Сквозь смех и слёзы…

Text
0
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Сквозь смех и слёзы…
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

© Александр Борохов, 2018

ISBN 978-5-4490-0838-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сквозь смех и слезы… (записки усталого психиатра)

Эта книга писалась больше 20 лет и продолжает писаться, потому что на самом деле у нее два соавтора: Ваш покорный слуга и Его Величество Жизнь…

Почти все рассказы основаны на реальных жизненных историях. Читая эту книгу, Вы будете смеяться, и плакать вместе с героями. Возможно, Вы не раз воскликните: «Такого просто не может быть!», а потом вновь и вновь будете возвращаться к понравившемуся сюжету.

Многих персонажей рассказов автор знал лично, а героем сюжетов для других произведений автору пришлось стать самому. Насколько удалась книга, судить только Читателю, но равнодушным он останется вряд ли!

Яростный стройотряд

История должна знать своих героев, поэтому имена почти подлинные, с поправкой на ветер…

А эта история начиналась так…

Мартовское морозное утро. 11 часов. Среди немногочисленных утренних посетителей, двое скромно одетых молодых посетителей, стояли за столиком и неспешно попивали пиво.

Пивная №6, в народе прозаически называлась «Шайба», хотя к хоккею имела лишь косвенное отношение.

Ну, во-первых, она имела круглую форму, а во-вторых, там работала пожилая, маленькая, тощая официантка, с неизменным «фонарем» под левым глазом. Из-за ее согнутой формы позвоночника и быстрых перемещений от столика к столику, кстати, тоже круглой формы, она носила кличку «Клюшка». Имени ее никто не знал.

Из динамика лилась бодрая песня:

Неба утреннего стяг,

В жизни важен первый шаг,

Слышишь, реют над страною,

Ветры яростных атак!

– Эй Клюшка, принеси еще соленых бубликов и протри наш столик!

Обратился к официантке, тот что был поменьше ростом и в зеленой грузинской кепке-аэродроме и продолжил:

– Ну что, Саня, еще по пиву, и на лекцию. Закусим «жидкий хлеб английского народа», гранитом отечественной науки.

– А что, чебуреками нельзя?

– Чебуреки, это всегда хорошо. Но если мы перестанем грызть этот гранит, то нас загрызут враги!

– Какие?

– Профессура там всякая…

Из динамика радостно неслось:

И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди…

– Так ты едешь с нами или как?

– Да нет, Веня, я уже ездил два раза в стройотряд деньги конечно хорошие, но и пахоты хватает. Я лучше пока на «скорой» покатаюсь. А потом, к первокурсницам, с агитбригадой съезжу.

*******

Бойцы стройотряда выстроились в хмурую, кривую линейку, которой можно было измерить глубину человеческого разочарования.

Перед строем ходил наш старый знакомый, ну тот самый в зеленом «аэродроме».

– Еще раз предупреждаю. В нашем стройотряде сухой закон.

– Это как в Штатах, с гангстерами?

– Нет, это как в СССР, со мной!

– А какая разница?

– Там их судили, сажали в тюрьму, они находились на обеспечении государства…

– А у нас типа, чуть что расстрел?

– Нет, у нас будет проще! В этот же день билет на поезд и на хер отсюда!

– А, заработанные деньги?

– А бабло алканавта будет разделено на всех!

– Ну почему нельзя?! Ведь в других стройотрядах бухают.

– Потому что никто из вас пить не умеет!

– Как это так?

– Хорошо! Базар такой, если кто-то меня перепьет, то быть по-вашему! А если нет…

И он обвел посторонившихся бойцов колючим взглядом.

Расчет был простым, надо было выбрать из своих, самого здорового и сильного. Таким был Бахытжан, два метра полного здоровья. Пятидневное занятие в спортзале со штангой и еще два раза он ходил в секцию бокса. Он приехал из Кызыл-Орды и плохо знаком с местными нравами, и вот однажды вернувшись в общежитие, он застал 12 своих сокурсников с расквашенными носами и фингалами под глазами. То с удивлением спросил:

«Что случилось?» Ему популярно объяснили, что в физкультурном институте существует традиция: два раза в год физкультурники приходят бить медиков, в начале учебного года и в конце, чтоб не забывали.

– А за что?

– Ты чё такой тупой? За то, что ме-ди-ки.

Бахытжан плохо владел русским, но этот маленький недостаток компенсировал значок мастера спорта по боксу. Он взял своего друга Витю Борщенко, который был инструктором по рукопашному бою в спецназе, и они навестили будущих героев спорта.

– Баха, ты там по-аккуратнее, – попросил Виктор

– Ты Витюха за собой следи, это тебе не Афган! – огрызнулся Бахытжан.

Как два торнадо, они прошлись по всем мужским комнатам, отметелив все мужское население физкультурного факультета, которое имело несчастье находиться в своих комнатах. Точнее дверь вышибалась пинком, после этого задавался нестандартный вопрос:

– Ты физкультурник?

После утвердительного ответа, клиент получал в бубен. Если же клиент интенсивно мотал головой, дескать зашел в гости по пить чайку, то получал «в печень», как сочувствующий.

Так в историю института и вошло название «медицинский банкет», а первокурсникам объясняли, что в программу было включено всего два отделения «шаманский исцеляющий танец с бубнами» и «печень по-афгански»

Итак, вернемся к нашим трезвым баранам, то есть студентам.

На длинной лавочке выстроилась парная студенческая карта вин:

две бутылки водки, две бутылки вина «Талас», два кофейных ликера, 4 бутылки пива «Шахтерского».

Из закусок присутствовали: черный хлеб, 4 луковицы, 5 помидоров, две банки баклажной икры, копченую мойву в картонной коробочке и трехлитровая банка с кислой капустой.

Встреча Вени и Бахытжана, напоминала встречу умудренного зрелого Давида и молодого, горячего Голиафа.

– Правила простые. Поединок выигрывает тот, кто остается на ногах. Время пошло!

Комиссар стройотряда Женя Карасиков махнул красно-белым клетчатым платком, и битва началась.

Бахытжан первым схватил бутылку водки и откупорив одним глотком выпил половину, в то время как Веня личной открывалкой открыл пиво и не спеша начал прихлебывать из горлышка, закусывая мойвой.

– Баха, давай! – орали бойцы.

Баха вторым глотком опорожнил бутылку и победно улыбнувшись бросил ее под лавку.

Веня, выпив первую бутылку пива, спокойно открыл вторую.

– Неплохая рыбка, хотя вобла мне нравится больше.

Баха двинулся к банке с капустой и запустив три пальца вытащив большую щепоть, отправил себе в рот. Дальше он решил заполировать пивом. Мойву он клал в рот целиком, но почему-то к концу первой бутылки пива, он несколько раз промахнулся мимо коробки с мойвой, и с удивлением рассматривал свою пустую руку. При этом он слегка пошатывался.

Среди бойцов послышалось тревожное бурчание.

Веня, нарезав кольцами лук, посолил помидоры открыл вино прихлебывал его не торопясь, из горлышка.

Баха вновь двинулся к банке с капустой, но споткнулся.

Прокатился возглас испуга. Однако, ему еще пока удалось устоять на ногах.

Он обвел болельщиков осоловелым взглядом:

– Пацаны, все ништяк!

После чего ободряюще махнул рукой.

Это был прощальный жест, после чего он рухнул на землю и захрапел.

В гробовой тишине, Веня аккуратно поставил пустую бутылку из-под вина рядом с лавочкой. Съев кусок хлеба с несколькими ложками баклажанной икры, он отрыл бутылку водки. Потом, он уселся на храпящего Бахытжана и в течение 15 минут, допил водку. Бутылку он также опустил рядом с винной.

Кряхтя Веня встал и взяв ликер, взболтал его, а потом отвинтил пробки сделал первый глоток.

– Ну и гадость. Сладкая, – потом в четыре глотка прикончив его, поморщился.

– Завтра наверняка голова болеть будет

После чего тяжелым взглядом обвел притихших строителей своего маленького коммунизма и двинулся слегка пошатываясь к своей палатке. Потом внезапно обернувшись, произнес:

– Ну поняли, что пить вредно. А теперь все спать. Завтра с утра, пахать надо.

А утром началась работа!

Надо сказать, что мастер стройотрядовцам попался что надо, мало того, что он был отличник, он еще и очень хорошо умел считать деньги.

Бойцы строили дома колхозникам, строили добротно. Рабочий день начинался в шесть и заканчивался к восьми вечера. Еда была так себе, чтобы прокормится Веня послал стройотрядовского врача, принимать местных страждущих, принимая оплату натурой. На столе появилась домашняя сметана, куры, яйца и различные виды варенья.

Прошло ровно три недели, а накладные составленные мастером стройотряда, так и не были подписаны

Вечером все стояли молча у командирской палатки и курили. Паша первым прервал молчание

– Веня, а если они наряды не закроют

– Закроют, куда денутся!

– Закрыть-то они закроют, а вот бабки дадут, чтобы только в студенческой столовке хавать! – уныло произнес комиссар

– У меня есть план! – весомо произнес командир Веня

– В гробу они видели твой план, – зло произнес мастер стройотряда Павел Сизов, студент 4 курса строительного института и сплюнул на землю.

– Вот именно в гробу! – загадочно произнес командир, – Ладно я пошел спать, завтра пойду поговорю с председателем.

Разговор честно говоря не получился…

– Надо бы накладные закрыть, Георгий Ильич! Бойцы волнуются…

– Ты что пацан, решил мне, старому коммунисту угрожать? – орал на Веню председатель, – получишь по двести рэ на рыло и с тебя хватит. Видали мы и похитрожопее! И попробуй только стройку прекратить, ты у меня на зону отсюда поедешь!

– Жаль, а я ведь хотел по-хорошему, – спокойно произнес Веня.

Выслушав гневный монолог, командир в задумчивости вышел. Его окружили бойцы, ожидавшие возле правления колхоза.

– Ну, что он сказал?

– Ничего подписывать не будет!

 

– Я так и знал, что ни хрена не будет! – сказал мастер и ссутулившись пошел в сторону лагеря.

Кто-то по-детски всхлипнул, кто-то запричитал: «Ну мы же пахали, пацаны, честно пахали, как же так?»

Веня поднял голову и сурово произнес:

– У меня есть план! Соберите всю наличку, которая есть у бойцов.

Завтра, пашем так же, как и обычно. Отвечаю, свое бабло мы получим

И вот настал последний день почти двух месяцев каторжных работ.

Труднее всего было достать ящик коньяка «Казахстан», для этого все бойцы скинулись по двадцатке.

И вот последний день.

Свежие помидоры, зеленый лук, розовое домашнее сало, подкопчённая с чесноком колбаса, черный хлеб, соленые огурцы, кислая капуста.

Застолье было в самом разгаре..

– Душновато, что-то тут у нас. Пойду, проветрюсь, – произнес председатель, вытирая вспотевшую лысину.

Дверь не открывалась.

– Что за черт?

– Сергей Петрович, – обратился он к главному бухгалтеру, – вы хоть окно-то откройте! Задохнемся ей-богу!

Сергей Петрович безуспешно попытался, а потом попятился назад, невнятно бормоча и заикаясь

– Там, там, там… В-вэ-все ше-ше-шесть окон заколочены горбылем!

Сотрудники как по команде бросились к окнам. На улице, вокруг дома стояли бойцы на суровых лицах была решимость, каждый держал в руках горящий факел

Все начали суетиться, кто-то пытался позвонить. Но линию была мертвой.

Веня налил полстакана коньяка и подняв его вверх произнёс:

– Тост! За здоровье присутствующих, – и опрокинул стакан, потом смачно захрустел огурцом.

– Что это? – с суеверным ужасом произнес председатель.

– Казнь, – буднично произнес Веня, – аутодафе, называется.

– Это как?

– Сожгут как Джордано Бруно…

Он обвел тоскливым онемевшее управление колхоза и подвёл итог:

– Три Жанны Д'Арк и шесть Джордано Бруно, со мной семь.

– За что?

– За все… За жадность, обман, использование служебного положения. – Кремация за гос. счет. Да не убивайтесь, Вы так! Вы же здесь не один. Я же тоже не птица Феникс, не воскресну! В огне брода нет… Ну, еще по одной?

– Неужели никакого спасения нет?

– Ну, почему же нет. У каждого спасения своя цена.

– Сколько?! – с выкаченными глазами заорал главный бухгалтер

– С учетом морального ущерба и потери веры в светлое завтра, по две с половиной тонны на брата.

– Тонны чего?

– Как Вас председателем выбрали?! – с укоризной произнес командир стройотряда, – Это по две с половиной тысячи каждому бойцу, ну и мне для солидности пять.

– Грабеж!!! Я буду жаловаться в милицию… Вас всех посадят за умышленное убийство!

– Ну, мне лично это не грозит, я же вместе с вами сгорю!

Тут Зинаида Григорьевна, старший агроном, дородная женщина с огромными стеклянными бусами на могучей шее, вдруг рухнула на колени перед председателем

– Георгий Ильич, я тебя как коммунист коммуниста прошу, подпиши ты им эти сраные бумажки! Не оставь малых детей сиротами! Васятка-то, младшенький – твой!

Председатель окаменел, потом как подрубленные снопы, все сотрудники попадали на колени.

Один Веня сохранял ледяное спокойствие.

Председатель на негнущихся ногах подошел к Вене

– Где подписать? – произнес он глухим голосом

Подписанные бумаги были просунуты под дверь, и комиссар с мастером побежали получать деньги.

*******

Сентябрьское утро. Уже знакомая нам «Шайба». Среди немногочисленных утренних посетителей, двое молодых посетителей стоят за столиком и неспешно попивают пиво.

Тот что пониже, по-прежнему в кепке аэродроме, однако одет с вызывающей роскошью

– Веня, а плащ кожаный?

Тихо спрашивает его собеседник

– Ага, итальянский, я у одного фарцемана за 900 рублей купил.

– Офигеть! А джинсы «Wild Cat»?

Собеседник, отхлебнув пива и пренебрежительно скривившись, поворачивается задом и приподнимает полу плаща, показывая кожаную нашивку «Wrangler»

– Три с половиной сотни отдал, как с куста!

– А у меня только индийские «Avis», – сокрушено говорит Саня

– Деньги тут не главное!

– А что главное?

– Вот… – и Веня протянул лист.

«Правление колхоза «Заветы Ильича» и лично председатель Полевчук Георгий Ильич, ходатайствуют о награждении командира стройотряда №132 Вениамина Котельникова за смелость и самоотверженность, при спасении 9 членов правления колхоза и социалистической собственности, просят представить его к медали «За отвагу на пожаре»

Из динамика лилась жизнеутверждающая песня:

В мире зной и снегопад,

Мир и беден, и богат,

С нами юность всей планеты —

Наш всемирный стройотряд!

13.01.17 16.22+1984

Крестный отец – 4

– Если хочешь быть хорошим врачом, устраивайся на «скорую». Там и только там настоящая практика.

– Да кто туда возьмёт третьекурсника?

– Зачем тебе об этом говорить? Просто добудь бланк из деканата, а мы тебе там забабахаем пятый курс, так что не парься даже об этом!

– А печать? А роспись декана?

– Эх, Шурик, серый ты, как валенок! Я тебе за кого хочешь распишусь, а печать отварным яйцом переводится с зачётки! И всех делов! В Америке я уже сейчас с моими талантами был бы миллионером, а здесь… – Жорик горько махнул рукой.

– А вдруг роды?

– Да ладно, я три года на бригаде почти самостоятельно катаюсь, вообще ни разу о таком не слышал. Это в кино про героические будни советских врачей, чтоб пролетариат уважухой проникся, вместо того чтоб зарплату поднять. Дёшево и сердито. Ты им инфарктника откачал, а они тебе в ладоши похлопали. И все довольны, как слоны Ганнибала.

– А почему Ганнибала? Их вроде там на войне убивали, они типа живых танков были…

– Ну чё тебе не нравится? Не хочешь Ганнибала, пусть будут с Суматры, какая на хрен разница?

– А где это – Суматра?

– Где-где… в Караганде! Я не понимаю, ты хочешь на «скорой» работать, или как?

– Конечно, хочу! Вот только как там насчет родов в машине, я ведь совсем этого не знаю…

– Ну ты и Достоевский… Положил тётку на носилки и дуй себе с ветерком и сиреной. И всех делов.

Два года пролетели быстро, незаметно и без родовой деятельности. И теперь Шурик был на самом деле на пятом курсе меда. Только в отделе кадров удивлялись, как такой толковый фельдшер третий год торчит на пятом курсе. А заведующий пятой подстанцией Антон Семенович даже порывался пойти сам в деканат и разобраться, кто может быть врачом, а кто нет. Шура еле отговорил его.

И вот пришёл вместе с весной сезон гинекологии…

Стояла тихая дежурная ночь, луна светила вяло, вызовов было мало. Молодой фельдшер сладко потянулся и красноречиво зевнул.

– Сергеич, я пойду подушку черепом массажировать. Время уже позднее, «Спокойной ночи, малыши» мы сегодня пропустили, а завтра у меня «Узкий таз и осложнения при родах».

Борис Сергеевич, водитель двадцать пятой бригады, озадачено посмотрел на зевающего фельдшера

– Шурик, тебя случайно в голову в сорок третьем не контузило? Это же только у баб бывает.

– Эх, Сергеич, – и Шурик ещё раз сладко потянулся, – серый ты, как простыня в морге. Кроме баб, то есть женщин, есть ещё и студенты. А они – бесполые создания, как ангелы, только пьют, как черти. Утром часик почитаю, чтоб не заработать два балла. Там у нас профессорша Абдуллина, зверь-баба, всех валит! Бог даст, до утра не вызовут, перед нами ещё три бригады…

Шурик поднялся на второй этаж и, скинув туфли, прямо в халате рухнул на кровать, забывшись беспокойным сном.

– Двадцать пятая на вызов, повторяю, двадцать пятая на вызов!

Собрав в кулак остаток сил, Шурик сполз с кровати.

– Вот ведь козлы! И грипп кончился, и гололёда нет, и Новый год прошёл… Так какого хрена в час ночи людей беспокоить?!

– Двадцать пятая на вызов, повторяю, двадцать пятая на вызов. Шурик, ты где?

– Да иду я, можно сказать лечу к ближнему на крыльях любви, – и, зевая, добавил, – на одном. Второе фашистские зенитчики пробили.

– Александр, – наставительно сказала тётя Паша, – я тебя уже полчаса кричу. Ты же всегда хотел стать хорошим врачом!

– Хороший уставший врач, он как мёртвый индеец: вроде и хороший, да никому не нужен. Кстати, передо мной вон ещё Худайбергенов. Чего его-то, тётя Паша, не послали?

– Так там женщина молодая, боли в животе, ей ещё жить и жить, зачем же к ней «чёрного Худая» посылать. Чтобы потом центр над нами ржал… Ну, ты же помнишь его крылатую фразу из сигналки: «Ж.п. не п.»

– Ага, «жэпэ не пэ», сам ржал, как лошадь Пржевальского. «Жёлчный пузырь не пальпируется», это ж надо так гениально разлениться. Ладно, пойду хлебну чайку, минут через двадцать выедем. Пока доедем до пятого микрорайона, я ещё в машине покемарю, там надо в объезд, всё перерыли, видимо, опять ищут золотоносную жилу…

Как и обещался, в машине Шурик мгновенно заснул, даже не заметив, как они добрались до места. Как только машина остановилась, кто-то с силой снаружи рванул ручку. И Шурик, разомлевший ото сна, едва не выпал из машины, но в последний момент был пойман бдительным Сергеичем.

– Скорее, доктор, скорее! Она уже рожает!

Перед ними стояла запыхавшаяся женщина лет пятидесяти.

– Чего хулиганите, дамочка! – обиженно произнёс Шурик, – Я ведь мог так и покалечиться!

– Скорее, она рожает!

– Да что вы так орете. У нас вызов – острый живот.

– Это мне так бабушка-соседка посоветовала, сказала, что быстрее приедут. А она, Айгулька, уже рожает!

– Какая Айгулька? У нас вообще другой вызов. Вот, женщина 31 год, острый живот. У вас какой адрес?

– Пятый микрорайон, дом восемнадцать, квартира сорок шесть.

– Ну, вот видите, а у нас…

– Шурик, – с ужасом прошептал Сергеич, – это наш вызов…

– Б… дь! – Шурик пулей вылетел из машины, едва не сбив испуганную тётку.

– Чё стоишь, какой этаж?

– Четвёртый, под крышей.

– У нее муж Карлсон, что ли, который живёт на крыше?

– Почему Карлсон? Бахыт Кенжекеев, он геолог, неделю назад уехал.

– Ну, ничего, первые роды – это всегда долго.

– Это не первые, это третьи.

– Как третьи?

– Третьи, и всё.

– Ничего, всё будет хорошо, пока воды не отошли…

– Отошли полчаса часа!

И тут Шурик вспомнил Жорика и их разговор двухгодичной давности.

– Вот сука!

– Кто?

– Да дружок мой!

Дверь была раскрыта. Фельдшер и соседка вбежали в квартиру. На полу сидела женщина в халате, опершись спиной на диван, и стонала.

– Спуститься сами сможете?

– Нет, мне плохо, я уже рожаю.

– Не торопитесь, лучше это в роддоме.

– Я не могу двигаться, у меня постоянно схватки.

– Как вас зовут? – обратился он к пожилой женщине.

– Сауле.

– Хорошо, Сауле. Помогите ей подняться, пусть цепляется мне на спину, так хоть мы спустимся…

– Так в ней сейчас килограммов семьдесят.

– Ничего, я штангой занимаюсь.

Сергеич увидел бегущего Шурика с висящей на его спине и орущей женщиной, а следом бегущую плачущую родственницу.

– Какого хера стоишь? Дверь открой! – рявкнул запыхавшийся фельдшер, и выгрузив женщину на носилки, добавил, – давай мухой гони!

– А в какой роддом?

– В ближайший! Всё, поехали! Включай мигалку и сирену! Давай рацию. Алло, центральная, соедините срочно со вторым роддомом! Алло, второй роддом! Это со «скорой», у нас тут роженица, мы у вас минут через десять-пятнадцать будем. Да я не волнуюсь. Вот только она родить в машине может. У неё воды отошли. Куда посмотреть?! Сейчас… Раскрытие на четыре пальца. Как не можете принять?! Какое на хрен стерильное отделение? Куда?! Да это же почти час езды, другой конец города, не кладите трубку… Алло, алло…

– Сергеич, гони!

Скорая летела, презрев не только правила дорожного движения, но и закон всемирного тяготения.

– Держись, Санёк, через пятнадцать минут будем.

– Всё, – тяжело выдохнула молодая женщина.

– В каком смысле «всё»? – испуганно произнёс фельдшер.

– В смысле рожаю…

Шурик ещё раз заглянул «туда», там уже происходило «врезывание головки».

– Сергеич, стой! – заорал фельдшер.

– Так мы же ещё не приехали.

– Мы приехали, – обречённо произнёс Шурик, задвигая занавеску, отделявшую салон от водителя.

– Так, только не волноваться. Где тут у меня «Справочник фельдшера»? Ага, вот он!

Шурик раскрыл главу «Акушерство и гинекология».

– Роды, где же роды? Ага, вот…

Положив на грудь роженице книгу, сказал:

– Тужься, хорошо… Глубже дыши и тужься.

Через пятнадцать минут появился похожий на крупный баклажанчик малыш.

 

– Чёрт, где ножницы, пуповину перерезать? Где же этот бикс, твою мать? Так, где тут у меня бинт? Сейчас мы его потуже перевяжем. Вот так, нормально.

В ответ раздался громкий плач.

Шурик разорвал халат и, запеленав младенца, положил на грудь матери, сбросив уже ненужную книгу на пол машины.

– А теперь гони! – заорал он водителю, отодвигая занавеску.

«Скорая» резко затормозила перед подъездом. Шурик выпрыгнул из машины и затарабанил в закрытую дверь.

– Открывайте! Вы что спите там, что ли?

Сзади на плечо Шурика легла тяжелая рука.

– Буяним?

Перед ним стоял лейтенант милиции и рассматривал Шурика в упор.

– Когда откинулся?

– Откуда?

– С зоны. Мы тут проезжали мимо – видим, кто-то в роддом ломится. А у тебя ещё и руки в крови. Поедем-ка в отделение разбираться. Только без фокусов.

– Я врач!

– А я добрая фея! Сейчас я тебя отрихтую волшебной палочкой до состояния тыквы!

Тут на помощь опять пришел Сергеич:

– Товарищ лейтенант, он и правда врач, у нас в машине женщина родила.

– Гонишь?!

– Да сами поглядите.

Милиционер заглянул внутрь машины и увидел небольшой белый сверток на груди у женщины, который вдруг начал истошно орать.

И теперь уже три кулака барабанили в дверь.

Выскочил испуганный врач вместе с акушеркой.

– Что вы так орёте, будто она уже родила!

– Уже…

– Блин, несите носилки скорее! А чего у тебя пуповина не перерезана?

– Да бикс хирургический не укомплектовали, вот я бинтом и перевязал…

– Молоток, что сориентировался!

Женщина слабо улыбнулась.

– Спасибо, доктор. А как вас зовут?

– Шурик, то есть Александр, – смущённо произнёс фельдшер.

– Всё, всё! Понесли, – заторопился дежурный врач. – Подожди, я тебе как «отцу», вес и рост скажу, так, для отчётности.

Через несколько минут он выглянул из окна второго этажа и прокричал.

– Апгар восемь-девять, вес три шестьсот, рост пятьдесят четыре сантиметра. Езжай, с боевым крещением тебя, крёстный!

***

Абдуллина свирепствовала.

– Несчастные десять страниц не могли выучить, да какие к чёрту из вас доктора; сантехники из вас хорошие даже не получатся.

Шурик сидел и отчаянно боролся со сном.

– Господи, до чего распустились студенты, уже ходят на занятия небритые и без халата. Небось, всю ночь хорошо гуляли, – добавила саркастически профессор. – Вот с вас-то и начнем. Да, кстати, тут сегодня необычный случай произошёл: доктору пришлось принимать роды в машине, а у него хирургического инструмента не оказалось, так вот он догадался, пережал пуповину бинтом. Разорвал свой халат и запеленал ребенка. Вот что значит настоящий врач. Хватит спать, я вам говорю, вы хоть слышали, что я рассказала сейчас?

– Роженица Айгуль Кенжекеева, тридцать один год, третья доношенная беременность, тридцать восьмая неделя, родился мальчик, состояние по шкале Апгар восемь-девять, вес три килограмма шестьсот граммов, рост пятьдесят четыре сантиметра.

– Так это были вы?!

– Ага…

– Что же вы стоите, коллега, там сзади гинекологическое кресло, идите и поспите. Да и ставлю вам по теме «отлично»! А мы все ещё на пятиминутке удивлялись – чисто казахская семья, а мальчика Шуриком назвали.

– А вы, – обратилась она к группе, – вместо того, чтобы халаты крахмалить, шли бы работать на «скорую», чтобы стать хорошими врачами!

Но этой фразы Шурик уже не слышал, он крепко спал…