Костер страсти. Проданная отцом

1

Через неделю у меня будет свадьба: я выхожу замуж за сына друзей семьи, Игоря. Мы знакомы с самого детства, и сколько я себя помню, все всегда говорили, что мы жених и невеста.

Вот мы и выросли, и теперь мы и нас самом деле жених и невеста.

Свадьба пройдёт прямо в нашем огромном доме, и сразу после торжественного вечера мы поедем с моим мужем в свадебное путешествие на Мальдивы: наши родители сняли для нас отель на целых три недели, и я заливаюсь краской об одной мысли о том, представляя, чем мы там будем заниматься…

Мне уже восемнадцать, а Игорь старше меня на пять лет, и значит, он намного опытнее. Ведь у нас никогда ничего не было. Только поцелуи. Не более того.

Конечно же, мой жених пытался добиться от меня большего, но я никогда не позволяла ему.

Или всё-таи не хотела? Я не знаю…

Я ведь не знаю, что такое всепожирающая всепоглощающая страсть, про которую говорят все вокруг.

Страсть, которая разрушает судьбы, города, страны… Я читала про это в книгах, но то чувство, которое я испытываю к своему будущему мужу не совсем похоже на то, что про что я слышала.

Или я просто пока в этом ничего не понимаю.

– Мама, а ты любила отца, когда вы поженились? – как-то я спросила свою мать, и она ответила, задумавшись перед этим на пару минут:

– Ты знаешь, Мира, любовь – это совсем не то, про что пишут в книжках. Любовь – это, что ты начинаешь чувствовать, когда проживёшь с человеком несколько лет, – погладила она меня ласково по голове. – Страсть и желания – всего лишь дым, который быстро рассеивается, оставляя после себя холодные угли, понимаешь? А с Игорем тебе будет хорошо и надёжно вместе. Наши семьи дружат, и мы всегда будем рядом, чтобы помочь вам.

И я запомнила её слова на всю жизнь: «Страсть – это холодные угли, которые остаются после пожара…»

Всего лишь угли…

Мы возвращаемся домой с мамой и сёстрами, нагруженные пакетами с покупками: мне купили тонкое шёлковое бельё для первой брачной ночи, чулки и итальянскую фату в пол.

Теперь я полностью готова к свадьбе. Перед домом во дворе я вижу припаркованными два незнакомых тонированных джипа: наверное, к папе, как обычно, приехали его деловые партнёры, он часто решает рабочие вопросы у нас дома.

Заходим в дом, и я не слышу обычного радостного лая нашей собаки, Келли – афганской борзой. Она всегда встречает и провожает всех, кто приходит в дом и уходит.

– Артём, мы дома! – кричит на весь дома моя мама, и только тишина гудит в ответ.

Странно, никого? А чьи же это тогда джипы?

Я сваливаю пакеты у порога, и тут слышу дикий, нечеловеческий крик моей сестрёнки, Тони. Бегу на её крик и вижу, что она сидит на полу перед каким-то шерстяным клубком.

Я не сразу понимаю, что это, пока не вижу, что это наша Келли! Что с ней?! Встаю на колени, провожу по её шерсти дрожащей рукой. Руки становятся мокрыми и липкими…

Подношу их к лицу: они в крови. Келли мертва! Но кто это сделал с ней!

Сижу, не в силах пошевелиться, и буквально чувствую, как кто-то подходит ко мне. Поднимаю глаза. И вижу огромного мужчину со шрамом во всю скулу. Он стоит, с любопытством рассматривая меня, и потирает рукой свой заросший щетиной подбородок.

– Кто вы? – еле слышно спрашиваю я, чувствую, как мои глаза, как чаши, наполняются слезами, и это мужчина отвечает низким хриплым голосом со слабым акцентом:

– А это тебе сейчас твой папа расскажет, – и чья-то огромная стальная лапа вздёргивает меня буквально на воздух. Ставит на ноги, тащит за собой.

Я плохо соображаю, но понимаю, что меня ведут в отцовский кабинет. Я даже не пытаюсь вырваться: я так ошарашена, что просто иду за этим громилой.

В отцовском кабинете за столом сидит мой папа, и я вижу, как побелело его лицо. Моя мама сидит тут же, на диване, и просто тихо плачет, буквально задыхаясь от рыданий, а мои две сестрёнки Тоня и Мия стоят уже в комнате перед ещё одним страшным мужчиной в джинсах и чёрной кожанке.

И тут я наконец-то замечаю, что у всех этих бандитов в руках оружие! Оружие!

На сграбят?!

Из фильмов я знаю, что лучше не спорить с ребятами с пистолетами, и я встаю рядом со своими младшими сестрёнками.

– Ну, давай, говори, – подталкивает в спину дулом пистолета моего отца тот самый мужчина с щетиной, и я вижу, каким ужасом наполняются глаза моего папы. – Или ты хочешь, чтобы я сам объяснил твоему сучьему выводку, что здесь происходит? – с насмешкой кидает он, усаживаясь на столешницу.

– Не надо, я сам, – наконец-то выдавливает из себя мой отец, и я только слышу сдавленные рыдания моей мамы…

– Девочки, я задолжал Рустаму Алиеву деньги. Очень много денег, – сглатывает мой папа, и я вскрикиваю:

– Папа, это не важно! Нам не нужны деньги, правда? Забирайте всё! – кричу я в лицо этому человеку со шрамом, и вижу, как он начинает хохотать в ответ.

Встаёт, подходит ко мне вплотную, и я чувствую его дикий пряный аромат, исходящий от его кожи в прорези рубашки.

– А ты смелая девочка. Дерзкая, – вдруг просовывает он свою жёсткую ладонь прямо в вырез моего платья и сдавливает мою грудь!

Я вижу, как мой отец пытается вскочить со своего места с криком «Не смей…», но тут же ещё один здоровый бугай бьёт его наотмашь.

Папа падает обратно на стул, закрыв лицо руками, и я вижу тоненькую струйку крови, тонкой змейкой бегущую между его пальцев…

2

Я стою, застыв и смотрю молча на своего отца, пока чужая мужская рука лапает мою грудь. Больно сжимает её…

Это первый мужчина, который это делает со мной. Я никогда не позволяла это делать Игорю, и я признаюсь сама себе, что мне на самом деле никогда и не хотелось, чтобы он дотрагивался до меня так.

Так властно. Настойчиво. По-хозяйски. Как делает этот мужчина со шрамом.

Подушечка его пальца обводит вокруг моего соска, и он вдруг затвердевает под ним крошечным нераскрывшимся бутоном.

Что-то горячо и тепло ухает у меня внизу живота, и я прикусываю нижнюю губу, опасаясь, что это вдруг кто-то заметит.

Заметит моё вдруг внезапно вспыхнувшее томление. Это странное желание. Истому.

Моё лицо начинает пылать, я смотрю в глаза этому незнакомцу и вижу, как на дней его глаз плещется чёрное озеро.

Которое затягивает меня в свой бездонный омут…

Я не хочу, чтобы он убирал сою руку. Как странно, что даже сейчас, стоя перед этой кучей бандитов, которые избивают моего отца и щупают меня, как живой товар на рынке, я вдруг чувствую пробуждение чего-то неведомого глубоко внутри своего тела. Чего-то, что спало во мне до этого самого момента…

Но он уже убирает свою руку и переходит к моей сестре, Тоне, которая стоит рядом со мной, и моя грудь и сосок продолжают пылать, словно отравленные навсегда этим прикосновением…

– Ну что, Артём, кого мне лучше взять в счёт уплаты долга, а? – оборачивается он к моему отцу.

К моему папе, который всегда был таким добрым. Смелым. Самым сильным.

Отцу, который всегда мог защитить меня.

Но сейчас он сидит, опустив плечи, с приставленным к виску дулом пистолета, и единственное, что я вижу в его взгляде – это ненависть.

Ненависть, направленная на этого странного дьявольского незнакомца.

Который пришёл за нами. Или только за одной из нас?

– Может быть, взять твою жену? – насмешливо продолжает бандит, и я слышу, как вскрикивает на диване моя мама. Всхлипывает, но крепкая огромная лапа одного из бандитов удерживает её. – А она ничего, – снова тянет Рустам с издёвкой. – Хотя нети, ты знаешь, долг слишком большой, и мне нужно что-то более ценной. Более молодое… Более свежее… – резко сдёргивает он с моей сестры блузку, и она стоит прямо так, перед всеми бандитами и нами, её семьёй – в сорванной до талии кофточке и с совершенно голой грудью без лифчика.

Я вижу, как наполняются слезами глаза моей сестры, и кричу:

– Не Трогай Тоню, подонок! – и тут же тяжёлая и стремительная пощёчина обжигает мою щёку…

– Никто не смеет называть меня такими словами, поняла? – сквозь зубы цедит мне человек со шрамом, и я лишь молчу, прикрыв рукой пылающую щёку. – А ты очень дерзкая, – ещё раз смотрит он на меня своим адским обжигающим взглядом и снова возвращается к Тоне.

– А ты не такая смелая, да? – хрипит он ей на ухо и задирает её юбку, и я вижу, как он резко просовывает свою руку её между ног, прямо под трусики. Тоня громко всхлипывает, но молчит, стиснув зубы.