Buch lesen: «Немой. Книга 1. Охота на нечисть»
Глава 1: Обезьяна с гранатой
Капсула шлёпнулась на поверхность. Со звонким щелчком отстрелился парашют.
– На выход, парни! Живее! – заорал сержант Кнайп, бешено вращая глазами. Когда сержант злился или нервничал, глаза у него вылезали из орбит. За это мы между собой прозвали его Лупоглазым. Тупой как-то назвал сержанта Лупоглазым в лицо и тут же огрёб перелом челюсти и неделю чистки сортиров после возвращения из лазарета. Но Тупой – он на то и Тупой, чтобы огребать.
Когда мы приземлились, деревня уже догорала. Орбитальные бомбардировщики долбанули по ней парочкой ракет и ушли дальше кошмарить городишко, который местные рудокопы превратили в настоящую крепость.
Шахтёры совершенно не желали понимать, что им выпала великая честь добывать иридий во славу Демократии. Они требовали восьмичасовой рабочий день, пенсию и свежую еду вместо брикетов и витаминных коктейлей. Вообще охренели!
Чтобы привести их в чувство, командование отрядило в это захолустье целую эскадру вместе с десантными кораблями. А всё потому, что хотело сохранить иридиевые шахты. И хотя эскадрой командовал целый адмирал – над ним поставили штатских советников. Чтобы флотские, не дай бог, не разбомбили что-нибудь ценное.
На землероек всем плевать – навезут новых с других концов Галактики. Но иридиевые шахты – это ценность. Это очень большие деньги, и Демократия не собиралась терять их.
Поэтому самопальные укрепления и посёлки землероек накрыли точечным огоньком с орбиты, а на зачистку кинули десант.
Мы натянули шлемы и посыпались из капсулы, как горошины из стручка. Рассредоточились и залегли, чтобы противник не накрыл нас огнём. Но то ли местные прощёлкали, то ли накрывать было просто нечем. Из дымящихся развалин никто не огрызался.
Вовсю воняло горелым деревом и мясом. Рядом приземлялись остальные десантные группы.
– Внимание, группа! – раздался в наушнике голос сержанта. – Заходим цепью с севера и движемся к центру деревни. Увидели шевеление – стреляйте сразу, не ждите стрелу в брюхо.
– Стрелу? – удивился кто-то. Да какого хрена – кто-то? Это, конечно, был Тупой.
– Да, Тупой, стрелу! – заорал сержант. – Или копьё! Или ковшом экскаватора по тупой башке! Тебе что больше нравится?
Я представил, как зрачки обезумевшего сержанта царапают изнутри стекло шлема и хмыкнул. Но про себя, чтобы сержант не слышал.
– Мне бабы нравятся, – мечтательно протянул Тупой.
– Сука! – заорал сержант. – Сгниёшь в сортире, если выживешь! Взвод! Цепью, вперёд – марш!
И мы пошли в деревню.
Я старательно крутил башкой во все стороны, как и положено по Уставу. Прицел шлема автоматически определял расстояние до развалин, стоило на долю секунды задержать на них взгляд. Тепловизоры не работали из-за пожара, и сержант приказал отключить их, чтобы не забивали картинку. Датчики движения то и дело сбивались из-за клубящегося дыма. Приходилось полагаться только на собственное зрение, но это – нормальное дело.
Я увидел, как что-то шевельнулось в тёмном проёме закопчённого дома, и немедленно выстрелил из подствольника. Граната угодила точно внутрь проёма. Взрывом руины подбросило в воздух, они на мгновение зависли и грудой рухнули на землю.
– Макс, что там у тебя? – спросил сержант.
– Подозрительное движение в развалинах! – чётко доложил я.
– Проверь, только осторожно. Тупой, прикрой Макса!
Вот спасибо, сержант! Удружил, так удружил!
– Тупой, я к проёму. Держись слева и не подстрели меня!
– Не ссы по ляжкам, детка! Десант рулит!
Блядь, он и вправду тупой!
По дуге обходя развалины, я осторожно двинулся к проёму. Я шёл так, чтобы ни в коем случае не перекрыть Тупому сектор обстрела. Этот завалит и сам не поймёт, что случилось.
Таким дебилам в десанте делать нехрен. Но начальство вовсю отбивало денежки, потраченные на подготовку личного состава. Из десанта уходят только на пенсию по ранению, или в могилу.
По Тупому плакала могила. Он прощёлкал местного. Тот выскочил откуда-то из-за соседнего здания и рванул ко мне с ломом наперевес. С ломом, блядь!
Я развернулся, с ходу ловя нападавшего в прицел, и тут мне прилетело в шлем. Судя, по оглушительному звону – из дробовика. Шлем выдержал, но я словил нокдаун и завалился набок.
Подскочивший местный попытался провертеть в моей груди дыру своим орудием. А Тупой, вместо того, чтобы снять его, принялся от души поливать плазмой развалины, из которых рявкнул дробовик.
Лом не мог пробить нагрудник, но удары прижимали меня к земле, не позволяя подняться. По отчаянному лицу местного я видел, что терять ему нечего. С такой оскаленной рожей идут только на смерть.
Я отбил лом стволом плазмогана, и стальной наконечник проскрежетал по нагруднику. Шахтёр завалился прямо на меня. Я ударил его левой рукой в висок, свалил и выстрелом в упор разнёс башку. Кровища брызнула, заливая стекло моего шлема.
Тупой, радостно вопя, превращал развалины в труху. В ход пошла не только плазма, но и гранаты.
Я оторвал полу шахтёрской рубахи и протёр стекло шлема. В наушниках надрывался сержант:
– Макс, что там, блядь, у вас?
Ладно, с Тупым я разберусь после, на корабле. А сейчас не хрен подставлять товарища.
– Двое местных, оба уничтожены. Потерь нет.
Ведь уничтожены, Тупой? Ты же завалил этого гада с дробовиком?
Видимо, сержант тоже усомнился.
– Тупой! Доложи, что видишь?
– Гы, – доложил Тупой. – Ни хрена не вижу. Я тут всё разнёс! Пылища столбом.
– Сука, – выругался сержант. А потом допустил ошибку. Он решил сам проверить, что у нас, и рванул напрямую.
Тупой увидел шевеление в клубах пыли и от души засадил туда гранату. В наушниках надсадно завыло:
– Су-у-у-ка!!!
Слава Демократии, сержанта не разорвало на куски, а только посекло осколками. Он так орал и матерился, что я чуть не оглох.
Перевязав сержанта, мы всё-таки закончили зачистку деревни. Уцелело только одно здание на бывшей центральной площади. То ли кабак, то ли бордель. А может быть, и то, и другое вместе. Ракеты обошли его стороной, а группа зачистки решила поиграть в индейцев и не стала крушить здание гранатами. Они проскочили внутрь, пристрелили мужика, который прятался за стойкой и обнаружили солидные запасы местного пойла. Попробовали поискать девок, но те куда-то попрятались.
К тому времени, как мы доволокли сержанта до здания, первая группа уже успела снять пробу.
Тупой стянул шлем, и я от души звезданул ему прикладом в зубы. Он отлетел в угол, а глаза его стали похожи на металлические шарики.
– Добавь от меня, Макс! – простонал сержант. – Только не убей. Я сам зарою эту тварь.
И тут ошибку допустил я. Я сказал:
– Хватит с него. На корабле разберётесь.
Местное пойло оказалось кислой вонючей брагой. Судя по запаху, её сделали из витаминных коктейлей, добавив туда какой-то местной хрени.
С зачисткой мы управились быстро. Раненых не было, кроме сержанта. Транспорт за нами пришлют только к вечеру. Так почему бы не отдохнуть после хорошо сделанной работы?
Мы выпили по первой за успех зачистки. Потом по второй – за десант. Потом по третьей – за тех, кто не долетел.
– Эй, дайте и мне выпить! – провякал из угла Тупой. Его глазки нехорошо поблёскивали.
– Хрен тебе, – равнодушно отозвался я. Злость уже прошла. Да и Тупому теперь конец, нет смысла на него агриться. Я сделал глоток браги. Кислая жидкость комком прокатилась по пищеводу и упала в желудок. Ну, нормально. По сравнению с той бурдой, которую из-под полы продаёт корабельный кок – просто нектар богов.
– Дайте выпить, суки! – громче повторил Тупой.
Я половчее перехватил плазмоган и направился в угол. Сейчас ты у меня выпьешь, тварь!
Я сделал шаг, и между ног у меня прокатилось что-то круглое и твёрдое. По инерции я шагнул ещё и увидел, что поросячьи глазки Тупого злорадно блестят.
– Жадный Макс! – сказал он, облизывая губы.
– Тупой, сука! – услышал я крики за спиной.
А потом грохнул взрыв.
***
Я очнулся от голода и нестерпимой вони. Пахло гнилыми овощами и мочой.
Я открыл глаза и прямо перед собой увидел жирную серую крысу. Крыса сидела на задних лапах и деловито уплетала плесневую хлебную корку. Розовый нос крысы смешно морщился, длинные усы подрагивали. Чёрные бусины глаз внимательно бегали по сторонам.
Справа и слева от меня возвышались глухие дощатые стены, вдоль которых пышно росла крапива. Я лежал в узкой щели между двумя зданиями. Судя по вони, сюда неоднократно сливали помои.
Моя правая рука сама собой метнулась вперёд и схватила крысу. Я стиснул кулак, чтобы придушить зверька, затем левой рукой оторвал крысиную голову. Разорвал тушку пополам и жадно вцепился зубами в тёплое розовое мясо.
Ох, и вкуснятина, бля! Интересно, сколько времени я нормально не жрал? Сутки? Двое?
Я посмотрел на свои руки – тощие, аж косточки сквозь кожу просвечивают. Мышц нет, одни жилы, едва прикрытые тонкой кожей.
Что за хрень со мной приключилась?
Я прекрасно помнил гнилую ухмылку Тупого и осколочную гранату, которая со стуком катилась у меня между ног.
Граната рванула, и я погиб. А теперь очнулся в теле тощего голодного доходяги. Как это могло получиться?
В голове словно что-то щелкнуло. Да так, что я чуть не поперхнулся крысиным мясом. Перед глазами быстро замелькали картинки.
***
Он был деревенским пастухом, этот парнишка. А куда ещё пристроить немого выблядка? К работе он не годится – хромой, и не понимает ни хрена. Как-то били его, сломали ногу, а он от страха тронулся умом. И мычит с тех пор, как корова. Вот к коровам и пристроили.
Он пас стадо и задремал на солнышке. А деревенские пацаны ради забавы разогнали стадо. И кнут пастушеский упёрли.
Немой до темноты бегал по лесу, разыскивая отбившихся коров и коз. Не собрал.
Он знал, что за пропавших коров его запорют до смерти. Растянут на бревне посреди улицы, привяжут верёвками и будут хлестать палками по тощей костлявой спине, пока не сдохнет. Потому что немых уродов на земле – до хрена, и больше. А корова – это корова. Она молоко даёт и денег стоит.
Он сидел в лесу и негромко подвывал, совершенно не соображая от ужаса – что делать. Потом подумал про волков и испугался ещё больше. Щёлкнут зубами, и нет Немого. И добрым словом никто не вспомнит.
Немой выбрался из леса на дорогу. Долго стоял, не решаясь пойти в деревню. Он вспомнил, как давно умершая мать говорила про дядьку Фому, который служит в Старгороде у князя дружинником. И решил пробираться к дядьке.
Елки качались от ветра и бросали на дорогу страшные чёрные тени. Сердце прихватывало от ужаса. Но он упрямо шагал, то переходя на бег, то еле плетясь.
Под утро ему повезло – он наткнулся на обоз, который вёз в город сено, репу с капустой и две бочки прошлогодних солёных грибов.
Возчики оказались добрыми – пустили к костру, накормили кашей. Расспрашивали – кто, откуда. Он в ответ устало мычал, мотая головой.
Мужики поняли только, что парнишка – сирота, и теперь идёт в город искать родных. Пожалели и взяли с собой.
На рынке он отбился от обоза и отправился искать дядю Фому. Мама говорила, что дядя Фома служит у князя в старшей дружине. Но где искать того князя с его дружиной?
Усталый и голодный, долго плутал кривыми улицами, пока не вышел к реке. Сбросил штаны и рубаху и полез купаться. Вода ощутимо пованивала – в реку сливали помои со всех прибрежных домов. Он отплыл подальше, на середину. Здесь вонь чувствовалась меньше. Долго плескался, смывая с себя дорожную грязь. А когда выбрался на берег – не нашёл одежду. Упёрли.
До самой темноты он просидел в кустах у берега, сжимая в руке медный кружок с просверленной дырочкой – оберег, который подарила ему мать. Немой всегда носил его на шее, на волосяной верёвочке. Больше у него ни хрена не осталось.
Когда стемнело, он прокрался к домам, в надежде отыскать хоть какую-то помойку и пожрать. Забился в вонючую щель между домами, и здесь вырубился от голода и усталости. А вместо него очнулся я.
***
Урча от удовольствия, я жрал крысу, торопливо обгладывая маленькие косточки. И не уследил за тем, что происходило вокруг.
Струя холодной воды окатила меня. Я мгновенно вскочил на ноги.
– Матерь божья, помилуй нас! – услышал я испуганный женский голос и увидел перекошенное лицо замарашки в грязной белой рубахе. В руках она держала деревянное ведро, из которого только что выплеснула на меня помои. Девка вытаращила глаза и раскрыла рот, собираясь заорать.
Не раздумывая, я размахнулся с правой, но девка вместо визга закатила глаза и, уронив ведро, мягко осела на землю. Ну, тем лучше!
Я схватил её за грязные босые пятки и втянул в закуток. Высокая крапива хлестнула по заднице, обожгла. Я зашипел от боли и вспомнил, что совершенно голый. Немудрено, что девка вырубилась! Пошла выносить помои, а увидела голого дохляка с крысой в зубах.
Подол девкиной рубахи задрался, оголив все её нехитрые прелести. Если сейчас сюда кто-нибудь заглянет – хорошенькую картинку он увидит. Я наклонился и одёрнул рубаху. Потом выплюнул крысиный хвост и хотел выругаться.
Вместо ругательства изо рта вырвалось нелепое мычание. Я попробовал ещё раз. Мычание стало громче, но слова будто застревали в горле. Охренеть! Ладно, с этим разберусь после. Валить надо отсюда, пока не заметили! А куда свалишь без штанов?
Осторожно выглянул из-за угла – улица была пуста. Ветер нёс мусор над дорогой. В пыли возились и кудахтали куры. Над высоким крыльцом избы справа от меня поскрипывала на ветру криво приколоченная деревянная вывеска. На вывеске была грубо намалёвана кружка.
Бля, так это кабак! Понятное дело – откуда ещё может быть столько помоев?
В голове у меня моментально созрел план. Для того чтобы привести его в действие требовались три вещи – удача, терпение и крепкая палка. Я огляделся, но ничего подходящего не нашёл. Ладно, обойдусь.
Я прижался к стене и стал ждать, временами осторожно выглядывая из-за угла.
Дверь кабака громко хлопнула. Оттуда, весело гогоча, вывалилась пьяная компания. Судя по голосам, человек пять, не меньше.
Если они пойдут сюда – придётся бежать, в чём мать родила. И это будет очень хреново!
Но мне повезло – гогочущая компания направилась в другую сторону. Я перевёл дух и стал ждать дальше, от нечего делать, оглядывая своё убежище.
Судя по хрюканью за стеной, рядом с кабаком стоял свинарник. Нижняя доска подгнила от мочи и грязной воды, по ней шла свежая трещина. По всему видно, скоро свиньи разбегутся.
Девка вздохнула, пошевелилась и захлопала на меня непонимающими глазами. Я погрозил ей кулаком и приложил палец к губам. Она задохнулась от страха и стала медленно отползать, упираясь пятками в землю.
Может, вырубить её на хрен?
Но в этот момент дверь кабака снова хлопнула. Я ещё раз погрозил девке кулаком и прижался к стене.
Пьяненький мужик привычно завернул в щель. Он пошатывался, что-то бормотал себе под нос и уже развязывал тесёмки на полотняных штанах. Тебя-то мне и надо, родимый!
Я приветливо встретил мужика прямым в челюсть. Потом схватил за шиворот и крепко приложил головой о стену сарая. Свиньи за стеной встревоженно захрюкали.
После третьего удара ноги мужика подогнулись, и он мягко упал на кучу гнилых очистков. Не теряя времени, я стащил с него штаны. Принялся стаскивать рубаху, и тут девка пронзительно завизжала. Бля, ну вот почему я её не вырубил?
Я подхватил в охапку штаны с рубахой и выскочил на улицу. Всё, что мне было нужно – забежать за ближайший угол и там спокойно одеться. Но мой запас удачи на сегодня, как видно, кончился.
Снова распахнулась дверь кабака. Оттуда соколом вылетел дедок с разбитой в кровавые сопли бородатой физиономией. Дедок рухнул прямо мне под ноги.
Я споткнулся об него и кубарем покатился в дорожную пыль. Ладно, хоть шмотки не растерял! Проворно вскочил на ноги и, сверкая голой жопой, рванул подальше от кабака.
– Держи вора! – громко заорали сзади.
Глава 2: Демоны и мыши
Бежал я странно – боком, словно краб. И подпрыгивал на бегу. Похоже, одна нога у меня была короче другой. Так бывает, если сломанная кость неправильно срослась.
За спиной взвизгивали и орали голоса.
Вдоль дороги стояли обыкновенные деревянные избы. Но здесь, в городе, они жались друг к другу почти вплотную. Высокие заборы тянулись сплошной чередой, а за ними заливались злобным лаем собаки.
Ни свернуть, ни спрятаться! Только и оставалось, что нестись вдоль заборов, стараясь оторваться от погони.
Я бежал, не оглядываясь. Понимал – если остановлюсь, то придётся драться. И, скорее всего, меня убьют. Нет у этого тела ни сил, ни мышечных навыков. С одним противником я ещё как-нибудь справлюсь, но не с несколькими.
Эти уроды очень старались меня догнать. Но они были пьяные и сытые, а я – голодный и трезвый. Поэтому даже в своём жалком состоянии бежал быстрее, чем они.
Длинные свалявшиеся волосы лезли в глаза и в рот. Я отплёвывался на бегу, мотал башкой. Оберег колотил по рёбрам, и я закинул его за спину, чтобы не мешал.
Справа открылся узкий проулок. Я нырнул в него, надеясь, что погоня проскочит мимо. Тогда я успею натянуть одежду, выбегу на соседнюю улицу и затеряюсь.
Двое первых пробежали мимо, и я обрадовался. Но третий, который уже еле плёлся, заглянул-таки в проулок и увидел меня.
– Сюда! – заорал этот жирдяй, и бросился ко мне.
Ну, как бросился? Он пыхтел и с трудом передвигался на своих жирных ногах, а широкая спина не давала остальным его обогнать.
Воспользовавшись этим, я припустил быстрее и увидел в конце проулка сухопарого человека среднего роста в длинном кафтане и треугольной шляпе.
Человек посмотрел на меня и вытащил из ножен узкую шпагу.
Всё, Немой, это звездец! Твоя новая жизнь оказалась трудной, зато короткой. Прости, парень! Я очень старался вытащить тебя из жопы, но не вышло. Такой сегодня день – день твоей окончательной гибели.
Остриё шпаги смотрело точно мне в грудь. Я качнулся на бегу влево-вправо. Шпага без задержки повторила мои движения. Тип в треуголке держал её крепко, но свободно. Я увидел, как он поднимает левую руку и складывает пальцы щепотью.
И тут в голове словно что-то взорвалось. А то, что было потом, я запомнил хреново.
Кажется, я мгновенно уменьшился. Кроме того, упал на четвереньки и дальше помчался на четырёх ногах! И это было охренеть, как удобно!
В два прыжка я подскочил к человеку, который показался мне гигантом. Его шпага только начала опускаться. Но я проскользнул между его ног, обутых в кожаные ботфорты и выскочил на улицу.
Слева, заливаясь громким лаем, бросилась собака. Шерсть на моём загривке встала дыбом. Я резко вильнул в сторону, подруливая хвостом, чтобы не кувыркнуться через голову. Хвостом, блядь?
Гигантскими скачками я пронёсся вдоль улицы и нырнул в дыру под забором. Собака кинулась за мной, но её рычащая голова крепко застряла в дыре. А я вспрыгнул на берёзу, которая росла за забором, выпустил когти и проворно вскарабкался на самый верх!
В голове снова щёлкнуло, и я пришёл в себя. Полностью голый, я сидел на самой макушке высоченной берёзы. Макушка раскачивалась и угрожающе трещала. Я посмотрел вниз – до земли было метров двадцать, не меньше!
«Немой, что происходит, блядь?! В кого мы превратились?»
А в ответ – тишина. Словно и не было никакого Немого. Так, глюк с голодухи.
Любопытная ворона заложила вираж вокруг моей лохматой головы и недовольно каркнула. Вот какого хрена ты разоралась? Я твой насест занял, что ли?
Макушка берёзы трещала всё громче. Верный признак того, что пора слезать.
Я уцепился за развилку и, осторожно выпрямляя руки, спустил тело на полметра вниз. Пошарил ногами в воздухе, пытаясь найти опору. Не нашёл и просто оплёл ногами тонкий ствол.
Бля, вот сейчас-то хвост пригодился бы! И когти!
Но хвост и когти пропали бесследно. Пришлось справляться по старинке.
Я хватался руками за ветки, опускал ноги вниз, нащупывал опору и снова перехватывал руки. Дело продвигалось бодро, пока не кончились ветки. Ближе к земле пошёл толстый гладкий ствол. За него приходилось цепляться изо всех сил, чтобы не соскользнуть и не грохнуться.
Я горячо молился о том, чтобы превратиться в какую-нибудь птицу. Хотя бы в ворону. Ну, а что? Жизнь у них беззаботная – знай, промышляй себе по помойкам.
Когда до земли оставалось пара метров, я разжал руки и прыгнул. И тут же за спиной раздался щелчок.
– Замри!
Меня скрючило лицом к дереву в такой позе, словно я собирался сесть на горшок. Я попытался выпрямиться, но мышцы не слушались – онемели. Я даже глазом моргнуть не мог.
Позади кто-то недовольно хмыкнул. Потом перед самым моим носом появился кончик шпаги.
– Погляди на него внимательно. Острый?
Ну, острый. И чего?
– Отвечай! – голос стал твёрже.
Как я тебе отвечу-то?
– Ах, да! Извини.
Ещё щелчок пальцев. Я почувствовал, как отпустило мышцы шеи, и закрутил головой.
– Так что, острый клинок?
Я громко и утвердительно замычал.
– Хорошо. Сейчас я тебя отпущу, и ты медленно повернёшься ко мне. Бежать даже не пробуй – не успеешь. И перекидываться тоже не советую.
Да я, бля, и не собирался, если что!
Кончик шпаги исчез. Ещё один щелчок, и тело обрело подвижность. Я медленно выпрямился и повернулся.
Это был тот самый мужик, которого я встретил в переулке. Его холодные серые глаза внимательно следили за мной из-под треугольной шляпы. Под мышкой он держал одежду, которую я стащил у пьянчуги возле кабака.
– Давай, рассказывай – откуда ты взялся?
Вы в Старгороде все такие любопытные, что ли? Ну, вот какая тебе, блин, разница?
Кончик шпаги требовательно шевельнулся.
Я тяжело вздохнул и замычал, изо всех сил помогая себе гримасами.
Мужик удивлённо поднял брови.
– Ты сумасшедший?
Я замотал головой и показал на свой рот.
– Немой?
Я закивал, что было сил.
Мужик озадаченно потёр выбритый до синевы тяжёлый подбородок.
– Надо же, – весело сказал он и нахмурился.
Подумал пару секунд и махнул рукой.
– Ладно! Значит, выбор у тебя такой: либо ты сам одеваешься и идёшь со мной. Либо я накладываю на тебя заклинание и веду силой. Но одевать не стану, уж извини.
Информация показалась мне скудной, и я жестами потребовал разъяснений. Какого чёрта, я этого мужика впервые вижу. Хрен знает – какие у него наклонности!
Я понимал, что сильно рискую. Этот тип одним щелчком пальцев лишал меня возможности двигаться. Но был в моём мычании тонкий расчёт. Если мужик собрался меня похитить – вряд ли он захочет тащить меня голым по городу. Оно ему надо – внимание привлекать?
Поэтому я изо всех сил мотал головой и возмущённо мычал. А сам тем временем сделал крохотный шажок в сторону. Ещё пара таких шажков, и я смогу нырнуть за ствол берёзы. Но мужик был начеку. В его левой ладони загорелся крохотный огненный шарик.
– Не надо, – добродушно сказал он. – Я не хочу устраивать здесь пожар. Думаю, ты заслужил некоторые разъяснения.
Тут он вытащил левой рукой из-за пазухи кружок на синей шёлковой ленте. Оберег, такой же, как у меня. Только серебряный.
– Я – начальник тайной княжеской стражи Василий Сытин. Ты помнишь, как превратился в кота?
Я осторожно пожал плечами. Помнил я хреново.
– Неплохой кот, кстати, – одобрительно кивнул Сытин. – И я хочу выяснить, как тебе это удалось. Мы могли бы поговорить прямо здесь. Но с учётом твоих особенностей, это займёт немало времени. Поэтому я отведу тебя в городскую тюрьму. Там тебя вкусно покормят и выделят удобную камеру. Заметь, бесплатно! Тебе же всё равно ночевать негде, я правильно понимаю? Ну, вот! В тюрьме ты прекрасно выспишься и даже получишь завтрак. А утром я приду, и мы с тобой спокойно поговорим. Идёт?
«Что делать-то будем, Немой?» – проконсультировался я с бывшим владельцем тела. – «Может, ещё в кого превратимся? В мышь, например? Или в таракана?»
Немой молчал, как рыба. Ни картинок, ни превращений. Помер он со страху, что ли?
Делать было нечего. Я поймал одежду, которую кинул мне мужик, и стал одеваться. Рубаха оказалась велика размера на три. А штаны – на все десять. Мужик мне попался упитанный, а сам я изрядно отощал.
Я кое-как подвязал штаны верёвочками и натянул рубаху. Рукава висели чуть ли не до земли.
– Повернись-ка, – скомандовал Сытин. – И руки за спину заведи.
Я послушался. Он туго стянул мои рукава сзади узлом. Точь-в-точь, как в психушке.
– Ну, вот! И не надо кандалы надевать. Удобно, а, Немой? Ничего, что я так тебя пока буду звать? Ну, давай, шагай к калитке! Собаку не бойся, не подойдёт.
Вдоль забора мы прошли к калитке. Собака там и вправду была. Здоровенная, мохнатая и чёрная, как чёрт. Она следила за мной налитыми кровью глазами, но пасть не открывала. Только тихо, утробно рычала.
– Хозяева, калитку закройте! – крикнул начальник стражи.
Из дома бойко выбежал худощавый дедок в валенках. Жидкие волосы дыбом стояли над его блестящей лысиной. Растрёпанная борода задорно топорщилась.
– Поймали, значит, демона, Василий Михалыч? – радостно обратился он к начальнику стражи.
– Поймал-поймал, – добродушно ответил тот.
Дедок, забежав вперёд, сам отодвинул тяжёлую щеколду и распахнул калитку.
– Проходите! – поклонился он начальнику стражи. И тут же замахнулся на меня.
– У, вражина потусторонняя! Будешь знать, как в мой огород лазить!
Бля! Нужен мне твой огород, старый пень!
Идти пришлось долго, почти через весь город. Сперва шагали по пыльной улице, на которой стояли одноэтажные дома. Затем свернули на улицу пошире, вымощенную толстыми деревянными плахами. И дома пошли побогаче, в два, а то и в три этажа. Карнизы и наличники на окнах были украшены затейливой резьбой. Не бедные люди живут, сразу видно.
На небольшой площади возле очередного кабака мальчишки играли в лапту. Увидев нас, они загалдели:
– Демона поймали! Василий Михалыч демона поймал!
Один из пацанов с ехидной ухмылкой швырнул в меня огрызком яблока. И ведь попал, гадёныш!
Я дёрнулся, было, к нему. А руки-то связаны!
– Ну-ка, брысь! – прикрикнул на мальчишек Сытин. Пацаны так и брызнули в стороны.
Ноги у меня гудели после пробежки, а живот, прямо к позвоночнику прилип. В нём даже не урчало – настолько голод скрутил кишки.
– Ничего, – подбадривал меня в спину начальник стражи. – Доберёмся до тюрьмы, там тебя накормят.
Ох, что-то я, блядь, сильно сомневался в его словах! На десантной гауптвахте, помню, кормили брикетами из говна и водорослей. И не сказать, чтоб досыта. А тюрьмы – они везде одинаковые.
Хотя – какая тебе разница, Макс? Ты час назад крысу сожрал и не поморщился.
Улица вышла на широкую площадь, посередине которой шумел рынок. Ну, точно! Здесь Немой уже бывал с обозом. Отсюда он попёрся искать своего Фому, который у князя в дружине служит.
Ох, Немой, Немой… За каким хреном ты весь город оббегал, если дворец князя – вот он?! На краю площади, за высоким бревенчатым забором с башнями. Возле ворот скучали охранники с копьями, на башнях – лучники.
Мы подошли к воротам. В высокой тяжёлой створке для удобства была сделана небольшая калитка с окошечком. Увидев нас, один из копейщиков молча постучал в калитку. Окошко скрипнуло, оттуда зыркнули цепкие глаза. Затем калитка открылась, и мы вошли в сад.
Яблоки и груши густо усыпали развесистые деревья. Тяжёлые краснобокие фрукты сгибали ветки почти до земли. Да вы издеваетесь, что ли? В животе снова нещадно заурчало и забулькало.
Проходя мимо невысокой вишни, я изловчился и губами поймал тёмно-красную, почти чёрную ягоду. Она была кисло-сладкой, прохладной.
Выплюнув косточку на траву, я обернулся к своему провожатому. Тот сокрушённо качал головой.
– Вообще-то, это любимая вишня князя Всеволода. Ягоды с неё не ест никто кроме князя.
Ну, бля! И тут накосячил! Не хватало ещё из-за ягод башки лишиться. Вот как это у меня получается? Всё время попадаю в самую жопу. Как с Тупым и гранатой. Талант, не иначе!
– Ладно, я никому не скажу, – подмигнул мне Сытин. – Топай давай! Видишь кирпичное здание во-он там? К нему шагай.
Тюрьма была самая настоящая. С тяжёлой железной дверью и маленькими окошками в высокой кирпичной стене. На окнах – сплошь решётки. Весёлое местечко.
Внутри, как и положено, царил полумрак, и пахло сыростью. У меня даже озноб пробежал по коже.
Длинным коридором охранник провёл нас в кабинет, на двери которого висела деревянная дощечка с надписью: «Начальник темницы». Золотые буквы были вручную выписаны на тёмно-вишнёвом фоне.
Начальник темницы оказался полным весёлым мужчиной в длинном, почти до пола, балахоне синего цвета.
– Здорово, Василий Михалыч! – воскликнул он, увидев нас. – А я тебя жду. Слушай, не можешь мне парочку саламандр достать, а? Камеры хочу просушить, пока погода хорошая. А то плесень пойдёт по стенам. Постояльцы от сырости заболеют.
– Непременно достану, Никита Ильич! Вот Михей с Гнилого болота вернётся – отправлю его за саламандрами, – ответил ему Сытин.
– А Михей на Гнилое болото поехал? Ох, ты! Если б я знал – попросил бы чёрных грибов привезти хоть корзинку. А то водяник в седьмой камере без них есть не может. Прямо исхудал весь. Из бассейна не вылезает.
Ни хрена себе! У них тут что, камеры с бассейнами?
– Так кто же его заставлял девок соблазнять русалочьим житьём? Сам виноват, за дело сидит.
– За дело-то за дело, – покивал начальник тюрьмы. – Но не морить же голодом нечистую силу.
– Да привезёт Михей грибов, не забудет. Я ему говорил. А как Василиса твоя поживает? Не линяла ещё?
– Вылиняла уже. Привет тебе передаёт.
– И ты ей от меня привет передай. А шкуру её старую не вздумай сжечь. Высуши на чердаке и прибери.
– Непременно, – пообещал начальник темницы. – Ты чаю-то выпьешь, Василий Михалыч? А, может, водочки?
– В другой раз, Никита Ильич. Давай-ка, сейчас постояльца определим. И покормить его надо.
– Так это постоялец с тобой? А я думал – ты помощника завёл! Определим, конечно! Он у тебя кто?
– Перекидыш. Котом оборачивается.
– Котом? Вот это отлично! Так он мне заодно всех мышей переловит, пока сидит! А то мыши замучили, понимаешь! Велел поставить мышеловку – так в неё домовой из пятой камеры попал. Три дня в больничке пролежал. Камера не убрана! Непорядок. И знаешь, что я тебе скажу – тут начальник тюрьмы понизил голос, словно заговорщик. – Он, мерзавец, специально палец в мышеловку сунул! А ты чего молчишь, перекидыш? Наловишь мышей? А я тебе камеру с тёплой лежанкой, а?
– Немой он, Никита Ильич, – засмеялся мой провожатый.
– Немой? Как же тебя угораздило-то, а? Ну, пойдём, Немой!
Вдвоём они отвели меня в камеру.
– Значит, смотри, Немой, – сказал начальник тюрьмы. – Вот лежанка, как обещал. Вот стол и табурет. Здесь, в углу – когтеточка. О матрас когти не точить! Порвёшь – сам зашивать будешь. Обед сейчас принесут.
– Выдай ему двойной, – попросил Василий. – Наголодался парнишка.
– Выдадим, – согласился начальник тюрьмы. – Да, вот ещё что! Под кровать не гадить! Только в лоток!
