Buch lesen: «Рельсы… Рельсы»
Действующие лица:
Волков Валерий Сергеевич – военный комиссар, главный герой
Сарыченко Виктор Петрович – начальник станции
Терентьев Александр Николаевич – комендант городского гарнизона
Лунёв Павел Георгиевич – заместитель коменданта
Сычёв Алексей Владимирович – начальник путей
Спицын Виктор Петрович – врач-хирург городского госпиталя
Игнат Митрофанович – старый охотник, деревенский сторож
Черных Николай Николаевич – староста деревни Темнолесное
Ефросинья – его жена
Головин Федот Иванович – беглый кулак
Головина Василиса Федотовна – его дочь (умалишенная)
Иван Макаров – юноша, вернувшийся с войны
Анастасия – невеста Ивана
Беломестных Максим Андреевич – старый разорившийся ремесленник
Беломестных Дмитрий Максимович – сын ремесленника
Кириллов Владислав Витальевич – новый староста Студёновки
1 часть
Глава 1
Гудок паровоза известил о прибытии на станцию. Одинокие сапоги из дубленой кожи шагнули с высокой ступени и тут же утонули наполовину в снегу. Рядом с сапогами рухнул в снег чемодан, некогда кожаный, но протёртый до такой степени, что кое-где проглядывала фанерная основа. Хозяин вещей звучно выругался и зажал зубами папиросу. Двубортная шинель тут же пропиталась влагой от нескончаемого потока крупных снежных хлопьев. На пяти пуговицах, три из которых были явно пришиты от другой одежды, застыли ледяные капли. Из кармана мужчина достал отсыревший, кое-как сохраняющий целостность коробок спичек – настоящая редкость после войны. Дрожащими даже под кожаными перчатками пальцами, он выудил спичку. Пару раз безуспешно чиркнув и лишь полностью разорвав коробок он выругался ещё раз. Коробок полетел в снег и пропал в сплошной белизне, а лёгкая поклажа покинула снежную тюрьму и закачалась в руке. Не выпуская папиросы, мужчина быстрым строевым шагом устремился к началу перрона, где виднелась ещё одна человеческая фигура. Она двигалась вдоль состава и внимательно рассматривала что-то под каждым вагоном. Приблизившись, человек с чемоданом смог более детально разглядеть неизвестного. Это был мужчина, только-только перешагнувший ту возрастную черту, после которой начиналось понятие «пожилой». Невысокий, крепкий на вид, с изрядно заросшим лицом. В жилистой ладони он держал внушительный гаечный ключ, которым периодически постукивал по стыкам рельс. Поверх выцветшей зелёной формы имперской железнодорожной службы, был накинут овечий полушубок. На форме яркими пятнами непорченой временем краски виднелись места, где ранее были эмблемы. Таковые остались лишь на фуражке и ремне – золотые буквы «СЖД», Сибирская железная дорога.
Железнодорожник так же не обделил вниманием внезапного приезжего. Мутный взгляд его застыл на красном кольце нарукавной повязки с нашитым горизонтально чёрным бархатным ромбом, окаймлённым кантом тёмно-жёлтого цвета.
– Здравствуйте-с, господин военный комиссар!
– Я вам никакой не господин. Прошу обращаться к себе товарищ военный комиссар.
– Виноват, товарищ военный комиссар!
– Огоньку не найдётся?
– Отчего нет… для вас всегда найдём-с, – железнодорожник пошарил по карманам и вытащил гильзовую зажигалку. На корпусе виднелась потёртая надпись: «IMCO Austrian Patenet», – давайте-ка вашу цигаретку.
Смачно затянувшись и медленно выдохнув терпкий дым, комиссар спросил, мотнув головой на австрийскую диковинку.
– Трофей?
– Так точно, с австрийского фронту привёз. В тысяча девятьсот восемнадцатом году отбыл домой по ранению. Может, возьмёте?
– Это твоё по праву, я не могу принять.
– У нас в роте была традиция такая. Мол, кто его знает, когда умрём, ну и зачем нам мирское это всё? Ну и начали меняться не глядя. Подойдёт к тебе солдатик, стукнет по карману, на свой руку положит и скажет: «Махнёмся не глядя?». Вы, видно, человек служивый… мне с вами под честь. В наших краях без огню никуда. А у вас, вон, спички промокли. Я-то огонь отовсюду достану.
– Ну, будь по-твоему. Меняться, так меняться. На-ка, тоже вещь полезная, – мужчина спустил рукав и снял с запястья наручные часы с кустарно выгравированной на задней стороне надписью: «A decent-looking commander should have a proper watch», – один мой товарищ, английский рабочий, подарил мне их. Я же отдаю тебе. Ты по часам-то понимаешь?
– Кумекаю немного. Наш старшина давал мне свои, «Мальтамы», чтобы я считал время до команды атаки. Премного благодарен за такую честь. Память вашего друга не будет посрамлена.
– Мальтамы? Ах… ха-ха-ха… Ты, верно, имел в виду «Уолтемы», да тоже неплохие часы. Ну да неважно. В каком звании был?
– Да что там за звание, скажете тоже… младший унтеръ-офицеръ мы, прапорщик. 3-ий симбирский стрелковый полк.
– Ясно. Звать-то как тебя? Какой чин на службе имеешь?
– Дмитрий Воронцов. Железнодорожных путей обходчик.
– Вот что, Дима, где у вас тут комендант железнодорожной станции и дежурный по станции?
– Да тута недалеко. Вон, видите два огонька? – Обходчик указал куда-то вглубь метели, – это станционная администрация. Только вы вряд ли кого застанете – господин комендант отбыли ещё утром. Тут такой бардак был. Уж второй поезд с рельс сходит.
– Спасибо за помощь, и прошу вас искоренить из употребляемых слов любые «господин», «офицер» и прочие. Вы же государственный служащий! – с этими словами комиссар стал отдаляться в указанную сторону.
– Есть искоренить! – Обходчик привычно вытянулся по стойке смирно и со смесью уважения и ужаса проводил внезапное начальство взглядом, – вы, товарищ комиссар, издалека ль?
– Издалека, издалека, – послышалось из-за снежней пелены, сквозь которую виднелся лишь удаляющийся красный огонёк зажженной папиросы, – приехал разбираться с вашим бардаком.
Продвигался комиссар медленно. Чем дальше от перрона, тем выше сугробы и вязче снег. При каждом шаге по бедру приятно похлопывал наган в кобуре, немного мешалась сабля, закреплённая на поясе. В чемодане переваливался небогатый жизненный скарб: бритва, тетрадь-журнал, рубаха, шкатулка с посменными принадлежностями и коробочка с орденом красного знамени. В нагрудном кармане позвякивал кошель и похрустывал распечатанный конверт. Этот конверт пришел ему в войсковое расположение неделю назад и хранил приказ примерного такого содержания:
«Приказ военного комиссариата СГ, от 18. 01. 1920 года.
Военному комиссару Валерию Сергеевичу Волкову, проявившему недюжинную смелость и командирское умение в недавних боях, а также находчивость и самоотверженность в расследовании дела о расхитительстве военной государственной собственности в уезде N, предписывается срочно прибыть в город Ухабинск, где участились случаи нападения на поезда. Здесь комиссар Волков должен организовать сыскную деятельность, защиту железнодорожных путей, провести просветительскую агитационную работу среди населения и очистить область от бандитских формирований. Для этого он снабжается самыми высокими полномочиями. Местное командование и администрация уже уведомлены о таковых. Для квартирования комиссара выбрана деревня Темнолесное. Ввиду непрекращающихся боевых действий с группами белых сепаратистов на дальних рубежах РСФСР, Волкову предписывается действовать только местными силами и вызывать военный контингент из соседствующего округа только ввиду острой необходимости.
Приказ подписан командующим округом Л.»
Целую неделю он добирался до загадочного Ухабинска, меняя поезда на стрелках и станциях. Составлял компанию стволам деревьев или домашнему скоту. Замерзая в комьях сена, отлёживая спину на неудобных лавках, голодая в ожидании очередной попутки в опустевшем городке, ругаясь с проводниками и извозчиками, пешком пробираясь через густые ельники, отбиваясь от диких зверей, он зарывался в холодное нутро одичавшей, измученной, разграбленной страны. Туда, дальше изломанного хребта Уральских гор, пересекая бездонные венозные потоки Оби, Енисея. Однотипные пейзажи облепленных снегом деревьев и редких телеграфных столбов, мигающих в окнах, напоминали заевшие кадры киноплёнки, беспрестанно и бессмысленно прокручиваемые барабаном, и навевали уныние. Каждый километр отзывался в сердце Валерия горечью. Ему не хотелось оставлять боевых товарищей. В то время как в Таврических губерниях расцветала Врангелевщина, а на Забайкалье чинил террор Колчак, он, свежеиспеченный комиссар, прошедший бои, должен был гонять по сибирским лесам вшивых бандюг. Но тут же Валерий отгонял от себя эти мысли. В конце концов, это был приказ. Родина звала его, ей нужна была помощь.
И теперь он был полон решимости помочь ей, положить на это дело все свои силы, а если нужно, и жизнь. Добравшись до дверей администрации, он потянул на себя тугую дверь и прошёл в фойе. Тяжёлый взгляд упал на стол дежурного, стоящий у лестницы на второй этаж. Стол был чисто убран, и держал на своей глади лишь забытую кем-то краснознаменную будёновку, однако за самим столом никого не было. Дежурный – курчавый парень лет восемнадцати в расстегнутой солдатской рубахе сидел на стуле, подстелив собственную шинель, и грел бок об затопленную буржуйку, попутно усердно вчитываясь в какую-то книжку. Из литературного транса его вывел лишь хлопок двери. Встретившись глазами с Волковым, парень нехорошо побледнел.
– Понятно… – выдохнул Валерий, – дежурный, почему не на посту! Что за внешний вид?
– Я… я… минуту… – парень суетливо начал застёгивать пуговицы, книга выпала из его рук и раскрылась на развороте с дамой приятной внешности. Лицо парня переменилось и стало красным, как варёный рак.
– Приведите себя в порядок и доложите по форме!
Наконец, управившись с рубашкой и кое-как набросив на себя шинель, парень подхватил книгу и помчался к столу. Сильно приложившись бедром об его угол, он выдвинул шкафчик и сунул в него книженцию и будёновку. На секунду остановившись в растерянности и, видимо, вспоминая, что нужно сделать дальше, он вытянулся как струна и приложил ладонь к виску.
– Дежурный красноармеец Новиков в вашем распоряжении!
– Это, конечно, прекрасно… Знаете, Новиков, если оценивать состояние гарнизона по его самому низшему звену, то для меня становится ясна причина неспособности местных войск противодействовать бандам. Почему вы не выполняете своих обязанностей на посту?
– Виноват, товарищ войсковой комиссар, всю документацию я разобрал утром, все посты расставлены в соответствии с распоряжением коменданта Терентьева и проверены мною час назад. Прошу вас ознакомиться с журналом дежурств, – с этими словами Новиков вытащил из второго шкафа увесистую тетрадь.
– С удовольствием, – Волков принял рукопись и принялся неспешно её листать, – и что же, комендант не выдал вам дополнительных распоряжений?
– Никак нет.
– Что же, об этом я у него спрошу. Вольно, – Валерий слегка улыбнулся и передал журнал обратно, – Запомните, Новиков. Хороший солдат должен не только в точности выполнять приказы командира, но и обладать некоторой долей самостоятельности, а самое главное – всегда быть на том месте, где ему назначено и должно. Только тогда, когда все винтики на месте, военная, а впрочем, и любая другая машина работает исправно! Вам ясно?
– Так точно!
– Вы, кстати, неместный?
– Так точно… – парень посмотрел на командира удивлённо, – из Екатеринбурга. А вы как поняли?
– По говору… и книжка ваша екатеринбургской печати. Приказываю, кстати, от неё избавиться. Похоть не должна отвлекать бойца от службы. Хм… насколько я знаю, комендант… как вы сказали? Терентьев… отбыл на место крушения поезда?
– Так точно, вместе со своим заместителем Лунёвым и начальником по переезду Сычёвым они отбыли в шесть часов утра.
– Кто за старшего?
– Начальник станции Виктор Петрович Сарыченко.
– Ведите к нему.
Поднявшись в сопровождении бойца на второй этаж, Волков оценил обстановку.
Хлипенькое кирпичное здание еле-еле держалось под порывами ветра. Второй этаж представлял из себя коридор с тремя дверьми, ведущими в кабинеты Сарыченко, Терентьева и телеграфиста. Новиков постучал в первую и сразу же её открыл.
– К вам товарищ военный комиссар, – после этого он сразу же развернулся и обратился к Валерию, – проходите.
В кабинете из-за невероятного числа картотечных шкафов невозможно было сказать, в какой цвет он был выкрашен. Вынесенный на середину стол размывался на фоне гигантской карты, вывешенной на задней стене. И ещё более незначительным в собственном кабинете выгладил Сарыченко. Волкову за время службы приходилось видеть разных начальников в разном антураже: в обшарпанном кабинете, комнатушке реквизированной квартиры, в отбитой у белых крепости, землянке, окопе – этот перечень достойных и менее достойных мест можно было бы продолжать ещё долго. Но везде высокий начальник внушал уверенность, был как бы подытоживающей точкой всего окружения и никогда на его фоне не выгладил блекло.
Сарыченко же уверенности не внушал и был подобен кристаллу сахара, растворяющегося в кофейной гуще еловых шкафов. Было сложно сходу объяснить, почему начальник станции вызывал подобное чувство. Возможно, причина крылась в тучном и низком строении его тела… Грубо и коротко его можно было бы описать так – мелочь пузатая. Может, дело было в форме, смотревшейся на нём нелепо. Синие штаны, собравшиеся в океан волн-складок у сапог, которые были ему велики; рубаха на его теле более напоминала не по размеру выбранную наволочку; изъеденный молью бушлат беспомощно висел на плечах, трепыхаясь пустыми рукавами; накинутая наспех фуражка лежала на потном лбу накось. А может, дело было в выражении перманентного страха и беспомощности на его лице… они диктовали его действия, судорожные метания по комнате и небрежные манипуляции с бумагами. Судя по всему, подобное поведение было ему свойственно, и приезд Валерия только усугубил хроническое проявление «заячьей душонки».
– Ох, какое облегчение, – служащий неловко выбрался из-за своего стола и, отвергнув всякие уставы, протянул Волкову руку. Тот же пожал слизкую ладонь, посудив, что человеку гражданскому фривольности можно простить.
– Нам сообщили о вашем приезде, однако мы ждали вас заметно раньше. Надеюсь, вы на нас не сильно серчаете, встретить вас не было никакой возможности. Ах, и всё же, какое облегчение… вы прибыли и вовремя, и одновременно в час скорбный, тяжёлый. Эти супостаты опять пустили поезд с рельс.
– Я в курсе ситуации с поездом. Время не ждёт, я хочу как можно скорее приступить к делу. У меня нет ни минуты на пустословие, – комиссар отодвинул плечом тело служащего и прошёл к карте, – вы можете указать места нападений?
– Да-да, конечно, – Сарыченко засеменил за Волковым и ткнул пальцами в две точки на паутине заштрихованных линий, изображающих железнодорожное полотно, – вот тут произошла первая атака. Прямо между «№1 Восточной» и «№2 Восточной» ветками. Грузовой состав с винтовками, патронами…
– Когда? В каком часу?
– Семнадцатого января. Поздно… около трёх часов ночи.
– Жертвы? Что вынесли?
– Этого сказать не могу. В подобные подробности вовлечены комендант и начальник пути. Я занимаюсь только делами станции, поезд до неё не доехал, хотя телеграфист с «№1 Северной» ветки передал нам о приближении состава.
– Ладно, где было второе крушение?
– Здесь, совсем недалеко от города на «Северо-Западном» пути. Тоже грузовой, вёз солдатскую амуницию. Напали… около пяти.
– Здесь сейчас находится комендант Терентьев?
– Да. С шести он там.
– Хм… помельче масштабом карта есть?
– Всё забрал помощник коменданта.
– Выделите мне любую лошадь. Мне нужно как можно скорее добрать до места крушения. Желательно перехватить Терентьева там.
– Может, сани? Вам и проводник бы пригодился.
– Долго. Дорогу найду сам.
– Как вам угодно. Николушка! – В дверную щель заглянул красноармеец Новиков, – вели комиссару подать нашу разъездную лошадь. А вы, товарищ комиссар, езжайте вдоль рельс на юг. Не промахнётесь, там и снега не так шибко намело, нежели на дорогах.
– Слушайте внимательно моё распоряжение, Виктор Петрович. Когда я вернусь, вы должны будете подготовить мне личные дела всех служащих станции, всех ваших подчинённых и ваше личное дело тоже не забудьте.
– Но…
– Более того, вы должны будете вызвать всех сотрудников из отпусков, уведомить каждого, что он должен быть на расстоянии шага от станции не позднее завтра. И, более того, я требую всю информацию о проходивших здесь поездах за последние две недели. Вам ясно?
– Да… мне всё ясно.
– Выполняйте.
Валерий вышел из кабинета и застучал каблуками по ступеням лестницы. Отперев дверь, он увидел Новикова и ещё какого-то красноармейца, держащих худощавую кобылу под уздцы.
– Ваша лошадь готова, товарищ комиссар.
– Хорошо.
Мужчина опёрся на стремя и перекинул ногу через седло. Уместив чемодан перед собой, он повёл лошадь к рельсам. Кляча шла неохотно, периодически увязая в снегу и брыкаясь. Спустя час он прибыл на место.
Весь снег был чёрен от угля. В нескольких метрах от решётки рельс и шпал лежал металлический скелет поезда. Тягач протаранил собой несколько деревьев и снёс телеграфный столб… труба его повисла на ветках голых крон, будка машиниста была смята, прожектор покачивался на проводах, большая часть дышел и поршней вылетели из пазух и торчали во все стороны, как сломанные рёбра. Один из вагонов был полностью перевёрнут и лежал на собственной крыше. Большинство других лежали неподалеку на боках и лишь несколько остались на колёсах. На половине вагонов виднелись следы пожара. Вокруг скелета сновали туда-сюда люди в военной форме. Слышалась ругань, удары топоров, скрежет пил, хоровое: «…и раз!», треск натянутых верёвок. Небольшая группка гражданских окружила участок железной дороги и, похоже, готовилась к демонтажу повреждённых деталей. Неподалёку от рабочих стояла тройка мужчин. Валерий моментально узнал в них коменданта, его заместителя и начальника путей. Волков направил свою лошадь к ним.
Худощавый мужчина с пышными усами и формой имперской железнодорожной компании отчитывался мужчине в зимнем мундире английского типа с выкроенными опознавательными знаками.
– Александр Николаевич, мы сможем восстановить сообщение к вечеру. А вот с восстановлением телеграфной линии придется обождать, в области не осталось мастеров. До следующей недели связи с Кулыбинской не будет.
– Хорошо. Дальше обходитесь только силами крестьян, своих солдат оставить не могу. Это не наша обязанность – тащить ваши поезда из сугробов, – мужчина перевёл взгляд на приближающегося комиссара, – а это ещё что за птица?
– Военный комиссар Волков Валерий Сергеевич, прислан военным комиссариатом РСФСР, я вам о нём докладывал, капитан, – отозвался молодой человек в мундире чуть похуже качеством, с криво подшитой красной звездой на фуражке.
– Ах да… комиссар. Всё никак не привыкну к этим новым словечкам.
– Рад… что сумел застать вас всех на месте, – Волков слез с коня и поравнялся с троицей, – спасибо, товарищ Лунёв, что отрекомендовали меня.
– Рад служить, – отозвался Лунёв без особого энтузиазма.
– А вы, я полагаю, товарищ Сычёв.
– Моё почтение, – усач немного поклонился.
– Позвольте тоже отрекомендоваться. Капитан Тереньтев, ныне комендант города Ухабинск и, соответственно, его станции. Защищаю эти земли от набегов всяческих негодяев, – комендант протянул руку для рукопожатия.
– Что-то вы в этом не особо преуспеваете, – жест капитана комиссар проигнорировал, однако честь отдал, – так что предлагаю приступить к делу.
– Поверьте, если бы ваше командование давало больше времени на достижение результата, вас бы тут не было.
– Но я здесь. Или вам это не по нраву?
– Почему же? Я даже предлагаю отметить это стаканчиком чая… или ещё чем покрепче. Вы, небось, околели в дороге.
– Обойдусь, привычный. Пройдёмте к месту схода.
– Ну-с, как пожелаете. А я всё же выпью за ваше здоровье. Лунёв, вели принести мне чарку.
– Слушаюсь, – Лунёв подозвал бойца и прошептал ему что-то на ухо.
Четвёрка зашагала к группе рабочих с ломами и кирками.
– Комендант, а почему на вас старая форма? Да и, как я погляжу, все ваши бойцы ходят в старом стиле. Вы о новом приказе не слышали?
– Это стоит спросить у вашего начальства – почему к нам не приходят поезда с обеспечением.
– Это и ваше начальство теперь тоже.
– Ну да, ну да. Нынче же мужик главный над всеми.
– Александр Николаевич, слушайте внимательно, ибо больше я повторять не буду. Относитесь с должным уважением к людям, десятки веков носивших ваше сословие на собственных плечах. Довольствуйтесь тем, что этот народ дал вам шанс на искупление.
– Поглядим…
– Докладывайте. Что дал осмотр места?
– Хм… прошу прощения. Рельсу подорвали чем-то, в приличном количестве.
– Чем-то? Вы не установили тип взрывчатки?
– Не имею должного образования. Я офицер от инфантерии. К тому же не вижу в таковом смысла.
– Надеюсь, вы сможете объяснить эту позицию?
– Пожалуйте-с. В ходе боевых действий у местного населения осели приличные запасы вооружения. Уверен, динамит в эти запасы входит. По крайней мере, крестьяне не гнушаются глушить им рыбу в ближайшей реке. Так что на подобную атаку мог сподобиться всякий «пролетарий».
– Я это запомню, – комиссар с трудом сдержал негодование, но длинный язык коменданта пока был полезен, – и всё же я не понимаю, почему вы не позвали саперов?
– Да что б они понимали… – Александр схватил у подбежавшего солдата гранёный стакан с подноса и залпом его опрокинул.
– Ясно. А это что? Шнур?
– Так точно. Тянется до зарослей рядом с дорогой. На снегу остались следы от запала и взрывателя.
– Шнур не военный, ручная работа, – Волков покрутил в пальцах пропитанный битумом остаток шнура, – стоит признать, сделан хитро. Основа из льняной ткани… пропитана чем-то. Ни запаха, ни цвета. Должно быть, калиевой селитрой. Снаружи смесь пороха, клея и битума. Подобными раньше зажигали люстры. Всё это можно найти в любой деревне или городке и скрутить подобный запал хоть в лесу, были бы руки из нужного места.
– О чём я и говорил, – самодовольно крякнул комендант.
– Соизвольте взглянуть на место взрыва, – Сычёв указал на вывернутые наизнанку рельсы, – никогда такого не видел.
– Словно снарядом накрыло, – пробубнил Терентьев, – не поскупились на взрывчатку, сволочи.
– Рельсы выбило из пазух и разорвало посередине, выгнув кверху. Судя по всему, был сделан небольшой подкоп под дорожное полотно. Тонкая работа, расчёт полностью себя оправдал. Взрывная волна буквально сняла верхний слой земли и выбила рельсы прямо из-под состава. Тут рыли? – Волков обратился к одному из рабочих.
– Да, ваше превосходительство. Нашли вот это, – он указал на разорванную в клочья алюминиевую пластину.
– Без «превосходительств», пожалуйста. Лучше, друг мой, подайте мне это сюда.
– Извольте, – удивлённо откликнулся мужик.
– Посмотрим. Металл оплавился. Трудно сказать, что это было наверняка, но, судя по загнутому контуру, обычная банка. А это что… какая-то крошка. Не земля, слишком светлая, на ощупь похожа на мыло… запах… пахнет не само вещество, а металл и остатки земли. Вы были почти правы, Тереньтев. Запах, как после немецкой бомбёжки. Только снаряда не было. А был тротил… точнее тротиловый порошок. Всё ясно. К банке подвели шнур, наполнили порошком, зарыли под дорогу. Сам тротил трудно взорвать от искры, но крошку можно вполне, да и экономнее выходит. Но даже так часть взрывчатки не сработала. Повезло – тротил на этих просторах редкость, даже среди военных. Это может стать зацепкой. И всё же надо перестраховаться. Лунёв, приведите кого-нибудь из сапёрного батальона. Желательно потолковей.
– Есть, – сопровождаемый недовольным взглядом коменданта, Лунёв направился в сторону рощи, где ютилось большинство солдат.
– Не будем терять время. Осмотрим состав. Товарищ Терентьев, жертвы есть?
– Все восемь человек. И поездная бригада, и охрана. Вон лежат… под тряпками, – комендант указал на ряд носилок, уложенных под деревом и накрытых пропитавшейся кровью тканью.
– Всего три человека охраны? Почему после первого нападения не усилили сопровождение?
– Я отправил подобные приказы на другие станции, но людей попросту не хватает. Более того, многие дезертируют на первой же остановке. Поэтому необходимо посылать в сопровождение минимум одного младшего офицера, а их особый дефицит. В округе условились чередовать составы с пониженной и повышенной охраной. Пока что налётчикам просто везёт.
– Интересное везение. Продолжайте отчёт о погибших.
– Машинист и его помощник погибли на месте сразу. Кабину так смяло, что опознали их только по форме компании. Кочегару повезло немного больше. Взрывом его выбило из состава, и он приземлился в сугроб, где потерял сознание и просто истёк кровью. Обер-кондуктору размозжило голову свалившимся грузом, видимо, он как раз проводил опись. Хвостовой кондуктор и три человека охраны пережили крушение, но все были убиты бандитами.
– Почему тела не оставили лежать на своих местах?
– Позвольте… мы не знали, что у нас будут гости. Я всё осмотрел. Не переживайте, всё задокументировано и отмечено на схемах. Как я и сказал, машинист и его помощник остались в кабине, кочегар лежал вон там, видите окровавленный сугроб у дороги? Обер-кондуктор лежал во втором вагоне. Хвостовой кондуктор, видимо, успел активировать несколько тормозных колодок, благодаря чему последние три вагона остались неперевёрнутыми. Он выбрался на улицу, но не успел даже достать из кармана свисток – его тут же убили. Следующими были трое сопровождающих. Они нарушили инструкцию и сидели в одном вагоне… рубились в дурака… дураки. Выбрались тоже все вместе… ну и легли так же, колодой.
– Тела осматривал врач?
– Нет. Ему нездоровится, так что тела доставят в трупецкую военного госпиталя. Тогда и глянет.
– Плохо. Ладно, я хоть и не эскулап, но взглянуть нужно. Помогите снять это тряпьё. Ух, да… вы не врали. Первые два тела настолько обезображены, что сложно установить даже пол. Так, а у этого… лоб всмятку, должно быть обер-кондуктор. А вот это уже интересно – у хвостового рана во всю грудь, глубокая, до костей. Я бы сказал, сабельная. У троих бойцов… сквозные пулевые ранения головы, но странные. Вокруг отверстий всё обожжено, сами раны безобразные. А это что? Знакомые колотые раны, я эти четырехгранники до конца жизни помнить буду. Жестоко исколоты штыком. Это их винтовки?
– Так точно.
– Дайте взглянуть. Не сняты с предохранителей. И, как я и думал, из них не стреляли. Дайте угадаю, в борту вон того вагона имеются пулевые отверстия и следы крови.
– Хм… да, верно.
– Ясно. Это был не бой, а бойня. Охрану повалили, обезоружили, собрали у вагона, приставили дуло прямо к голове и расстреляли. Но зачем так измываться над телами, около десятка раз колоть штыком?
– Ублюдки. Я знал почти всю бригаду. Хорошие ребята были. Знали своё дело, – с момента снятия простыней Сычёв не отводил влажного взгляда от тел.
– Ничего, мы их найдём и предадим суду. Скажите лучше, что пропало из груза?
– Почти всё тёплое сукно, ящик новых ботинок, ремни. Сложно сказать… воры просто подожгли всё, что не смогли или не захотели унести. Нам повезло – пошёл снег и потушил основной пожар, со всем остальным разобрались люди коменданта.
– В том числе и с возможными следами. Всё затоптано, раскидано, перевёрнуто. Грязно работаете.
– А вам было бы проще, если бы мои люди просто стояли и смотрели, как сгорают деньги страны?
– Товарищи, не спорьте, – вмешался в разгорающийся конфликт железнодорожный служащий, – Валерий Сергеевич, что вы думаете?
– Немного. Налётчики орудуют небольшой группой, где-то пять, может шесть человек. Они хорошо вооружены и организованы. Не исключаю возможности присутствия в их рядах профессионального сапера или человека, работающего со взрывчаткой в прошлом. Впрочем, сейчас таковые редкостью не являются. Кроме того, у меня есть все основания полагать что…
– Товарищ комиссар. К вам доставлен сапёр! – отчитался подошедший Лунёв.
За его спиной стоял высокий боец с лёгкой сединой, запачканными углём руками.
– Боец Пронин в вашем распоряжении.
– Взгляни-ка на эту вещицу, – Валерий протянул сапёру остаток бомбы, – и скажи, что думаешь. Только взвешивай каждое слово. То, что ты скажешь, возможно, решит судьбу не одной тысячи человек.
– Да тут думать-то не о чем, – продолжил боец после недолгого осмотра находки, – привычная самоделка. Только взрывчатка необычная. Тротил. Наш, российский. С Охтинского завода. Он хоть и по немецким намётам, но материалы наши. Редкий, зараза. Вне снарядов его редко увидишь.
– А не знаешь, были ли поблизости склады с тротилом?
– Точно не скажу, но у нас точно нет. Так ведь и незачем. В том первом поезде, что опрокинули, был целый ящик. Его везли на фронт. Первый поезд же обычным динамитом подорвали.
– Мне всё ясно. Лунёв, проследите, чтобы Пронину выписали благодарность и выдали двойной паёк.
– Так точно. Красноармеец Пронин, вы можете идти.
– Служу отчизне!
– Так вот. Мои опасения подтвердились. Всё указывает на то, что налётчики хорошо осведомлены о времени прибытия поезда, о пути его следования, перевозимом грузе и составе сопровождения. А это значит, их кто-то информирует. Кто-то с этой или других станций передаёт бандитам информацию, и пока что у меня есть лишь одно предположение о личности информатора.
– И кого же вы подозреваете?
– Вас, капитан Терентьев.
– Ха-ха-ха, и на каких же основаниях? – Посмеявшись, Терентьев смахнул с глаза слезу, – я удивлён, но шутки у вас отменные.
– Это не шутки. И основания у меня имеются. Какие меры были приняты вами после первого нападения?
– Ну… я…
– Товарищ Лунёв?
– За текущую неделю от коменданта не поступало никаких особенных распоряжений.
– Таким образом, мы имеем полную инертность в командовании, противление распоряжениям командования, несоблюдение уставов и военных приказов. Вы не связали нападение на первый состав, кражу взрывчатки и сегодняшнее нападение, проявили небрежность в осмотре места преступления, не позаботились об усилении патрулирования, опросе местных жителей. Знали о наличии у них оружия, но не начали его изъятие. Всё это говорит если не о преступном сговоре, то о преступной халатности, что ещё более отвратительно.
– Ах ты, краснопёрая сука! Обвиняешь меня, меня?! Офицера российской империи в сговоре со всякой сволочью! Да я тебя! – Тереньтев выхватил пистолет, но тут же уронил его от удара в живот.
– Взять его, – приказал Волков, потирая кулак, – и оружие не забудьте изъять под опись.
Коменданта скрутил Лунёв и подоспевший красноармеец.
– Лунёв, ты что творишь?! – пытался вырваться Терентьев, – забыл, кто твой командир? Хочешь, чтобы эта гниль меня расстреляла без суда?
– Успокойтесь. Вас будет ждать военный трибунал. А теперь вы заключены под стражу, пока мне не станут известны все детали дела. Лунёв, назначаю вас новым комендантом. Заместителя выберите себе сами. Проследите, чтобы вашего предшественника доставили и заключили должным образом. После я жду от вас письменный отчёт обо всех происшествиях на станции, состоянии гарнизона и план по совершенствованию защиты железнодорожных маршрутов.
