедестала собственных иллюзий. Ведь чем реальность отличается от фантазии? Тем, что мечты сбываются, но в итоге все оказывается не так, как ты себе это представляешь.
Запретные плоды разлетаются, как горячие пирожки. Время сейчас такое. Доброе. Идеи толкают к разговорам. Разговоры – к действию. Действие, в свою очередь, порождает чувство. Чувство похоти, а ценности, как отпечатки пальцев, у каждого свои. Ты даже не догадываешься, что кому-то служишь. Как минимум, причиной для мастурбации. Как зовут твою причину – остаётся только догадываться. В первую голову, причине. Во вторую – твоей голове, в которую ты готов взять всё. Отовсюду. У всех подряд, и в особенности у таких же страдальцев, как ты сам. И пускай при следующей случайной встрече в неслучайном месте они вновь сделают вид, что с тобой незнакомы, не торопись выгонять из себя беса. Возможно, это единственное настоящее, что у тебя есть. Ведь она так неприлична, что аж приятно посмотреть.
– Рот закрой, я всё сказал!
– А я не всю обиду проглотила!
– Любое из состояний – мысль. Не нравится состояние? Поменяй мысль.
– Спасибо! Помоги с обменом: «Мужик не пёс, на кости не бросается».
– «Собаки нас любят, потому что у нас внутри кости»?
– Спасибо! Пойду запишусь на фитнес.
В групповом сексе не важно, из какой ты группы, даже если ты – самовыдвиженец. Никогда не появится третий, если кто-то действительно счастлив вдвоём. Но испортить можно всё. Особенно сейчас. Один видит в луже муть, другой – отражающиеся в ней звёзды, но мало кто обращает внимание на своё отражение. Поиски души – штука… многосторонняя. По крайней мере, ею можно объяснить иерархию от «невменяшек» через «невротиков» к «безналичницам». Ведь в то время, как кто-то делает лучше этот мир, кто-то должен его и олицетворять. Вангую, многие мужики так и не дождались, пока их плевок шмякнется: посыл высыхает в полёте, пока безбелковая диета порождает дилемму «сплёвывать или глотать».
Перед решительным делом мужчина думает, как ему говорить, женщина – как ей одеться. Этап под названием «Милый, купи мне шубу!» в своих отношениях проходят все. Тотемное значение «мохнатки» отменить не в силах ни одна эволюция. Шуба из куницы – это, конечно же, кунья шуба. Но мне настойчиво кажется, что «кунья шуба» предполагает нечто иное. Ведь безналичный расчёт – это, в том числе, и «только не на лицо!»
Путать любовь с похотью и опьянение с голосом разума дорого. На самом деле легче уговорить ни на что не согласных, чем отговорить согласных на всё. Самые умные люди – которые счастливы. Они всё делают правильно, но жить тогда выгоднее с барыгой, а за неё же надо бороться. Причём с ней же. Мои шутки тоже когда-то были смешнее, пока я был не её. Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пока вам не заплатят аванс. С ней такая же фигня, но список больше.
– Дорогой, ты кого больше хочешь, мальчика или девочку?
– Мальчика…
– Я тоже.
– Но ты же говорила, что любишь мягкие игрушки!
– Хватит пререкаться, звони давай!
Вот и ноябрь наступил. Дело потихоньку идёт к весне. Чертовски обидно, когда ты злопамятный, но одновременно добрый и быстро отходчивый. Зло помнишь, а отомстить уже не в состоянии. Что-то я не совсем уверен в том, что мне нужны те самые люди, которые ко мне потянутся, если я стану проще. Знаете, почему никто не пишет комменты к мужикам, как к фильмам, типа «мне понравился, рекомендую» или «сначала вроде интересно, потом чуть не уснула»? Потому что у честности только один недостаток: она уродует сказки, а жизнь от пресыщения тем временем просто передёргивает ствол. В воскресенье.
Вот мы и выросли
Мы выросли. На треть вымерли от «золотых уколов» и «синьки», но мы здесь.
Мы жгли, нас давили. Нам мерили фунт,
Но мы всё ещё тут. Да, мы всё ещё тут.
Пока ангелы в горны не протрубили,
Отвечаю: "Всё гуд!". Мы горланим: "Всё гуд!"
Поколение гнилых сердец и пьяных душ. У кого телефон новее, у кого член больше, кого трахают лучше, кто трахается, как бог, чей любовник богаче. В любовника в конце концов всё и упирается. Чья тачка навороченнее, чья квартира центровее, чья шуба писцовей. Жизнь как обоссанный лифт, в котором противно ездить, хотя ты сам же в нём и нассал. Всё доказываем окружающим что-то о собственной независимости, значимости, важности, с серьезным видом объясняя прелести высокой зарплаты в офисе. Пальцем у виска крутим, если утверждают обратное.
– Может, поговорим, обсудим наши с тобой отношения?
– Ща, погоди…
– Ну и?..
– Всё, я бухой, начинай…
Нас с детства учили, что слушать собственный голос – это шизофрения, а слушать учителя, который слушал препода, который слушал доцента, который слушал декана, который слушал ректора, который слушал профессора, который слушал академика, который читал умные книжки, которые написали умные дяди, которые слушали других умных дядь и читали другие умные книжки, написанные «шизофрениками», услышавшими свой собственный голос – это нормально. Это истина. Мы зашли с конца этой цепочки. Мы – автодидакты.
Мы выросли. И забыли, как быть счастливее. Без зависти. Не облизываясь в клубах, где все кидают понты и швыряются лаве. Не там, где за человека всё решают статус и бренд одежды на светских мероприятиях. Сгнили. Души сгнили. В одиночестве по жизни, но с бабками в кармане.
Что из меня получилось – до сих пор не знаю. Говорят, со мной легко и просто, когда я далеко и на фотографии. Судя по всему, из меня мог бы выйти неплохой ветеринар. Я могу внимательно и в чем-то даже участливо выслушать любую скотину. В последнее время я всё чаще думаю об этом, видимо, мой первый брак тому подтверждением. Оказалось, что нет. Это так не работает. Фамилию в браке взять можно. Призвание – нет. Хотя…
– Сейчас я быстренько научу тебя готовить одно вкусное блюдо. Берём бутылку вина…
– Ну, взяла, и что дальше?
– Всё. Пей.
Вторая и третья жёны были секретаршами. «Секретутками», – брезгливо поправит меня кто-то вычурно моральный. Завидуете – завидуйте молча, отвечу я ему. От них впитал тоже сполна. Двойной секспрессо, так сказать. Один сын. Спасибо…
Нет, я не один. Когда говорят: «Красота спасёт мир», я вспоминаю, что она вечно не выспавшаяся, кроме кофе по утрам ничем не завтракающая, и вообще не могу я всё вот так и сразу. Потом думаю о дочери. Моя четвёртая жена – бухгалтер. Именно ей удалось свести мои разнузданные дебит с кредитом, выйдя в итоге на положительной сальдо и даже какую-никакую, но маржу. Спасибо…
Смысл любых отношений – вырастить из очередного полового партнёра ближайшего идейного соратника. Не достигнув желаемого, мы делаем вид, что желали достигнутого, и сводим присущий нам экзистенциализм к одному неразрешимому вопросу: является ли эрекция признаком личностного роста. Стараемся не вступать в дискуссии с некрасивыми нам людьми, которым в случае мордобоя и терять по большому счету нечего. На себя мы уже насмотрелись. Противно.
– Привет, хочу зайти к тебе сегодня вечером на ужин. Что купить?
– Ты вообще нормальный? Мы с тобой уже год, как в разводе! Никто не даёт что ли?
– Давать-то дают, а вот пожрать нормально негде…
– Сочувствую.
– Ну так можно приехать, или ты занята?
– Я тебе сейчас расскажу, как всё будет. Ты приедешь, привезёшь бутылку хорошего коньяка, большую плитку горького шоколада. Я на скорую руку приготовлю мяса с картошкой. Мы вы пьем по рюмке. Потом ещё по одной. Потом ляжем в постель. После выйдем на кухню перекурить, выпьем ещё по рюмке и вернёмся к сексу. Потом ты уедешь. На следующий день всё повторится. Потом я сама начну звать тебя на ужин, и ты начнёшь оставаться на ночь. Снова начнётся бытовуха. Мы вновь начнем скандалить. Потом ты начнёшь ужинать у кого-то ещё. У меня вновь начнётся депрессия… Давай ты поешь у кого-то другого, ладно?
– Офигеть! Ладно, поем где-нибудь в кафешке. Приятного аппетита и пока…
– Слушай своё сердце, и оно укажет тебе твой путь.
– Херню же какую-то опять укажет!
– Херня и есть твой путь…
Да, пить – вредно, курить – противно, а уходить на тот свет здоровым жалко. Жить вообще смертельно опасно для здоровья, ибо от этого умирают. Иногда так хочется залезть себе в голову и как дать люлей всем своим тараканам! Фразу: «Надежда умирает последней» я всегда представлял исключительно в жанре «экшн»: ходит она, Наденька, чумазая, в бронежилете, в руках – помповое ружье, кругом – руины, останки замученных чувств, поваленные мечты, пепелище. И бормочет себе под нос:
– Пипец… Хотелось бы уже, конечно… Но вынуждают, сволочи, вынуждают…
Жить. «Поколению 1970–1976 годов рождения, такому многообещающему и такому перспективному. Чей старт был столь ярок и чья жизнь была столь бездарно растрачена. Да упокоятся с миром наши мечты о счастливом будущем, где все должно было быть иначе…R.I.P.», – когда-то написал один мой талантливый современник. Сцуко, но как же он был прав. Чем старше и мудрее человек, тем меньше ему хочется выяснять отношения. Хочется просто встать, пожелать всего хорошего и уйти.
– Дорогая, вынеси мусор!
– Дорогой, ты – невыносим!
– Ты любить себя хоть когда-нибудь пробовала?
– Пробовала, пальцы устают.
Надо жить. Всё, что нас не убивает – даёт нам больное чувство юмора и нездоровые методы адаптации. Я решил путешествовать по миру, пока не истрачу на это все свои сбережения. По моим подсчетам, дома буду в девятнадцать тридцать. Самых пунктуальных в мире людей кремируют и их прахом наполняют песочные часы. Как бы не опоздать. В том числе, и к тому моменту, когда на моих книгах начнут писать: «Осторожно! Книжный продукт. Не содержит здравого смысла». И действительно, о какой нормальности может идти речь, если мы с вами даже слово «отослала» с первого раза правильно прочитать не можем.
– Девушка, вы одна тут скучаете?
– Да…
– Я тогда стульчик у Вас заберу…
Заводы рабочим, трибуны фанатам,
Объятия мамам, хардкор – нам.
Тут каждый свободен, но щелкает счётчик.
И рвётся меж ребер хардкор – вам.
Вот мы и выросли.
